Не будем усложнять

Конечно, он не позвонил ни на следующий день, ни потом. К середине воскресенья я запрещал себе даже смотреть на телефон, даже дышать в его направлении - и все равно, как болван, проверял входящие каждые пять минут. Вечером дома был традиционный ужин: вся семья в сборе, делятся планами, обычная уютная и благожелательная атмосфера. Это раздражало. Хотелось покоя, хотелось уйти к себе и зарыться в еще пахнущие им простыни, уткнуться лицом в его подушку. Вспоминать его, ощущать фантомные прикосновения и улыбаться. И чтобы не нужно было ничего объяснять. Хотелось тишины. - Ты не заболел? - спросил отец, разрезая мясо и подозрительно на меня поглядывая. - Нет, я здоров. Завтра срок сдачи эссе, мне надо кое-что подправить, - убедительно отрапортовал я, ковыряя в тарелке пюре из кольраби. - Не переусердствуй... Лучшее - враг хорошего. В этот момент я почувствовал вибрацию айфона и, невзирая на общий запрет телефонов на воскресных ужинах, мгновенно разблокировал экран. - Тарьяй, - укоризненно сказала мама. - Вот, - отец указал на меня ножом для разделки. - Почему ему можно, а мне нельзя?! - Мы не будем снова начинать эту дискуссию - фыркнула мама и опять на меня посмотрела. - Тарьяй... - Да-да, - пробормотал я. Сообщение было от Марлона, он спрашивал, все ли в порядке, и куда я пропал. *** В понедельник на занятиях я открыл поле нового смс. "Привет, как дела? Надеюсь, ты хорошо добрался до дома” Потом подумал и прибавил: “Надеюсь, все в порядке”. И сразу стер эту последнюю фразу, она звучала как-то странно: все в порядке у него или все в порядке между нами?.. А что между нами?.. Между нами что-то есть?.. У него ко мне - что-то есть?.. Нет, не надо. Мы договорились не усложнять - так не будем усложнять. “Привет, как дела? Надеюсь, ты хорошо добрался до дома” Курсор мигал, приглашая меня продолжить, словно посмеиваясь, мол, ну давай же - зал твой, покажи, на что способен. “Привет, как дела? Надеюсь, ты хорошо добрался до дома. Надеюсь, тебе понравилось кончать в меня. Почему же ты, сука, не звонишь?” Конечно, я ничего не отправил. Стер черновик и засунул телефон в карман. Той ночью, ворочаясь в постели, я думал: ну хорошо, ладно. Ладно: если завтра он скажет, что не звонил и не давал о себе знать три дня потому, что был занят - я поверю и даже не стану спрашивать, чем. Но если он сделает вид, что ничего не было - значит, так тому и быть. Я без промедления пошлю его нахуй, зарегистрируюсь на Grindr и найду себе там друга по переписке. Мы будем смотреть “Narcos”, а в выходной отправимся рука об руку покупать парные анальные пробки. Вот прямо сразу - не успеет он и глазом моргнуть. *** На следующий день мы снимали предпоследний эпизод: Исак вместе с родителями сидит на рождественском концерте, ему приходит явно суицидальное сообщение от Эвена, после чего он бросается на место их знакомства, влюбленные воссоединяются, и все становится хорошо. Так сказать, катарсис и развязка. Публика трубит носами в бумажные платки и клянется с понедельника сесть на диету, быть добрее к продавцам по телефону и впредь не лениться откручивать пластиковые крышки с пакетов из-под молока перед тем, как бросить их в контейнер для картона. На площадке быстро выяснилось, что кто-то из администраторов налажал с расписанием, и сцену в церкви пришлось перенести на конец недели. Юлие рвала и метала, но поделать ничего не могла: не врываться же с камерами посреди отпевания или крещения, или что у них там было. Чтобы не терять время, решили снимать в обратном порядке: сначала как Исак влетает на школьный двор, а Эвен выходит ему навстречу, и уже потом добавить сцену O Helga Natt*. Чтобы вы себе это лучше представляли: расстояние между церковью и школой составляет больше трех километров. Это минут сорок пять быстрым шагом. Так что, по идее, Исак должен был быть в мыле и дышать, как скаковая лошадь, появляясь в кадре. - Как лошадь не надо, - помотала головой Юлие, - но немного встрепанным - да. Давай-ка, знаешь что?.. Давай пару раз вокруг школы. И я побежал. Временами резко ускоряясь, чтобы запыхаться, я бежал и думал, что скажу, когда мы окажемся друг напротив друга. Что мне ему сказать? Что я… Что та ночь была… Что я думаю о нем?.. Что всегда о нем думал?.. Что он нравится мне с первой нашей встречи?.. Что мне никогда и ни с кем не было так хорошо?.. И что теперь - теперь я… Теперь я думаю только о нем? "С другой стороны, будь, что будет: бегать за ним я не стану, и ждать у телефона тоже", - убеждал я сам себя и мысленно рубил ладонью воздух, прекрасно понимая, что все это - просто трусливая ложь: буду, еще как буду. Все это - и ждать, и бегать, и злиться, действуя на нервы окружающим кислым видом и плохим настроением. Когда я аллюром доскакал до огороженной съемочной площадки, Холм уже стоял там вместе с Юлие и оператором. Судя по всему, сет был готов, и ждали только меня. Он обернулся на звук моих шагов, и я - снова, уже в который раз - обомлел. То ли его так загримировали, то ли Юлие морозила его на улице, добиваясь естественно продрогшего вида, то ли у меня просто случилось временное помутнение рассудка, но в своей куртке защитного цвета, с бледным лицом, с какими-то пустыми глазами, с чуть покрасневшим носом и пальцами, которые он тщетно пытался спрятать в слишком короткие рукава, он выглядел… Господи, да он выглядел точь-в-точь как тогда, ночью, перед моим домом!.. От этого у меня перехватило дыхание, я резко затормозил, словно со всей дури напоролся на невидимое препятствие, и остолбенело застыл на входе. Юлие махнула мне, подзывая ближе. - Привет, - сказал он, привычно улыбаясь во все тридцать два зуба, - как дела? Все в порядке? Как выходные?.. И все сразу стало ясно. Это снова был тот Хенрик Холм, балагур и душа компании. - А не пошел бы ты нахуй, - сказал я. Мысленно. Мысленно сказал. А вслух ответил: - Хорошо. А ты? - Отлично, - засмеялся он. - Отлично, - повторил я на автомате и обратился к Юлие: - Ну что, будем начинать? - Да, - кивнула она. - По местам! Камера! Я отошел на необходимое расстояние и приготовился, а он скрылся в дверях, чтобы эффектно выйти мне навстречу. В голове не было никаких мыслей о сцене, я думал только о том, как бы быстрее все закончить. Доиграть и при этом не вывернуться наизнанку прямо там, перед всеми. Потом донести себя до безопасного укрытия, чтобы не видеть его и не слышать, а дальше - уж как пойдет. У меня всего одна фраза и была: “Ты не одинок”. Это Исак должен был сказать Эвену: "Ты больше не одинок. Теперь я всегда буду рядом и никогда не стану делать вид, что тебя не существует. Потому что ты существуешь. В моей жизни - существуешь. Теперь ты не один, и можешь совать сметану в омлет*, сколько хочешь - теперь у тебя есть я, и я все съем, чего бы мне это ни стоило". Ну или как-то так. Сценарий есть сценарий, вы же понимаете: просто выдумка, игра, ничего общего с реальностью, и не надо ассоциировать его со своими несуществующими отношениями. Все, что мне нужно было - это только собраться, буквально ненадолго, чтобы снять с первого дубля, и тогда можно сослаться на болезнь, на экзамен, на субботник - на что угодно, лишь бы побыстрее свалить оттуда. Собраться и отыграть одну сцену. И я собрался. Завязал себя в узел, на вдохе вбежал во двор, постоял немного перед скамейкой, развернулся на звук открываемой двери. Он вышел из здания, мы посмотрели друг на друга - так, как надо, как будет красиво смотреться в кадре, - затем я сделал шаг ему навстречу, а он двинулся по направлению ко мне. Расстояние между нами неумолимо сокращалось, и в ушах звенело, все отчетливее и громче, словно какая-то доселе неощутимая жила натянулась внутри до упора и вибрировала. - Потом, потом, - твердил я себе, - все потом. Сейчас ты - не ты, а он - не он, сейчас вас нет, есть только Исак и Эвен, а это совсем другая история. Глядя друг на друга, мы дошли до отмеченной на земле точки и остановились. Он смотрел на меня изможденным, блеклым взглядом - предсказуемым, детально описанным в сценарии, и мне приходилось мысленно кричать себе, из последних сил стараясь перекрыть звон в ушах, что это не тот взгляд, не тот, который я видел раньше, не настоящий!.. Что он только лишь подделка - фальшивый взгляд фальшивого его, хотя… Хотя теперь было уже неясно, кто из них на самом деле оригинал, а кто копия. Как репетировали ранее, я выдержал паузу и потянулся к нему, чтобы прижаться щекой и закрыть его лицо своим. В конце концов, именно Исак был главным героем, так что только справедливо, что это его эмоции и переживания камера захватывала первой. - Отлично, задержались на секунду, - крикнула Юлие со своего места. - Как я хочу тебя прямо здесь и сейчас, - вдруг услышал я его хриплый шепот. - Ты себе не представляешь. От неожиданности я вздрогнул, будто сквозь тело пропустили разряд, непроизвольно отпрянул и тут же огорошенно уставился на него. Он смотрел привычно-участливо, озабоченно-доброжелательно, сердечно: мол, а что такое?.. Что случилось? Все ли с тобой хорошо, дружочек, ты не заболел?.. И брови поднял при этом, как обычно делал. От этого чистого, недоуменного взгляда я невольно покраснел и уже почти начал извиняться, уверенный, что мне просто послышалось, как вдруг его губы дрогнули, уголки потянулись в стороны, а в самой глубине глаз загорелись искорки смеха. Он был там, Хенрик Холм - мой Хенрик Холм, - в глубине этих глаз, в самой их густой, самой насыщенной синеве!.. Он не исчез, никуда не делся - он был там!.. Я резко выдохнул, и у меня задрожали колени. - Еще раз, - скомандовала Юлие. - Камера! Через какое-то время стало понятно, что эту сцену с этого угла мы сегодня не снимем. Я запарывал дубли один за другим, стоило мне только наклониться к нему и почувствовать его дыхание. Каждый раз он едва различимо мычал мне в ухо, откровенно наслаждаясь производимым эффектом, и я, находясь в какой-то оторопи и совершенно себя не контролируя, выдавал совсем не то выражение лица, которое было нужно Юлие. - Так, - в конце концов не выдержала она, - я тут с вами не молодею, знаете ли. Давайте попробуем наоборот: Тарьяй, начни с другой стороны, прижмись левой щекой, сделаем упор на Эвена, посмотрим, как получится. Если что - переснимем. Но переснимать не пришлось. Эвен справился на ура, с первого дубля. - Отлично поработали, - протянул он руку позже, маскируя при этом усмешку под свою обычную широкую улыбку. Я кивнул и подал свою. Вместо того, чтобы тряхнуть, он чуть покачал ее, а затем вдруг с нажимом погладил кожу между большим и указательным пальцем. Это было так… интимно, откровенно... невинно и грязно одновременно, что у меня перехватило дыхание и снова запылали щеки и шея. - Да, - кивнул я, пряча красное лицо в шарф. - Надо будет встретиться, обсудить… сценарий. - Да. Я был готов обсуждать сценарий в любое время дня и ночи. - Тогда я заеду завтра? Часов в шесть? - он насмешливо подмигнул. - Угу. В шесть. Затем он опустил глаза - я проследил за его взглядом и увидел, что он все еще держит мою ладонь на весу. - О, - сделал он вид, что спохватился, - извини, задумался. Ну тогда до завтра?.. *** “Тебе какие цветы нравятся?” Я подумал, что, может быть, он не в себе, и на всякий случай ответил односложно: “Никакие” “То есть цветов не надо?” “Цветов не надо” “Я понял. А плюшевого медведя?” “Тоже, пожалуйста, не надо. Ни цветов, ничего такого” Прошло некоторое время, прежде чем он ответил. “Ничего страшного, я сдам обратно” “Очень смешно” “Я и подумал, что тебе понравится. Выходи” “Сейчас, - набрал я одной рукой, другой стараясь попасть в рукав куртки. - Какая у тебя машина?” ”Ламборгини Авентадор. Пришлось по-скромному, извини” На подъездной дорожке стоял старенький Форд Фиеста. Я открыл дверь и сел. - Привет, - сказал он и улыбнулся. - Привет, - я улыбнулся в ответ. - Давно не виделись. - Это правда. Ну, поехали? - Поехали. А куда? - На край света, - он хмыкнул. - Тебе понравится. Мы свободно миновали полупустой центр, Оперный туннель и выскочили где-то на Осткантен*. Прямо скажем, в том районе я бывал нечасто. Наш дом находится на Весткантен, как и школа, театр, футбольный клуб. Все мои друзья - с Весткантен. Это не значит, что у всех нас денег куры не клюют, но так уж повелось, что я родился и жил в довольно респектабельном районе. А на Осткантен бывают либо те, кто там живет постоянно - не поймите превратно, ничего не имею против, - либо те, кто наведывается туда ради острых ощущений. К какой из этих двух категорий относился Хенрик Холм, я пока не знал, но, как вы понимаете, меня так и тянуло это выяснить. Впрочем, я решил не забегать вперед и не усложнять, а сосредоточиться на моменте. В этом моменте я находился рядом с ним, в его машине. И это на съемках он вечно что-нибудь ронял или переворачивал, а потом с таким смехом, так искренне извинялся, что это всегда заканчивалось предсказуемо и одинаково: люди вокруг, очарованные насмерть, тут же начинали извиняться перед ним сами, непонятно, за что. А вот вел он уверенно и спокойно, ловко маневрируя в потоке, твердой рукой выжимая из возмущенно урчащего дизельного мотора максимум усилий перед тем, как поменять передачу. Его ладонь лежала на рычаге переключения скоростей, я то и дело косился на нее со своего места. Мне чертовски хотелось погладить его пальцы, может быть, даже переплести их со своими, но я не знал, как он прореагирует на это, и сдерживался, боясь что-нибудь испортить. Чтобы не искушать себя лишний раз, я сцепил пальцы в замок и стал смотреть на дорогу. Он включил радио, и большую часть времени мы молчали, лишь изредка перебрасываясь нейтральными замечаниями по поводу погоды и рейтингов сезона. - Приехали, - сказал он наконец. Я огляделся. Если честно, я понятия не имел, где мы находились. Вокруг светились окна строительных и оптовых магазинов, налево уходила дорога, очевидно, в промышленную зону. Прямо перед нами двигались по кольцевой грузовики и автобусы дальнего следования. Недалеко от проезжей части стоял на постоянном приколе открытый прицеп по типу торговой палатки, над которым светилась надпись “Лучшие гамбургеры в городе”. К прицепу примыкал небольшой панельный домик с неоновой вывеской “Кафе”. - Неожиданно, - я глянул на него сбоку. - А что мы здесь делаем? - По-моему, это очевидно, - он поднял брови и откинул голову, показательно удивляясь моей недогадливости, а потом ткнул пальцем в надпись. - Лучшие гамбургеры в городе. Мы подошли к прилавку под пластиковым навесом. Заметив посетителей, навстречу вышел мужчина лет шестидесяти, сухопарый и моложавый. - Здрасьте, - как-то чересчур фамильярно поприветствовал его Холм. - Надо же. Какие люди, - отозвался тот, показав в улыбке ровные белые зубы. - Давненько ты к нам не заглядывал. - Это да, - также широко улыбнулся Холм в ответ и тут же притворно вздохнул. - Я теперь звезда и не могу жрать в придорожной забегаловке. Имидж, сам понимаешь. Вынужден жрать в ресторанах. - Ну-ну, - хмыкнул мужчина. - Тяжелая судьба. Как мама? - А ты бы сам зашел да спросил. - Последний раз, когда я заходил, она меня чуть с лестницы не спустила. Холм сощурился и прищелкнул языком. - Не так, значит, заходил. Надо искать другие пути. Когда их находишь, - тут он многозначительно повернулся ко мне, - все сразу… меняется. - Смотри-ка какой умный стал... Советы дает. Затем хозяин перевел взгляд на меня. - Привет, - сказал он. - Здравствуйте, - я протянул руку через прилавок. - Тарьяй. - Вежливый, - хозяин ответил на рукопожатие и одобрительно глянул на Холма. - А то, - тот покивал головой и горделиво осмотрел меня с ног до головы, словно породистого пуделя на выставке. - Очень. - Ну-ну. Коллега по работе? - Ага, именно. - Что брать будете? - Как обычно - два, - Холм постучал по меню на витрине. - И картошку. - Волнистую? - Волнистую. - Что из напитков? - А что есть? - Есть лимонад, сами делаем, - хозяин обратился ко мне. - Хороший лимонад, честное слово. Грушевый, апельсиновый и на эстрагоне. - Зеленый такой, - встрял Холм, полуинтимно наклоняясь, словно доверяя промышленный секрет. - Я знаю, - я не сдержался и фыркнул. - А Кола есть? - Колы не держим, - сказал хозяин, качнув головой. - Нет, Колы не держат, - подтвердил Холм, а потом снова посмотрел на мужчину. - А что еще есть? - Ну, пива не продаем, ты же знаешь. Но в холодильнике есть пара банок, возьми и смотри не сболтни матери. - Я за рулем, - Холм скорбно развел руками, потом кивнул на меня подбородком. - А ему нельзя. Он несовершеннолетний. - Ишь ты, - присвистнул хозяин притворно-озабоченно. - И куда только родители смотрят. - Вот-вот. Мы вошли в кафе, где стояли белые пластиковые столы с такими же стульями. На стенах висели постеры из Икеи, по подоконникам были расставлены корзинки с искусственными цветами, негромко играл какой-то старый гаражный рок-н-ролл. В целом, обстановка была хоть и аскетичная, но довольно уютная. Я думал, он пройдет за дальний столик, у самого окна, но он спокойно сел за один из свободных, в центре. Мне показалось немного странным, что он совсем не таился, не скрывал, что пришел сюда вместе со мной. Потом я огляделся вокруг и, в общем, понял, почему. В зале было немноголюдно: все же далеко не каждый поедет в середине недели, на ночь глядя, на чертову окраину Осткантен ради того, чтобы съесть гамбургер. Кроме того, судя по припаркованным рядом трейлерам с польскими и литовскими номерами, основную часть посетителей составляли дальнобойщики - народ простой и работящий, далекий от подростковых проблем и не интересующийся сериалами о жизни школьников богатого района Осло. - Нравится? - Холм окинул беглым взглядом зал и улыбнулся. - Конечно, не фойе этого вашего театра, но, по-моему, ничего так - вполне неплохо. Я непроизвольно фыркнул. - Только не говори, что ты был у нас в театре!.. - Конечно, был, - он и не собирался отпираться. - Купил билет в первый ряд, за безумные деньги, между прочим. Кстати, а почему у вас так дорого?.. Искусство должно принадлежать народу. Вообще-то. - Ты был на спектакле? - я глянул на него недоверчиво, одновременно чувствуя, как краснеют уши. - Не может быть, я бы тебя заметил… Особенно в первом ряду. - Вот именно, - нагло ухмыльнулся он. - Я поэтому и не пошел: решил тебя не смущать. А то бы ты весь текст позабыл, смотрел бы только на меня. Нехорошо получилось бы, тебе так не кажется?.. Вот я и не пошел. Так что ты мне должен теперь, 350 крон. На счет переведешь или... как-то по-другому расплатишься?.. Я ничего не мог с собой поделать, краска заливала лицо и шею, но, черт возьми, как это было хорошо!.. Как невообразимо хорошо - сидеть там вместе с ним, пока он отпускал эти свои дурацкие шуточки и улыбался… мне улыбался, и смотрел на меня... Кроме той ночи мы никогда не были вдвоем, наедине, только он и я, и даже то, что сейчас вокруг нас были люди, - это совершенно не мешало и не отвлекало. Как раз наоборот: добавляло реальности этому вечеру, давало мне понять, что я не сплю, что ничего не придумал, что это происходит на самом деле: он и я, за столом, друг напротив друга. Я был практически рад их присутствию, этих посторонних людей - до такой степени, что мне пришлось сдерживать себя, чтобы не встать, не обойти зал и не пожать руку каждому в знак благодарности и глубокой признательности за их существование. На секунду я представил себе эту сцену и его распахивающиеся от изумления глаза, и едва подавил смех. Наконец хозяин вынес из кухни два огромных гамбургера с картофелем-фри и поставил перед нами по бутылке лимонада зеленого цвета. Потом отошел на шаг назад, сложил руки на груди и красноречиво ухмыльнулся. Холм поднял на него ясные глаза. - Вы тут карты берете к оплате? С видимым удовольствием, не переставая ухмыляться, хозяин медленно покачал головой. - Только наличные. - Какая жалость, - скорбно вздохнул Холм. - Я забыл снять. Может, мы что-нибудь придумаем?.. Найдем какое-то решение?.. Может, вам помощь нужна на кухне? Мы с товарищем хорошо моем посуду, а еще он может что-нибудь декламировать - ты не думай, он очень талантливый. - Вот гаденыш, - засмеялся хозяин и перевел взгляд на меня. - Ты ему спуску не давай, приятель, он такой: сядет и ноги свесит. Холм фыркнул. Все еще посмеиваясь, мужчина по-отечески потрепал его по плечу, напоследок кивнул мне и вышел на кухню. - Ешь. Он протянул руку за бутылкой кетчупа в сервировочной корзинке на столе и хитро улыбнулся. - Ешь, это вкусно. Не мини-гамбургеры в Рэдиссон, конечно, но тоже ничего. … Господи, как я был счастлив!.. Я старался не пялиться на него все время, но, черт, это было сложно. Меня так и подмывало отложить в сторону нож с вилкой, поставить локти на стол, подпереть кулаком голову и смотреть, как он ест. Или не ест - пьет. Или выдавливает на тарелку кетчуп. Или комкает в ладони салфетку. Или просто сидит. Ухмыляется. Прищуривается. Улыбается. Обводит взглядом посетителей. Что угодно. - Что-то ты тихий какой-то, - сказал он вдруг, отправляя в рот очередной кусок. - Не нравится? - Нет, почему же, - очнулся я и тут же показательно подцепил вилкой ломтик картошки. - Очень вкусно. - Это хорошо, - он энергично прожевал, проглотил, а потом откинулся на спинку стула и уставился на меня, прикусив губу и явно сдерживая смех. - Ну давай, теперь ты мне что-нибудь расскажи. - Что рассказать? - Не знаю, что-нибудь интересное. Я тебе уже столько рассказал - и про лимонад, и про театр. Теперь твоя очередь, давай. Интересное. Я торопливо стал подыскивать подходящую тему. - Как ты думаешь, нам продлят контракт на четвертый сезон? Он глотнул из бутылки, поставил ее на стол. - Нет. - Нет? - удивленно переспросил я. - Нет, - сказал он и снова глянул на меня с прищуром. - Нет, это неинтересно. Попробуй еще раз. Я фыркнул и потер пальцем лоб. - Даже не знаю. Можно я лучше спрошу? - Конечно, - он поерзал, усаживаясь удобнее. Я набрал в грудь побольше воздуха. - Что ты делал у меня перед домом? Как ты там оказался? И почему ты мне потом не позвонил? - О как, - протянул он насмешливо. - А ты, я смотрю, времени не теряешь. Прямо сразу в лоб. - Если ты не хочешь отвечать, то это ничего, - тут же поспешно забормотал я, опасаясь, что, должно быть, перешел какую-то черту. В конце концов, мы впервые были наедине после той ночи, и выяснять отношения вот так, сразу?.. Никто не любит приставал, никто не любит отвечать на неудобные вопросы. И потом, может, это действительно было простым совпадением, не больше!.. Может, он правда был пьян или под кайфом, или что-то в этом роде. Может, для него это было просто легкое приключение - подумаешь, секс!.. В конце концов, может, ему не так чтобы и понравилось... Наверняка у него в жизни был кто-то и получше, поопытнее. Может, для него это вообще ничего не значило, а я… Напридумывал себе с три короба, вот идиот! И сейчас он скажет мне об этом, и это будет конец… Ну кто, кто тянул меня за язык?! Я бросил на него быстрый взгляд, стараясь понять, что сейчас у него на уме. Как ни странно, он совсем не выглядел озадаченным или раздраженным, наоборот: по-прежнему улыбался, но теперь как-то по другому, как-то тихо и ласково, с неким особенным смыслом, которого я, однако, не мог понять. - У твоего дома, - наконец сказал он, - я думал. - О чем? Он вдруг опустил глаза, положил в рот кусочек картофеля и стал медленно жевать. На секунду мне показалось, что он тянет время, что пытается отсрочить момент, что… волнуется?!. Да нет, такого не может быть - с чего ему волноваться?.. - Я думал, - продолжил он через какое-то время - негромко и как-то непривычно глухо, при этом старательно не отводя взгляд, - что ты… Ты мне нравился - уже долго, наверное, с первого дня… Но в тот вечер я понял, что это больше… что я, кажется… Кажется, я люблю тебя. Извини, что это вот так, как снег на голову. Я хотел придумать, как сказать лучше, но как-то ничего не пришло на ум... Я машинально схватил со стола бутылку, сделал неловкий глоток и тут же подавился и закашлялся. За соседним столиком обернулись, видимо, решая, не броситься ли ко мне с дефибриллятором наперевес, но увидев, что я буду жить, передумали. Он не сделал попытки привстать и похлопать меня по спине - дождался, пока я совладаю с приступом, и протянул салфетку. - Ты как, в порядке? Я утер выступившие слезы, снова отпил и только тогда поднял глаза: - Ты... серьезно? Потому что если это шутка, розыгрыш, то это жестоко, ты же понимаешь? Так нельзя с людьми - если это шутка, так нельзя... - Нет, я не шучу, - он помотал головой и порывисто двинулся вперед, словно хотел броситься ко мне через стол. - Это правда. - Тогда почему же ты не звонил?! - воскликнул я. - Если все это так… как ты говоришь - почему ты не дал мне знать?! Он чуть прижал зубами губу - кажется, это было у него в привычке, - и коротко вздохнул. - Я хотел. Но потом… В общем, я не был уверен, что по этому поводу думаешь ты и... Я решил дать тебе время подумать. - Мне?! - я задохнулся. - Мне - время подумать?! Мне?! Да я чуть с ума не сошел за эти дни, ты понимаешь? Мне казалось, что для тебя это все ничего не значит, что это все было по пьяни или под кайфом… или что я это вообще придумал. - Я не знал, - сказал он по-прежнему серьезно, чуть нахмурившись. - Откуда мне было знать? Я пытался как-то… не знаю, поговорить о чем-то, но за последние недели отношения между нами на площадке ухудшились - как мне казалось… Ты то шипел на меня, то убегал куда-то, то просто игнорировал… Иногда я ловил твой взгляд, но ты смотрел как-то странно: у меня тогда возникало четкое ощущение, что ты хочешь меня ударить. Я изумленно вытаращился на него. Так значит, он чувствовал все это тоже?!.. А я не замечал?! - Но когда я увидел тебя вчера, такого взъерошенного и злющего, - продолжил он и вдруг улыбнулся, - то понял, что, наверное, все еще может быть хорошо. Я поймал себя на мысли, что, глядя на его лицо, на протянувшиеся от глаз тонкие, смешливые морщинки, невольно начинаю улыбаться сам. - Злющего? - Угу, - он снова прикусил губу, но теперь уже с озорным, лукавым выражением, - ты явно еле сдерживался, чтобы не врезать мне по морде. - И это дало тебе понять, что все хорошо? - губы нещадно растягивало в стороны, я понимал, что еще чуть-чуть и не выдержу - засмеюсь в голос. Он кивнул. - Я подумал: ему не все равно, и та ночь для него что-то значила. Это определенно хороший знак. - То есть ты поэтому издевался надо мной на площадке?! - Ну да, - согласился он и, откинувшись назад, наконец расхохотался. - Это был самый удачный день на работе, что я помню. Я рассмеялся вслед за ним и кинул в него картошкой - чтобы не зазнавался. - Эй, не бросайся едой, - не переставая смеяться, он отклонился в сторону. - Ты все, закончил? - Да, - я отодвинул от себя тарелку. - Было вкусно, спасибо. - Не за что. Поехали тогда? - Поехали. А куда? Он мимолетно поднял глаза к потолку, словно соображая, нарочито пожевал губами, а потом вернулся ко мне радостно-выжидательным взглядом. - Я думал сначала отвезти тебя в Tusenfryd*, но все же ноябрь - простынешь еще, мне Юлие голову оторвет. Я ее вообще боюсь иногда, вот серьезно... Потом я подумал про театр, но вспомнил про 350 крон и… как-то перехотелось. А потом я понял, куда мы поедем. - Куда? Мне было совершенно все равно, куда - хоть в очереди в соцуправление сидеть, лишь бы с ним рядом, лишь бы было вот это “мы”. - Ну, - он облизал кетчуп с пальцев и фыркнул, - ко мне. Там я заставлю тебя заплатить за все это время, что ты ходил с кислой миной и портил мне настроение. Дважды заплатить. Или даже трижды. Господи, как я был счастлив.