Не будем усложнять

- Вы посмотрите на него!.. Мы только что закончили очередную сцену и теперь вчетвером сидели на складных стульях рядом с вагончиком реквизиторов, пока Юлие решала, оставить ли так или переснимать. - Нет, вы посмотрите на его наглую рожу, - возмущенно продолжил Давид, тыча в меня пальцем, и Марлон с Сашей синхронно покачали головами. Я важно кивнул, изо всех сил сдерживая смех. - То есть я тебя правильно понял, да?! - Угу, - кивнул я снова. - Правильно. - То есть вот он, - картинно описывая круг в воздухе, Давид развернулся к благодарной публике, - то есть вот у него день рождения, а он нас прокатывает. Так что ли?! - Угу… Так. - Нет, ты подожди, - не унимался он. - То есть ты проставляться не собираешься?! - Не-а. Не собираюсь. - То есть вот так значит, да?! Значит, вместо того, чтобы провести день рождения с лучшими друзьями… поставить им выпивку и организовать вечеринку... ты сваливаешь, да? Улыбка неумолимо лезла на лицо, просачиваясь через крошечные щели в углах губ, через ноздри, через глаза. - Угу... Марлон и Саша снова синхронно закачали головами, всем видом выражая горькое разочарование. Саша укоризненно поцокал языком. - Все это время мы дружили с говнюком, - резюмировал Давид, откидываясь на спинку стула с видом “я сделал все, что мог, и теперь умываю руки”. - Ага... - И ради чего?! - не утерпев, он снова подался вперед. - Ты бросаешь своих друзей ради того, чтобы свалить за город - вот с этим?! "Этот" стоял неподалеку и о чем-то разговаривал с Андреасом, помощником оператора. Марлон с Сашей как по команде повернули головы. - Угу, - не стал отпираться я. - Именно. - Это охренеть как возмутительно, - разочарованию Давида не было предела. - Эгоист. - Предатель, - проговорил Марлон. - Скотина, - заметил Саша. - Угу. - Нет у нас больше друга, - окончательно подытожил Давид. - А все ты виноват… Последняя фраза была обращена к Холму - тот как раз подошел ближе. - А поточнее?.. Давид напустил на себя оскорбленный вид. - Вот этот наш бывший товарищ, - не глядя, он снова ткнул в меня пальцем, - вместо того, чтобы, как положено имениннику, проставиться и дать своим лучшим друзьям оттянуться на вечеринке с большим количеством приглашенных моделей… Вместо этого он нас кидает, этот наш бывший товарищ… И едет за город в компании коллеги по съемкам и хорошего приятеля, с которым у него, видите ли, “хороший контакт”. И он показал пальцами “уши” воображаемых кавычек. У Холма моментально вытянулось лицо, он свел брови и укоризненно воззрился на меня. - Это возмутительно. - Ну, - вся троица усиленно закивала. - Вот молодежь пошла, - продолжил он все так же серьезно, а в глубине глаз разгорались смешливые огонечки. - Беспринципная. Никакого уважения к традициям. - Ну, - и все снова зацокали языками. Тут самообладание мне изменило, я громко фыркнул и расхохотался. - Какие же вы все идиоты!.. - Давайте обойдемся без оскорблений, - подал голос Марлон. - Мы культурные люди... по крайней мере, некоторые из нас. - Действительно, - подтвердил Саша, а потом поинтересовался: - И что мы теперь будем делать? - Вообще-то, - начал Холм, и они тут же уставились на него все трое, - я только что говорил с Андреасом, он считает, что пару кадров стоит переснять: что-то со светом. - Да?.. - Ну, - он тряхнул головой. - Вы с Давидом посмотрите - там ваши эпизоды. А ты, Саша, - тебя Юлие искала. Сказала сразу к ней идти. - А я? - спросил я, включаясь в работу. - Мне куда идти? - А ты... Огоньки подпрыгнули и заплясали. - Ты пойдешь со мной. Молниеносно выбросив вперед руку, он схватил меня за футболку, резко толкнул на себя и, смеясь, потащил на выход под наигранно-возмущенный возглас Давида: - Нет, ну какой говнюк!.. *** Мы ехали в машине уже минут сорок, и даже если это были если не лучшие сорок минут моей жизни, то уж, по крайней мере, в топе лучших они занимали место в первой пятерке. “Непозволительно быть таким счастливым”, - подумал я вдруг и непроизвольно улыбнулся. - Ты чему так хитро улыбаешься? - спросил он, скосив глаза от дороги. Я держал руку у него на колене и, когда он выжимал педаль сцепления, чувствовал, как, подрагивая, напрягаются его мышцы, словно у лошади перед забегом. Мне хотелось дотронуться до них щекой. - Ничему, - я пожал плечами - Врешь, - тут же фыркнул он, накрывая мою ладонь своей. - Говори быстро. - Ну, - я глянул на него сбоку. - Все хорошо. На секунду он чуть крепче сжал мои пальцы и коротко кивнул, соглашаясь, а потом вернулся в привычное насмешливое русло: - Это ты погоди радоваться. Мне кажется, там целый год никто не был, не меньше… Остается надеяться, что хотя бы дом стоит на месте. Но если нет - не переживай, я палатку взял. - Прекрасно, - поддержал я. - Просто чудесно. То есть на мой день рождения ты везешь меня черт-те куда, да еще и нет никакой гарантии, что там у нас будет хотя бы нормальная крыша?.. - Именно, - он тряхнул головой и поменял передачу. - Я по-прежнему не оставляю надежды открыть тебе глаза на реальность. А то слишком ты привык к хорошей жизни. - Ну надо же. Я медленно передвинул ладонь вверх. Он длинно вдохнул и на секунду оторвал взгляд от дороги: - Ну-ка, веди себя прилично. - Конечно, - покладисто согласился я, накрывая его член и начиная массировать. - Очень прилично. - Слушай, - он задышал резче, но пока еще говорил относительно ровно, - я вообще-то веду сейчас, если ты не заметил. Я убрал руку, но только для того, чтобы сильнее оттянуть ремень безопасности и переместиться ближе. Затем снова скользнул ладонью у него между ног. - Почему не заметил? Заметил. - Что-то я не заметил, что ты заметил, - он все еще пытался держать нейтральный тон, но с каждой секундой это давалось ему все труднее. - И тем не менее, я заметил, - продолжил я невозмутимо, одновременно вытаскивая из петли пуговицу, расстегивая молнию и запуская внутрь руку. - Так что ты… Я достал член - уже почти совсем твердый, налитой, - и большим пальцем погладил головку. Он втянул сквозь зубы воздух и тяжело уперся взглядом в стекло. - … держи руки на руле… Когда на вершине показались первые капли, я начал медленно размазывать их круговыми движениями, одновременно продолжая увещевать его самым блядским голосом, на который только был способен: - … помни про безопасность на дороге… Он дернулся, когда я нарочито облизал палец и пунктирными точками стал дотрагиваться до влажно поблескивающего отверстия уретры, тут же снова очерчивая головку по кругу. - … ты как водитель… Я придвинулся ближе, взял в рот мочку уха и стал посасывать ее в унисон с движением руки. - … несешь ответственность за безопасность пассажиров.... Затем прошелся самым кончиком языка по раковине, по всем завиткам и впадинкам, оставляя на тонкой алеющей коже мокрый след. Он инстинктивно наклонял голову, подставляясь под ласку, натужно таращился вперед, шумно дышал и сжимал руль так, что костяшки пальцев белели на глазах. - ... поэтому ты должен быть предельно… Я резко толкнулся в слуховой проход и через мгновение так же резко вытащил язык - не сдержавшись, он застонал. - … предельно… Собрав немного слюны, я снова отрывисто вошел, на этот раз задерживаясь на доли секунды, словно ставя внутри него клеймо, и двинул ладонью вниз по стволу члена. Затем еще раз, в том же темпе - вверх, и снова - вниз, не забывая оглаживать сочащуюся щель на вершине. - … осторожным… - Не надо, - прохрипел он в какой-то момент. Я улыбнулся, чуть притормаживая, но двигать рукой не прекратил. - Ты уверен? - Я не могу так, - надсадно дыша, он то и дело облизывал губы. - Я в тебя верю… Прямо у самого его уха я протяжно вздохнул, и от этого звука он застонал снова. - Ты, главное… Удерживая четыре пальца на стволе, поочередно перебирая ими, большим я, по-прежнему слегка надавливая, водил вокруг расщелины, постепенно переходя на уздечку, выласкивая напряженную, горячую головку, сладко потираясь о нее всей ладонью. - … держи руки на руле… И в тот самый момент, когда он немного расслабился и сосредоточился только на этих осторожных, нежных поглаживаниях, я снова резко вошел языком ему в ухо, а потом ритмично стал трахать, в такт двигая плотно сжатым кулаком по члену, благо что теперь он был совсем мокрый. Он мычал и, всхлипывая, забирал ртом воздух, инстинктивно, насколько позволял ремень безопасности, приподнимая бедра и толкаясь мне в ладонь. Довольно скоро его движения стали более отрывистыми, отчаянными. Я наклонился ниже, чтобы он чувствовал на влажной коже горячую волну моего дыхания: - Ну-ка тихо. Будешь себя плохо вести, придется оставить тебя... без сладкого... Он дернулся и, шумно выпуская воздух через ноздри, до мгновенно вспыхнувшей красноты закусил губу. Я придвинулся еще на миллиметр и прошептал: - Кончишь, когда я скажу. А до тех пор - смотри на дорогу и держи скорость в пределах допустимой. И тут же, не давая ему времени прийти в себя, нырнул вниз и взял его в рот. Он бился и пульсировал у меня на языке, я насаживался на него резко, всем телом, насколько позволяло короткое пространство у руля. Мне было неудобно, периодически я натыкался на зубцы молнии, мой собственный член уже почти разрывался от напряжения, но я не останавливался, продолжая забирать глубже, насколько мог, затем выпускать до половины и в том же ритме заталкивать его в себя снова - резко, до горла, чувствуя, как из глаз текут слезы, смешиваясь на подбородке со слюной и его смазкой. Мне хотелось засунуть его в себя полностью, до конца, чтобы он каким-то образом проскочил внутрь - весь, от ног до головы, - и остался там. Из-за шума дизеля я плохо слышал, что происходило наверху, но зато отлично представлял - как он сидел, судорожно сведенными пальцами вцепившись в руль, как из последних сил концентрировался на дороге, как откидывал голову, упирая дикий взгляд в лобовое стекло и отчаянно пытаясь сфокусироваться на пролетающих мимо знаках; как опасность, искушение поддаться наслаждению и на секунду прикрыть глаза накрывали его удушливыми волнами одна за другой, возбуждая еще больше. Когда он был уже на пределе, я выпустил член и, вытирая рот тыльной стороной ладони, приказал: - Тормози. Шины мгновенно взвизгнули, оставляя на дорожном покрытии острый след, меня резко качнуло и отбросило на сиденье. - Назад!.. - Там... в рюкзаке... на полу, - рвано выдыхал он. - Назад! - зарычал я, дрожащими руками дергая молнию на джинсах. Щелкнул замок ремня, он метнулся назад и тут же, изгибаясь, начал стаскивать обувь и джинсы. Я не стал ждать, пока он снимет и футболку тоже - перелез вслед за ним, выхватил из открытого рюкзака бутылку, с силой встряхнул и вылил, сколько выплеснулось, прямо на его член. И сразу же, без прелюдий и подготовки, вогнал его в себя. Он заполнил меня мгновенно, до конца, словно пронизал до самого горла. От этого ощущения наполнения и от острой, режущей боли, я выгнулся назад и протяжно застонал сквозь сомкнутые губы. Он сразу замер - задрожал от напряжения и мгновенно покрылся испариной, но не двинулся ни на миллиметр, только судорожно вцепился пальцами в мои бедра, а потом почти сразу расслабил их и переместил выше, к пояснице, поддерживая. Я коротко и поверхностно дышал, ожидая, пока исчезнут белые пятна перед глазами и вместе с ними утихнет боль. Через некоторое время, когда тело привыкло к распирающему ощущению внутри, я разомкнул веки и встретился с ним взглядом. … И она была снова вокруг меня - везде, куда я доставал глазами - эта невозможная, нереальная, удивительная синева… Она заливала салон машины, билась волнами о стекла, норовя выплеснуться наружу, обволакивала с ног до головы, лаская виски и плечи, качая в руках, кружа в водовороте, и в ней - в самой глубине его глаз - я легко парил в невесомости. Не в силах противиться этому почти магическому моменту, я наклонился и поцеловал его - нежно, бережно, стараясь вложить в этот поцелуй что-то большее, чем предполагала простая прелюдия перед сексом, что-то более глубокое, чем “Я сижу на твоем члене, трахни же меня, ради бога”, что-то важное, что-то… Он ответил - так же нежно, с таким же чувством, и только я открыл рот, чтобы сказать, что люблю его, как он двинул бедрами, и мгновенно и машина, и вселенная вместе с ней завертелись с бешеной скоростью: удовольствие прорезало низ живота, кровь запульсировала по венам, мой собственный член, уже к тому времени влажный от смазки, дернулся и снова заныл. Я переместил вес, уперся коленями в сиденье и ухватился рукой за подголовник. - Еще. Он обхватил меня одной рукой за поясницу, другую просунул между нами, захватывая мой член в кулак, и подался вверх, отчего я запрокинул голову и, не сдерживаясь, застонал. - Сильнее!.. Он выходил до середины, насколько позволяло расстояние, а потом резко вбивался - я периодически ударялся головой о потолок салона, беспомощно цепляясь за обивку, и каждый раз, как он врывался внутрь, протяжно стонал, прогибаясь в спине и до боли зажмуриваясь. - Я скоро… уже почти, - в какой-то момент прохрипел он, машинально сжимая пальцы на моем бедре. Как ни странно, это в какой-то степени привело меня в чувство: я сжал его внутри, обездвижил, зафиксировал бедрами. Загнанно дыша, упер руку в грудь и впился в кожу ногтями. - Нет.. Не сейчас. Он глянул на меня - дико, всклокоченно, глотая воздух и конвульсивно дрожа. Я уперся в подголовник, подтянулся на руках и встал с него, одновременно кивая подбородком на переднее сиденье. Он, кажется, плохо соображал, потому что продолжал смотреть на меня все так же слепо и безумно, так что мне пришлось самому нажать на рычаг и толкнуть спинку, чтобы дать ему больше пространства. Потом я подтолкнул его, и тогда он понял: переместился вперед и уперся рукой в панель приборов. Он часто задышал, когда почувствовал мои пальцы внутри - я проверял, насколько он растянут, но скорее только для галочки, понимая, что он и так находится почти на краю и готов сорваться в любой момент. Поэтому я не стал медлить и, едва вынув пальцы и размазав по коже остатки смазки, одним слитным движением вошел, толкая его вперед и освобождая себе пространство для движения. Я хотел дать ему время переждать, привыкнуть, как всегда делал он, но, должно быть, промедление было для него сейчас мучительнее, чем явный дискомфорт от вторжения: буквально через несколько секунд он шевельнулся, шире расставил ноги и прогнулся, давая мне знак двигаться. Мне казалось, я рвал его изнутри… Воздух вылетал из его груди с надсадным хрипом, он рычал, запрокидывая голову и сводя лопатки, то и дело бился ребром о сиденье водителя. Он хотел дотронуться до себя, но я велел ему держать руки на приборной панели, и он бездумно и послушно уперся в нее, периодически соскальзывая то одной, то другой ладонью, царапая пластик и оставляя на нем влажные следы. С силой насаживая его на себя, удерживая руками бедра и не давая сняться, в какой-то момент я почувствовал, что перешел черту. Тогда я просунул руку ему под живот, взял член и одновременно с короткими, яростными толчками, стал двигать по стволу. В то мгновение, когда он окаменел у меня в ладони и невыносимо сладко сжался внутри, сам уже измученный до предела, я выдохнул: - Теперь... сейчас... Сейчас!.. И вместе со своим оргазмом, который забился у меня в голове, глазах и губах, я услышал, как он вскрикнул и протяжно застонал, выталкивая из себя теплую густую сперму. *** Рассохшаяся дверь поддалась не сразу. Он крутил ключ, дергал ручку, толкал плечом, потом с досады пнул ее носком ботинка. Я стоял рядом и с интересом наблюдал за этими манипуляциями, пока он окончательно не запыхался. - А ты чего стоишь, как в гостях? Помочь не хочешь? - Чем конкретно ты хочешь, чтобы я тебе помог? - я запрыгнул на перила крыльца и удобно устроился, как на насесте. Он глянул на меня притворно-укоризненно и снова затряс ручку. - Никакого от тебя толка... - Ага, - согласно кивнул я. - То-то ты в машине так стонал, у меня чуть барабанные перепонки не лопнули. Он фыркнул и вынужденно признал: - Ну хорошо: какой-то толк от тебя все же есть. Я самодовольно ухмыльнулся. Тут он еще раз толкнул плечом, и дверь наконец поддалась -правда, только наполовину. Он озадаченно подергал ее и, удостоверившись, что дальше дело не пойдет, махнул рукой: - Придется оставить так. Проходи. Внутри дом соответствовал ожиданиям: скрипучий пол, слегка рассохшиеся оконные рамы, кособокий стол в углу. - Стесняюсь спросить, - начал я, оглядываясь, - есть ли здесь отопление. Май-то май, но ночи все еще прохладные... - Ну ты даешь, - он посмотрел на меня, как на дурачка. - Это же дача. Нормальная норвежская хютта* - разумеется, здесь нет отопления. Печка вот только. - И воды, наверное, нет?.. - И воды нет. Он стоял посреди гостиной, с видимым удовольствием наблюдая за моим выражением лица. - Но я взял с собой. Две канистры. - И вайфая тоже нет, - констатировал я с видом девственницы, восходящей на жертвенный алтарь. - И вайфая тоже нет, - подтвердил он, блестя от смеха глазами. - А зачем тебе вайфай? Я пожал плечами. - Ну… Когда ты мне надоешь, я бы хоть проверил, сколько мне на Grindr новых сообщений пришло. - Тут я вынужден тебя разочаровать, - он развел руками. - На ближайшие два дня никакого Grindr тебе не будет. На ближайшие два дня у тебя из развлечений… Подойдя к полке, заставленной коробками с настольными играми, он пробежался глазами по названиям. - Так, есть “Карты против человечества”* - но тебе ее еще рано пока, она только для взрослых. - Холм, я скучал по твоим идиотским шуткам... Продолжай. - Еще “Бинго”... Шахматы - ты, наверное, не умеешь, но ничего: можем для начала хотя бы названия фигур... чтобы не слишком трудно, да?.. “Монополия”… “Монополия" тебе тоже, наверное... У вас экономика уже была в школе или еще нет?.. А, вот, как раз: “Лудо”. Мы с мамой играли, когда я маленький был. - Это многое объясняет, - я смерил его оценивающим взглядом. - Вы посмотрите на него. Умный какой. А тебе, небось, с самого детства игровые приставки и айпады дарили? - Ну да - я пожал плечами, мол, что здесь такого странного. - И абонемент в футбольный клуб. Он укоризненно покачал головой. - Ужас. Никакого воображения. И как же так получилось, что я с тобой встречаюсь?.. Делая вид, что раздумываю, я медленно обвел глазами потолок, часть комнаты за его спиной, и наконец встретился с его смеющимся взглядом. Подрагивая ноздрями и кусая губы, он ждал. - Я сосу хорошо. - Да, - фыркнув, он расхохотался. - Этого не отнять. *** На кухне я открыл шкафчик над столом в поисках второй чашки - одна стояла на сушилке у импровизированной раковины, - однако обнаружил только поддон со столовыми приборами. Некоторое время я смотрел на него с недоумением, а потом, так и не найдя разумного объяснения увиденному, закрыл дверцу, налил себе кофе из термоса и вышел во двор. Во дворе… вот это было неожиданно, скажу я вам… Во дворе Холм колол дрова. Я несколько опешил от этого зрелища и не нашел ничего лучше, чем присесть на ступени крыльца и наблюдать. До этого я видел его на съемках, за камерой рядом с оператором, у осветителей, на красной дорожке, в смокинге на сцене, в кресле гримера - словом, в тех ситуациях, что так или иначе имели отношение к кино или телевидению. Я и понятия не имел, что он может делать что-то руками, а уж колка дров на лоне природы и подавно не вписывалась в картину нашей привычной жизни - по крайней мере, той ее части, которую мы делили друг с другом. Следующие пару минут, медленно отпивая по глотку, я смотрел, как он поднимал руки вверх - при этом на спине у него перекатывались мускулы, о существовании которых до сего момента я и не подозревал, - а потом с силой швырял вспыхивающее на солнце лезвие вниз, на полено, отчего то, вскрикнув, мгновенно разлеталось на части. - Ты там так и будешь сидеть, - насмешливо спросил он, не оборачиваясь, - или все-таки принесешь мне кофе? Я подошел ближе, демонстративно делая глоток. - Это я себе налил. Он засмеялся, глядя на меня сквозь упавшие на лоб влажные пряди. - Эгоист!.. - Скажи, - продолжил я задумчиво, - а почему все приборы в кухне - вот совершенно все - разные? Ни одной пары нет, я проверял. - Потому что, - он напряг руки, и под кожей извилистым лабиринтом тут же проступили крупные вены, потом размахнулся и снова ударил топором, - потому что это нормальная норвежская хютта. Так должно быть - у всех нормальных людей. Кроме тех, кто живет на Весткантен и повсюду таскает с собой полный набор Villeroy & Boch*. Понятно?.. Я закивал и сделал еще один глоток. - Конечно, понятно, чего же непонятного. Пролетарии всех стран... Слушай, я, конечно, подозревал в тебе скрытые таланты… когда-то давно, - тут он громко фыркнул, а я продолжил, - но никогда и не думал, что среди них может быть профессиональная колка дров. С тобой прямо не страшно на необитаемый остров… посреди океана где-нибудь... Он протянул руку, и я передал ему чашку. Прихлебнув кофе, он слегка повел шеей, растягивая мускулы, потом отдал мне чашку обратно. - Отойди-ка. Поставив новое полено на колоду, он примерился. - Был у меня… приятель. Потом размахнулся, через мгновение лезвие вошло в дерево, и две половинки сразу же упали по разным сторонам. Он взял другое полено, поставил его и опять примерился. Я ждал. - Ну как приятель... - он вдруг усмехнулся. - Общались. И снова ударил. Нагнулся, подобрал одну из половинок, поставил теперь ее, упер топор в середину и продолжил: - Он мне как-то сказал, мол, красивая у тебя морда, Холм… Жаль, что больше ничего нет. Еще один замах и удар. Я сделал глоток, как мог ровно и непринужденно. - И вот тогда… Бросив на меня короткий взгляд, он широко улыбнулся, как ни в чем не бывало, но теперь ему меня было не обмануть: теперь я знал все его улыбки и теперь мне не составило труда разглядеть, что именно скрывалось за ней, сколько настоящего, не показного разочарования и тоски. На мгновение оно буквально оглушило меня - это огромное, почти неподъемное одиночество, которое вдруг показалось в его глазах. Я и понятия не имел о том, что оно там было, что когда-либо он ощущал нечто подобное. Он - любимец публики и балагур, и вдруг… одиночество и разочарование?.. Из-за слов какого-то придурка?! Да перестаньте, люди только что не падали к его ногам, стоило им случайно поймать его взгляд!.. Тем временем он продолжил: - Тогда я и решил научиться колоть дрова. Чтобы при случае отрубить ему нахрен ногу. - Это было правильное решение, - сохраняя видимое спокойствие, заметил я. - Говно этот твой приятель. Сраное прошлогоднее говно. - Это точно, - хмыкнул он и улыбнулся снова, но уже привычно и тепло - мне, а не напоказ. Затем протянул руку за кофе. Я мотнул головой и отодвинулся, а потом, не спуская с него взгляда, демонстративно облизал край чашки. - Что-то ты, Холм, разболтался. Пойдем-ка лучше я тебя трахну - может, хотя бы тогда ты заткнешься - хотя бы на пару минут - и дашь мне немного покоя. - Черт!.. Он бросил топор в сторону, схватил меня за ворот футболки и, хохоча, потащил к дому. *** Ночью меня разбудил шум дождя. Он барабанил по крыше и стучал пальцами в темные стекла. - Холм?.. Однако никто не отозвался. Тогда я встал, натянул свитер и джинсы, снял с крючка дождевик и влез в стоящие у двери резиновые сапоги. У вешалки валялся старый складной зонт - от него, впрочем, толку было мало, это я понял сразу, как только раскрыл его на крыльце: спицы торчали в разные стороны, как иглы дикобраза, ткань задиралась вверх и собирающаяся во впадинах вода то и дело грозила пролиться за шиворот. Дождь хлестал отменно, но это был теплый дождь - самая первая летняя гроза в этом году. Молнии периодически прорезали чернильное небо, вода лупила по листве, кипела в лужах, с грохотом носилась по сточным трубам, вырываясь наружу под напором, как из брандспойта. Он сидел верхом на столе рядом с грилем, скрестив ноги и ссутлив спину. Стараясь уместиться под той частью зонта, которая все еще держала воду, я осторожно приблизился и встал сбоку, не вполне понимая, что все это значит и к чему мне готовиться. - Если бы я знал, что ты будешь все время торчать на столе, - начал я, и он, чуть развернув голову на звук моего голоса, улыбнулся, - то не стал бы тратиться на стулья в квартиру. Должно быть, в не по размеру больших сапогах, под этим нелепым зонтом, поминутно ежась от попадающих на шею капель, я производил довольно комичное впечатление, потому что, оглядев меня через плечо, он фыркнул - отчего вода брызнула от губ россыпью мельчайших капель, - и негромко рассмеялся. - Да ладно заливать, - в том же тоне ответил он. - Ты всего лишь купил две табуретки в Икее. - Не хотел тебе говорить, - я переступил с ноги на ногу, - но я взял их на блошином рынке, по пятнадцать крон каждая. И в нагрузку мне еще дали полотенце, почти совсем новое - ты им теперь пользуешься. И кружку с собачьей мордой - вот ту, из которой ты… В общем, я подумал, что раз уж ты все равно к роскоши не привык, не стоит и начинать. Тут он запрокинул голову и расхохотался, а потом, все еще посмеиваясь, подвинулся. - Кто - я? Сейчас, ага… - я поднял брови и решительно помотал головой. - И не мечтай. И вообще, что происходит? Что ты здесь делаешь? Посреди ночи и под дождем?.. - Сижу, - он пожал плечами и улыбнулся. - Холм, ты хоть понимаешь, насколько это нелепо?! Ночь, гроза... Ты же просто ходячее клише!.. Он снова засмеялся. Пробегая сквозь пряди его давным-давно мокрых волос, вода скользила по лбу, собиралась каплями на кончике носа, а потом падала вниз, на скулы, на подбородок, затекала в рот… Он то и дело слизывал ее с губ, и в какой-то момент я непроизвольно качнулся вперед, поддаваясь желанию самому провести языком по нежной, мерцающей в темноте коже. - Ага, - он улыбался, и я, глядя на него, не мог не улыбаться в ответ. - Клише. Иди сюда. - И не подумаю. Что это за мелодрама вообще?.. Да блять!.. В показном возмущении я неловко дернул зонтом - и да, это была глобальная ошибка: вся вода, собравшаяся во впадине между спицами, хлынула мне прямо за шиворот. Глядя на мое лицо, он снова захохотал. Потом протянул руку, посмеиваясь, вытер глаза и похлопал ладонью рядом с собой. По поверхности стола при этом весело заскакали мелкие брызги. - Иди ко мне. Давай. Я все еще медлил: перспектива усесться на мокрый стол, да еще под непрекращающимся дождем, прельщала, прямо скажем, мало. В какой-то момент ему, видимо, надоело ждать - он вытянул руку, прогнулся вперед и, ухватив меня за дождевик, потянул к себе. - Твою же мать, - сказал я, сразу поддаваясь. - Не могу поверить, что я это делаю. - И я не могу, - он фыркнул. Я взобрался на стол и дал ему подержать зонтик. Снял дождевик, положил его на мокрую поверхность и уселся сверху. Он передвинулся ближе и оказался бок о бок со мной. Я протянул ладонь за зонтом, и тут он, ни слова не говоря, резко выкинул руку в сторону и отбросил его - тот упал в лужу рядом и моментально захлебнулся водой. - Отличное решение, Холм, - сказал я и запрокинул голову, ловя на лицо первые капли. - Очень зрелое. Не понимаю, как я мог ожидать от тебя чего-то другого... Он улыбнулся, выскользнул из своей куртки и накинул ее на нас обоих, насколько хватало. Хватало не намного, и с одного боку я вымок моментально, но зато с другого меня мгновенно окутало его тепло. Куртка была уже влажной с изнанки - видимо, сидел он достаточно долго, - но эта влага, клубясь между нашими телами, смешивалась с теплой волной и поднимала вверх его запах… Он лился внутрь меня ласковыми, чуть щекотными струями, и мне хотелось закрыть глаза и остаться так с ним - в темноте, под дождем, бок о бок. Если не навсегда, то, по крайней мере, очень надолго. Какое-то время мы молчали, слушая раскаты грома вдали, стук капель по листьям и как на поверхности луж лопались пузыри. Он почти не двигался, крепко обнимая меня под курткой. Я чувствовал его дыхание совсем рядом - так близко, что от этой безграничной близости, которой до него я ни к кому не испытывал, было отчего-то сладко и жутко одновременнно. Он дышал, и я дышал с ним почти в унисон, отставая буквально на секунду, словно тело набирало воздуха в грудь только тогда, когда было абсолютно уверено, что он точно сделал свой вдох. - Слушай… Свободной рукой он вытащил из кармана пачку сигарет, легко вытряхнул одну и засунул в рот. Разумеется, она сразу же намокла. - Слушай, пошли отсюда, я просто до нитки уже. И что тебе приспичило?.. Сидели бы сейчас в тепле, как люди... Я повернулся и глянул на него - на его залитое водой, смеющееся, совершенно счастливое лицо, на прилипшие ко лбу волосы, на эту клоунскую сигарету, с каждой секундой грозящую расползтись окончательно, на весь этот его гротескный, нелепый… такой… родной вид. - Ну, слава богу, Холм. Сла-ва бо-гу. Твое идиотское чувство юмора по-прежнему с тобой, а то я уже голову сломал, кому бы здесь отсосать, чтобы добраться до города. Потом он снова смеялся, прижимая меня к себе под курткой и мокро целуя лицо. *** Я лежал, прижимаясь к нему спиной, в паутине его рук и ног, в которую он ловил меня каждый раз, как мы оказывались в постели. Временами я просыпался посреди ночи, задыхаясь, пригвожденный к кровати его телом, тихо двигался, менял положение, перемещался в этой паутине, не делая однако никаких попыток выбраться, скорее наоборот, зарываясь еще глубже, опутывая себя им ещё прочнее. Казалось, сейчас он спал - по крайней мере, дышал размеренно, уткнувшись носом мне в шею, так что кожу время от времени щекотал слабый теплый ветерок. Я улыбнулся: мы были только вдвоем, никого больше, и он обнимал меня. - Ты спишь? - Сплю, - ответил я, не открывая глаз и продолжая улыбаться. - Помнишь, я сказал тебе про этого своего приятеля?.. Я медленно повернулся к нему лицом. - Который - говно? - Да, - он тихо фыркнул. - Угу. - Это... - он запнулся, - он мне не приятель. - Вот уж точно, - я провел ладонью по его спине. - Нахуй таких приятелей. - Он... мой отец. От неожиданности и как-то резко нахлынувшей за этим признанием тревоги я мгновенно застыл, будто все мышцы разом одеревенели. В комнате было абсолютно тихо, и впервые это показалось мне угнетающим, тяжелым, словно где-то в темном углу, скрытая до времени густыми тенями, вдруг зарычала, показывая зубы, неведомая опасность, о существовании которой я не имел раньше никакого представления. - Мой отец - не очень приятный человек, - продолжил он тихо. Я все так же молчал и ждал. Его сердце стучало теперь гулко и часто, и мое собственное, подстраиваясь под этот ритм, вздрогнуло и загудело тоже. - Мне кажется, я разочаровал его в первый раз, когда мне было шесть лет... - Шесть лет? - Да, кажется тогда. Я запомнил: это было 17 мая*, - он вплел пальцы мне в волосы и задумчиво протягивал пряди. - Парад уже закончился, мы стояли у тележки, с которой продавали хот-доги, и он купил мне один. Я улыбнулся, представив его маленьким, совсем ребенком - раскрасневшимся, восторженным после парада, сжимающим в руках хот-дог. - Все было хорошо, мы почти уже собрались уходить, как вдруг из-за угла показалась большая собака. Здоровый такой пес... Радостно высунув язык, он со всех лап мчался в нашу сторону - наверное, сорвался где-то с поводка и тут вдруг заметил хот-дог... Голос чуть дрогнул, потеплел. - Я думал, он подбежит, и я его поглажу, угощу кусочком. И вдруг, не сбавляя скорости, он хватает мой хот-дог. Представляешь?.. Ему даже прыгать не пришлось - он был ростом с меня уж точно, если не больше. Мы засмеялись одновременно. - Здоровый пес цапнул твой хот-дог на 17 мая?.. - Ну, - он хмыкнул и потерся щекой о мой лоб. - Я был настолько захвачен врасплох, что даже не сообразил увернуться, просто стоял и смотрел, как он выхватил его у меня из рук, моментально раскусил надвое, выронил особенно большие куски из пасти и заглатывал их потом уже с асфальта. А потом облизнулся, махнул на прощание хвостом и был таков. - Ну и что? - все еще улыбаясь, я погладил его по предплечью, спустился на запястье. - И что тут такого? По-моему, довольно забавная история... Я попробовал поднять голову и перебраться выше, но он мягко удержал меня, как будто не мог или не хотел сейчас смотреть мне в глаза. Затем чуть подождал, должно быть, вспоминая или собираясь с мыслями, и продолжил: - Забавно, да. Да, мне тоже так показалось. Но когда я взглянул на отца, то вдруг увидел такое разочарование в его глазах… Конечно, тогда я не знал этого - не знал, что это именно разочарование, но потом, со временем, когда стал старше, понял, что все началось именно тогда, в тот злополучный день. Он был разочарован тем, что его сыну не хватило ума хотя бы отвернуться или каким-то другим образом защитить свое. В его мире, если ты не защищал свое, то не был его достоин. И ничего особенного из себя не представлял. - В каком это “его” мире? - спросил я и нахмурился: эта история нравилась мне все меньше и меньше. - Что за “его” мир?! Он помедлил. - Не знаю. Наверное, в мире умных и успешных людей. Он проработал всю жизнь врачом, был достаточно известен в своем кругу. - Ну и что - что он был известен? Ну и что?! Ты тоже известен. - Это другое. Совсем другое... - Почему другое? - Другое, - повторил он. - Разница между врачом и актером... клоуном, комедиантом - в его глазах... Нет, это совсем другое. Потом глубоко вздохнул и все так же задумчиво пропуская мои волосы сквозь пальцы, заговорил дальше: - Знаешь, я ходил в кружок драмы в школе - мне это страшно нравилось. Всякие приключения, истории, перевоплощения... Утром ты топаешь на занятия, у тебя тест по математике, а вечером - какая математика?! Вечером ты пират или рыцарь, или космонавт... да кто угодно! Отец исправно ходил на все мои спектакли, сидел прямо и хлопал вместе со всеми, но чем старше я становился, тем отчетливее понимал, что он ходит на них просто потому, что должен. Потому что так принято - ходить на школьные представления своего ребенка. А я... Мне хотелось поразить его, понимаешь?.. Настолько, чтобы он расчувствовался, потрепал меня по плечу и сказал: “Вот это да! Это ты сегодня всем показал, сын!” Ну или что-то такое. - А он… так не говорил? - осторожно спросил я. - Нет, - ответил он. - Он говорил: “Хорошо. Пойдем домой, уже поздно”, и больше ничего. Я потерся носом о кожу на его груди, поцеловал, вдохнул запах. - Однажды у нас было прослушивание на главный спектакль года, мне было 13 лет тогда, и... О, как я хотел в нем роль! Пьеса называлась “Гиены” - как сейчас помню. - “Гиены”?! - улыбнулся я. - Претенциозно для школьной постановки, не находишь?.. Он рассмеялся. - О, да! В этом-то был и весь смысл, кто же в таком возрасте захочет ставить Шекспира?! Нет... Это было круто - крутая пьеса и крутая роль для крутого парня. Каждый хотел бы себе такую роль. - А что за роль? - я наконец приподнялся и улегся на подушке вровень с ним. - Я тебе скажу, - он глянул на меня лукаво, с прищуром, - и ты обзавидуешься: у тебя-то точно такой не было. - Давай, - хмыкнул я. - Порази меня, я готов. Готов падать в бездну собственного ничтожества. Он мечтательно улыбнулся. - Это была роль парня, который в школе узнает о стайном поведении гиен. Как они там между собой распределяют разные роли, как охотятся и прочее, - помедлив, он хитро скосил глаза. - Тебе, наверное, на уроках биологии тоже о таком рассказывали. Я не преминул показательно изумиться, втайне радуясь, что разговор, кажется, возвращается от болезненных воспоминаний в привычное легкое русло. - Как, еще одна шутка про возраст?! Какая - вторая?.. Или уже третья за сегодня? Холм, ты меня балуешь. И вообще, давно хотел тебе сказать: ты зря выбрал эту карьеру, тебе бы в стенд-ап. Уж больно ты... забавный. - Ты так считаешь? - с притворным воодушевлением он заглянул мне в лицо. - Конечно, - уверенно кивнул я. - Как же иначе?! Но ты продолжай, продолжай, я слушаю. Он улегся поудобнее. - Ну вот. И они, значит, с друзьями создают такую группу - и, конечно, называют себя гиенами, в этом был весь смысл, как ты понимаешь… А потом начинают мстить всем, кто их задирал. Матереют, в общем. Отличная роль! - Ну, в общем, да, - посмеиваясь, согласился я. - И правда неплохая. - Я так готовился, - торопливо и радостно стал вспоминать он, - забросил все остальное, никуда не ходил - ни гулять, ни в кино. Повторял текст для прослушивания на разные лады: мысленно на уроках, потом вслух по дороге из школы, дома… Даже пел его в душе в ручку от зубной щетки! - И что, получил? - Ага... Получил, и вот ту, о которой мечтал - одну из главных. И тут он как-то странно затих, нахмурился и прикусил изнутри губу. - Ну так это же замечательно, - сказал я неуверенно, предчувствуя, что ничего замечательного дальше не предвидится. - Замечательно, - эхом отозвался он. - Не то чтобы отец выказал большой восторг, когда я сказал об этом дома, но, в общем и целом, он был доволен и одобрительно кивнул: наконец-то его сын хоть чем-то отличился. Я, видишь ли... Не особенно преуспел в спорте, да и в школе был средним, ничем не лучше других. И тут - такая удача. Такой прорыв. Словом, наконец есть чем гордиться. - Конечно, есть!.. Я снова кивнул, просто чтобы он знал, что я здесь, рядом, слушаю. Потом дотянулся до его руки и стал водить по ней кончиками пальцев, осторожно очерчивая ногти, складочки кожи на фалангах, тонкие перемычки, все мелкие косточки и жилки. - Мы репетировали месяц, и это было лучшее время за все мои школьные годы. Это было потрясающе! Я едва-едва досиживал уроки, чтобы бежать в студию - сидел там до вечера, пока мама не начинала звонить и звать на ужин. Я и домашние задания делал прямо в зале, в углу, пока другие репетировали свои сцены. Я чувствовал, что развязка близко и чувствовал, что она мне не понравится. Поэтому я подтянул его руку выше, положил раскрытой ладонью на подушку, а сверху прижался щекой. Он слегка пошевелил пальцами, и тогда я обнял его запястье и поцеловал - там, где ниточкой тонко отстукивал пульс. - В общем, это должен был быть вечер моего триумфа, - он засмеялся. - Сквозь щель в кулисах я видел их обоих в зале - и отца, и маму: мама разговаривала с кем-то на соседнем ряду, а отец сидел как всегда прямо, ровно и молча. И чем дольше я за ним наблюдал, тем сильнее мне хотелось произвести на него впечатление - именно сейчас, именно этой ролью, этой пьесой… Чтобы он посмотрел на меня как-то… не знаю, по-новому, что ли… как-то по-особенному. Чтобы мы начали с чистого листа. Некоторое время затем он молчал. Я не тревожил его, только не отрывал руку от его запястья - держал или держался сам, трудно сказать. - Но, видимо, не судьба мне была блистать на подмостках. Я так переволновался, что, когда вышел на сцену и открыл рот, с ужасом понял, что ничего не могу сказать, совершенно ничего: весь текст вылетел у меня из головы. Все, что я учил целый месяц. - Ну и что? - я недоуменно нахмурился. - Такое со всеми может произойти. - Да, сейчас мы взрослые люди и это понимаем, - он пожал плечами. - А я учился не в Ниссен, не в привилегированной школе Весткантена. У нас была самая обычная школа, и народ в нее ходил самый обычный - дети рабочего класса. - А какая разница? - Разница есть, поверь мне... И довольно большая. У нас не ходили вокруг да около, у нас были группировки и драки на заднем дворе. Не самые, знаешь, сливки общества. Поэтому, когда я вышел на сцену и встал столбом, ребята в зале заулюлюкали, засвистели, и я окончательно стушевался. - Но разве тебе не подсказали текст?.. Учителя, например, или кто у вас там этот кружок вел? - Да, конечно, - он вздохнул. - Конечно, подсказали. Но когда я увидел в зале отца, выражение его лица, это настолько меня... Я настолько остолбенел, что, когда в срочном порядке спустили занавес, убежал и категорически отказывался вернуться. А поскольку моей роли никто не знал - кто же мог подумать, что я такое выкину, да и не запаривались как-то по поводу дублеров. В общем, спектакль я в тот день сорвал, и наша руководитель кружка выходила потом к зрителям, извинялась. - Господи, тебе было тринадцать лет - подумаешь! - воскликнул я, поднимаясь на локте. - Тринадцать лет!.. И потом - это же просто школьный спектакль!.. Что за глупость?! Он протянул руку и погладил меня по лицу, осторожно провел большим пальцем по скуле, тронул губы. - Да, конечно... Ты прав. Сначала я долго не хотел идти домой, шатался по улицам, сходил даже на футбольный матч, представляешь? - он хмыкнул. - Только чтобы оттянуть момент. Но потом начало темнеть, и мне пришлось вернуться. Дома мама стала меня утешать - то же самое говорила, что и ты: подумаешь, с кем не бывает, в следующий раз получится лучше, это всего лишь школьный театр… А отец молчал. Для него не было “всего лишь”, для него все, буквально все, было очень важно. Я помню, она его подтолкнула, мол, ну же, скажи что-нибудь!.. А он тогда посмотрел на меня пристально, изучающе - у него был вот этот взгляд, как у ученого, рассматривающего бактерии в микроскоп. Посмотрел и сказал: “Хорошо, что у тебя красивое лицо. Хоть что-то”. Я вздохнул, крепче прижал к щеке его ладонь и поцеловал в самом центре. - И больше он никогда не смотрел на меня… знаешь… заинтересованно. Как будто в тот вечер все про меня увидел и все решил. Понял, что ничего особенного я не стою. - Тебе же было всего тринадцать, - пробормотал я, - что это за возраст, чтобы решить, что ты никуда не годишься? - Ну... ему, вероятно, казалось, что достаточный… И вот поэтому, - он вздохнул, - поэтому я и не люблю театр. Все там слишком... как-то конечно, как-то словно в последний раз. Минуту или две мы молчали, думая каждый о своем и оба - об одном и том же. - А потом? - спросил я. - Потом? - Да, потом - когда ты вырос. Неужели он не находил ничего, за что мог бы тебя похвалить?! - Потом... Я получил роль в “Полубрате”, - задумчиво проговорил он. - Мне исполнилось семнадцать, и к тому времени мама была с ним в разводе. - Но "Полубрат" был известным проектом, разве он не знал, что ты в нем занят?! - Да, но, видишь ли… Я появлялся только лишь в нескольких эпизодах, у меня была, в целом, второстепенная роль. - То есть и этого было мало, - язвительно уточнил я. - Ну а потом?! - А потом, - он снова замолчал, и, когда заговорил, я почувствовал, с каким трудом далась ему следующая фраза, - потом прошло четыре года. В эти четыре года я работал в кафе и в ресторане, улыбался на прослушиваниях, и он больше не спрашивал меня, чем я хочу заниматься дальше. И мне казалось, что так будет всегда. Я обнял его за шею и прижался так, чтобы между нами не оставалось и миллиметра. - Пока ты, - пробормотал он мне в волосы, - не дал мне эту роль. - Ничего я тебе не давал! - не отпуская рук, я торопливо замотал головой. - Ничего я не давал, это все ты, сам… Посмотри, чего ты уже добился, и это только начало!.. Он слушал меня, улыбаясь - я это чувствовал, и гладил по спине. - И все же без тебя ничего этого не было бы, - продолжил он, а затем прибавил - как мне показалось, немного невпопад, отвечая скорее собственным мыслям: - А теперь мне нужно что-то свое, чего я добился бы сам. Сам, один... Что-то значимое. Потому что тогда... тогда... Я откинул голову и заглянул ему в глаза. - Что тогда? - … тогда я появлюсь на пороге его дома, позвоню в дверь и, когда он откроет, скажу: “Пошел ты! Ты никогда меня не любил и никогда в меня не верил - посмотри, чего я добился!.. Я добился этого всего без твоей помощи! Ты никогда не был мне отцом, и это ты, а не я, ничего не стоишь!.. Пошел ты!” Он прищурился: - Как думаешь, это хорошая финальная реплика или все же слишком драматично? - Нет, - я тряхнул головой и одобрительно сжал губы. - Не слишком. В самый раз. Это отличная реплика. - Я так и подумал, что тебе понравится. Я дотянулся до его губ и прижался к ним, осторожно и нежно раскрывая, выласкивая губы, язык, небо, обнимая его за шею, двигаясь ближе, успокаивая заполошно стучащее сердце. Он отвечал мне с такой же нежностью, почти с благодарностью, принимая мое сочувствие и не стесняясь его. Мне показалось, в тот момент мы были так откровенны и искренни друг с другом, как, может быть, не были никогда раньше. Позже, когда я снова устроился в его руках, зарывшись внутрь глубоко и безопасно, он вдруг сказал: - В тот день, когда я вернулся домой после провала на спектакле, и он сказал мне, что кроме внешности во мне ничего нет... Я помню, что посмотрел на него, и единственное, что пришло мне в голову, было: “Это неправда”. Я так и сказал ему: “Это неправда”. - Это неправда, - твердо повторил я, вплетая свои пальцы в его и крепко сжимая. - Неправда. Он придвинулся ближе и поцеловал меня в затылок, поводил носом, глубоко вдохнул. - Ты знаешь, когда ты закрыл передо мной дверь... тогда, после Бергена... Вся круговерть и весь ужас той ночи мгновенно встали перед глазами, сердце ощутимо стукнуло, и я непроизвольно задержал дыхание. Он помолчал, теснее прижал меня к себе и продолжил: - Я подумал тогда, что, может быть, это правда. Может быть, во мне действительно ничего нет, и в тот момент ты вдруг это понял. - Не говори так! Пожалуйста, не надо, не говори так. - Я подумал, что, может быть, это правда, - повторил он, однако почти сразу, к моему огромному облегчению, голос улыбнулся - тепло и знакомо. - Но потом ты снова забрал меня к себе, и я подумал, что - может быть - все же неправда. - Это неправда. Я шумно выдохнул, перевернулся и изо всех сил вжался в его тело, буквально влетел в него, словно прямо сейчас кто-то мог отодрать его от меня, унести и спрятать. А когда смог совладать с этим неожиданным порывом, когда моя хватка стала чуть легче, а шум в висках - чуть тише, обнял ладонями его лицо и заглянул в глаза: - Это неправда. Слышишь?.. Это - неправда. Он улыбнулся и закрыл их, и тогда я поцеловал его веки. *** - С днем рождения, - сказал он. С трудом - для этого пришлось выпустить из руки его уже готовый взорваться член - я дотянулся до стоящего неподалеку рюкзака, бросил на кровать пластиковую бутылку и развел колени. - С моим днем рождения - тебя, - ответил я, хрипло дыша и облизывая губы.