Затерянная равнина

      В маленькой забегаловке рядом с автобусной остановкой варят отвратительный кофе.       Ходят слухи, что смуглая девушка, которая работает в этой забегаловке поваром, уборщицей и завхозом, приехала учиться в наш город из Средней Азии. Приехала, отучилась первый семестр и перестала ходить на занятия, потому что ей было нечем платить за обучение. За две недели до зимних каникул ее отчислили за то, что она не внесла деньги за второй семестр в положенный срок.       Ходят слухи, что этот кофе, который она протянула мне в маленькое окошко, сюда привозит ее дядя. Дядя работает на каком-то заводе, и кофейная пыль, которую он ей поставляет, к кофе отношения не имеет. Говорят, что это свекольный порошок, в который добавили кучу самых дешевых ароматизаторов и пополам перемешали с самым дешевым растворимым кофе.       Чтобы посетители не учуяли подвоха, она обжаривает эту смесь перед тем, как залить кипятком.       Я бросаю в ее руку три желтые монетки и обнимаю бумажный стакан ладонями, чтобы согреть их.       Ходят слухи, что этот кофе абсолютно не бодрит, что от него нет никакого толку и что он даже безвреден для организма из-за того, что наполовину сделан из свекольного порошка.       Подхожу к остановке и наваливаюсь плечом на металлический столб. Можно сесть на скамейку, но тогда придется морозить руки и разгребать снег.       Откуда ее дядя достает зимой свекольный порошок? Бред какой-то…       Подношу стакан к губам, и лицо окутывает горячий запах гари. Отстраняю стакан, принюхиваюсь и снова подношу его к лицу — вонь поднимается от напитка.       Невыносимая вонь.       Ну, раз пить его нельзя, то хоть руки погрею.       Автобус, который я жду, должен добросить меня до дома моего старого друга Егора. Я даже знаю водителя, который ездит по этому рейсу в семь утра. Такой худощавый небритый дядька в черном пуховике со значком питерского «Зенита». Он никогда не снимает этот пуховик. Ездит в нем начиная с самых ранних заморозков и заканчивая днями, когда в пуховике можно просто-напросто изжариться, словно рыбка на сковороде.       Наверное, если бы этот дядька носил шапку, то и на ней была бы эмблема «Зенита». Хотя на моей памяти шапку он не надевал никогда.       Но сегодня за рулем черно-белого «Пазика» сидит молодой парень в заляпанной отработкой коричневой куртке. Захожу в автобус, и горелую кофейную вонь перебивает плотный, как снеговая туча, запах машинного масла.       В руку водителя отправляются три серебристые монетки, и я сажусь на место прямо за его спиной, уставившись своим затылком в его затылок.       Запах отработанного масла заставляет мозги работать сильнее, чем эта непонятная субстанция в бумажном стаканчике. Я аккуратно сжимаю его пальцами и наблюдаю, как в автобус заходят другие люди. Такие же ненормальные, как и я, которых в семь часов утра, шестого января, в пятницу, нелегкая понесла по каким-то особенно важным делам.       В узкую дверную щель протискивается старушка в объемном зимнем пальто, которое явно досталось ей от дочери. Уж очень не вяжется этот хоть и потертый, но все еще сочно-зеленый материал с ее меховыми калошами и вязаной пушистой шалью, из-под которой торчит полоска синей шапочки.       Отсчитав пятнадцать рублей, она решает не заморачиваться с выбором места и разваливается прямо напротив меня, поставив непонятно откуда взявшиеся громадные пакеты на соседнее сиденье.       Она села прямо напротив меня — не левее и не правее, по центру, поэтому мне приходится сдвигать колени вместе и пересаживаться чуть ближе к окну. Но все равно моя левая коленная чашечка упирается в ее толстую, как баранья шея, ногу.       Следом за бабкой в автобус прошмыгивает девушка. Пропустив впереди себя здоровенного мужика в стертой кожанке, она проходит в салон и садится в том же ряду, что и старушка, но только через проход от нее.       Перевожу взгляд с необъятной бабульки на крохотную незнакомку, а потом на мужика в кожанке, и тайно радуюсь, что моя потрепанная кожаная куртка выглядит в разы приличнее, чем у него.       Девушка кладет на колени маленькую черную сумочку и достает из нее планшет. Сразу видно, недорогой, и чехол для него она, похоже, сшила сама. Из пряжи черного, белого и коричневого цветов. Из того места, где в материал запрятан магнит-защелка, неаккуратно торчит длинная истрепанная нить, распавшаяся на растерянные волоски.       На голове девушки плотно сидит белая вязаная шапка, из-под которой на ее плечи спускаются густые светло-русые волосы. Я видел такие волосы на фотографиях с Октоберфеста, которые мне привозила из поездок двоюродная сестра. Девушки с точно такими же волосами разносят огромные кружки с пенистым янтарным напитком между столиками в бесчисленных баварских пивнушках. Только на фотографиях волосы обычно были собраны в пучки или косички, а волосы незнакомки ровно расчесаны и распущены, спадают на ее тонкую белую шею и плечи, слегка приоткрывая круглые уши.       И куда она поехала на каникулах да в такую рань? В этот холод нужно только дома сидеть и греть нос в кружке с чаем, а она напялила на себя легкое зимнее пальто серого цвета (которое, нужно признаться, ей очень идет) и черные джинсы и вывалилась на улицу в такую погоду.       В правом кармане моих штанов родилась какая-то непонятная дрожь. Она пробежала по всей ноге и разразилась противным писком.       Достаю из кармана телефон и открываю прилетевшее от Егора смс.       «Ты скоро?»       Ставлю стаканчик на левое колено, придерживаю его рукой и пытаюсь набить большим пальцем ответ:       «10 мин».       На точке пришлось задержаться. Палец, теплый от стаканчика, уже успел остыть, и экран телефона перестал на него реагировать.       Бестолково стучу по экрану замерзающим пальцем, и в этот момент парень в заляпанной коричневой куртке трогается с места.       Стаканчик, слабо придерживаемый рукой, беспомощно подскакивает на моем колене и взлетает в воздух. Прямо сцена из какого-нибудь фильма: он необратимо наклоняется в сторону бабульки и выплескивает свое вонючее содержимое прямо на ее сочно-зеленое пальто. Немного покрутившись в воздухе, бумажная посудина приземляется под мое сиденье.       Крик, визг, истерика.       За тридцать секунд, которые следуют после толчка, старушка успевает замереть, выпучить глаза, открыть рот и облить меня потоком слов раза в четыре сильнее, чем ее облил мой стаканчик. Я зарубил себе на носу, что я невоспитанный ублюдок, который не уважает старших, что мне не место в автобусе, что я должен ходить пешком и еще много, много всяких старушечьих штампов, которыми меня усыпали с головы до ног.       Закатываю глаза и достаю из-под сиденья теплый стакан. Замечаю, что девушка улыбается уголками губ, посматривая то на меня, то в экран своего планшета.       Интересно, как у него тачскрин работает на морозе?..       Естественно, большое зеленое существо в вязаной шали потребовало, чтобы автобус остановили, и через пару минут оно уже ковыляло развалистой крабьей походкой в направлении своего подъезда.       Ну не показываться же ей перед своими подругами-модницами на овощном рынке в пальто с огромным темным пятном. Еще подумают что непристойное.       Да, теперь нужно брать стаканы с крышечкой. Но этот стакан я оставлю себе на память как великое оружие, избавившее мои колени от участи быть сжатыми в лепешки.       Девушка упорно стучит пальцами по экрану девайса. У меня наконец-то получается рассмотреть ее глаза: серо-зеленые, слегка прикрытые, они быстро бегают по планшету вслед за пальцами. На каждой ямке незнакомка мягко покачивается на сиденье, словно мы едем не в советском автобусе, а в салоне какой-нибудь легковушки. Хотя меня подбрасывает каждый раз так, что если бы у меня был стакан с нескончаемым кофе, то залитым оказался бы даже дядька в стертой кожанке в самом дальнем конце автобуса.       Надо познакомиться с ней, что ли… Каждый раз, когда я вижу какую-нибудь девушку, у меня не хватает смелости заговорить с ней. Банальная история, знакомая чуть ли не каждому.       Подъезжаем к гостинице. Автобус останавливается недалеко от дорожки, которая ведет к главному входу, и девушка, быстро запихав планшет в сумку, мгновенно выходит из салона.       Ну вот. Познакомились. Компрессор с шумом закрывает двери, и автобус сворачивает на улицу, на которой живет Егор.