Железный Эльф

По пути на транспортную платформу и от нее в замке Макс прикидывал, что могло случиться. Вроде бы, никаких серьезных просчетов за собой он не мог предположить, значит, что-то новое? У кабинета Циата как всегда сидели посетители, но Коринда сразу указала Максу на вход: – Князь ждет вас, проходите. Едва распахнув дверь, он почувствовал опасность. Тайра задрожала и нагрелась, память предков внутри зашипела и оскалилась. – Максимилиан фон Краних, – представил его Циат сидящему напротив воину. – Присядь, Макс, разговор непростой. Тот был высоким и крепким, и Макс с трудом сдерживался, чтобы не выхватить Тайру, или не швырнуть в сидящего огнем. На незнакомце был черненый доспех с обозначением регалий, тяжелый меч лежал на соседнем кресле. Мужчина выглядел европейцем южного типа, немного похожим на грека или итальянца: загорелый, обветренный и выдубленный морским ветром и солью – в чем-то даже красивый, только очень хмурый. У него были темные гладкие волосы, забранные простыми зажимами из серебристого металла, и ясные глаза цвета морской волны, пронизанной солнцем. – Я владыка Атлантиды, мое имя Мандрагора Лоот дел Мар, – сказал он, глядя на Макса. – Несмотря ни на что, я рад встрече с вами, король Максимилиан. – Атлантида... понятно. Приветствую, владыка. Не уверен только, что могу считаться королем. – В том-то и беда, что не просто можете, а являетесь им. Дело очень серьезное. Я не буду говорить намеками: Гиперборея не сдалась и не была официально побеждена, поэтому наши государства до сих пор находятся в состоянии войны. По законам моего государства, я обязан начать боевые действия, так как в руках потомка королей Гипербореи находится символ власти: скипетр, печать и кольцо, в составе жезла Тайра. – Со своей стороны, обладая всей полнотой власти государства Нория, я заявляю, что король Гипербореи по своей воле и своим решением числится генералом моих вооруженных сил, и, таким образом, является собственностью государства до тех пор, пока не попросит расчета. В связи с этим Нория будет защищать свои интересы любым целесообразным способом, – строго ответил Циат. – Я терпеть не могу церемониал! – взорвался Мандрагора. – Мне насрать, какие терки были у моего прадеда с последним королем Гипербореи, меня тогда еще в проекте не было! И воевать с тобой, Циат, я не собираюсь! – Предлагаю уладить проблему дипломатическими путями, – поспешил предложить Макс. – У меня нет никакого резона требовать каких-либо сатисфакций от атлантов. – Уфф, это хорошо, – кивнул Мандрагора, внимательно глядя на него. – Пока мои идейные стариканы не очухались, предлагаю заключить мирный договор – впервые в истории между нашими странами. – Хмм... не выйдет, – покачал головой Макс. – Сразу из состояния войны мирный договор нельзя, вас сожрут с потрохами ваши же подданные. Наверняка многие из них помнят войну, или даже участвовали в ней. – Ну да, – неохотно согласился Мандрагора. – Они будут вне себя. Но что тогда думаете делать? – Договор о прекращении огня для начала, если мы сойдемся в условиях, – предложил Макс. – Разумно, я и сам поступил бы так. Готов выступить свидетелем и гарантом истины договора, – сказал Циат. – О каких условиях идет речь? – Мандрагора нахмурился, сразу став грозным. – Вам виднее, – усмехнулся Макс. – У меня во владениях груда битого льда, так что терять особенно нечего. Но отдавать свое я тоже не намерен. – Мне нахрен не сдался ваш морозильник. Циат, мы можем заключить договор на условиях «как сейчас»? – Без территориальных, экономических, политических и прочих возможных претензий? Никто никому ничего не должен? – уточнил тот. – Именно. Если пленные и были, то они уже давно умерли, а остальное меня не интересует. – Макс? – Циат перевел взгляд на него. – Согласен. Король Айариан наверняка потребовал бы что-то, выдвинул условия в счет своей обиды, зная, как именно сделать это соглашение выгодным. Но Макс не хотел даже задумываться: собственная война далась ему слишком дорогой ценой, и пока что он не готов был думать ни о чем подобном. Князь Циат составил договор о прекращении огня, перечитал его и протянул для ознакомления собеседникам. Все время ожидания Макс чувствовал, как Мандрагора рассматривает его. Он знал и без глубокого анализа, что атлант – сильный воин с большим магическим потенциалом, крайне опасный противник. В чем-то он немного напоминал Коралла, и Макс даже задумался, не было ли у того в роду атлантов: все же, Алеарна – прибрежная область Эллинии, а это совсем недалеко от Атлантиды. – Для законности договора нужны двое свидетелей, являющихся главами государств, либо наделенных всей полнотой власти, либо наследников. Я подойду в качестве первого, – сказал Циат. – Второго придется подождать. Макс медленно кивнул, изучая документ. Придраться было не к чему: договор заключался на условиях «как сейчас», без взаимных претензий и учета всех предыдущих межгосударственных связей, на благо обеих держав. Циат некоторое время думал, просматривая страницы в коммуникаторе, потом вызвал кого-то к себе. – Это будет неожиданно, но вполне законно. И здорово позлит Оулу, что само по себе очень приятно, – сказал он, подписываясь. Автограф Мандрагоры включал в себя вязь из длинных крюков, узелков и переплетений, так что буквы общего языка трудно было узнать; Циат подписывался тоже стилизованными под норийское письмо знаками. Максу почти не пришлось менять свою привычную подпись: те несколько букв, что выглядели иначе, прекрасно вписались в его «идейный», а на самом деле просто эстетически красивый готический шрифт. Тайра снова послушно повернулась печатью – Циат, – козырнул Джош, входя. – Мандрагора, салют! Сто лет не виделись. – Ага, с неделю примерно, – усмехнулся тот. – Я смотрю, ты все еще жив, несмотря на старания твоей милой матушки. – Конечно, хотя бы из чувства противоречия, – Джош сел в кресло, непочтительно отставляя в сторону лежавший там меч. – Закончили обмен любезностями, господа, – вмешался Циат. – У нас тут политический договор наивысшей важности. – Объявляем войну Гиперборее? – Джош ухмыльнулся. – С ее последующей мгновенной капитуляцией? – Гиперборее не надо объявлять войну: поскольку по общим законам Юны властитель не сдался на милость победителей и не был убит кем-то из противников, война не считается законченной, – терпеливо объяснил Циат. – А я не собираюсь воевать с Норией, – сказал Мандрагора. – Мы заключаем договор о прекращении огня, может, потом, когда все привыкнут, сделаем мирный договор. – Хм, вот как. Я остаюсь при своем: едва темнокровых станет больше, или появятся какие-то перспективы, они ударят нам в спину, – Джош покачал головой. – В таком случае носите щит сзади, генерал, чтобы прикрывать ваши нежные тылы, – спокойно сказал Макс. – Вы так меня боитесь, что я невольно чувствую себя больше и сильнее, спасибо. Мандрагора расхохотался, не смущаясь. – Я не боюсь, – мрачно сказал Джош. – Я предупреждаю. – К делу, господа, – устало выдохнул Циат. – В такие моменты я сочувствую директорам цирков и психиатрических лечебниц. Джош, ты официальный наследник Ангелхайма, как бы Оула ни мечтала это изменить. Готов ли ты свидетельствовать заключение договора между державами, или мне посылать за кем-то еще? – Могу я ознакомиться с документом? – Разумеется, – Циат передал ему бумагу. Джош прочел текст дважды, похмурился. – Циат, нас не обвинят в нарушении каких-нибудь договоренностей? Ты выступаешь гарантом, а значит, Нория официально поддерживает Гиперборею. – Проблемы не вижу, – ответил тот. – Нория не являлась членом Альянса, поэтому не может быть призвана к соблюдению норм того времени или обвинена в неэтичном сотрудничестве за спинами союзников. Тогда в этих местах жили дикие лисы, тануки и гоблины, на южном острове стоял один захудалый форт на двести человек, а я был страшным богом местных гор; ни о какой государственности Нории речь не шла. – Ну ясно. Не знаю, что ты думаешь поиметь с этого союза, но раз ты считаешь это правильным, я подпишу. – Замечательно. Подпись Джоша мелко поблескивала бриллиантовой пылью, хотя он использовал те же перо и чернила, что и Циат. Макс прислушивался к себе, но память предков молчала: либо была шокирована наглостью потомка, либо уже прикидывала возможные выгоды. – Я бы предложил заключить сразу же договор о ненападении, чтобы у нас были хоть какие-то гарантии, – подумав, сказал ангел. – Нарушившая его сторона мгновенно будет признана агрессором со всеми вытекающими. – Можно, – кивнул Циат. – Только Гиперборее пока нечем нападать: разве что Макс плюнет в их карту при изучении нашей истории. – Пока, Циат. Именно что пока. Мы не знаем, как отреагируют на него Тени, и что они предпримут. Исуан держит нейтралитет, низшие йотуны предпочитают ни во что не вмешиваться, но если вдруг… как-нибудь появится наследник их первородных, и поднимет из мерзлой Тьмы глыбу Йотунхейма, которую за десять веков никто не смог обнаружить? Это может стать началом возрождения Северополярного союза, и война вспыхнет с новой силой. Макс знал, что ответить, но не был уверен, что это нужно слышать постороннему. Мандрагора казался другом Нории, но стоило ли при нем поднимать темы внутренней политики государства? Кровной связи нет, но есть дружеская. Давняя и прочная… Мандрагоре нравится Циат, как военачальник и тактик, без личных примесей. Атлант резкий и честный, практически бесхитростный, что для них нехарактерно, но как тогда быть с глубокой магией? Макс посмотрел на его руки, отметил следы прикосновений, кольцо супружества с традиционным узором Авалона, скрытые под доспехом следы поцелуев и остаточное дыхание страсти. Мандрагора здесь, потому что его послала супруга, принцесса-ведьма из Авалона, ведь это именно она пользуется его магией… выходит, это Авалон заинтересован в мире с Гипербореей, Авалон и его король – лорд Ярет. Тот самый, чьей рукой написано «Козел ты, Циат», на неформальной записке, которая у князя под левым рукавом. Судя по всему, они – близкие друзья. Авалон в курсе разработок Нории по восстановлению темнокровых эльфов, поскольку в проекте занят уроженец Авалона друид Занди, и сын лорда Ярета, Скеаран (хоть тот и говорил, что отца недолюбливает). Значит, это не тайна, и он может… – Все, что вы говорите, генерал, более чем резонно, – согласился Макс, задумавшись всего на пару секунд. – Я еще многого не знаю, но уже согласен с вами: в интересах моих предков поступить именно так. Но есть несколько причин, которые делают вашу теорию несостоятельной. Во-первых, я единственный живой темнокровый эльф на данный момент. На Юне нет действенного алгоритма поиска других детей Наследия, и нет данных о том, что они вообще существуют. Во-вторых, первородные йотуны были истреблены, и в настоящий момент на Юне и известных территориях их численность составляет ровно ноль единиц. И, в-третьих, я по характеру не принадлежу к плеяде деятельных агрессоров, не люблю военные действия и не получаю никакого удовольствия от мыслей о мировом – или даже континентальном – господстве. Я бы предпочел быть просто начальником отдела внутренней безопасности, без всяких королевских регалий, но сейчас уже не могу от них отказаться из уважения к памяти предков, отдавших жизни ради моего существования. На несколько секунд стало тихо. Циат посмотрел на Макса и едва заметно усмехнулся, словно зная, что тот мог бы сказать дальше. Похоже, это было одобрение. – Говоришь хорошо, складно. Но я все равно не смогу поверить твоим словам: это у меня в крови. Гиперборея – давний противник Ангелхайма, что с Оулой во главе, что без нее, – сказал Джош. – Я со своей стороны согласен и на договор о ненападении, – вмешался Мандрагора. – Лишние гарантии, даже если они излишни, помогут мне утихомирить старейшин. Атлантиде сейчас не с руки вести войну на Севере: у нас Убрамар скандалит, Ликта явно что-то мухлюет с проливом, а Мэрр как всегда тянут с заключением договоров. – Ну, тут я тебе подскажу: Убрамар платит островам Мэрр, но недостаточно. Никсы надеются выбить из них больше, а потому затягивают подписание, придираясь к ерунде, – сказал Циат. – В знак дружбы с Атлантидой можем неофициально передать рапорт наших разведчиков. – Буду обязан, – улыбнулся Мандрагора. – За мной не заржавеет. – Договорились. Сейчас набросаем договор о ненападении… и я отдам распоряжение в отдел разведки, чтобы они предоставили отчет о сделках между Убрамаром и Мэрр. Они подписали и эту бумагу, и Мандрагора довольно крякнул, забирая свои экземпляры. – Надеюсь, мои старики так разойдутся, что поубивают друг друга, и мне больше не придется каждый раз внушать им, что эпоха их войн давно миновала, – усмехнулся он. – С вами приятно иметь дело, Максимилиан. Хотя вашего отца мне хором описывали как злобное и коварное чудовище. – О, я уверен, что будь живы мои предки, они бы наградили ваших не менее лестными эпитетами. Предпочитаю не погружаться в прошлое, от этого… одни проблемы, – ответил Макс. – Ладно, Циат, если мы закончили, то можем быть свободны? – спросил Джош. – Абсолютно. Я рад, что мы так слаженно решили щекотливую задачу. – Вот и славно. Ну что, друг атлант, как насчет пропустить по стакану санарского за здоровье твоей очаровательной супруги? – Джош чуть улыбнулся. Макс сразу уловил изменение голоса, и понял, что авалонская ведьма нравилась Джошу, возможно, у них даже что-то было раньше; а по тому, как зыркнул Мандрагора, догадался, что тот знает об этом. – Можно и по стаканчику, и за твоих супругов тоже, – ответил атлант. – А не то как обидятся, домой не пустят. Они вместе покинули кабинет, Макс тоже встал. – Я больше не нужен, милорд? – Пока что нет, с этим мы закончили. И, я хочу отметить, что мне очень нравится твоя понятливость, – Циат склонил голову. – Ты очень ловко просчитал, о чем можно говорить: я чувствовал, как быстро мечутся твои мысли. – Благодарю. За этим вы меня и подняли, ведь так? Теперь я могу предположить, что у вас есть свой интерес во всем этом деле, а не только просьба Обсидиана о поиске аналитика. – Ты совершенно прав. Я хотел найти именно тебя, Максимилиан. У меня большие планы, и я очень нуждаюсь в ресурсах Гипербореи. – Вы не похожи на адепта мирового господства. – Я получил бы его, будь оно мне нужно, – Циат улыбнулся. – Но это очень скучно. Мне нравится вести сложные партии, и я люблю сильные и неоднозначные фигуры. Особенно те, что обладают собственной волей. Ты – одна из них. – Сочту за комплимент. – Это, скорее, констатация факта. Ты – ценный для меня сотрудник, я надеюсь видеть тебя партнером в будущем. И, поскольку до меня дошли некоторые слухи, хочу обратить твое внимание, – Циат подошел очень близко, и Макс убедился, что это не фантазии – его глаза действительно слабо мерцали. – Я не позволю тебе вернуться в небытие, независимо от причин. Ненавижу лезть в личную жизнь сотрудников, друзей и знакомых, но если у тебя начнутся… проблемы, я решу их самым радикальным способом, хотя мы оба этого не хотим. Макс похолодел, прекрасно понимая, что князь хочет сказать. И, без всякого сомнения, не шутит. – Это... – он сглотнул, отступая на шаг, – не понравится Обсидиану. – Это не понравится никому. Но если у меня не будет выбора... – Я понял, милорд, нет нужды повторять, – Макс поджал губы. – Проблема преувеличена, уверяю вас. Я справлюсь. – Хорошо, если так. – Я могу идти? После бессонной ночи мне очень хочется спать, а я еще не ужинал. – Безусловно, не задерживаю более. Завтра с утра проверки продолжатся, всем нам нужно отдохнуть. Мне жаль, если я напугал тебя. – Это было неприятно, – Макс склонил голову. – Но я понимаю ваши причины, милорд. – Хорошо. До завтра, Максимилиан, хорошей ночи. – И вам, князь. Макс смог нормально дышать только в коридоре. Он не сомневался, что Циат не запугивает его, и в случае чего... Сама мысль о сексе была сладкой, отдавала тяжелым томлением в животе, но только совсем с другим любовником. Князь Циат был весьма хорош собой, но... не то. Макс с сожалением понимал, кого именно он хочет. За ужином он устроился под сенью небольшой пальмы, и читал, для разнообразия, историю Земли. Макс взялся сразу с конца войны, и с болью в сердце узнавал про покоренный, разбитый Берлин, про капитуляцию и унизительное подписание документов в Потсдаме, про раздел Германии и Нюрнбергский процесс. Прежде он не задумывался, но теперь был рад, что не дожил до этих ужасных дней тогда. Ему пришлось отвлечься от чтения и просмотра фото и видео, чтобы немного успокоить чувства; к счастью, в почте лежало достаточно всего, что требовало внимания. Очередная гора заявок на прием, сообщение от Этьена, что промежуточные результаты по заданию готовы, материалы от Лорана и письмо от друида. Тот писал, что намешал новый состав, и просит Макса зайти попробовать. В лечебном крыле третьего этажа работа не затихала никогда. Сновали мимо лекари в зеленых кафтанах, маленькие уборщики в белом натирали полы и стены, но несмотря на это в коридоре было тихо. Через некоторые двери слышались чьи-то голоса, стоны или храп. Занди был у себя в кабинете, в окружении плошек, колб, веничков сухих трав и, почему-то, игрушечного пони. Он сидел за столом, быстро щелкая по клавиатуре, а рядом сидел на столешнице Скеаран. По его капризному выражению лица было ясно: ныл. – Привет! Знаю, что ты не спал, задерживать не буду: вот тебе состав, прими перед сном примерно ложку, или небольшой глоток, – сказал Занди, не отрываясь от экрана. – Я на тебя сердит: это грубое нарушение режима и полнейшее безобразие. – Ничего не поделаешь: безопасность государства важнее сладких снов, – Макс пожал плечами. – Спасибо за состав. Какой эффект ты предполагаешь? – Я использовал эндемичные для северного региона растения, и надеюсь, что это позволит тебе избежать неконтролируемых приступов желания. – Хорошо бы. – От тебя пахнет цветком, – улыбнулся Занди, потянув носом воздух. – Лунные лилии? Нет, нет, конечно, у них жемчужная нотка… Королевский морозник? – Ледяной эдельвейс. – О, правда? В таком случае, это твой секрет меняет запах, потому что он гораздо теплее и мягче чистого. Тебе идет, – друид улыбнулся. – Благодарю. Этот запах неплохо отбивает мой. – Отличная находка! Может, я смогу это использовать в составах для тебя… хм, там эфирные масла и амброзия, при кристаллизации они дают гранулы бледного оттенка ванили… Занди тут же вернулся к монитору и застучал по клавиатуре с удвоенной силой. – Это надолго, – вздохнул Ске. – А я надеялся утащить его в спальню. – Ну прости, я этого не планировал, – сказал Макс. – Ай, ничего, изнасилую его прямо тут, – тот махнул ладошкой в ответ. – Доброй ночи. – И вам. Макс без приключений добрался до своих покоев; внутри снова было чисто и пусто, никаких посторонних запахов. – Очень хорошо. Как же я устал… – Душ, кино, алкоголь, подогреть постель? – ожил Ганс. – Душ, пол-литра спирта, подогреть постель. Не надо кино, иначе я засну после оргазма в душевой кабинке, – сказал Макс в ответ. Он быстро вымылся, стараясь не замечать явных намеков организма на некоторые потребности, влил в себя алкоголь, потом глоток варева друида (на вкус оно напоминало сладкий шпинат), почистил зубы и рухнул в постель. – Будильник на два часа раньше, Ганс. Мне надо… Он провалился в сон, не закончив фразу; к счастью, коммуникатор не нуждался в повторении команды, и спокойно включил режим сна самостоятельно. Макс провалился прямо в август 1939 года: последний мирный месяц. Действительно последний: даже в первые "удачные" годы войны работы было много. А тот август был удивительно спокойным и безоблачным. – Давай устроим пикник! – воодушевленно предложил Хайрих как-то утром, лежа в постели Макса. – Пикник? – тот с большим сомнением взвешивал все "за" и "против". – Ну да. Возьмем еды, пива или чего покрепче, и уедем куда-нибудь к лесу. Погода хорошая, тепло… Ну давай, Макс, мы совсем не бываем на воздухе – только торчим в этих душных кабинетах! – Хайрих, я не уверен, что это хорошая идея. – Это отличная идея! Тебе понравится. Давай, соглашайся! В выходной, если не будет дождя, я отвезу тебя в одно хорошее место, там никого не бывает. Макс так и не понял, как все получилось, и почему он согласился. Он никогда не был ценителем отдыха на природе: там же грязно, там насекомые и птицы, там пыль, там неровная земля... В воскресенье Хайрих пришел рано, Макс еще недавно проснулся и только успел одеться. Из-за раннего для выходного дня подъема он был не в духе, потому что весь вечер сидел с отчетами и докладной Гейдриху. Макс понимал, что именно он делает: готовит кадры для работы в тылу войск, для войны с Польшей. Макс подавал начальству данные о людях, которые пойдут по захваченным землям с оружием, и будут иметь власть большую, чем можно себе представить. От этого ему делалось жутко, и он неоднократно прикладывался к бутылке, поэтому с утра мутило и в голове катались свинцовые шарики. Хайрих восхищенно охнул, увидев Макса в гражданской одежде – тонких летних брюках и клетчатой английской рубашке. В таком виде он выглядел меньше и моложе, к тому же тонкие и мягкие волосы сегодня легли так, как удобно им. Макс ежедневно испытывал мучения со строгой укладкой. Хайрих, как и обещал, набрал уйму еды, пива, и еще чего-то секретного в свертках и пакетиках. Макс с некоторым удивлением наблюдал за его приготовлениями. Настоящий пикник, да? Так как именно Хайрих знал какое-то особенное место, за руль машины Макса пришлось сесть ему. Из-за больной головы хозяин автомобиля ничего не имел против; он дремал на пассажирском сиденье. Они выехали за город по направлению к Потсдаму. Эту местность Хайрих, разумеется, хорошо знал, потому что это была дорога к ферме его родителей. Машина свернула с основного шоссе, и некоторое время они ехали по узким пыльным дорогам между полей. Макс проснулся от тряски и с неудовольствием думал, что автомобиль теперь весь в пыли, и придется его отмывать. Наконец, машина остановилась. Макс тут же вышел, потому что его снова начало мутить, и осмотрелся. Здесь были поля, засеянные кормовыми смесями для коров. Клевер, мышиный горошек, какие-то злаковые – Макс был не слишком силен в ботанике. Над полем стоял тяжелый сладкий запах, похожий на теплый мед. Рядом начинался лес, и крайние дубы находились всего в нескольких метрах от дороги. А между краем поля и лесом была узкая клиновидная полоска низкой густой травы, она расширялась к дороге, исчезая где-то вдали. – Вот. Тут удобно: можно придвинуться к деревьям, если жарко, и наша еда будет в тени. И здесь хорошо пахнет, – Хайрих подошел с вещами, радостно улыбаясь и ожидая реакции Макса. – Действительно хорошее место. Надеюсь, здесь нет муравьев... – Я все проверю. Ты пока погуляй рядом, я все достану и подготовлю, хорошо? Идея показалась Максу хорошей: от свежего воздуха голова делалась легче, тошнота почти прошла. Он прошелся по краю леса, наблюдая, как Хайрих суетится на опушке, расстилает веселенькую подстилку, вытаскивает из машины свертки и корзину с едой. По деревьям прыгали птицы, а под ногами росли какие-то ягоды и даже попадались грибы, в которых Макс совсем ничего не понимал. Потом он набрел на здоровенный муравейник и предпочел ретироваться на солнышко. Хайрих стоял на солнечном месте, уперев руки в бедра и подставив голую грудь солнцу. Услышав шаги Макса, он обернулся. – Нагулялся? – Там огромные муравейники! Хайрих, я не люблю насекомых! – Их здесь не будет, слишком жарко. Давай, устраивайся, – он кивнул на подстилку. Макс подошел с опаской, присел на край. Вопреки его ожиданиям, было довольно мягко. – Там трава. И еще я одеяло старое взял. Можно лежать, – сказал Хайрих, будто прочитав его мысли, и тут же подал пример, растягиваясь на подстилке во весь рост. Таким и был этот день: жаркое солнце, запах родных полей, теплая кожа и травинка у Хайриха в зубах. Тогда он улыбался радостно и открыто, вся жизнь была впереди. Тогда еще не было войны... После первой бутылки пива Максу стало вполне комфортно и сидеть и лежать. Они разговаривали о всякой ерунде, смеялись, потом целовались, как влюбленные школьники. Поначалу Максу было страшно: открытое место, нет уютной защищенности дома и постели... а потом стало все равно. Слишком тепло и хорошо, слишком спокойно, и пиво просто отличное. Сначала Макс не противился, когда Хайрих начал расстегивать на нем рубашку, и когда он целовал его плечи, шею, руки. Он попытался отстраниться, когда почувствовал руки Хайриха у себя на бедрах, но не тут-то было: тот прижал его к земле, чуть придавив шею, словно напоминая об удушье... Макс замер, понимая, что уже много выпил, и вокруг так тепло, и пахнет медом... – Нас могут увидеть... день, светло, – прошептал он еле слышно, отворачивая в тень лицо, горящее от стыда. – Никто не увидит. Это безлюдное место, поэтому я и притащил тебя сюда, – его чудовище довольно оскалилось. – Ты мой. Он входил в него резко, цинично смазав сливочным маслом, насаживая его бедра на себя сильными движениями. Макс кусал губы, стараясь не оставлять следов, и физически ощущал, как пылает его лицо. Он стеснялся наготы, но в том, как бесцеремонно брал его Хайрих, было что-то запретно-сладкое… Его член цеплял внутри что-то очень приятное, но реже, чем в обратной позиции; от желания Макс едва не плакал, стараясь выгнуться под Хайрихом так, чтобы он снова коснулся того места… и еще, и еще разок, пожалуйста! Его зверь кончил, как всегда рыча, и совершенно не стесняясь своей страсти. Улегся поверх, расслабленный, тяжело дыша и стискивая Макса в объятиях. Бешеный стук его сердца постепенно успокаивался. Некоторое время было тихо, и Макс слушал его дыхание и жаркое трещание кузнечиков в сладком клевере. Теплое марево сладким медом затягивало глаза; Макс лениво наблюдал, как в синем небе рисовал фигуры крохотный черный самолет. Он трещал, как кузнечики на поле. Тогда Хайрих сказал фразу, которую Макс не забыл до конца жизни. Не сказал – прошептал на ухо, срывающимся голосом, все еще с трудом дыша: – Для лошадей и влюбленных сено пахнет по-разному… да?