Волшебная палочка, но это не точно (Серия текстов)

Распределяющая Мантия не ошибается (Пропущенные сцены) Повторно надеть на Юри Распределяющую Мантию отчаявшаяся мадам Барановская решила к концу первой недели его пребывания на факультете. Но и на второй, а затем и на третий раз Мантия упрямо продолжала твердить про Спортивный, щекоча залепленные колдопластырем ноги Юри мехом загадочных русских медведей. А в четвертый раз надеваться отказалась вовсе, застегнувшись на все петли и прикинувшись спящей. Вызвав Милу, и велев Юри подождать в своем кабинете, мадам Барановская от души встряхнула ненатурально всхрапнувший артефакт и понесла обратно в кабинет директора. Час был поздний, в спальне уже наверняка все готовились ко сну. Юри всхлипнул от обиды и усталости — сил реветь уже давно не было. Почесал коленку (кости срослись, но зудело ужасно), и послонялся немного по комнате, рассматривая многочисленные награды, медали и колдографии в строгих серебряных рамках. Молодая Лилия Барановская улыбалась с командных и одиночных снимков, демонстрируя кубки всех форм и размеров. На нескольких колдографиях она ловила снитч, исполняя свое коронное пике Барановской, которое было официально занесено в общемировой список квиддичных приемов. Юри уже понял, что придумать и зарегистрировать свой собственный уникальный прием на факультете мечтали все, но пока это не удалось даже Виктору. Сам он, казалось, не особенно переживал на этот счет, в отличие от своего лучшего друга. Со слов Милы и из многочисленных анекдотов, которые травили за обедом, Юри знал, что Крис регулярно подавал запросы в Министерство, и очень обижался, получая очередной отказ. Официальной причиной отказов считалась непрактичность приема в зимних погодных условиях. Хотя Юри уже начал догадываться, что «захват Джакометти» не проходил потому, что ловить снитч ртом — очень… неспортивно, какая бы погода ни была. Юная Лилия помахала Юри с очередного снимка, гордо демонстрируя на ладони золотой крылатый мячик. Ее темные волосы были убраны в идеально круглый пучок. Виктор никогда не заплетал и не закалывал волосы — завязывал их в простой хвост, и его погони за снитчем напоминали игру двух стремительных вспышек — золотой и серебристой. Мила все не шла, и мадам Барановская тоже куда-то запропастилась, так что Юри успел прикорнуть в уютном бархатном кресле для посетителей, над которым висела самая большая колдография — Лилия (уже не очень молодая) в окружении лучших учеников. Он проснулся от боя настенных часов, показывавших полночь. Зевая, выбрался из кресла и неуверенно выглянул в пустынный коридор. Из-за полуприкрытых дверей директорского кабинета доносились голоса — Мантия и мадам Барановская о чем-то спорили. Юри подошел поближе и до него донесся слабый аромат миндального ликера. — Ида, пожалей меня, в конце концов! Ведь на мне и так Никифоров с Поповичем. Думала, выпустим, хоть передохну, так теперь Плисецкого-младшего нам сниспослали. На той неделе взял взрослый Нимбус у Никифорова и рванул до башни. А тот, бессовестный, еще подбадривает, выше, мол, давай. А у меня нервы. И сердце! — И голова, — поддакнула Мантия. — И голова, — согласилась Лилия и чем-то стеклянно звякнула. — И Кацуки падает. А через месяц пробный матч. Ида, ну всмотрись ты еще разик, я прошу. — Судьба такова, — вздохнула Мантия. — Вспомни, как Никифоров шесть лет назад на этом самом стуле сидел. Как Фельцман меня сжечь обещал, как его сместить пытались. А смотри, как обернулось. — Он тебя не за Витьку сжечь хотел, а за прецедент. — Ну, теперь, чай, уже расхотел, — развеселилась Мантия и икнула. — Этот прецедент вон, школу прославляет. Судьба, Лилечка. Мадам Барановская скрипнула креслом. — Плисецкие — это да… — после недолгого молчания глубокомысленно изрекла Мантия. — Алтына приставила. Прирожденный укротитель, только ведь не останется. Преподавать сейчас не модно. От обязательной отработки, необходимой для допуска к экзаменам, был освобожден только Виктор по причине чемпионства. И заключалась она в проведении дополнительных занятий с отстающими, или наоборот, сверх меры одаренными младшекурсниками. Юри мельком видел, как проходили некоторые занятия. И сам не знал, чему больше удивлялся и завидовал — то ли каменному терпению пятикурсника Алтына, то ли полному отсутствию у Плисецкого-младшего инстинктов самосохранения, благодаря чему тот мог часами отрабатывать свободное падение, и в лицо обзывать «квадратным конём» лучшего вратаря школы, который как-то на спор легко раздавил руками квоффл, будто арбуз. Юри тихонько отошел от дверей и побрел в сторону спального крыла, надеясь по дороге наткнуться на Милу, потому что темноты боялся почти так же, как высоты. В директорском кабинете нестройно затянули «Как бы, мне рябине, к дубу перебраться».