Железный Эльф

Мицар отложил коммуникатор, прочесал волосы пальцами, вздохнул. – Гиперборея – ледяной материк. Неудивительно, что самая большая ценность там – это тепло. Собственно, потому гиперборейские темнокровые эльфы и выбирали в партнеры санаров, состоящих из огня и льда, или йотунов, ледяных гигантов с негасимым огнем внутри. Только с ними эльфы отогревались. У темнокровых способности обычно в спектре земля-воздух, или, реже, твердая вода. Но только королевский род обладал огнем. У них была в ходу легенда о том, что первый правитель Гипербореи был рожден от троих: эльфа, йотуна и санара. Будто бы у первого королевского омеги было два супруга, и они одновременно оплодотворили его. Не знаю, возможно ли такое в реальности, но легенда была, и по факту, все представители королевского рода обладали в той или иной мере способностями к огню. Так что ошибки быть не может, Максимилиан фон Краних. Ты – потомок королевского рода Гипербореи, и ты омега. – Охренеть, – без обиняков заявил Коралл, не замечая, что жует салфетку. – Вот я прямо чувствую, что мне не хватает информации. Что из этого следует? Даже если в моих давних предках были короли, а я, увы, омега – это что-то меняет? Макс смущался, и от этого злился. Он ненавидел быть не в курсе. – Твою ценность. Понимаешь, омеги в нашем мире – ценная штука. Многие отдали бы полжизни, чтобы обладать одним. У темнокровых эльфов омеги были сокровищем, главным достоянием всего народа. Огненные, королевские – особенно. Чтобы ты понимал, уж извини за неприятную ассоциацию, но на любом невольничьем рынке ты вынес бы все без остатка. По ценам черного рынка, я думаю, ты вышел бы дороже всего Норийского замка с его содержимым и всем нами. – Ой. Это же ему охрана нужна, – всхлипнул Ске. – Его своруют и заломают. – Темнокровые омеги крайне агрессивны, так что этим, скорее всего, только войну развяжут. Ему нужно немедленно собственную магию вскрывать и подчинять. Чтобы мог поджарить любого, кто приблизится против его воли. А нам – надеяться на его лояльность, конечно. Максимилиан, ты не захочешь предать Норию? – спросил Мицар, сложив руки на груди. – А что, есть варианты? – холодно отозвался Макс. – Мне не нравится все вот это. Я не люблю рассуждать о своей личной жизни и выносить ее на всеобщее обозрение, не люблю, когда обо мне вообще говорят. Мне нравится хорошо выполнять свою работу и знать, что тылы у меня надежно прикрыты. – Хм, ну я тебя понял. Могу предложить позаниматься с тобой на стадионе. Я, конечно, не большой специалист по технике вашего народа, но я ее хотя бы видел в деле. – О, Мицар, отлично! Тогда я охотно стану партнером в спарринг. И надо подготовить нескольких жертв... – говорил Обсидиан. От впечатлений даже привычный к смене обстановки мозг Макса отказывался сотрудничать. Для первого дня новой жизни информации на него свалилось многовато. Он начал часто моргать и терять нить беседы. С очередной волной горечи Макс осознал, как привык к молчаливой поддержке Хайриха. Будь они вдвоем, он мог бы себе позволить дремать с открытыми глазами, зная, что его мальчик ничего не упустит. Может, стоит завести себе секретаря или адъютанта... только ведь непросто найти подходящего человека, достойного доверия. – Макс, тебя вырубает, – негромко сказал Обсидиан у него над ухом. – Идем, посмотрим, что успели сделать тануки. Распрощавшись, они вышли обратно в коридоры к лифтам. По пути их догнал Мицар. – Я все же загляну к Циату, – сказал он. – Не может быть, что он не в курсе. – Опять займешь его на полночи, – недовольно проворчал Обсидиан, входя в лифт. – Обещаю, что нет! Как можно скорее отошлю его отдыхать, – Мицар подмигнул. – Я же все понимаю, сам женат. Макс потер переносицу. Ему определенно не нравилась свобода нравов этого мира. Надо как-то привыкать... Лорд Мицар покинул их на пятидесятом уровне, лифт поехал дальше, на восьмидесятый. Макс подумал, что готов уснуть даже в той голой пещере, что была теперь его служебной квартирой, но тануки за время ужина совершили невероятное. Отворив дверь своей ладонью, он не смог сдержать удивленного возгласа: это была его берлинская квартира. Старый комод в прихожей, зеркало, чуть потускневшее от времени, паркет с темными и светлыми дубовыми дольками. – Очень уютно, такое стильное европейское ретро, – улыбнулся Обсидиан. – Сложно поверить, что это на самом деле... Из гостиной выбежал Ишио и бросился на пол, обливаясь слезами и колотя себя по голове. – О, добрые господа, не губите бедного старого тануки!!! О, горе мне, горе, о, позор!!! – Ишио, встань и объясни нормально, что произошло, – потребовал Обсидиан. Тануки тут же вытер слезы и привстал, не поднимаясь с колен. – Потолки выше заявленных на два пальца. – Думаю, это ничего. Макс? – Да, пожалуй. – Я не знал, что за сплав у кранов в ванной и сделал золотые. Ну и по мелочи, там… плитку заменил, фаянс убрал. – Тоже сойдет. – Люстры в гостиной и спальне не из горного хрусталя, а из небесного. – Молодец, это намного лучше. Пока никаких проблем, – Обсидиан сложил руки на груди. – Что еще? Ишио снова залился слезами. – Я не смог, дорогие господа, я не смог найти ковер для гостиной!!! – Ничего себе, есть что-то, чего ты не можешь достать? – Похоже, второго такого нет, и я взял на себя смелость заказать аналог в Персии, – тануки снова упал, накрыв голову толстенькими ручками. – Я думаю, Макс не будет против нового ковра. Правда же? – Абсолютно. Новый всегда лучше, чем старый. – О, добрые господа! Спасибо, спасибо вам, вы так великодушны! – Прекрати этот спектакль и доложи: вы закончили в общем? Макс очень устал и хотел бы лечь спать. – Да, да, безусловно! Спальня готова полностью, кабинет и ванная оборудованы, всем можно пользоваться! – отрапортовал Ишио. – Вот и славно. Тогда иди отсюда, Максу нужно хорошо отдохнуть. С утра его ждет сложный день. Тануки мгновенно сдуло, словно его и не было, только в коридоре слышался дробный топот его деревянных сандалий. – Удобно ли тебе начинать работу в восемь утра? – спросил Обсидиан. – Вполне, я привык к такому режиму. Хоть я и не люблю рано вставать, но могу и раньше, когда нужно, – кивнул Макс. – Замечательно. Тогда в восемь я жду тебя в моем кабинете. С утра ты должен сам проснуться, позавтракать и добраться до меня. – Я уверен, что никаких трудностей не возникнет. – Славно. Тогда оставляю тебя дома, отдыхай. Если что – у тебя есть коммуникатор. С этими словами Обсидиан махнул ему на прощанье и закрыл за собой дверь. Макс медленно повернулся лицом к своей квартире и замер. Было тихо. Негромко тикали часы в гостиной, за окном звенел на повороте трамвай. Он словно вернулся в тридцать девятый, когда все было еще впереди. В квартире все было так, как всегда: книги, вазы, шкафы. Пожалуй, люстра в гостиной выглядела очень чистой, а кроме этого... На кровати лежали прекрасные девственные перины, белье выглядело свежим и новым. Макс встретился взглядом со своим отражением в гардеробном шкафу и поморщился. Чудовище, что таилось во тьме его души весь день, отравляя горечью его дыхание, почуяло свободу и полезло наружу. Никогда больше не войдет сюда Хайрих. Никогда не ляжет в эту кровать, голый и горячий, готовый на любые приказы. Максу придется вспоминать, как спать одному, как греться и прогонять дурные сны. – Нужно связаться с друидом, сказать, что у меня все в порядке. Сходить в душ. Лечь спать, – проговаривал Макс вслух. – Жаль, я не догадался взять спиртного с собой. Он вызвал коммуникатор и стал изучать его подробнее. Вещь оказалась действительно удобной: там был и будильник, подсказывающий, когда нужно лечь спать по режиму, и календари с разными отметками, и контакты целой толпы незнакомого народа. Ткнув в изображение красного конверта с цифрой пять на нем, Макс увидел послания от Занди (два, в каждом по книжке), одно от лорда Мицара, тоже с полезным чтивом, одно от Обсидиана со списками обозначений офицеров и коротенькой запиской, что тануки доставили в шкаф кое-какую одежду. Самое первое оказалось приветствием почтовой программы, и содержало пароль для входа с других устройств и контакты инженера-настройщика Неба. После проверки почты конвертик стал белым, цифры пропали. Макс кивнул, поняв алгоритм. Он выбрал контакт друида, и через несколько секунд увидел на экране его лицо. Позади Занди скакал на кровати Ске в голубой ночной сорочке. – Добрый вечер! Ты уже дома? – спросил друид. – Да, я у себя. Все хорошо, я думаю. – Тут ходят слухи, что ты особа королевских кровей, – Занди широко улыбнулся. – Поздравить или посочувствовать? – Честно говоря, не знаю. Не чувствую особой разницы, – Макс потер лицо, скрывая зевок. – Ладно, не буду тебя отвлекать. Доброй ночи, отдыхай. Завтра рабочий день, сложно. – Спасибо. Доброй ночи. Экран погас, снова стало тихо. Собственное дыхание раздражало. – Хм, в детстве мама звала меня принцем. Знала бы она… Интересно, не найдется ли здесь чего-нибудь выпить? Макс заглянул в шкаф, обнаружил там два комплекта новенькой формы разведки и вещи, подозрительно напоминающие его собственные из дома. В бывшей кухне стало просторнее, на месте плиты теперь был стол, а вместо стола в угол встал металлический ящик, покрытый молочного цвета лаком. – Холодильный шкаф! – понял Макс, распахнув дверцу. В его прошлой реальности в квартирах холодильники были редко у кого, в основном они встречались в больших ресторанах и магазинах. Макс очень хотел такой домой, но жалко было денег, и, по слухам, холодильные шкафы сильно шумели. Этот, к счастью, работал бесшумно. Внутри обнаружились две бутылки советской водки и почему-то яблоки. Водка скорее всего была дома, и Макс вспомнил о ней, когда создавал проекцию квартиры, а вот яблок он обычно не держал. Но сейчас и они были кстати. Почистив и нарезав одно, Макс устроился в гостиной на диване с бутылкой водки. В прежней жизни он включил бы радио, но сейчас на его месте стоял овальный экран на тонкой ножке. Тануки расстарались и выполнили его в рамке, по цвету и стилю совпадающей с мебелью. – Как, интересно, эта штука работает? Макс не нашел кнопок, но от прикосновения ладони экран ожил, появилась картинка-пейзаж с россыпью цветных значков. "Программы, фотографии, видео, игры, копии, почта, Небо, – гласили надписи под ними на привычном немецком, – связь с инженером, Норийский замок, рабочие папки". – В целом, понятно, – вздохнул Макс, прихлебывая прямо из бутылки. – Хочу посмотреть, что это у них за Небо... Он пришел в себя спустя примерно полчаса, читая большую и подробную статью об отношении к омегам в разные эпохи Юны. На коммуникаторе было открыто окно блокнота, куда Макс вносил заметки на потом: что еще прочесть, чтобы не забыть. Он бы просидел куда дольше, но в бутылке закончилась жидкость. Раньше этого количества хватало, чтобы рухнуть спать, теперь же ничего подобного даже не намечалось: приятно шумело в голове, дурные мысли на время отступили. Макс с сомнением посмотрел на бутылку. – Либо здесь меньше градусов, либо у меня иммунитет. Он сходил за второй, глотнул из горла и отметил, что по ощущениям крепость вполне обычная. Значит, это его новая физиология так себя ведет. – Надо что-то придумывать со снотворным, – вздохнул Макс. – Если даже водка теперь не вариант. Коммуникатор любезно напомнил, что желательно лечь спать через сорок шесть минут, чтобы попасть в режим. Макс здраво сомневался, что нормально уснет без привычной дозы алкоголя, но решил не спорить с техникой сразу в первый же день. Он неохотно закрыл вкладки с интересными статьями, и в компании початой бутылки водки отправился в душ. С виду в ванной все было почти так же, как он привык: разве что плитки на стене и полу были не кафельными, а перламутровыми, и сама ванна, кажется, заменена на мраморную. Бутылка звякнула дном, становясь на полочку перед зеркалом. В отражении Макс снова увидел себя – красивого и свежего. Весной сорок пятого – вроде бы, еще только вчера – из тусклых зеркал на него глядел совершенно другой человек. Сейчас Макс мог сравнивать, и с неясным страхом понимал, что выглядел кошмарно тогда. От огромного нервного напряжения он побледнел, посерел и похудел. Глаза были красными от недосыпа и выпивки, и даже руки тряслись по утрам, как у заправского алкаша. Нынешний он выглядел здоровым, бодрым и удивительно красивым. Словно не было позади никакой войны, агонии Рейха и ежедневного страха, что их вот-вот раскроют. Хайрих старался. Очень старался. Он потерял три звания, переведясь в другую структуру, фактически начал с нуля. Он потратил уйму средств на обмундирование. Возможно, все свои сбережения. Он приходил раньше Макса, а уходил позже, если тот не выгонял его. С некоторых пор, Макс стал делать это каждый день. Хайрих выходил с ним и гасил свет в кабинете, когда тот уже был в коридоре. Макс удивлялся, что сейчас вспоминает такие вещи, все эти мелочи. Может быть, это было важно. Однажды уже ближе к концу мая выдался очень хороший вечер: было тепло, совсем как летом, и Макс уже не мерз на улице. Солнце село, только оранжевый отсвет на западе давал понять, что прошедший день был ясным и солнечным, а они проторчали в канцелярии. Хайрих вышел на улицу следом за Максом, остановился рядом, ожидая официального прощания или указаний на завтра. Но вечер был таким хорошим, а новичок – таким привлекательным, что Макс не смог пересилить свое желание продлить чудесное время. – Я хочу немного пройтись. Не составишь компанию? Думаю зайти в новую пивную в Тиргартене, оценить пиво, – Макс старался говорить в меру отстраненно и дружелюбно. – С большим удовольствием, – Хайрих широко улыбнулся, стазу становясь очаровательным. Обычно Макс очень тщательно дозировал общение с коллегами и подчиненными, выдерживая баланс между приятельскими отношениями и некоторой отчужденностью. В результате никто не мог считать его близким другом, но и вряд ли нашлись те, кто назвал бы Макса нелюдимым одиночкой, хотя это и было истинной правдой. Не в его правилах было ходить куда-то после работы в компании подчиненного, и он вряд ли мог объяснить сам себе, зачем делает это. Может, просто смотреть на него, отмечать малейшие черты, запоминать запахи и интонации голоса… чтобы потом подолгу не спать, смакуя впечатления, а в выходной изводить себя, кусая перины и представляя его рядом. Глупость, причем опасная. Слабость на грани смерти. Когда они вышли из пивной, настала уже настоящая ночь, но хорошее пиво сделало их веселыми и беззаботными. Вечер, успешная работа, приятный алкогольный дух, тепло и красивый парень рядом – это почти все, что нужно для счастья. Макс думал об этом, но никогда не рискнул бы сказать вслух. По пути они разговаривали и много смеялись, Хайрих расслабился и рассказывал разные случаи и свои похождения СА (в основном, про драки и попойки, конечно). Макс впервые услышал от него столько слов сразу и, хоть многие детали того вечера стерлись вместе с алкогольными парами или забылись за время войны, но уже тогда Макс отметил, что не ошибся в своей первоначальной оценке Хайриха: тому нравилось мучить, ломать, подчинять своей воле. Грубо брать. В тот вечер Хайрих проводил Макса до дома, хотя тот изначально не планировал ничего подобного. Они остановились перед подъездом, вдыхая запахи цветущей сирени и нагретых солнцем улиц. – Поздно. Иди уже домой, Хайрих, а то патрули могут придраться. – Не придерутся. Я ведь в форме, – он одернул новенькую черную ткань, гордо поднимая подбородок. – Не жалеешь о потерянных званиях? – Нет. Быть принятым в СС это такой почет... – Хайрих. Ты врешь мне. Если бы тебе был нужен почет, ты попал бы в Лейбштандарт, – Макс чуть нахмурился, сложил руки на груди. – Но я хотел именно сюда, – Хайрих улыбался и странно смотрел на него. Если в тот момент какая-то мысль и проскользнула у Макса в голове, то он не поверил ей и отогнал прочь, как заведомо абсурдную. – Хорошо, я это проверю. Но уже не сейчас. Доброй ночи, надеюсь, доберешься домой нормально. Максу показалось, но на какой-то короткий миг на лице Хайриха промелькнуло волнение, но это могла быть просто тень от листвы и ночного фонаря на углу. Может, тот надеялся на приглашение и продолжение выпивки? Макс вошел в подъезд, и на своем этаже выглянул в окно лестницы, стараясь не приближаться к стеклу, чтобы не выдать себя. Хайрих все еще стоял перед подъездом, глядя наверх. Макс был уверен, что тот ждал, какое окно загорится. Только в этот момент Макс сообразил, что Хайрих живет на другом конце города. Но общественный транспорт уже не ходит, и поймать попутку совсем непросто… как же он доберется к себе? Войдя в квартиру, Макс выглянул из окна снова. Хайриха на улице уже не было. На другой день Хайрих был вполне свеж и бодр (чего не мог про себя сказать Макс), и очень старательно делал вид, что ничего не произошло. Разве что улыбался в конце дня чуть шире. Может, надеялся на повторение прогулки и выпивки? Макс игнорировал его, не выделяя среди других сотрудников, но в глубине души понимал, что вчера что-то изменилось. Что-то большое, неповоротливое и тяжелое повернулось в нем, царапая острыми гранями, и теперь никак не могло улечься на привычное место. Ему хотелось смотреть на Хайриха еще и еще. Видеть все, что он умеет. Спустя пару дней Макс решил взять его на допрос в первый раз. Просто посмотреть на реакцию. Увидеть, как Хайрих будет наблюдать. Но это оказалось неожиданно для самого Макса, хотя он считал, что готов ко всему. Хайрих стоял сзади молча, сопя и чуть похрустывая пальцами. Он не отрываясь смотрел поверх плеча Макса в маленькое оконце двери, как Конрад в допросной пытается разговорить пламенного коммуниста. Макс уже видел, что ничего не выйдет: это был один из тех тупых, твердолобых идиотов, которые молчат из принципа, подчиняясь каким-то своим мазохистским правилам. Выход, конечно, есть: можно напоить до животного состояния, можно обмануть… – Можно мне попробовать? – негромко и чуть хрипло попросил Хайрих. Макс обернулся на него с некоторым удивлением, и увидел, как тот нетерпеливо облизывает губы. – Можно, – он медленно кивнул. – Только не уродуй его… пока. Хайрих рванул дверь на себя, в два шага пересек комнату и простым, ловким движением дернул руку арестованного. Вой оглушил Макса и Конрада, а лицо Хайриха украсила кривая ухмылка ярости. Он просто выдернул руку задержанного из сустава... Очередной глоток водки обжег горло, упав в желудок теплым комком. Макс потряс головой, отгоняя воспоминания. Какая теперь разница… Прихлебывая из бутылки, он выбрался из больничного комбинезона, снял обувь и белье. Собственное тело мало изменилось, кроме, разве что, физической формы. Так хорошо Макс был развит только перед Олимпиадой тридцать шестого года, когда попал в команду гимнастов для отбора на финал. После неудачи на квалификации он несколько охладел к гимнастике, и посещал зал реже, только для поддержания общего тонуса и галочек в медицинской карте и личном деле. На животе и груди не было ни следа шрамов от выстрелов в Берлине, но помимо этих, пропали и более старые отметины: тонкий белый порез на ребре ладони, след от ожога на плече, детский шрам на коленке. Даже татуировки с группой крови, сделанной из страха смерти в госпитале под Волоколамском в сорок первом, тоже не осталось. Макс был будто совершенно новый и чистый, он себя таким никогда не видел и не помнил. Теплые струи воды пролились сквозь волосы, обняли его тело. Без одежды сразу стало зябко, и горячая вода была очень кстати. Макс медленно поворачивался под душем, прогреваясь. Держа глаза закрытыми, он почему-то видел себя обнаженного в темноте, под единственным фонарем, свет которого постепенно сужался. – Бред какой-то, – пробормотал он, прикладываясь к бутылке прямо под душем. Он бы дорого дал за возможность напиться до невменяемого состояния, но его новый организм явно был против. Надо будет разузнать, можно ли добыть чистый спирт или что-то подобное. На полочке для шампуня стояло несколько незнакомых пузырьков и флаконов разного размера. Макса устроил бы даже кусок мыла, поскольку в последний год войны он стал куда менее привередливым, но сейчас его это порадовало: можно было на некоторое время занять себя и не смотреть на подступающих монстров. – «Морозная фиалка» – эссенция для ванны… «Сладостные сны» – интимная гигиена, ну ничего ж себе. «Ягодная корзина» – бодрящий утренний тоник. Хм… «Морской пейзаж» – успокаивающий состав для душа, подходит для тела и волос. То, что надо. Нежная пенка таяла на коже, аромат был ненавязчивым и приятным. Макс немного расслабился, привычно намываясь, но сюрпризы на этом не кончились. Собственное тело удивило его там, где он никак не ждал. Повседневное движение ладони промеж ягодиц исключительно с гигиеническими целями принесло новое открытие: там он стал другим. – Омега… так вот оно, значит, как… Прислонившись лбом к стенке, Макс осторожной ощупью изучил чувствительную зону. Ощущения здесь стали намного ярче, и даже легкие прикосновения к анусу вызывали электрическое покалывание внутри. Где-то в животе отзывались слабые сокращения, обещая невероятные оргазмы. И в прежней жизни чувствительность здесь была проблемой, но теперь она грозила стать настоящей бедой. Как с этим справляться? Макс вовсе не хотел быть безвольной шлюхой, которая умоляет любого самца отодрать ее пожестче. Он бы скорее умер, чем вынес такое унижение. Из того, что он успел прочесть, было ясно, что мастурбация только немного облегчает жар желания омеги, а во время течки многие вообще сходили с ума в отсутствии контакта. Все это вовсе не радовало. Макс храбро запустил в себя два пальца, и выгнулся от наслаждения, захлебываясь воздухом. Внутри было тесно, горячо и мокро. Смазки у него выделялось более чем достаточно: Хайрих оценил бы, а то этот армейский вазелин в банках, куда постоянно летела пыль, или тубах, трескающихся на сгибах – и то в лучшем случае, а чаще просто слюна в ладони… Он сполз по стенке и скорчился на полу душевой кабины, кусая кулак одной руки и лаская себя пальцами другой. Себя не хватало, тело требовало больше и сильнее, смазка все прибывала, и пальцы пошло хлюпали внутри. Первым сдался член, плотно зажатый между ног, изливаясь в несколько рывков. Непривычно холодного оттенка семя тут же смешалось с водой и утекло в сток, но легкий голубоватый окрас струй остался. Обычного оргазма Макс почти не ощутил: в его анусе нарастало удовольствие, которого он прежде не знал. Второй, уже настоящий оргазм, был довольно слабым и оставил ощущение незавершенности, но все же стал самым острым наслаждением в его жизни. На некоторое время Макс отключился, как это с ним случалось: вроде бы видел все вокруг, дышал и чувствовал тепло воды и жесткость пола, но не мог ни шевелиться, ни даже думать. В нем пульсировало что-то незнакомое, простреливая сладким электричеством до самых кончиков пальцев. Спустя несколько минут он завозился, медленно сел. Рука, что была внутри, вся оказалась в густой перламутрово-голубой смазке с тонким сладковатым запахом, похожим на сытный аромат заварного крема. Желание свернулось в животе, прячась на время, но не исчезая. Теперь у него было чудовище и внутри тоже. Макс мылился дважды, брезгливо отмывая свой приставучий запах. Должно быть, это то самое, привлекающее альф. И от этого нужно было избавляться самым радикальным из возможных способов: Макс решил, что при первой же возможности расспросит друида, как это убрать. Наверняка есть какие-то средства… что-то же должны были придумать! Выйдя из душа, Макс вылил в себя остатки водки из бутылки, почистил зубы и влез в постель прямо в полотенце. Он даже под пытками не признался бы, что больше всего хочет, чтобы его обнимали сильные руки, а тяжелое дыхание с нотками табачного дыма опаляло затылок. Чудовище внутри слабо завозилось, но Макс мысленно шикнул на него, отвлекаясь сегодняшними впечатлениями: он старательно вспоминал план замка, расположение комнат на этажах, пытался по памяти посчитать колонны в столовом зале и рожки тяжелой люстры в кабинете Циата. Это помогло, как и всегда, и он провалился в сон, который только добавил беспокойства.