Подменыш Пророка

      — Ч-что? — Единственное, что выдавилось из моих уст. Голова шла кругом от сказанного, челюсть наверняка поздоровалась с полом, а глаза больше походили на два чайных блюдца. Нет, этого попросту не может быть. Ошибка, недоразумение, распря. Не могу я быть дочерью столь красивой женщины. Я не владею ни одним качеством, что имеет эта дама, чтобы претендовать на место в её родословной. Мне не присущи манеры, утончённый вкус, шикарная внешность. В общем, всё то, что имеет моя новая мама. Или старая? Боже, я окончательно запуталась!       — Значит ответ отрицателен, — начала Мунёль. — Вид у тебя озадаченный, это не страшно. Я прекрасно понимаю, в каком состоянии ты сейчас пребываешь, не переживай. Когда-то и мне ушам своим не верилось, что происходящее со мной в этот момент — самая что ни на есть правда, а не дурацкий сон.       — Извините, я, наверное, не должна сомневаться, просто это всё… так странно.       — Не переживай. Уверяю тебя, что ошибки здесь быть не может. Джиён — наш самый лучший искатель. И ошибиться он не мог, так что ты — моя дочь. — Губы женщины дрогнули в лёгкой улыбке.       — Джиён успел рассказать тебе о могуи?       — Нет, только о киджманах.       — Хорошо, я хотела поведать о них сама. Вопросов у тебя, конечно, целая куча, но пока позволь просветить хоть в одном. Я кивнула, а она начала свой рассказ.       — Для непосвящённых, могуи — это демоны, но так мы себя уже давно не называем. Это звучит оскорбительно и совершенно нам не подходит. Думаю, ты понимаешь почему. — Мунёль демонстративно обвела комнату рукой, на что я торопливо кивнула. — Биологически Мы с людьми близкие родственники, но, в отличие от них, живём в гармонии с собой. Нам удаётся превосходить человечество благодаря тесному единению с природой, которая наделила Нас более острым умом, красотой и дарами, которые у каждого могуя разные. У некоторых может быть и больше трёх, а некоторые довольствуются и одним. Конечно же ритм Нашей жизни так же отличается от людского: всё своё существование Мы посвящаем совершенствованию собственного дара, который помогает улучшить жизнь и защитить Нашу общину. Этот город призван сохранять Наши древние традиции, в которых и заключается отличие могуи от людей, хоть они и не велики. Мунёль на какое-то время задумавшись смотрела в окно, а потом спросила:       — Наверное, ты хочешь знать, зачем существует традиция отдавать собственных детей на воспитание к людям?       — Да.       — Люди отдают детей на воспитание в частные школы и пансионы, но там их готовят к жизни рабов. У Нас иная цель. Мы хотим жить, имея полную свободу, поэтому и выработана система подкидышей, которой уже не одно столетие. — Мунёль перевела взор на меня. — Когда-то могуи и вовсе не существовали. Наш род начал наверняка тебе известный Люцифер. Но легенды про него отчасти не несут всей правды. Сотни веков назад, когда он разгневал Бога, тот не обратил его и не сделал падшим ангелом, он искоренил из тела сына крылья и отправил на землю, к смертным, то есть самого его сделал человеком. Для Люцифера это было сравнимо гибели. Людей он презирал, считал творение Господа пустым. По его мнению, человечество походило на животных оттого, что являлось нагим и существовало лишь для Божьего удовольствия, никак иначе. Именно эта ненависть к ближним своим, очернила как его разум, так и сердце и, соответственно, породила в нём зло.       Целые века клан демонов был един, но один из наших предков, Арон, имея совсем иное мнение насчёт людей, дал начало новой эре. Он считал, что окаянные могут черпать из людского мира множество полезных ресурсов, тем самым обогащая мир собственный. Так они и разделились на два клана: приспешники Люцифера — Киджманы и приспешники Арона — Могуи. Разразилась война, мы перекочевали в леса, количество демонов уменьшалось с каждым днём, дети страдали от голода и болезней, как и большая часть могуи. Жить стало совсем тяжко, и, чтобы полностью не изжить наш род, Арон посчитал нужным подменивать детей, тем самым заимствуя у людей их преимущества. Так и порешили. В то время большинство родителей, но не все, стали отдавать своё чадо на воспитание людям, подменяя их детей. Повзрослев, наши дети возвращались домой, но со временем и эта традиция потихоньку стала изживать себя. — Мунёль немного помолчала. — Как оказалось, подкидыши выгодно отличались от детей, которых мы растили в общинах, имея крепкое здоровье и отличное образование. В результате мы стали отдавать людям всех своих детей. Так мы получили доступ ко всем преимуществам человеческой жизни, но столь высокий уровень надо было как-то поддерживать, а потому мы оставляем своих потомков в самых благородных и состоятельных людских семьях. Подкидыши получают самое лучшее детство, а затем возвращаются к нам, да ещё с наследством. Это наследство и является нашей основной статьёй доходов. Разумеется, это ни в коей мере не самоцель, но благодаря этому мы в состоянии поддерживать наш уровень жизни. Деньги, полученные от твоей приемной семьи, обеспечат тебе достойное будущее.       — Постойте. Извините, что перебиваю, но… — я облизала пересохшие губы, — хочу кое-что для себя прояснить.       — Пожалуйста, спрашивай, — с учтивой улыбкой сказала Мунёль, но голос её был ледяной. Я заговорила медленно, тщательно подбирая слова:       — Вы подкинули меня незнакомым людям, чтобы они дали мне хорошее образование и достойное детство, а затем я получила их наследство и поделилась с вами. Правильно?       — Да. — Брови Мунёль надменно взметнулись вверх, выражение лица давало понять, что мой сарказм неуместен.       В любой другой ситуации я бы молчать не стала и обязательно бы показала свои острые зубки, но эта женщина будто убивала во мне всю мою храбрость. Я её боялась. Властность и сила, что исходили от неё, сдавливали меня изнутри, казалось, что она разорвёт меня лишь одним усилием мысли. Наверняка у неё мощнейший дар. Поэтому, ограничившись мысленным подведением итогов, я молчала, а мои мечты с грохотом, который был слышен лишь мне, разбивались на маленькие кусочки. Ишь чего захотела! Думала, настоящую семью обретёшь? Да фига с два. Эта Мунёль точно не в себе. Подсунула мне такой же неуравновешенной особе, которая всю жизнь пытается меня убить лишь из-за того, что моя биологическая мать была не готова снизойти до того, чтобы возиться с собственной дочкой. Вздор да и только!       — Я могу продолжать? — Спросила Мунёль. Я покорно кивнула. Она помолчала, а потом раздраженно вздохнула:       — Уже забыла, о чём хотела сказать. Ладно, если у тебя есть ещё вопросы, я слушаю.       — Расскажите о киджманах.       — Чеджидо населяют могуи. Если хочешь, демоны. Когда-то нас на земле было великое множество, но со временем становилось всё меньше и меньше. Сейчас на всей планете демонов меньше миллиона. Наша община — одно из крупнейших племён, но мы стали далеко не единственные. Других общин разрослось достаточно, и киджманы — наши соперники. Они стремятся ослабить нас, переманить на свою сторону или попросту истребить.        — То есть киджманы хотят переманить меня к себе? Но зачем?        — Затем, что я королева. — Она сделала паузу, позволяя мне переварить услышанное.        — А ты принцесса. Ты моё единственное дитя и моя единственная наследница. Джиён умолчал об этом? Вместо нормального ответа, я промычала что-то невнятное.        — Ты принцесса. — Мунёль снисходительно улыбнулась. — И когда-нибудь станешь королевой могуи, а это большая ответственность.        — Но ведь мне наверняка можно найти замену. Почему обязательно я должна стать королевой? — забормотала я.        — О, не так всё просто. Не все мы равны от рождения. Наш род наделён более мощными способностями, чем другие могуи. Ты уже представляешь, что такое дар убеждения, но ты способна на гораздо большее. Киджманы же, напротив, редко обладают хоть каким-нибудь даром. И, если бы они заполучили тебя, их сила возросла бы многократно.       — А я, значит, одаренная? — язвительно спросила я.        — Да, но дар твой пока толком себя не проявил, поэтому ты должна жить здесь. Тебе нужно познать и принять наш образ жизни, чтобы в дальнейшем занять место, принадлежащее тебе по праву.       — Ясно. Наступило молчание. Под взглядом Мунёль я разглаживала грязные пижамные штаны. Весь этот феерический бред, в который я погрузилась несколько дней назад, похоже достиг кульминации. Мне в обычном-то обществе еле-еле удавалось вести себя прилично, а тут вдруг принцесса.       — Джиён останется здесь и будет за тобой присматривать. Раз уж киджманы за тобой охотятся, тебе нужна защита. Вероятно, у тебя ещё немало вопросов и будут появляться новые. Со временем ты получишь все необходимые ответы, а пока приведи себя в порядок. — И она величественно взмахнула рукой, отсылая меня прочь.        — Погодите, — неуверенно пробормотала я, — а где… Ну… Где мой отец?        — Ах, это… — Мунёль перевела взгляд на пейзаж за окном. — Очень жаль, но он умер вскоре после твоего рождения.        М-да, Джиён обещал новую жизнь в совершенно другом мире. Там, где я не буду чувствовать себя чужой и ненужной, но выходит, что моя «новая» жизнь такая же прежняя, как и раньше. Будто дежавю: такая же равнодушная ко мне мать и покойный отец. Впечатляющая разница.        — Знаете, хочу вас разочаровать. Никаких денег, о которых вы мне говорили, у меня нет.        — Разумеется, нет. — Мунёль осталась спокойна. — Доступ к трастовому фонду ты получишь, когда тебе исполнится девятнадцать лет, но дар убеждения поможет получить его раньше. Джиён считает, у тебя уже неплохо получается.        — Повторюсь, вы ошибаетесь. Насколько мне известно, у меня нет трастового фонда. — Как же мне хотелось уколоть эту высокомерную особу, воткнуть иголку в её самое уязвимое место. Решила, стало быть, избавиться от ребёнка, а заодно и наследство получить? Что ж, не удалось.        — Я выбрала семью Ван исключительно за их солидное финансовое состояние, — сообщила Мунёль спокойно.        — Я не глупая, какой стало быть, вам показалась, и отлично поняла что к чему. Жаль только, что Ваше Сиятельство не приняли в расчёт их психическое состояние. Отец покончил с собой, когда мне было пять лет. Никакой страховки, естественно, мы не получили. Мать ни дня в жизни не работала. Последние тринадцать лет она живет в психиатрической клинике, на оплату которой ушла большая часть сбережений. Мы постоянно переезжали, бесконечные расходы на новое жилье и новую школу. Мы, конечно, не бедняки, но я сомневаюсь, что мы богаты.        — Что за «мы»? Они не твоя семья! — Мунёль даже приподнялась на кушетке. — О чём ты толкуешь? Семейство Ван были одним из самых богатых семейств. Ты просто не могла истратить все их деньги.        — Я не знаю, сколько у Нас… то есть у них денег, но Мы… они никогда не купались в роскоши! Вы попросту ошиблись! И вы, скорее всего, не расслышали! — Я почти кричала. — У меня было жуткое детство! Мать пыталась меня убить!        Мунёль, однако, больше потрясло отсутствие у семьи Ван несметных богатств, чем покушение на мою жизнь. Я выжидала её реакции.        — Так она оказалась одной из этих? — наконец спросила она.        — Что значит «одна из этих»?! — процедила я.        — Видишь ли, иногда приёмная мать знает правду и порой пытается убить ребёнка. Некоторым даже удаётся.        — Так вы понимали, что меня могут убить? — Я вскочила. — Понимали, что меня могут убить, и всё равно меня бросили? Вам всегда было плевать на меня, да?!        — Давай обойдемся без сцен. — На лице Мунёль проступило раздражение. — Риск минимален, такое случается крайне редко. К тому же ты жива, никто не пострадал.        — Никто не пострадал?! — Я задрала пижамную рубашку, обнажив шрам на животе. — Мне было шесть лет! Мне наложили пятьдесят восемь швов! И это, по-вашему, «никто не пострадал»?        — Что за отвратительные манеры! Принцессе не пристало так себя вести. Мунёль величественно поднялась с кушетки, явно желая, чтобы я удалилась. Лицо её не выражало ничего, кроме крайней степени досады. Ни проблеска сочувствия, ни намека на материнское тепло. Я опустила куртку. Она проплыла к окну и замерла, устремив взгляд на идиллически-прекрасный пейзаж за окном. Её величество молчала, я тоже, тишину нарушило появление Джиёна.        — Что угодно вашему величеству? — поклонился он.        — Лиён утомилась. Проводи её в комнату, — не оборачиваясь, распорядилась Мунёль. — Проследи, чтобы у неё было всё необходимое. Ей нужно привести себя в порядок.        — Разумеется. — Джиён посмотрел на меня. Его тёплый взгляд подействовал успокаивающе, и хотя теперь я знала, что он лишь выполняет свою работу, всё равно приятно было осознавать, что рядом есть хоть кто-то, кто обо мне заботится.        Джиён направился к двери, и я заторопилась за ним. От услышанного голова шла кругом. Совершенно непонятно, как я вписываюсь во всё происходящее. В одном Мунёль права, мне действительно нужно привести себя в порядок, да и утро вечера мудренее. Может, выспавшись, я почувствую себя лучше, и в голове прояснится, хотя надежды и не много.       Я проследовала за Джиёном вверх по винтовой лестнице, а затем по богато декорированному коридору. Мой искатель направился к массивной деревянной двери, за которой, как я подозревала, и находилась моя комната. Ничего себе «комната»! В просторной зале с высокими сводчатыми потолками одна из стен, как здесь было заведено, была полностью стеклянная, отчего помещение казалось еще больше. Если не считать огромной кровати с пологом, обстановка довольно современная. Компьютерный стол с ноутбуком, гигантский плоский телевизор, игровая консоль и еще куча всякой техники с обязательными гаджетами от «Эппл». Джиён распахнул дверь гардеробной, которая была буквально набита одеждой, потом открыл другую дверь и щёлкнул выключателем. Это была моя личная ванная, размерами больше напоминающая спа-салон.       — Как ловко ты всё здесь находишь. Профессиональные навыки? — Мой искатель отлично ориентировался в доме.       — Я здесь иногда живу, — невозмутимо ответил Джиён.       — Зачем? — Меня кольнула ревность, а в следующий миг затошнило от мысли, что его с Мунёль связывают чересчур близкие отношения. По-моему, он преклоняется перед ней чуть больше, чем следует.       — В качестве охранника. Твоя мать — могущественная женщина, но и она не всесильна. А как искатель я могу установить с ней связь и тогда чувствую приближение опасности.       — И часто возникает такая необходимость? — Мне, конечно, дела нет до так называемой мамочки, да пусть её хоть растерзает целая шайка бандитов, но всё же лучше знать, как часто на этот замок совершают набеги. Но до Квона мои слова как будто не дошли.       — Я помогу тебе освоиться. Наша система не идеальна, но ты привыкнешь. Комната Чимина дальше по коридору. Моя комната, как и покои Королевы, находится в другом крыле. Всё-таки хорошо, что он тоже здесь живет. Наедине с этой женщиной я быстро свихнусь. Она могущественна, красива, умна, но в ней нет тепла, о котором я так мечтала. Материнского тепла. До этого дня я не сознавала, сколь отчаянно нуждаюсь в любви и заботе. Многие годы я отталкивала от себя тётушку Михву и даже Тэ, но лишь потому, что боялась стать уязвимой.       — Так это ты здесь все обустроил? — Я крутила головой, разглядывая комнату, напичканную электроникой.       — Нет, этим занимался Чимин, а вот за твой гардероб отвечает Мэл. Вы с ней ещё познакомитесь.       — Чимин точно мне не брат? — Я на всякий случай решила внести окончательную ясность. Наша встреча была слишком скоротечной, но он показался мне единственным нормальным существом здесь: жизнерадостный и радушный, совсем не похожий на Мунёль.       — Нет. Он экият, — ответил Джиён. — Понимай как хочешь.       — Что это значит? — нахмурилась я.       — Это значит, что он тебе не брат, — доходчиво объяснил Джиён и шагнул к двери. — Тебе еще что-нибудь нужно? Ему что, тоже не терпится от меня избавиться? Увы, у меня не нашлось причины задерживать его. Я покачала головой и села на кровать, но Джиён почему-то не уходил, медлил у двери.       — Ты как, справишься? — спросил он.       — Не знаю… — Пожала плечами. — Реальность была намного величественнее и намного тяжелее, чем рисовалось мне по дороге сюда.       — Да. — Джиён подошёл ко мне, сел рядом. — Не все сразу принимают этот мир.       — Они аферисты, Джиён. — Я сглотнула. — Обычные аферисты. Я лишь наживка, чтобы выдоить денег из богачей, только на этот раз она промахнулась. Моя семья вовсе не богата.       — Уверяю тебя, мир не делится на чёрное и белое. В том числе и этот. Ты значишь для неё гораздо больше. Гораздо. Мунёль — женщина непростая. Ей нелегко дается проявление эмоций, но она добрая. Независимо от того, есть у тебя деньги или нет, здесь ты обретёшь дом.       — Ты знаешь, сколько у нас денег? — спросила я.       — Да, — ответил Джиён, чуть поколебавшись. — Мунёль просила проверить твоё финансовое состояние.       — Сколько?       — Тебя интересуют размеры твоего фонда плюс будущее наследство или общее состояние твоего опекуна и брата? — Лицо Квона было бесстрастно. — Стоимость имущества? Ликвидные активы? Включая недвижимость, например, дом в пригороде Сеула? Общая сумма в вонах?       — Да всё равно! Просто… Она уверена, что мы невероятно богаты, вот меня и разобрало любопытство.       — Вы богаты, очень богаты. Даже богаче, чем Мунёль предполагала. Я кивнула. Значит, моя новоявленная мамочка всё-таки не просчиталась.       — Ваш скромный образ жизни совсем не соответствовал вашему финансовому состоянию.       — Видимо, Михва решила, что так будет лучше для нас с Тэхёном, не хотела нас избаловать. Да меня деньги никогда особенно и не волновали. — Я в упор посмотрела на Джиёна. — Между прочим, они всё отдадут мне по первой же просьбе, но я не возьму их денег. Ни для себя, и уж тем более для Мунёль. Так и передай ей. — Я думала, Джиён примется возражать, но его реакция меня удивила. По лицу скользнула тень улыбки, а следом промелькнуло какое-то странное выражение, словно… словно он хотел услышать эти слова. Я-то думала, что он будет защищать Мунёль, беречь чёртовы традиции могуи, но похоже, он на моей стороне.       — Передам, — пообещал он. — А сейчас тебе надо в душ. Станет гораздо легче, поверь. Постарайся отдохнуть. Когда Джиён ушёл, я отправилась в ванную, набрала воды и села на бортик огромной чаши. Мне вспомнились Тэхён и Михва. Я уже тосковала по ним. Они любят меня такой, какой я являюсь, а мне предстоит обворовать их. Конечно, они сами с готовностью отдадут мне всё, что только попрошу, и от этой мысли тоска сделалась ещё острее.