Пламя

      Эллиен, вздрогнув от громкого восклицания возлюбленного, безуспешно вглядывалась в полумрак, но ничего не могла разглядеть, кроме темного силуэта у противоположной стены. Эримен же с досадой хлопнул дверью, от которой отвалилось несколько дощечек, и сел прямо в траву, обхватив голову руками. Девушка обессилено опустилась рядом с ним, поняв, что бегство оказалось бессмысленным. Нежданный гость бесшумной эльфийской походкой прошествовал мимо измученных и расстроенных влюбленных к бежавшему неподалеку ручью, непринужденно помахивая закопченным походным котелком. Это был высокий эльф в темно-сером плаще, мягкие складки которого скрывали очертания фигуры. Очень светлые, почти совершенно белые волосы красивого холодного оттенка рассыпались по его плечам, когда он наклонился, чтобы набрать воды. Поставив котелок на поросший мхом плоский валун у берега, эльф скрылся среди деревьев. — Это он? — прошептала Эллиен. Эримен молча кивнул и, подумав с минуту, поднялся на ноги и помог встать девушке. — Что теперь будет? — прошептала она. Эримен только покачал головой и повел ее в хижину. С поляны вскоре послышался треск огня и запахло дымом. – Что он там делает? — пробормотала Эллиен на ухо Эримену, безразлично смотрящему на слабо светящийся пыльный прямоугольник, который когда-то был окном, закрытым слюдой. — Готовлю тебе обед, полукровка. А то вид у тебя такой, будто ты пару часов назад от голода подохла, — ответил Исенгрим, бесшумно подошедший к двери. Девушка вздрогнула от звука его голоса, мелодичного, как у всех эльфов, но с еле заметными неправильными нотками. Она не обернулась, предпочтя спрятаться за Эримена и пропустить мимо ушей грубость в свой адрес. — Я битых три часа вас жду. Только не говори, что в двух соснах заблудился, сынок, — продолжал Исенгрим, вытаскивая из седельной сумки какие-то съестные припасы. — Я забыл, что надо было идти по течению ручья от домов. А как ты догадался, где нас искать? — безразличным тоном произнес Эримен, все также неподвижно смотревший на окно. Исенгрим усмехнулся: — Это было несложно. Весьма прискорбно, что ты столь низкого мнения о моих умственных способностях. И что ты такой … — дальше последовало незнакомое Эллиен слово на эльфийском. — Что ты станешь делать? — продолжал Эримен. — Приготовлю пожрать, как я уже сказал. А дальше мы с тобой выйдем из леса и отправимся в Западный край, пока Эпону окончательно не вздуло. Кони все еще бродят у реки. Свою наложницу тебе придется оставить здесь, на корм лесным зверям, если ей повезет. А если не повезет, то папаша доберется до нее первым…       Эримен перебил его, сердито заговорив на эльфийском. Отец ответил ему в том же тоне, и несколько минут они ссорились, постоянно перебивая друг друга и то и дело переходя на крик. Эллиен, молча слушавшая скандал на чужом языке, почувствовала себя неловко и побрела было к двери, но Исенгрим грубо перехватил ее за руку и выругался, перейдя на всеобщий язык. — И ради этого ты хочешь опозорить остатки нашей семьи перед остатками нашего народа? Ты и так выставил меня дураком, когда сбежал вместо того, чтобы выполнять свои обязанности, но тебе, видимо, мое унижение показалось недостаточным!       Девушка бросила взгляд на свое запястье, неприятно стиснутое тонкими изящными пальцами, которые украшало несколько колец без камней или узоров, но из очень дорогого и редкого металла. Потом впервые решилась рассмотреть того, кто собирался разрушить их с Эрименом и без того сомнительное счастье. Исенгрим был не слишком высок для эльфа, но все же ей пришлось поднять голову, чтобы взглянуть на него. Слухи не врали — его лицо с идеально правильными строгими чертами и вправду поражало холодной, неземной красотой, типичной для Aen Seidhe из древних семей. Пожалуй, эльфа можно было бы назвать воплощением самой идеи прекрасного, если б не старый глубокий белый шрам, пересекавший левую щеку и тянувшийся к углу рта. Хотя надменное непроницаемое выражение лица, почти не изменявшееся даже в пылу ссоры, равно как и мертвенная бледность, напоминавшая о призраках из жутких старинных сказок, пугали и портили общее впечатление ничуть не меньше.       Осознав, что уже с минуту беззастенчиво пялится на главного врага всех людей и полукровок королевства, Эллиен опустила глаза и попыталась выдернуть запястье из тисков его пальцев - по коже вдруг побежал неприятный жар, словно от слишком близкого источника пламени. Исенгрим, тоже пристально смотревший на виновницу их с Эрименом ссоры, отпустил ее не сразу, словно глубоко о чем-то задумавшись. Девушка потерла онемевшую и отяжелевшую руку и все-таки вышла на свежий воздух. Ее напугал и удивил взгляд эльфа — настороженный и пристальный, словно он смотрел не на полукровку со вполне заурядной внешностью, а на доселе не виданную диковину. Эримен последовал за ней, бросив на ходу, что оставаться здесь не намерен и возвращаться в Западный край тоже. Они пересекли поляну и, не сговариваясь, повернули от гостеприимно журчавшего ручья в чащу, но тут раздался резкий звук, словно упал какой-то металлический предмет, а потом шипение костра. Эримен бросился обратно. Когда Эллиен вернулась к хижине, то увидела, что котелок валяется в потухающих углях, а ее жених без всякого стеснения колотит по щекам сидящего на траве Исенгрима, который по какой-то причине лишился чувств. И причина должна была быть серьезной - при солнечном свете он выглядел в пять раз хуже, чем в полумраке хижины, словно его мучил тяжелый недуг. — Что тут происходит? — пробормотала перепуганная девушка. Эримен, не обратив на нее внимания, распахнул на отце теплый плащ, скрывавший под собой дорогую рубашку из тонкого хлопка, и замер. По синей ткани у правого бока расплывалось темное кровавое пятно. Пришедший в себя Исенгрим процедил сквозь зубы замысловатое ругательство и плюнул в сторону. — Все так, как я думал — и это еще в замке было ясно. Ты называешь меня идиотом, но что тебя самого сподвигло проделать такой путь с незажившей раной? Ты хоть соображаешь, чем тебе это грозит? — вскрикнул Эримен. Ответом ему было угрюмое молчание. Тогда он повернулся к Эллиен. — Любимая, нам придется ненадолго задержаться. Если еще можешь держаться на ногах, согрей в котелке воды, пока я осмотрю его рану.       Девушка, хоть и шаталась от усталости, кое-как вытащила из углей котелок и принялась отмывать его в ледяной воде. Эримен развел костер в старом очаге хижины. Поначалу дым повалил из двери, заполнив едкой мутной пеленой все маленькое помещение, но ему удалось пробить слой сажи в чудом устоявшей трубе, и темный столб поднялся в голубое небо замечательного солнечного осеннего дня. Остаток этого дня — такого благоприятного для того, чтобы отправиться в дальнюю дорогу, — прошел за обработкой открывшейся раны, перетряхиванием седельных сумок в поисках лекарств, приготовлением еды и прочими хлопотами. Все эти занятия сопровождались непрестанной перебранкой двух эльфов. Эллиен, которая удивлялась, почему еще ни разу не упала в обморок, тоже бормотала ругательства, кляня хижину, лес и их с Эрименом нерасторопность. Могли бы уже давно скрыться в чаще, если б не заплутали и шли побыстрей. На закате все трое кое-как разместились на ложе из еловых веток на полу своего маленького убежища, который, к удивлению Эллиен, не провалился, а только жалобно заскрипел, и сразу погрузились в глубокий сон.       Эллиен снилась вздувшаяся река и ледяной ветер, сдиравший с ее головы капюшон. Вой ветра по временам переходил в странное навязчивое бормотание, изрядно портившее и без того тревожный сон полукровки. Наконец, бормотание стало громче и сменилось болезненными стонами и отдельными фразами на эльфийском. Она подскочила от испуга и обнаружила, что Исенгрим мечется в беспамятстве по своему жесткому ложу из еловых ветвей. Лицо его, белое как мел даже в тусклом свете очага, было покрыто испариной, а губы временами искажала гримаса боли. Кое-как растолкав Эримена, девушка уселась в углу и со страхом и отвращением наблюдала, как он пытается привести раненого в чувство и сбить лихорадку. Через некоторое время Исенгрим затих и, казалось, снова спокойно уснул. — Что с ним такое? — прошептала Эллиен, когда Эримен сел с ней рядом, запрокинув голову на стену. — Ничего хорошего, любимая. Все, кто провел хоть какое-то время в Гнилых болотах, подхватывают там лихорадку. Людей она сводит в могилу за несколько лет, эльфам удается заглушить ее настолько, что она почти не напоминает о себе. Но если не следить за своим здоровьем — скажем, несколько месяцев носиться по лесам, выслеживая разбойников, получить скверную рану и, не вылечив ее толком, снова начать за кем-то гоняться, то болезнь вырвется из-под контроля. — И чем это лечат? — Особыми снадобьями, теплой постелью, покоем на несколько недель… — Я поняла. Нам надо срочно доставить его к вашим лекарям, но как? — Никак. Рана воспалилась, ехать верхом он не сможет, а повозки здесь днем с огнем не найдешь. Да и если б она нашлась, местные не стали бы помогать эльфам ни за какие деньги, особенно ему. Без лекарств и нашей медицины он долго не протянет, Эллиен. — Что? — она в ужасе отшатнулась, — и ты так спокойно об этом говоришь? — А что прикажешь делать? Поплакать над его ложем, чтоб точно убедился, что дело плохо? — Но мы же не можем просто сидеть здесь и ждать, пока он… В конце концов, его ведь, наверное, ищут, скоро его спутники будут здесь и помогут нам. Эримен вздохнул и внимательно посмотрел на девушку. Глупая затея. Она не выдержит. Однако другого выхода у них не было, и он решил, что надо хотя бы попытаться. — Милая, послушай меня, только спокойно. Он никому не сказал, куда собирается, потому что все перепились, а ему пить не хотелось, и он молча уехал. Вряд ли его воины быстро догадаются, в каком направлении нас искать, не говоря уже про эту хижину, о ней вообще мало кто помнит. Я могу уехать сейчас, чтобы добраться до Арверета, где найду нужные снадобья, чтобы облегчить его состояние, а заодно пошлю весть твоему отцу и в Западный край. Если потороплюсь, успею назад, пока река не затопила мост. Ясная погода, судя по всему, простоит еще пару дней. — А я? — Я прошу тебя остаться здесь с ним. Местные не станут вас тревожить, они сюда не заходят, считают, что лес проклят. Опасных диких зверей тут нет. Еды тебе хватит, а он… он вряд ли станет много есть. — Но что я буду с ним делать? Он же меня ненавидит! И… и я не умею ухаживать за больными. Вдруг ему станет плохо, как сейчас? Вдруг он… — Я научу тебя, что делать. В ближайшие пару дней умереть он не успеет, не тревожься, тем более что немного лекарств с собой все-таки прихватил. Будешь заставлять его пить отвар из осиновой коры — я принесу ее тебе. Это должно затормозить развитие лихорадки. — Я не смогу, Эримен, мне страшно. — Милая, это наш единственный шанс ему помочь. На рассвете Эримен ушел из хижины, с трудом вырвавшись из объятий плачущей Эллиен. Он был почти уверен, что у нее уже к вечеру сдадут нервы.