***
Перед Кристалис стоял сложный выбор, ведь на предстоящем конкурсе они могли сыграть только две-три песни. И эти песни должны были быть хороши сами по себе, в отрыве от концепции их концертного репертуара. Остаться верными своим вкусам или исполнить те песни, которые имели наибольший успех у слушателей? Этот вопрос озадачил даже Инвокера. Видимо, «манипуляция» Ланаи подействовала на него, и он готов был немного поступиться принципами, если это требовалось от него ради выхода из тени — так он сам выразился. Было решено, что каждый подумает дома и придёт на репетицию со своими вариантами. — «Небесное инферно» и «Прерванное заклинание», — сказала Мортред, обнимая Ланаю со спины. — По-моему, они прекрасно подходят для того, чтобы показать наши две крайности. — А я думала, что вместо «Прерванного заклинания» подошла бы «Торнадо», — возразила Ланая, приподняв голову, — она идёт в связке с «Небесным инферно». Верно, Каэль? Каэль стоял у стены и крутил в руках стопку монет с сосредоточенным видом: он пытался сделать так, чтобы засечки на гуртах полностью совпали друг с другом. — Верно, — подтвердил он, не отрываясь от своего занятия. — Но «Торнадо» также хорошо связывается с «ЭМП». Я выбираю эту комбинацию. — А вам не кажется, что «ЭМП» какая-то… вторичная… — Лиралей скорчила гримасу. — Ну, знаете, не самая свежая и оригинальная, повторяет кое-какие идеи, много заимствует, паразитирует на чужом творчестве… На этих словах Инвокер отвлёкся и с лёгким удивлением произнёс: — Поверить не могу, что ты всё ещё обижена на меня за переработку твоего материала. Лиралей резко ответила: — Да, я возмущена, и я имею полное на то право! Она явно собиралась добавить что-то ещё и привстала со своего места, чтобы подойти к Инвокеру, но вдруг послышался усталый голос: — Ребята, ну хватит. «Исход» и «ЭМП» — это разные песни, сами же говорили. Это был Антимаг, сидевший на диване, как и всегда, но в этот раз он держался за голову и выглядел загруженным. Казалось, он не видел даже свою соседку по дивану в лице Милы. Рубик заметил, что это было не в первый раз, и накануне Антимаг вёл себя так же. Конечно, этот парень никогда не отличался разговорчивостью, но он был более мягким и дружелюбным в привычной обстановке. Каэль не подавал никаких признаков обеспокоенности, хотя и прислушался к словам Магины. Лиралей была слишком поглощена своим негодованием, чтобы что-то заметить. Она с раздражённым пыхтением сложила руки и села обратно на свой стул. А Ланая и Мортред вообще смотрели друг на друга и улыбались. На мгновение Рубик вспомнил, как застал их за… ох, лучше бы не вспоминал, слишком неловко! Хуже этого было только то, что ему взбрело в голову чуть позже извиниться перед Ланаей, и он получил в ответ испуганное и слегка возмущённое: «Как, ты до сих пор об этом помнишь?! Забудь!» Он отвернулся и поспешил переключить свои мысли на Магину. Они никогда не общались близко, и он сомневался, что Магина сможет довериться ему, если проблема была личной. Но, может, стоило попытаться? Всё-таки в глубине души Рубик хотел быть с ним друзьями, а не неловкими знакомыми, поэтому — как тот, кто и создал всю эту неловкость — он должен был сделать первый шаг. И его по-настоящему беспокоило, что Антимаг пребывал в таком странном состоянии. — Рубик, а ты чего молчишь? Голос Мортред вывел его из размышлений. — А? — растерянно переспросил он, вертя головой по сторонам. Чёрт! Они же песни выбирали, а он не придумал своего варианта и пришёл, так сказать, с пустыми руками. Он был уверен, что другие решат за него! Взгляды всех присутствующих были прикованы к нему, и он склонил голову вниз, чтобы с ними не пересекаться. Сминая в руках крупную вязку своего зелёного свитера, он выдал: — А я… я не знаю. Чистая правда. Он то и дело выкручивался тем, что предлагал песни для каверов, а здесь каверы были ни к чему. Несмотря на то, что он часто пытался сочинить что-то дома, в одиночестве, он всё ещё не написал целую песню. Одно творение, «Телекинез», было близко к завершению, но он совсем не показывал его другим, поэтому не было смысла предлагать такой вариант. Не было у него и той песни, которая бы цепляла намного больше других. Мортред неожиданно упёрла руки в боки и подошла к нему. — Это не дело, Грандмаг. Я хочу слышать твоё мнение. — Моё… мнение? — повторил Грандмаг. — Именно, — кивнула Мортред. Рубик схватился за голову. — Но для меня все песни хороши! — воскликнул он. — Я не мог выбрать две из десяти! — А если тебе, допустим, был бы предложен выбор из двух песен? — вдруг подала голос Мила, и все повернули головы в её сторону. Мортред уже была готова сделать ей замечание, но она оправдалась: — Простите, не хотела вмешиваться, но, раз уж я работаю вместе с Рубиком, я имею право помочь ему, да? Например, вот «ЭМП» и… и… «Исход». Я не знаю, как эти песни звучат, они для меня случайны. А ты бы какую из них выбрал? «Ужасный вопрос!» — подумал Рубик, испуганно косясь на уже насупившуюся Лиралей. И всё-таки он собрался с духом и сказал: — «ЭМП». — Ну ты и предатель, — проворчала Ветрокрылая, скрестив руки. — Прости, пожалуйста! — взмолился Рубик, зарывшись лицом в руки. — Давайте не будем отвлекаться, — заинтересованно произнёс Каэль. — Юная леди подала нам на удивление хорошую идею. Рубик! Он указал пальцем на него, будто собрался выдать приказ. Рубик скептически приподнял брови в ответ на этот жест, но Каэль не заметил и продолжил: — Ты, по всей видимости, обладаешь самым непредвзятым мнением о нашем творчестве. Поэтому я даю тебе возможность выбрать: «Небесное инферно» или «Торнадо»? «Как же сложно!» — Рубик закусил губу. Обе песни были прекрасны, сложны, величественны. Однако, если подумать немного лучше, то его вклад был сильнее в «Торнадо». Мог ли он позволить себе выбрать эту песню просто потому, что у неё была сильная басовая партия? Мог ли он назвать её только из желания заполучить свой звёздный час? Конечно же мог. Кого он спрашивал? Пора было начать гордиться собой и полностью занимать место, которое ему принадлежало по праву. Наверное. Он не был уверен. А, будь что будет! — «Торнадо»! — заявил он. Каэль удовлетворённо хмыкнул безо всяких комментариев. Теперь спрашивала Ланая: — «Метка смерти» или «Корабль»? В это же время она незаметно попыталась оттащить Мортред к себе за руку, и, скорее всего, это «незаметно» заметили все. Но Рубику это было неважно, поскольку он снова задумался. Он вынужден был признать, что обе песни несколько выбивались из облика группы, который стремился создать Инвокер, и больше относились к тому недолгому периоду, когда Кристалис играли без него. Но потому они и были родными для Грандмага. «Метка смерти» — мистика, «Корабль» — фантастика, как же тут выбрать, если и то, и другое ему по душе? Разве что наугад. И он провёл в уме считалку. Да, глупо. Но никто же не был в курсе, каким методом он сейчас руководствовался, правильно? Он ответил как можно серьёзнее, словно бы это было взвешенным и обоснованным решением: — «Метка смерти». — А ну-ка ответь, — влезла Лиралей, — «Прерванное заклинание» или «Маяк» какой-то там? — Вообще-то песня называется «Маяк Мудрости, Сияющий в Океане Невежества», — поправил её Инвокер с выразительным покашливанием. Лиралей издала протяжный вздох, закатив глаза, и сказала ему: — Это слишком длинное название! — Если тебе сложно запомнить название из пяти слов, то, возможно, стоит задуматься, в порядке ли твоя память? — холодно спросил он, снова начав крутить в пальцах монеты. — Каэль… не обижайся, но оно и правда длинное… — осторожно заметил Магина. — Ах, вот как, — только и выдал Инвокер и демонстративно отвернулся от него, абсолютно точно обиженный. — Я всё понял. Антимаг, прежде подавленный, оживился от такой реакции, вскочил с дивана и принялся убеждать его, взяв за плечи: — Это не значит, что песня плохая! Я не имел этого в виду… Но Инвокер тут же насмешливо фыркнул, убрал монеты в карман и, накрыв руки Антимага своими, успокоил его: — О, перестань, мой дорогой Антимаг, я не обиделся бы на тебя за такую мелочь. К тому же, я знаю, что песня великолепная и менять её название не собираюсь. Магина облегчённо выдохнул и, обменявшись с Каэлем некими тайными жестами и прикосновениями, вернулся на своё место. А мозг Рубика тем временем напряжённо работал. Да, «Прерванное заклинание» могло стать хитом, у этой песни были все задатки для популярности, но она не отражала в полной мере звучание группы. А «Маяк» был настолько закрученной композицией, что можно было устать от одного её прослушивания. Если бы Кристалис исполнили эту песню на конкурсе, их бы, вероятно, приняли за подражателей Abyssal Dream или за прогрессивных рокеров. Они не были ни тем, ни другим, хотя и черпали вдохновение в самых разных источниках. Ещё одна деталь, которая смущала Рубика, заключалась в том, что в этой песне было слишком много… Инвокера. Разумеется, он был фронтменом, он был заметнее остальных, но Рубику не хотелось создавать у представителей лейбла впечатление, что они были группой одного человека. — Я за «Прерванное заклинание», — сказал он. — Это было очевидно, — тут же отреагировал Каэль ровным, ничего не выражающим голосом. Рубик легко мог прочесть на его лице разочарование, и он скрестил пальцы и уставился в пол от некоего неудобства. Но постойте, его мнение было его мнением. Он имел право не угождать другим! Что опять строил из себя этот Инвокер? Рубик воинственно свёл брови и сказал: — «Очевидный» необязательно значит «плохой». — Согласна, — выступила Мортред в его защиту. — Если мы играем на победу, то «Заклинание» сработает куда лучше, чем «Маяк». А что скажешь насчёт «Оружия» и «Рефракции»? Здесь Рубик совсем не думал. Он сразу выпалил: — «Рефракция»! Лучшая песня, можешь не сомневаться! С такими синтезаторными партиями успех нам обеспечен. — Спасибо, я польщена, — с нескрываемой гордостью произнесла Ланая. Но дело было не в синтезаторной партии — добротной, интересной, запоминающейся — нет, всё потому, что в «Оружии» нужно было петь не только Инвокеру. А Грандмаг понял, что совсем не любил петь на сцене. Нет, просто нет; уж лучше дать Ланае минуту славы, чем себе — три минуты позора. Бардесса поднялась с дивана, встала в центре комнаты и подытожила, уставившись в листок бумаги: — Теперь у нас есть пять песен: «Торнадо», «ЭМП», «Прерванное заклинание», «Метка смерти» и «Рефракция». — Нужно выбрать две или три из них, — задумчиво произнесла Ланая. — Число песен нечётное, и нужное нам количество пар уже не образуется. Но в этом нет ничего страшного. Мила, можно мне чистый листочек и ручку, пожалуйста? — Конечно! — Бардесса засуетилась и стала рыться в сумке. Спустя пару минут копошения и «сейчас-сейчас» она, наконец, смогла выудить блокнот и ручку. Ланая взяла их и передала Рубику. — Просто сравни по очереди каждую песню с остальными и выбери методом исключения две или три самых лучших, хорошо? — попросила она. — Хорошо, — утвердительно кивнул Рубик. Можно было и сразу сделать так, подумал он, но, похоже, никому в голову это не пришло. И уж точно не самому Рубику, с его большой склонностью к панике. Он выдохнул и начал писать на бумаге списки. У него не было предопределённого выбора где-то в глубине души, он действительно не имел понятия, какие из этих пяти лучших песен были ещё лучше остальных. Предложение Ланаи воспользоваться исключением было как нельзя кстати. Несколько минут размышлений и вычёркивания — и он вычислил две необходимые им песни. Грандмаг не удержался от удивлённого возгласа. Он проверил результаты ещё раз, чтобы убедиться, что всё было правильно. — Ну что, ты всё? Что там получилось? — с нетерпением спросила Лиралей, пытаясь заглянуть в листок. Рубик тут же скомкал бумагу, чтобы спрятать свой корявый почерк от её любопытных глаз, и сказал: — «Торнадо» и «Метка смерти»… надо же, как интересно вышло! Он победоносно улыбнулся. Ему не понадобилось много времени, чтобы понять: это отличный выбор, хотя и не самый очевидный. Эти песни не показывали крайности Кристалис, но были хрестоматийным примером того, как звучали их совместные сочинения, и никто из группы не оставался в тени, исполняя эти композиции. — Что думаете, р-р-ребята? — обратился он к группе более оживлённым голосом. — Мы в любом случае будем играть то, что ты выбрал, — ответила Мортред без колебаний. — Мне нравится «Метка смерти», я весьма несправедливо забыла об этой песне. — Всё классно, чувак! — обрадовалась Лиралей и, подскочив к Рубику, обняла его за плечи. Рубик опешил от такого жеста, а Лиралей продолжала: — Я в тебе и не сомневалась, у тебя хороший вкус, пусть ты и думаешь, что Лина умеет петь. Я готова простить тебе это лёгкое заблуждение за такие прекрасные песни! Их мы точно отыграем на ура и заберём эту Эгиду Бессмертия! — Ого… спасибо за поддержку? — усмехнулся Рубик, отвечая на её объятия. Уже два человека, чьё мнение ему было важно, одобрили этот выбор. Отлично. Конечно, у Инвокера или Темплар могли быть возражения… — Я присоединяюсь к предыдущим ораторам, — просто сказала Ланая, пожав плечами. — Не вижу никаких причин не исполнять эти песни. Ох. Остался только Инвокер. Он уставился в потолок, скрестив руки на груди, и эта поза говорила о его сомнении. Да уж, лёгкое согласие — это не об Инвокере: ему всегда нужно было подумать немного дольше, взвесить все «за» и «против» и только потом провозгласить результаты блужданий в чертогах своего разума. И вот он, не отрывая взгляда от потолка, медленно и отчётливо произнёс: — Я сомневаюсь в том, что нам стоит смешивать песни из разных периодов. Однако я не могу отрицать, что эта комбинация имеет свой потенциал. — И всё-таки ты «за» или «против»? — спросил Рубик. Где-то внутри он знал, что Каэль ему не откажет — он понял это ещё на слове «однако». Каэль повернул голову в его сторону и задержал взор на нём. Рубик некоторое время смотрел на него в ответ с любопытством, и вдруг уголки его губ приподнялись в улыбке. — Вот и ты сделал свой важный Выбор, — сказал он, и его улыбка стала более явной. — Разумеется, я голосую «за». Рубик сразу понял, что он имел в виду. В его голове возникли воспоминания о том дне, когда Каэль пришёл к нему на работу. Шаманский сквер. Недоумение. Отрицание. Примирение. Карта «Выбор». Почему-то Грандмагу стало приятно на душе от этих слов и от этого конкретного воспоминания. Инвокер попал в точку. Это был Выбор Рубика, с большой буквы. Итак, «Торнадо» и «Метка смерти». Группа играла эти песни снова и снова, пробуя разные варианты аранжировки, и Рубик был в восторге от того, как все поддержали его. Он чувствовал свою причастность к общему делу. Но, чем дольше они репетировали, тем больше тревожных мыслей посещало его голову. А вдруг не стоило остальным доверять ему то, что должна была решать вся группа? А вдруг из-за неправильного подбора песен им не удастся зацепить жюри на конкурсе? Вдруг всё просто будет не так хорошо, как могло бы быть? И всё «благодаря» Рубику и его странному музыкальному вкусу. Чем больше Рубик волновался, тем больше он говорил и шутил. Казалось, никто не понял, в каком состоянии он находился, приняв разговорчивость за радостное предвкушение. Тем лучше для всех. Во время перерыва он вышел на улицу и завернул за гараж, на дорожку, ведущую к лавочке на детской площадке. Там он сел и попытался успокоиться, избавиться от этого смятения и неуверенности в себе и своих решениях. Он был точно такой же частью группы, как и все остальные, и у него было право не только предлагать идеи в ожидании, что их отвергнут или переделают. Он мог и сам принимать ответственные решения, не только соглашаться с другими. Но был ли он способен нести ответственность? Глупый вопрос! Он, всё-таки, был взрослым человеком! Даже если он совершил ошибку — что с того? Другие тоже ошибались, и он был ничем не хуже остальных! Сколько бы он ни убеждал себя в этом, поверить в себя у него получалось плохо. Он вспоминал разговоры с Энигмой, возвращался к тому факту, что вся группа одобрила его выбор, призывал на помощь зачатки нового себя, уникального и первосортного, но неизбежно приходил к тупиковому выводу: это волнение не перебороть, его можно только пережить. Отвлечься на что-нибудь вместо того, чтобы культивировать тревогу и дальше, признать, в конце концов: да, он не был в себе уверен, и эту проблему невозможно было бы решить за несколько мотивационных разговоров. Он только начал двигаться в нужном направлении, чего он от себя ожидал? За этими мыслями Рубик не сразу заметил, что рядом с ним кто-то сидел, а когда заметил — подпрыгнул на месте с испуганным вскриком: — Опять ты это делаешь!***
Всё вышло так, как Магина и ожидал: в полиции ему сказали, что ничего пока сделать нельзя, ведь записка не доказывала, что кто-то пытался выследить конкретно его. Однако его поблагодарили за информацию, потому что она служила ещё одним доказательством проникновения на территорию Дайра. Ему сообщили о том, что за границей ещё с июля осуществлялся повышенный контроль в целях предотвращения терактов, поэтому всё должно быть нормально, и ему не о чем беспокоиться. Но Антимаг знал, что ему было о чём беспокоиться, и ещё как. Официально он был под защитой от преследования, но этот статус, казалось, не давал ему никаких конкретных гарантий, у него не было какого-нибудь личного телохранителя, который бы следовал за ним повсюду. Гримстроук говорил, что его вряд ли могли вычислить по письмам, но на всякий случай предложил сменить место жительства — например, переехать к кому-нибудь из знакомых. Магина в первую очередь подумал о том, чтобы укрыться у Каэля. Но, во-первых, он не хотел подвергать опасности любимого человека, во-вторых, это было бессмысленно: его всё ещё могли найти в других местах, где он часто бывал, вроде работы. Если уж и переезжать, то подальше и со сменой работы вдобавок, но сколько ему нужно будет вот так скрываться, сколько он продержится? Оставят ли его в покое, позволят ли и дальше пытаться выбить из Тайлер Эстейт одно-единственное «да, мы убили твоих родителей двенадцать лет тому назад», в котором он был так уверен? «Спокойно», — сказал себе Магина и сжал рукоятку ножа в кармане, когда сидел в гараже. Может, его действительно пока не вычислили, и он зря так переживал. Если посмотреть на ситуацию с точки зрения Тайлер Эстейт, то им ни к чему была сбежавшая мелкая сошка, которая едва ли что-то знала. Один человек не мог взять и разрушить всю систему, существовавшую годами. Они могли стряхнуть с себя его обвинения как пыль, отогнать его самого, как назойливую муху. С другой стороны… по-настоящему назойливых, настырных мух убивают чётким ударом скрученной газеты или мухобойки. И для того, чтобы победить в своём деле, Магина не мог позволить Тайлер Эстейт просто взять и отмахнуться от него. Сложно, безумно сложно. С тех пор, как он получил эту записку от Террора, Каэль был почти всегда рядом, сам звонил ему каждый вечер, приходил в гости и звал к себе, вёл себя так, будто ничего зловещего не предвиделось. Магина был ему благодарен за то, что он создал для них обоих некое убежище, в котором не было страшно. Но сейчас, на репетиции, Магина будто бы не находился в реальности, а наблюдал за собой со стороны сквозь туманную дымку. Ему стало гадко от этого ощущения, от тяжёлой пустоты в груди. Ребята выбирали песни для предстоящего выступления, а он не мог хотя бы порадоваться за них. Рядом с ним сидела какая-то светловолосая девочка, которую привёл Рубик, писала себе в книгу заметки, а потом предложила группе что-то дельное; Магина даже не запомнил, как её зовут. Почему-то он воспринял незнакомку рядом с собой как должное и не особо стремился это исправить. Точно так же он воспринял и то, что на перерыве ноги сами понесли его к выходу, а куртка будто сама собой оказалась на плечах. Он не видел перед собой ничего и не сказать, чтобы особенно задумался о чём-то. Лишь случайные мысли, совсем не связанные друг с другом. Слушать Hex Pistols больше не хотелось из-за отсутствия у них настоящей политической позиции. The Splash были лучше, они знали, о чём поют. Ещё надо было наточить нож. Хорошо, что свитер Каэля был таким тёплым и защищал его от холодного октябрьского ветра. Почему Ланая иногда надевала платок на лицо вне выступлений? Почему ему не дали безопасное жильё, охраняемое двадцать четыре часа в сутки? Наверное, он не был достаточно важен для этого. Почему Мортред разрешила Рубику привести постороннего человека на репетицию? Почему он сам никогда не разговаривал с Рубиком? Кажется, он забыл выключить свет в прихожей, когда уходил. В целом его настроение было… никаким. Пустым и неясным. Он неожиданно очнулся, когда услышал испуганный голос Рубика рядом. Почему он был здесь? Когда он пришёл? Он что, откликнулся на его мысли и сразу явился? Магина рассеянно пробормотал: — Что именно? — Появляешься из ниоткуда, будто скачешь в пространстве, — объяснил Рубик. — Да ещё и с ножом на этот раз… — А-а-а, извини, что напугал, — задумчиво протянул Магина, обратив внимание на нож в своих руках. Он убрал его в чехол и добавил: — Это мой врождённый талант… мы, вроде, уже об этом говорили? — Да, возможно, — Рубик невесело усмехнулся. С чего бы ему быть невесёлым, если он совсем недавно чуть не прыгал от радости? Магина снова — уже осознанно — подумал о том, что они с Рубиком совсем мало общались, несмотря на то, что он ходил к нему и Лиралей в гости несколько раз. Рубик всё ещё был загадкой, и сейчас, когда они сидели рядом на одной скамейке, Магина решил: надо разгадать. В его жизни должно быть меньше тайн и неопределённости. — Знаешь, Рубик… — неуверенно начал он, и Рубик тут же с любопытством поднял голову. — Я только сейчас понял, что мы с тобой часто видимся, но совсем не разговариваем. — Да? Я тоже об этом думал, — вдруг признался Грандмаг. — Странно, не правда ли? — Странно, — согласился Магина. — И я бы хотел это исправить. Я знаю некоторые вещи о тебе со слов Каэля и Лиралей, но, понимаешь, это не то же самое, что и знать человека лично. — Правда?! — Рубик не на шутку удивился. — И что они тебе рассказывали? — Ничего плохого или слишком личного, — заверил его Магина. — От Каэля я знаю, что вы учились вместе в школе и что он был очень несправедлив к тебе. А Лиралей рассказывала, как вы познакомились и как воровали вещи, чтобы потом их перепродать. Если что, я не осуждаю вас за это. В общем, ты понял, я ничего о тебе не знаю. — Хорошо, — выдохнул Рубик и поспешил исправиться: — То есть, хорошо не то, что ты меня не знаешь, а то, что мои секреты в сохранности в чужих умах, ведь сам-то я их то и дело теряю! Но я думаю, что одну очень личную вещь тебе нужно поведать. Первое время я сам не хотел общаться с тобой, потому что… ревновал. Я ревновал Каэля к тебе. Он забрался на скамейку с ногами и зарылся лицом в колени, при этом косясь на Магину. А Магина едва поспевал за его быстрой сбивчивой речью, и когда до него дошло, он ошарашено уставился на Рубика. — Да-да, именно так, — вздохнул Рубик в ответ. — Я испытывал чувства к Каэлю ещё со школы, но это долгая и противная история, рассказывать которую я не хочу. Что я хочу, так это извиниться перед тобой за своё поведение. Я был так нелюбезен к тебе! Антимаг всё ещё пытался переварить услышанное. Все случаи, когда ему казалось, что Рубик странно себя вёл, сложились в его голове в цельную картинку, и ему стало неловко. Интересно, а Каэль знал об этом? Он едва удержался, чтобы не спросить об этом у Рубика. Нет, это личное, и Рубик сказал, что не хотел вдаваться в подробности. Он мог бы спросить у Каэля, но… какое значение это имело теперь? Каэль сам такого не упоминал, он мог и не заметить. Что было неудивительно, учитывая его непростые отношения с семьёй на тот момент и собственное разбитое сердце. Однако Магина искренне сочувствовал Рубику. — Я всё понимаю, и извиняться тут не за что. Меня нисколько не задело это, я и сам не образец хороших манер, но… каково было тебе тогда… — Ничего, я быстро справился с этим! — махнул рукой Рубик, вдруг повеселев. — Ты поменял Арсенального Мага в лучшую сторону, за это я должен сказать тебе спасибо. — Брось, как я мог его поменять? — неловко засмеялся Магина. — Кстати, почему Арсенальный Маг? Почему, эм… «маг»? Откуда такое прозвище? — О, у него ведь столько книг, столько пластинок, столько оскорблений и едких словечек в запасе, словно бы арсенал, всегда готовый к использованию, — объяснил Рубик, и Магина кивнул, соглашаясь с этим. — А «маг» он потому, что очень интересуется магическими культами. — Надеюсь, вступать туда он не собирался? — с лёгким испугом спросил Магина. — Насколько мне известно, нет, — покачал головой Рубик и сразу же начал торопливо рассказывать: — А я вот ходил на открытые встречи некоторых культов. Почти везде мне понравилось, но, к сожалению, нельзя вступить во все организации одновременно и посещать их тогда, когда захочется, это меня оттолкнуло. Хотя насчёт курсов телекинеза я ещё думаю. Нет, не то чтобы я верю, что это возможно, но там было так весело! Слушай, а почему ты Антимаг? Магина не мог скрыть своего разочарования, когда услышал всё это. Неужели Рубик верил в такую чушь и хотел водиться с потенциальными террористами? Он вообще понимал, во что лез? Постойте, а сам Магина что-нибудь знал об этих… культах, кроме того, что они все «плохие» и «террористы»? О, нет, он снова начал сомневаться и задавать себе сложные вопросы. Он должен был сосредоточиться на дружбе с Рубиком и не делать пока поспешных выводов об его отношениях с еретиками и фанатиками. И на его вопрос он коротко ответил: — Потому что я против магических сект. — Вот как! Они тебе чем-то навредили? Обманули на деньги? Или ты просто за исключительно научное знание? — заинтересовался Рубик. Магина замялся от такого количества вопросов. — Рубик… это долгая и старая история… ещё из Радианта… Он никому не сообщал подробности своего дела. Все были в курсе, что он беженец и что он ходит к адвокату, чтобы решить некие проблемы, но никто не знал, в чём суть этих проблем, потому что Магина до сих пор доверял лишь Каэлю. Но к чему было скрываться теперь? Не рассказывая друзьям о своей ситуации, он, возможно, создавал риск и для них. К горлу вновь подступил страх от мыслей о том, что прямо сейчас за ним могли следить, и он инстинктивно огляделся по сторонам. Рубик это заметил и понимающим тоном протянул: — Да-а-а, после жизни там ещё долго кажется, что кто-то следит за тобой. — Вот только в моём случае слежка самая настоящая, — потерянным голосом произнёс Магина. И он снова увидел испуг на лице Грандмага. — Как так? Откуда? Кто?.. Он беспокойно завертел головой по сторонам, и Магина напрягся ещё больше. Он не хотел пускаться в детальный рассказ о семье и прочем, но чувствовал, что нужно было обрисовать хотя бы общую картину. И он начал: — Так вышло, что я работал на правительство Радианта…***
Рубик, конечно, подозревал, что у Антимага была своя история побега, и об этом говорили его затянувшиеся визиты к адвокату, но он не ожидал такого. Будучи из Радианта, он знал о существовании Тайлер Эстейт, но то, что поведал ему Антимаг, сильно отличалось от официальной версии. Он и представить не мог, что эта организация набирала на работу совсем юных парней и девушек. Наверное, потому, что им легко было навязать некую Великую Цель. Рубик часто восклицал и переспрашивал, пока Антимаг говорил. С учётом только что открытых фактов всё менялось до неузнаваемости, но, в то же время, становилось более понятным. Да, а по Антимагу так и нельзя было сказать, что внутри него сидел вечный дневной кошмар! Рубику хотелось верить, что это была хорошая выдумка, и так было бы лучше для самого Антимага, но увы. Выходит, Рубик только собрался подружиться с человеком и сразу выяснил, что этого человека могли убить за простое желание знать правду. Он в отчаянии взвыл: — Почему ты не рассказал раньше?! Мы бы что-нибудь могли сделать! Мы бы сменили тебе внешность и имя! Мы бы выследили их раньше, чем они тебя!.. Не то чтобы он действительно считал, что это было возможно на практике, но его сводила с ума собственная беспомощность рядом с человеком в беде. — Я не мог допустить, чтобы сведения разошлись по людям и позволили найти меня, — объяснил Магина и тут же нахмурился, добавив: — А меня и без этого вычислили. Больше нет смысла скрывать. Он снова поник, уставившись в землю. Рубик неловко придвинулся ближе и коснулся рукой его плеча. — Скажу честно, — осторожно начал он, — даже не представляю, каково тебе сейчас… но очень хотелось бы тебя поддержать. — Спасибо, Рубик, я это ценю, — грустно произнёс Магина и, подняв голову, сказал: — Ладно, в моей ситуации убиваться от горя просто непродуктивно. Расскажи мне вот что: почему ты напугался, когда тебя попросили выбрать песню? Почему ты вышел на улицу, спрятавшись ото всех, словно тебя что-то беспокоит? — …что? — вырвалось у Рубика. Он оказался совершенно сбит с толку неожиданной сменой темы и прямолинейностью Антимага. Он знал эту его черту, но никогда не думал, что окажется её жертвой, и немедленно почувствовал себя беззащитным. Неужели его лицо всё выдавало, рассказывало каждую эмоцию и мысль, читалось, словно открытая книга? В таком случае, ему стоило рассмотреть вариант с ношением маски. А может, это не была его вина — просто Магина был хорошим наблюдателем. Антимаг истолковал его реакцию как нужду в объяснении и дополнил: — Я не хочу обидеть тебя этими вопросами. Просто, раз уж у нас завязался разговор, я захотел узнать причину этого поведения. Я беспокоюсь за тебя. «Как он в такой ситуации может беспокоиться о ком-то ещё, кроме себя?» — искренне недоумевал Грандмаг. Его собственные проблемы вдруг показались ему мелкими и незначительными в тени того, что происходило с Антимагом, но ему хватило одного взгляда, чтобы понять: Магина хотел отвлечься на чужие переживания, чтобы не сойти с ума от своих. Рубик сам так часто делал. Но если это хоть как-то поможет Магине, то он был готов один раз не убежать от своих проблем и приоткрыть душу. — Я боюсь ответственности, — сказал он наконец. — Почему? — тут же последовал вопрос Антимага. — Мне постоянно кажется, что я не справлюсь с тем, что на меня возлагают. Меня пугает завтрашнее выступление. Вдруг из-за меня мы не получим контракт?! Я всё ещё не уверен в своих мнениях и взглядах, хотя Энигма так сильно мне помогла. Я знаю, я только начал свой путь, и я уже многое сделал! У меня неплохо получается! Но старый «я» упрямо сидит на месте и не даёт новому, совсем маленькому и хрупкому мне подойти ближе, не уступает ему сиденье, просто потому что он старый. Знаю, странная аналогия, может, не самая удачная, дай мне придумать другую… Как всегда, Рубик не мог замолчать, когда волновался, и вскочил с места — он физически не мог усидеть на месте, ведь он внезапно так много вспомнил и рассказал. Он был даже благодарен, когда Магина его перебил: — Нет-нет, всё нормально. Я понял, что ты имеешь в виду. Я понимаю и твоё волнение по поводу контракта, но разве ваша цель была в нём? Вы не хотели просто выступить в другом месте и перед большой публикой, чтобы попробовать свои силы, приобрести больше популярности? — Да, это так, но у Лиралей настолько воинственный настрой, что это заставляет меня паниковать, — рассеянно произнёс Рубик, расхаживая перед Магиной из стороны в сторону. — Она ведёт себя так, будто о простом участии в конкурсе и речи не идёт, и я невольно поддаюсь её настроению. Я всегда поддаюсь настроению других людей. Я копирую других людей. У меня нет ничего своего… — Постой! — окликнул его Магина, невольно следивший за всеми его передвижениями. — Остановись, пожалуйста, а то у меня от тебя голова закружится. — Прости, прости! — воскликнул Рубик и встал как вкопанный. — Нет, ничего страшного! — Антимаг поднял руки в примирительном жесте. — Послушай, всё будет нормально. Рубик схватился за голову, зарывшись пальцами в волосы. За последние несколько часов он делал это столько раз, что его причёска давно перестала быть, собственно, причёской. — Откуда ты знаешь?! — нервно спросил он. — Этому нет никакой гар-р-рантии! — Гарантии нет, и я не могу тебе её дать, — быстро согласился Магина, — но тебе правда очень, очень нужно успокоиться. Неважно, победите вы там или нет, неважно, что думает Лиралей… — Важно, она же моя лучшая подруга! — не думая, перебил его Рубик. — Рубик Грандмаг! Рубик немедленно замолчал, поражённый тоном Магины. Никогда ещё простой парень по прозвищу Антимаг не обращался к нему так, будто был строгим учителем или недовольным работодателем! А пока Рубик был в замешательстве, Магина продолжил: — Если тебе нужно кого-то послушать, то послушай меня. А я тебе скажу вот что: ты сделал правильный выбор, и завтра всё точно пройдёт как надо. — Но ты только что говорил, что ты не можешь дать гарантии! — запротестовал Рубик, вскинув руки, и сел обратно на скамейку. Спустя считанные мгновения он бессильно обмяк, сползая по спинке скамьи, и пробормотал: — Уж прости за такое поведение, я действительно весь на нервах… Его веки сами собой опустились от накатившей на него усталости. Магина ничего не сказал в ответ, но скоро Рубик ощутил, как рука обвила его плечи, и распахнул глаза. — У меня закончились слова, — пояснил Магина с досадой. — Тебе поможет, если я скажу, что я в тебя верю? Честно, по-настоящему верю. Рубик в изумлении уставился на этого упорного утешителя, на его чуть суровое, но, вместе с тем, простое и честное лицо, и просиял. Он без колебаний закинул руку ему на плечо и притянул к себе с возгласом: — Поможет, спасибо! Магина выглядел озадаченным таким поворотом, и это подтвердили следующие его слова: — Ого, у тебя так быстро меняется настроение… — Сам иногда поражаюсь! — засмеялся Рубик, но уже без единой беспокойной нотки в голосе. Тут он поймал боковым зрением приближающуюся высокую фигуру и оповестил Магину: — Смотри, кто к нам идёт! — Каэль! — позвал Магина. Каэль неторопливо подошёл к ним и, встав напротив, отметил: — Кажется, я испортил вам прекрасный момент. Его голос был спокойным и ровным, но сами слова выдали Рубику его подозрение, и он чуть не подавился воздухом. — Нет, нет, нет! — резко замотал он головой, отдёрнув руку от Магины. — О чём это ты говор-ришь?! Какой ещё момент? Мы просто разговаривали, мы случайно оказались здесь… — Каэль, ты вовремя пришёл, — поспешил добавить Магина, бросив взгляд на Рубика, и встал со скамейки. Рубик сделал то же самое; он ожидал, что Антимаг сам всё объяснит Инвокеру. Но Антимаг вдруг затянул их с Каэлем в крепкие объятия. Сначала Рубик не понял, что произошло. Каэль тоже выглядел застигнутым врасплох. Рубик посмотрел ещё раз на него и на Магину, а затем медленно поднял руки и положил их им на спины. Скоро он почувствовал, что Каэль сделал то же самое. Некоторое время они стояли в тишине и обнимались, и Рубик не понимал, к чему это было, но отчего-то ему стало легко и спокойно. Без каких-либо слов они постепенно разжали объятия и отошли друг от друга. Первым, кто посмел нарушить тишину, оказался Каэль. — Как неожиданно с твоей стороны, — сказал он. — Знаю, — спокойно ответил Магина. — Я вдруг почувствовал, что должен это сделать… вдруг я больше вас не увижу? «Так вот почему!» — осенило Рубика. Было жутко от того, как эта фраза прозвучала, от того, что она могла быть правдой. В это невозможно было поверить. Он успел привыкнуть к постоянному присутствию Антимага на репетициях и выступлениях, на всех совместных выходах группы, и ему бы очень не хватало этого преданного фаната. Они только начали по-настоящему общаться, в конце концов! — О чём ты говоришь, Магина? — обеспокоенно произнёс Каэль, вновь прижимая Магину к себе. Магина уткнулся лицом ему в грудь. Каэль медленно провёл рукой по его спине и тихо сказал, обращаясь уже к Рубику: — Подойди ближе, пожалуйста. Рубик сделал пару шагов вперёд, и Каэль протянул ему руку. Он снова оказался в объятиях, но теперь не Антимаг окружал их с Каэлем, а они окружали его, словно бы защищая от всех невзгод. Подул ветер, но он был нипочём им троим, согретым общим молчаливым пониманием. Позже Антимаг пробормотал что-то и выпутался из их объятий. Каэль, как ни в чём не бывало, заметил: — Рубик, ты привёл к нам журналистку, а сам ушёл. Разве ты не хочешь ответить на парочку её вопросов? — Вопросы? Мне? — изумился Рубик. — Какие ещё вопросы? Мила и так знает обо мне всё, что нужно! — Смею заметить, что сама Мила по некоторым причинам так не считает, — возразил Инвокер. — Давай не будем терять времени и пойдём. — Уф-ф-ф, ладно, — согласился Грандмаг с неохотой: он был не в настроении отвечать на чьи-то земные вопросы после такого душевного разговора и объятий. Антимаг всё ещё выглядел безрадостно и задумчиво; его руки были скрещены на груди, а глаза уставились под ноги. Но, когда Каэль спросил его: — Магина, ты хочешь побыть один? Он решительно взял Каэля за руку и ответил: — Я никогда больше не останусь один. Это непозволительная роскошь. — Правильно! — одобрил Рубик и заметил, что Каэль удивился при этих словах. — Тебе нужно держаться с командой, а мы сделаем всё, что в наших силах. Магина слабо улыбнулся и кивнул ему, после чего направился к гаражу, потянув Каэля за собой. Рубик последовал за ними с чувством, будто что-то в его жизни только что поменялось.***
Рубик думал, что репетиция была самым ответственным делом на сегодня и что страшнее выбора песни для выступления или рассказа Магины уже ничего не случится. Рубик давно так сильно не ошибался! По окончании репетиции Бардесса с деловитым видом подошла к нему и напомнила, что Рубик также обещал ей устроить встречу с Энигмой. Да, в этот же день. Да, сразу после репетиции. Да, именно Рубик обещал, а не кто-то другой, и у Милы было доказательство в виде диктофонной записи. Рубик не поверил ей и заставил рыться в громоздкой сумке, чтобы найти диктофон. Он прослушал запись с десяток раз, пока Мила не отобрала у него устройство, и голос на ней, к сожалению, никак не изменился: он всё ещё принадлежал ему, Рубику Грандмагу, и это подтвердили все участники Кристалис. Почему они его предали? Что он такого сделал, что собственная команда обернулась против него?! Рубик проклинал свою плохую память и опрометчивость добрых полчаса, пока Бардесса не подёргала его за рукав. — Видишь, все уже ушли, — её голос был усталым и нетерпеливым, — пришло время и нам уходить. — Я не хочу уходи-и-ить! — картинно взмолился Рубик, вцепившись в край стола. — Я ещё так молод, я не готов умирать! Глубоко внутри он надеялся, что Бардесса его пожалеет и оставит или хотя бы подумает, что он просто сумасшедший, и этот день явно не подходит для того, чтобы врываться в квартиру Энигмы. И вообще никакой день в его жизни для этого не подходил. Но Бардесса раздражённо вздохнула и ровным голосом произнесла: — Никто тебя не собирается убивать. Возьми ключи, и мы пойдём, пока ещё не поздно. — Уже поздно, — зацепился Рубик за её слова, — ведь, ты знаешь, сейчас вечер… — Даже солнце не успело сесть, — сказала Бардесса. — …и, наверное, Энигма уставшая с работы домой идёт, к своей жене… — Во-первых, — Бардесса кашлянула, — сегодня выходной. Во-вторых, насколько мне известно, Энигма на данный момент без работы. В-третьих, что за жена такая? Ты только что подогрел мой интерес ещё больше! Рубик хлопнул себя рукой по лбу. Опять он выболтал секрет, да к тому же не свой! Он был готов кусать локти от досады, и стыд только усилился, когда Бардесса заверила его: — Нет, если что, я не собираюсь задавать личных вопросов… — А-а-а, ты маленькая дьяволица! — в отчаянии воскликнул Рубик. — Я просто боюсь идти к ней и портить впечатление о себе. Я ведь её не предупреждал об интервью, потому что совсем забыл! — Извини, но это твои проблемы, — усмехнулась Бардесса, ненароком подхватив на палец ключи от гаража. В этот момент Рубик увидел в ней самого жестокого человека на свете. — Кстати, тебе необязательно присутствовать на самом интервью. Тебе всего лишь нужно привести меня по адресу и постучать в дверь. — А сама ты не можешь постучать?! — возмутился Грандмаг. Кажется, он всё-таки поспешил с выводом о добром и безвредном характере Милы… — Если она увидит меня первой в дверной глазок, она может и не открыть, — невинно пояснила Бардесса. — А вы, похоже, хорошие друзья. «Именно потому, что мы хорошие друзья, — вернее, только становимся ими — я и не хочу вести тебя к ней!» — подумал Рубик. Мила тем временем выжидающе смотрела на него, такая невозмутимая, упрямая, совершенно не намеренная отступать. И Рубик, наконец, сдался. — Ладно, твоя взяла, — с нескрываемым недовольством проворчал он и, забрав у Бардессы ключи, медленно вышел из гаража. Мила ответила ему торжествующей улыбкой, которая гласила: «Я так и знала». Причина того, что Рубик уступил Бардессе, заключалась не только в настырности юной журналистки. Как бы он ни боялся тревожить Энигму, он не мог отрицать, что заскучал по ней, пока Чистый Урон был в туре. Он и так планировал связаться с ней, потому что знал, что группа переживала сейчас не лучшие времена, и хотел поддержать. Наверное, Энигму не обрадовали бы вопросы о делах с лейблом, поэтому он прямо сказал Миле: — Не вздумай спрашивать её об Адской Звукозаписи! — Сдался мне этот Ад, — отмахнулась Бардесса. — У меня есть гораздо более важные темы для обсуждения. — О новом альбоме тоже ни слова, — приказал Рубик. На что получил почти снисходительное покачивание головой. Чисто теоретический вопрос: могла ли у Инвокера быть потерянная младшая сестра с другой фамилией, о которой никто не знал? — Эх, Рубик, — вздохнула Мила с подозрительной беспечностью, — альбом-то мне тоже не нужен. — А что ты собралась спрашивать? — напряжённо поинтересовался Рубик. — Я хочу знать, как она относится к Могулу Хану. Рубик чуть не задохнулся от возмущения. Опять она за своё! Ей-богу, лучше бы она спрашивала Энигму об альбоме и разрыве контракта с лейблом, чем об Аксе! Что творилось в голове у этой девочки? Почему такой, казалось бы, умный и талантливый подросток выбрал своей ролевой моделью вышибалу в клубе и согласился даже стать его биографом? Ох, ладно, Рубик был не вправе судить чужих кумиров. Но Акс… Акс! Он не мог сдержать пренебрежения в своём голосе: — Поверь мне, моя юная подруга, к Аксу Энигма никак не относится. — Твои слова мне не нужны, — отмахнулась Мила. — Понимаешь, для биографии Могула я собираю мнения и высказывания разных людей о нём. Я не принимаю сведения от третьих лиц. Твоё дело — привести меня к Энигме, а остальное я беру на себя. «Ну и упрямый ребёнок!» — недовольно подумал Рубик, в то же время понимая, что ему нечем было возразить. И всё же он попытался оттянуть этот роковой момент, когда придётся стучаться в дверь квартиры на пятом этаже и объясняться перед Энигмой или Калдр. Он шёл так медленно, будто тащил на спине мешки с кирпичами, а Бардесса подстроилась под его темп, совершенно не смущённая этим обстоятельством. Рубик занервничал ещё сильнее, но стоило только ему начать обдумывать новый план по убийству времени, как он понял, что кто-то знакомый шёл прямо в их сторону. Сердце тревожно забилось от первого предположения, и когда он повернул голову, его опасения подтвердились. — Она… она идёт сюда! — вырвалось у него, и Мила остановилась. — Вот, прямо сейчас расспросим, и не придётся в дом ломиться! — обрадовалась она. Энигма шла, задумчиво глядя вперёд, поэтому Рубику пришлось набраться смелости и окликнуть её. Она остановилась и обратила внимание на Милу. Они вместе подошли к ней ближе, и Рубик начал объяснять: — Привет… тут такое дело, вот эта девочка, которая зовёт себя Бардессой, хочет взять у тебя небольшое интервью… — Я не даю сейчас интервью, — безо всякого интереса произнесла Энигма. — Это не касается проблемных вопросов, — попыталась убедить её Мила. — Я всего лишь собираю информацию для книги. Энигма наклонилась к Рубику и, понизив голос, спросила: — Ей можно доверять? — Да-да, конечно, абсолютно! — закивал головой Рубик. — Хм… тогда я могу выделить тебе пару минут своей вечности. Но не более. — Ух, тогда сразу к делу! — оживилась Мила и проворно вытащила из рюкзака блокнот с ручкой и диктофон. — Всего пара вопросов, честное слово! Вы не возражаете, если этот разговор будет записан? — Нет, не возражаю. А второй вопрос какой? Бардесса впервые заметно испугалась, но не растерялась и, включив диктофон, профессиональным тоном задала вопрос: — Как Вы относитесь к Могулу Хану? Расскажите подробно. Рубику хотелось закрыть лицо рукой и забыть, что он это слышал. Как он и ожидал, реакция Энигмы тоже была недоумевающей и недоверчивой. — Могул Хан… кто это? — спросила она. — Акс, охранник в Таверне, — подсказал ей Рубик. — А, ну да, — Энигма всё ещё хмурилась. — Не могу сказать ничего конкретного. Обычный охранник, коих множество в этом мире. Исполняет свои обязанности, как нужно, вот и всё. Ничуть не лестные, но и не обидные слова. Однако Мила, с диктофоном под мышкой, торопливо делала какие-то заметки, высунув кончик языка от охватившего её азарта. Рубик с непониманием уставился на неё: ей ведь только что сказали, что мнения нет, но она выглядела так, будто услышала что-то очень интересное. Закончив писать, она нажала кнопку на диктофоне и поклонилась со словами: — Спасибо большое за уделённое время, для меня было честью встретиться с Вами! — Пожалуйста, — ответила Энигма, всё ещё пребывая в недоумении. — Рубик, не хочешь сыграть партию? Рубик вздрогнул от неожиданности. — А? Конечно, хочу! — с готовностью ответил он. — Приходи через пару часов, мы будем тебя ждать, — пригласила она его перед тем, как уйти. На лицо Рубика наползла широкая улыбка. Всё-таки он не испортил мнение о себе внезапным интервью! Он был несказанно счастлив. Но будь он проклят, если он снова даст кому-то опрометчивое обещание! Заранее предвкушая уютный вечер в компании хороших людей, он весело подскочил к Миле. — Ну-ка, — потребовал он, — покажи, что ты написала? Ты явно приврала, потому что нельзя с такой прытью писать об отсутствии мнения. — Я написала то, что слышала, — важно заявила Мила, — но слегка перефразировала. Вот, посмотри. Рубик взял блокнот и стал читать страницу с интервью. И прочитанное поразило его. Строчки на бумаге гласили: «Хоть мне и не представился шанс пообщаться с Могулом, я могу сказать, что он ответственно выполняет свою скромную работу и не вызывает у меня никаких негативных эмоций. Хороший, добрый человек». — Ты же понимаешь, что она такого не говорила? — уточнил Рубик, в растерянности глядя то на бумагу, то на Милу. — Она примерно это и имела в виду, — беспечно заявила она. — Но она этого не говорила. — Но это не противоречит её словам. Эта фраза возмутила Рубика, и его лицо быстро помрачнело. — В чём смысл её мнения, если оно будет так искажено? — спросил он и, не дожидаясь ответа, упрекнул: — Ты перевернула её слова с ног на голову и сформулировала так, как тебе выгоднее. Плохой, грязный журналистский приём! И в чём тогда был смысл диктофонной записи? — Не драматизируй, Рубик, — спокойно ответила Мила. — Я пишу, скорее, художественное произведение, чем документальное. Этот «грязный приём» — всего лишь лёгкое преувеличение, чтобы порадовать Могула. Он говорит, что мне необязательно выдумывать, но при этом он недоволен, когда я пишу «слишком правдиво». А диктофонная запись нужна для моей отчётности. Грандмаг презрительно задрал нос. — А Энигму это порадует? Или ты только для него книгу пишешь? — Вообще-то да… — нерешительно заметила Бардесса. — Он хочет почитать о себе красивую и захватывающую историю. Он также рассчитывает на мировую славу, но я не думаю, что получится растиражировать эту книгу с нашими средствами. Какой бы разносторонней личностью ни был Акс, в издательском деле он, к сожалению, недостаточно осведомлён. — Неудивительно, — фыркнул Рубик. «Ведь у него одна мозговая клетка, да и ту он делит со своим топором», — мысленно добавил он, припомнив знаменитую в округе историю о том, как Акс расхаживал по улице с топором и всем им хвастался. Пока его не увезли в полицейский участок на глазах у толпы. Рубику было жаль, что он не застал такое уморительное зрелище. Интересно, а Мила собиралась об этом написать в биографии? — А ты напишешь о том происшествии с топором? — спросил он. — Ну, которое было три года назад… Бардесса заметно приуныла, услышав это. — Нет, Могул запретил даже упоминать об этом. Рубик захохотал. — Так и знал! Сам рубит с плеча, но другим не позволяет! — Может, я найду ещё способ рассказать об этом, но немного иными, не обидными словами, — с надеждой произнесла Мила. — Ведь этот случай помог бы сделать мою историю более интересной, реалистичной и не лишённой юмора. — Постой-ка! — Рубика вдруг осенило, и он подозрительно сощурился. — А ты в наших интервью случайно не будешь «перефразировать» то, что мы тебе говорили? — Что ты, ни в коем случае! — заверила его Бардесса. — Книга о Могуле Хане и мой журнал — совершенно разные вещи, которые друг с другом не пересекаются. — Смотри мне, — строго произнёс Рубик. — Я покажу тебе оригинал статьи перед тем, как начну её печатать, — пообещала она. — Что ж, а теперь мне пора домой. До встречи, коллега, и удачи на завтрашнем конкурсе! — Спасибо! — улыбнулся Рубик. Они пожали друг другу руки на прощание, и Мила бодрым шагом двинулась вперёд, невзирая на огромный и тяжёлый рюкзак за спиной. А Рубик поспешил забежать в подъезд и оттуда практически взлетел по лестнице к своей квартире, громко пропев пару строчек из «Торнадо». Он был полон хорошего предчувствия не только по поводу вечера, но и по поводу завтрашнего дня.