Ошибка

Густой серебристо-белый дым заволок шумную платформу, красиво завиваясь и образуя пышные клубы. Алый паровоз издал протяжный звук, покрыв гул множества голосов. Сквозь туманную пелену, которая окутала фигуры людей, к ним подходили четверо. Мгновение спустя Альбусу удалось различить очертания пышной копны волос. Наконец, из тумана вынырнула Гермиона, а за ней остальные Уизли: Рон, Роуз и Хьюго.  — Гарри! Альбус! — девушка поочерёдно их обняла, лучезарно улыбаясь. — Где же ваши девочки? Джинни и Лили выбежали из каменной стены и подошли к остальным. Радостную беседу родителей Альбус почти не слушал; коротко кивнув Роуз, он продолжил оглядывать платформу. Первая густая дымка рассеялась и открыла взору лица волшебников. Вот вдалеке стоит дядя Перси и что-то громко и увлечённо объясняет дочерям — семикурснице Молли с гривой кудрявых рыжих волос и строгим, как у отца, взглядом и пятикурснице Люси, тихой, серьёзной девушке в в очках в чёрной роговой оправе. В другой стороне стояла рыжеволосая красивая (как, впрочем, и все дети Билла и Флер), весёлая на вид Доминик, рядом — её светловолосый брат Луи, оба старшекурсники. Они что-то наперебой рассказывали родителям. Пока внимание Билла и Флер было приковано к младшим, семикурсница Мари-Виктуар покрывала своими белокурыми вьющимися локонами грудь Тедди Люпина, сливаясь с ним в нежном поцелуе. Волосы у метаморфа, как всегда в минуту радости или удовольствия, переливались всеми цветами радуги. Похоже, не один Альбус заметил влюблённых, потому что спустя минуту шумный гул перекрыл звонкий крик Джеймса.  — Мама! Папа! Там наш Тедди! Он целует! Целует нашу Мари-Виктуар! Альбус обернулся. Сквозь недовольное выражение лица матери он заметил, как легко дрогнули уголки её губ, как, незаметно улыбаясь, скользнул её взгляд по глазам папы, таким же улыбчивым и радостным.  — Джеймс, — в голосе Джинни звучал упрёк, — сколько раз можно тебе повторять: не перебивай, когда взрослые разговаривают!  — Мам, подожди, ты не поняла…  — Я всё прекрасно поняла, спасибо. Джинни вновь отвернулась ко взрослым. Джеймс, явно разочарованный такой холодной реакцией, растерялся. Альбус перевёл взгляд на Роуз, стоявшую подле матери, вспоминая, как раньше они вместе играли, как им было весело, как они были друзьями. В последнее же время Альбус почти не общался с кузиной, находя её слишком важной в попытке подражать маме. Взгляд мальчика скользнул по знакомым чертам: густая копна рыжих волос, серо-голубые и несколько строгие глаза, горделиво вскинутая голова и прямая осанка. Да, такая Роуз ему совсем не нравилась. Рядом с девочкой стоял её младший брат, Хьюго. Мальчик был точной копией отца, только не такой долговязый и с весёлыми карими глазами Гермионы. Альбус ещё раз обвёлгруппу взглядом, но нашёл ту, кого искал. Взор мальчика, блуждая по шумной толпе, вдруг случайно упал на место перед большими ажурными часами. Альбус устремился туда. Лили стояла, высоко задрав рыжую голову, будто наблюдая за плавным ходом резных изящных стрелок, но мальчик заметил, как тихо скользит чистая слеза по мраморной щеке, оставляя за собой блестящую дорожку.  — Лили… — выдохнул Альбус. Девочка обернулась и легко впорхнула в объятия брата. Огненные волосы взметнулись ввысь и мягко опустились ей на спину. Лили судорожно вздохнула. Мальчик понял, что на сестру накатывает новая волна рыданий, и посильнее её обнял.  — Ал, — сдавленным голосом проговорила Лили, — я не хочу, чтобы ты уезжал…  — Лили…  — Я не могу без тебя! Альбус, я так тебя люблю! — вскрикнула девочка и задрожала от слёз.  — Лили, — мягко сказал Альбус. Он не знал, как утешить сестру, ему самому стало невыразимо грустно и больно от мысли, что через несколько минут он расстанется с ней на год. Почему-то только сейчас он понял, что, помимо всех приятных вещей, Хогвартс — это разлука с самыми близкими и любимыми людьми. Мальчика нельзя винить — исполнение всех стремлений часто оказывает усыпляющее действие на заботу о других и отчасти о себе. Теперь эта жуткая мысль о том, что он оставляет всё родное и любимое и один вступает в незнакомый ему мир, неотступно следовала за Альбусом, душила его, окружала. Мальчик взглянул на Лили. Такая свежая, чистая красота была в её лице: в мраморной бледности, которой посмел легко коснуться призрачный румянец; в карих, мягких, глубоких, сияющих от слёз, словно звёздочки, печальных глазах; в ярких и нежных коралловых губах… Лили была человеком, которого Альбус любил беззаветно, сильнее родителей, брата, кузенов и кузин… сильнее самого себя. Это милое, любящее весь мир создание, дитя нежной весны, первой и самой чистой весны, добродетели и любви, которую Лили щедро дарило всему живому, что её окружало. Альбус любил и оберегал сестру, как не любил и не оберегал никого больше.  — Лили, — снова сказал мальчик, обращая внимание сестры на себя, — Лили, ты совёнок. Девочка перестала плакать и подняла свои грустные глаза на брата.  — Почему?  — Потому что ты спросонья похожа на совёнка. Лили вдруг улыбнулась и засмеялась чисто и звонко, словно зазвучал быстрый маленький ручеёк. Альбус тоже засмеялся — не потому, что было смешно или весело, а оттого, что вдруг сделалось легко и свободно, и страх, и всякая тяжёлая мысль, и грусть — всё разрушилось от этого лёгкого смеха. Мальчик знал, что и сестра сейчас чувствует эту свободу.  — Хочешь, я буду писать тебе каждый день? Всё-всё, что происходит, хочешь?  — Да, пообещай!  — Обещаю! — весело сказал Альбус. — Ну что, пойдём к остальным? Подходя к родителям, они заметили, как Рон кивком головы указал три фигуры. Все взгляды мигом устремились в том направлении. Высокий бледный мужчина в наглухо застёгнутом чёрном пальто имел какое-то отсутствующее выражение лица, пустые серые глаза его отчуждённо вперили в воздух, а залысины на белобрысой голове удлиняли его худое лицо. В этом человеке не было ничего живого. Рядом с ним стояла высокая черноволосая женщина. Болезненная бледность, худое лицо, впалые щеки, сухие тонкие губы и усталые, но счастливые, кажущиеся неестественно большими на изнурённом лице глаза — всё это подчёркивало нездоровье женщины. Она ласково обнимала светловолосого и бледного, как мужчина, мальчика.  — Это, видимо, юный Скорпиус Малфой, — заключил Рон. — На вид ничем не лучше отца.  — А эта женщина? Это Пэнси Паркинсон? — спросила Гермиона.  — Забини, — поправила Джинни. — Пэнси Забини.  — Она плохо выглядит, — с сожалением в голосе сказала Гермиона. — Бедняжка. Рон фыркнул. Затем, заметив, что Роуз тоже смотрит в ту сторону, сказал:  — Роуз, видишь этого болезненного мальчика? Ты должна одерживать над ним верх на каждом экзамене! Хорошо, что умом ты пошла в маму! Гарри улыбнулся. Гермиона нахмурилась, хотя лицо её все же покрыл смущённый румянец.  — Рон, дети ещё даже не знакомы, а ты их уже стравливаешь!  — Я просто пошутил! И всё же, Роуз, не дружи с ним уж очень сильно. Дедушка Артур не простит тебе, если ты выйдешь за чистокровку. Все улыбнулись. Тут же пришла очередь Роуз покраснеть. Раздался протяжный гудок. Ученики двинулись к вагонам.  — Осталось пять минут до отправления. Думаю, пора прощаться. Альбус подошёл к родителям, радуясь, что Джеймс, наскоро клюнув их и обняв, уже ушёл к друзьям. Гарри и Джинни улыбались. В их глазах сияли радость и гордость, и лишь улыбки, несколько печальные, выдавали толику родительской грусти. Лили стояла рядом. Девочка снова кинулась в объятия брата, нежно обнимая его своими тёплыми руками. Она больше не плакала.  — Я тебе завтра же напишу, совёнок, — шепнул Альбус.  — Хорошо, — улыбнулась Лили. Пришёл черёд Джинни. Она мягко обняла сына и поцеловала в лоб. Отец крепко похлопал Альбуса по спине и улыбнулся. Они молчали, потому что всё понимали без слов, общаясь, как и все любящие сердца, сквозь тишину.  — Пишите мне каждый день, ладно?  — Хорошо.  — Ты, наконец, придумал имя для своей совы?  — Да, — кивнул Альбус и, помолчав секунду, добавил, глядя в глаза Лили: — её зовут Луна.  — Что ж, прекрасное имя, — улыбнулся Гарри, обмениваясь с Джинни нежными взглядами. Альбус не знал, поняли ли родители, но абсолютно точно видел, как лучезарно заблестели живые глаза Лили. Мальчик поднялся в алый вагон под звуки последнего и отчего-то особенно протяжного гудка.

***

Удача сразу улыбнулась Альбусу — он очень скоро нашёл свободное купе. Не желая обращаться за помощью к Джеймсу, мальчик решил не забрасывать чемодан на полку, а убрать его под сидение. Клетку он поставил на стол перед собой. Луна пристально глядела своими огромными золотыми глазами на Альбуса, изредка моргая и наклоняя красивую белую голову. Наконец, поезд тронулся. Мягко раскачиваясь, он медленно набирал ход. Платформа 9¾ скрылась за поворотом, и теперь в окне проплывали сельские пейзажи: чистое, но отчего-то сероватое небо, бледное осеннее солнце, золотистые поля, которые, словно огромное море, волновал ветер. Налитые солнцем колоски покорно склоняли тяжелые головы, создавая зыбкую гладь. листики деревьев легко колыхались, облачаясь в серьёзный золотой наряд. Поезд выехал на мост. В серебристых водах лениво играл отголосок холодного блика. В каждой черточке пейзажа уже чувствовалось унылое прикосновение осени. Дверь купе с шумом отворилась, и из коридора вышел тот самый бледный мальчик с платформы.  — Я могу…  — Конечно! — с готовностью ответил Альбус. — Здесь свободно. Мальчик кивнул и бросил на Альбуса подозрительный, колючий взгляд. У Альбуса этот мальчик почему-то вызвал интерес и даже некоторое расположение, несмотря на холодность и недоверие, которыми уже сполна одарил его сосед. Пока он убирал вещи, Альбус оглядел его. Светлые волосы, колючие серые глаза, тонкие губы, высокий лоб, бледное лицо, худощавость. Несмотря на эти отталкивающие черты, мальчик всё же был красив. Поставив на стол свою клетку, в которой сидел красивый бурый филин, мальчик сел напротив Альбуса и взглянул в окно. Дверь купе вновь распахнулась, и в проёме показалась фигура Роуз с пышной копной волос. Девочка уже переоделась в строгую чёрную мантию.  — Альбус, вот ты где, — как-то слишком весело сказала Роуз, — я тебя везде ищу. Пойдём в наше купе. Альбусу совсем не хотелось идти в другое купе, к тому же с Роуз, к тому же туда, где его, очевидно, ждали.  — Зачем?  — Что ж, — тон её сразу сделался холоден и суров, — если тебе приятна такая компания, я не настаиваю! Видимо, заметив нежелание кузена идти с ней, Роуз произнесла эти слова гордо и холодно, словно: «Мне-то это вообще не надо, я ради тебя стараюсь».  — Нет, я не пойду, спасибо. Мне приятна такая компания. Девочка, фыркнув, закрыла дверь. На несколько секунд повисла неловкая пауза.  — Почему ты не пошёл? — вдруг спросил мальчик, странно взглянув на Альбуса. В его голосе не было холода, только интерес.  — Мне и здесь хорошо.  — Мы ведь даже не знакомы.  — Альбус Поттер, — с улыбкой протянул руку Альбус.  — Скорпиус Малфой, — нехотя представился в ответ мальчик и, поколебавшись какое-то мгновение, всё же пожал руку соседа.  — И всё-таки, почему ты не пошёл? Надеюсь, ты меня не жалеешь? Последние слова Скорпиус вновь произнёс холодно, подозрительно сощурив глаза.  — Нет, и в мыслях не было, — просто ответил Альбус, испытывая интерес к этому разговору.  — Вот и хорошо, — несколько успокоившись, сказал Скорпиус. — и всё же? Ты ведь её знаешь?  — В том-то и дело, что знаю. Мне не очень приятно это знакомство. А тебя я совсем не знаю, поэтому мне с тобой интересно.  — Ну, а если ты и меня узнаешь, тебе тоже станет со мной скучно?  — Смотря, как я тебя узнаю. Друзьям не бывает скучно. Эта девочка — моя кузина, Роуз. Она говорит со мной о том, что ей интересно, поэтому мне с ней скучно. А друзья чувствуют друг друга и говорят о том…  — Что интересно им обоим.  — Да, — улыбнулся Альбус, чувствуя и радуясь, что они понимали друг друга. На несколько минут воцарилось молчание. Тишину нарушал равномерный, мягкий стук колёс.  — Скорпиус, — вновь обратился к мальчику Альбус, — есть ли факультет, на который ты бы хотел поступить?  — Желать поступить на определённый факультет — всё равно что желать оказаться умным или смелым. Но будет так, как есть.  — Это разумно, — согласился Альбус, — но ведь существуют семейные традиции, нарушать которые не всем хочется.  — Ты прав, — Скорпиус странно, будто в презрении и отвращении скривил губы, — в нашей семье есть такая традиция. Но я не расстроюсь, если нарушу её. Никто не расстроится. Последние слова мальчик произнёс очень тихо, задумчиво, даже печально. Альбусвзглянул на него. и вдруг перед мальчиком всплыло лицо старшего Малфоя — холодное, отсутствующее, равнодушное — и глаза темноволосой женщины —тёплые и счастливые. Альбус постарался отогнать мысли — это не его дело, но неприятное чувство всё же осталось. Альбус поспешил заговорить о другом.  — Какая у тебя волшебная палочка?  — Тёмный дуб и волос единорога, одиннадцать с половиной дюймов. А у тебя?  — Серебристый тополь и волос единорога, одиннадцать и три четверти дюймов. Наверное, мы похожи.  — Я рад этому, Альбус. Такие простые слова вызвали у Альбуса самую радостную и искреннюю улыбку, приободрили и придали уверенность. Мальчику вдруг показалось, что он почти сделал большое и трудное дело, остался лишь один маленький рывок.  — Давай попробуем стать друзьями? — спросил Альбус, немного волнуясь. Почему-то ему было очень важно, чтобы Скорпиус согласился.  — Давай, — ответил сосед. — А у тебя… У тебя есть друзья, Альбус? Скорпиус произнёс эти слова без интереса в голосе, как бы между прочим, но Альбус понял, что как ему было важно согласие Скорпиуса, так и Скорпиусу важен ответ Альбуса.  — У меня есть только один друг — моя сестра. Нет, всё же я не прав. Сестра — это сестра, её нельзя равнять с другом. Этих людей я по-разному люблю. Нет, Скорп, кроме тебя у меня друзей нет. Эти слова доставили Скорпиусу большое облегчение: он улыбнулся так, как не улыбался раньше, свободно, легко, искренне. Вся колючесть, холодность и подозрительность пропали, взгляд его засветился дружелюбным и благодарным светом.