Железный Эльф

– Герр Макс, проснитесь, пожалуйста. Голос Ганса прорвал мутную пелену сна, и Макс вывалился в реальность, понимая, что все снова очень плохо. Нудная и густая боль тянулась в голове, глаза резал даже мягкий свет коммуникатора; все тело бил озноб, при этом Макс чувствовал себя кошмарно горячим и мокрым, как утонувшая мышь. Он застонал и засунул больную голову под подушку. – Вы просили разбудить, если будете плохо спать. – Угу, – буркнул Макс из-под подушки. – Вы ворочались, стонали и звали того человека снова. У вас изменялись температура и давление. – Угу. – Вы плакали. Макс снова застонал и стиснул подушку над головой руками. Ему хотелось провалиться в собственный сон, и никогда не возвращаться в этот гостеприимный мир, где у него было все, о чем он прежде мог только мечтать. Все, кроме одного. – Вызвать друида? – Нет, – вздохнул Макс, выбираясь из горячей и мокрой постели. – Который час? – Три часа двадцать восемь минут. – Я мог бы еще спокойно спать. Ладно, ничего путного из этого не выйдет. Ганс, душ, спирт… хотя, нет, черт с ним: санарское, и загружай рабочую станцию в кабинете. – Слушаюсь, герр Макс. Кино для душа? Что-то еще? Коммуникатор быстро схватывал, и уже усвоил, о каких вещах не стоит говорить прямым текстом. Этот момент стал первым приятным моментом нового дня. – Пожалуй, да, – с сомнением ответил Макс. – Я попробую. – Я все устрою. И, не сочтите меня излишне дерзким… герр Макс, может, вы захотите взглянуть на Сеть Венеры? – Это какое-то популярное место в Небе, я встречал упоминание о нем, но подробностей не знаю. – Это система для знакомства с целью дружбы и прочего… общения. Вы имеете полный доступ от государства, поэтому можете тайно смотреть данные всех пользователей: их изображения и видео, их переписку и интересы. Может быть, среди них найдется достаточно сильный альфа, который привлечет вас? – Я очень сомневаюсь в этом, Ганс. Пока не уверен, но мне кажется, со мной происходит что-то неправильное и очень нехорошее. Не должно меня так сильно тянуть к мертвому парню, – Макс с заметным трудом встал. – Поэтому я хочу разобраться во всех этих… сердечных связях. Возможно, ученые моих предков что-то напутали во мне, когда отправляли на Землю и скрывали черты расы. Может быть, произошла другая ошибка, о которой никто и понятия не имеет. Но я не стану скрывать, что тоже думал об этом. Поэтому давай, выбери интересных типов, на твой взгляд, я посмотрю. – Уже выбрал нескольких, герр Макс. Я начал собирать коллекцию с той ночи, когда искал информацию про герра Ритцеля: мне попался местный парень, похожий на него чертами. – Сначала работа. Поэтому душ и кабинет, а уже после – показывай своих мальчиков. От горячей воды было с одной стороны легче, а с другой – не очень. Она смывала липкое ощущение с кожи и прогоняла из тела оцепенение, возвращая подвижность и гибкость. Она распаляла и без того полыхающий голодный пожар внутри, заставляя Макса дрожать и коротко всхлипывать. Экран ожил, показал заставку с изображением единорога с гипертрофированным членом и предупреждением, что следующий фильм не предназначен для просмотра существам с нежной психикой, и может оказать на них тяжелое воздействие. Действие в кино начиналось почти сразу, без всяких объяснений. Был показан невольничий рынок в жаркой стране. Кадры мельком показали скованных цепями женщин, россыпь детей, привязанных на короткие поводки по несколько штук к колышкам - почти как крестьяне в деревнях поступают с козами. Дальше съемка переместилась в другую часть рынка, где воздух дрожал от стонов, а товар был другого свойства. Здесь продавали омег. Многие просто лежали на грязных матрасах, прикованные за руки, и извивались, истекая маслом. Другие были распяты в специальных рамах, выставляя на обозрение все свои секреты. Должно быть, эти распятые являлись представителями определенной расы, потому что их строение отличалось от привычного: пропорциями тела они напоминали спортивных девушек или изящных юношей, но у них не было женской груди, пениса и яичек – только немного выпирающая припухлость в промежности. – Взгляните, господин, какой сладкий цветочек, – расхваливал свой товар продавец. Он слегка приподнимал омегу за цепь, выставляя на обозрение тот самый орган – действительно похожий на пухлый цветок, из сердцевины которого сочился нектар. Набухшие «лепестки» пульсировали, и даже легкое прикосновение к ним вызывало бурную реакцию у омеги. – Возьмите меня, господин, – хриплым шепотом умолял он, извиваясь в цепях. – Я истекаю маслом! – Лирианцы очень привязчивы и охочи до членов, – усмехаясь, поддержал его торговец. – Возьмите одного из них – и в вашей постели всегда будет жаркая, на все готовая мокрая дырочка. Вы можете устраивать вечеринки с друзьями и трахать его в любом количестве – этим все нипочем. Чуть дальше в другой раме омега почти не подавал признаков жизни. Он безвольно висел в цепях, изредка вздрагивая; его «цветок» был гораздо меньше, и почти не давал сока. Торговец сплюнул, осмотрев его, и повернулся к тенту, где прятались в тени другие работники. – Эй, Сару, тут один совсем сдулся! Из тени вышел огромный детина с очень мрачной физиономией; он расковал омегу и взвалил себе на плечо, как мешок. Тот лишь слабо выдохнул, не сопротивляясь и не реагируя больше никак. Сару отнес его за тент, где горой были свалены матрасы, и швырнул на них. Он грубо развел ноги омеги и просунул палец в сердцевину его увядшего цветка; тот слабо дернулся и застонал. Сару фыркнул и стал развязывать свой пояс. Через несколько секунд он достал на свет крупный член с массивной головкой, на поверхности которой выделялись три округлых бугра. Без всяких церемоний Сару принялся вгонять свой огромный член в крошечную дырочку. Омега распахнул глаза и вскрикнул, тут же неловко закрываясь руками. – Не бей меня, пожалуйста! – Тогда не ори, дырка, – прошипел тот, безжалостно распахивая его своей дубиной. Нежная кожа «цветка» натянулась до блеска, казалось, что она скрипит от напряжения; омега судорожно рыдал, кусая собственную руку. Наконец Сару издал короткий возглас: рогатая головка миновала тугой вход и скользнула внутрь. Омега выгнулся дугой, и задышал совсем иначе, подаваясь бедрами навстречу. – Бери меня… еще сильнее, еще! Я хочу больше! Я хочу твое семя! Сару хрипло рыкал, стискивая изящное тело в руках и оставляя красноватые следы. Он резко и быстро пользовал омегу, который сам обвивался вокруг него, требуя еще и еще. Они готовы были кончить оба, когда Сару зажмурился, помотал головой и с силой выдрал свой член наружу. Омега жалобно взвыл, цепляясь за его плечи. – Нет, пожалуйста! Продолжи! Я хочу кончить, пожалуйста! – Какой от тебя тогда будет толк? – мрачно зыркнул на него Сару, быстрыми движениями ладоней доводя себя до оргазма. Сперма выплеснулась на матрас, и омега разрыдался, бесстыдно ерзая рядом. Его «цветок» снова был распухшим и сочным, истекающим ароматным маслом. – На раму его, Гаур, – велел Сару, переводя дух. – В первый ряд. – Я не очень люблю рассказы про несчастных жертв, Ганс, – рвано выдохнул Макс, дразня себя ребристым краем игрушки. – Так что из всего отрывка только сама сцена секса ничего, остальное мимо. – Понял, герр Макс, учту. Многим омегам нравится тема рабства, вот я и решил попробовать. – Нет, совершенно точно нет. Я не испытываю сочувствия к жертвам и не желаю оказаться на их месте, – Макс сдавленно охнул, зацепив что-то приятное. – Занди говорил, что омеги редко бывают доминантами, поэтому и фильмов подходящих нет, я думаю. Минимум сюжета меня обычно вполне устраивает. – Понятно, шеф, прошу прощения. Сейчас я что-нибудь подберу. Макс решил, что для начала можно не включать сразу многочисленные функции нового прибора и испытать только механику. Душевая кабина была достаточно просторной, чтобы расположиться в ней удобно; все внутри сладко сжималось еще только от одного вида агрессивной игрушки, а в прикосновениях она оказалась еще более впечатляющей. Ганс выбрал новый фильм, и Макс с удовольствием отметил, что на этот раз участники не выглядят волосатыми обезьянами и не ведут разговоров. Уже знакомая парочка из эльфа и волка развлекалась в красивой пещере, покрытой россыпями сияющих кристаллов, крупные наросты которых тоже шли в дело. Эльф радостно принимал в себя все более крупные сталагмиты, и впоследствии был вознагражден перевозбужденным членом своего альфы, втиснутым вместе с крупным синим кристаллом. Под такое сопровождение дело пошло лучше, и Макс убедился, что хорошая игрушка – вещь стоящая. На самом деле он глухо стонал, лежа щекой на полу, и едва не раздирал покрытие кабинки ногтями. Размер был очень подходящий, и ощущения получались куда резче и правильнее, чем с той же бутылкой. Макс довольно хрипел, урчал и постанывал, убеждаясь, что собственное тело способно приносить ему удовольствие. Кажется, друид был прав насчет сногсшибательного секса. Неужели с альфой ощущения могут быть еще сильнее? Свет на некоторое время померк в глазах, давно ожидаемая волна удовольствия накрыла его; Макс не был уверен, что дышит и живет. Он пришел в себя через несколько минут, и тут же понял, зачем нужен альфа: он хотел еще. Пустой оргазм без семени альфы не насыщал его, оставляя в глубине живота сосущее чувство пустоты, и тело тут же требовало продолжения. – Да что же это за… пытка, – простонал он, поднимаясь с пола. Обрывки слов Айариана эхом звучали в голове; Макс никак не мог его понять. Когда сердце немного утихло, а дыхание успокоилось, он понял, что тот опять о своем: «Кровь сердца белого дельфина…» – Я надеюсь, что это лекарство, а не какой-нибудь праздничный суп, – прошептал Макс, залезая под душ с головой. – Ганс, записывай: кровь сердца белого дельфина, желчь снежной чайки, слизь маара… – Подобного рецепта нет среди лекарственных и специальных снадобий, и кулинарных рецептов я не нашел, – сообщил коммуникатор, когда Макс уже сушил волосы. – Желчь чайки используется в составе сильного анестетика, а слизь маара – вообще запрещена к продаже и добыче, как опасный яд, действующий на нервную систему. В этой компании самыми безобидными выглядят грибы из ледяных склепов йотунов: это всего лишь мирный галлюциноген. – Прекрасно. Память предков пытается меня отравить? – усмехнулся Макс. Он знал, что это не так, конечно: в руках Айариана была пиала с готовым зельем, которое он глотал ложками и морщился от отвратительной горечи. «Это немного сдержит тоску по альфе, – печальным шепотом говорил он. – Голод станет не таким сильным». Айариан единственный, кто был в состоянии понять, что чувствует Макс, потому что сам остался невыносимо одинок после возведения купола. Он не мог показать свою слабость подданным, которые верили ему и трудились, не покладая рук, во благо «Наследия», но это только сильнее питало его боль. Сердечная связь ныла и тянула, голод сковывал внутренности, а неотвратимость конца добавляла тупой тоски. – Как же мне достать компоненты, если они запрещены к продаже? – думал вслух Макс, разглядывая себя в зеркало. Теперь уже не было никакого сомнения, что след от ленты на шее вовсе не след: за ночь от основной линии в стороны отросли два острых шипа. Макс подозревал, что это прорастает метка сердечной связи, или он словил какое-то проклятие. – Наверное, нужно поставить в известность князя Циата, и сделать это официально. Он же дал понять, что заинтересован в моей работоспособности. – Я составлю запрос, – откликнулся Ганс. – В общем доступе есть стандартные бланки, и я могу поставить вашу визу поверх. – Да, отлично, делай так. Я пока займусь срочной почтой и этими запутанными сердечными связями… Через несколько минут коммуникатор оповестил о входящем вызове, и лицо князя появилось на экране. – Я смотрю, не одному мне не спится, – сказал он. – Надеюсь, это не я разбудил вас, князь. – Нет, мне не требуется длительный сон ежедневно, – Циат говорил очень тихо и без оттенков в голосе, и Макс догадался, что рядом с ним спит Обсидиан. – Что за адскую отраву ты собрался готовить? В списке средства, каждым из которых можно свалить с ног армию. – Генетическая память уверяет, что это средство от… моей проблемы. Хоть и временное. – Ну ничего себе. Крепкие у вас желудки и головы, величество. Хорошо, пробуем твой рецепт. Я отошлю все друиду, пусть он этим займется, и заодно изучит технологию. Если это поможет, то он сможет штатно снабжать тебя необходимым. Но если тебе станет плохо, так и знай: погибнуть я тебе не дам. Буду восстанавливать столько раз, сколько потребуется, чтобы все, наконец, сложилось. – Я… понял вас, князь, – кивнул Макс, чуть поджав губы. – Мне самому не очень нравится быть мертвым. Циат чуть нахмурился и склонил голову. – Ты не один? – Что? Нет, тут больше никого, только я и коммуникатор. Ганс, это так? – Совершенно верно, герр Макс, – отозвался прибор. – В помещении больше никого, кроме простейших, одноклеточных… – Да, я понял, – прервал его Циат. – Мне почему-то так показалось. Должно быть, ночные тени так ложатся. Если еще будут вопросы ко мне – не стесняйся, я все равно не сплю. – Благодарю, князь. Доброй ночи. – И тебе. Макс еще некоторое время смотрел в экран после того, как погасло изображение, и открылась статья, которую он до того читал. Циат был не первым, кто говорил об этом. Будто кто-то находится рядом, но его не фиксируют чувства и приборы. Кто-то… кого на самом деле нет. – Хайрих, – одними губами произнес он, касаясь кольца на шее. Ничего не произошло. Не мигал свет, не чувствовался холод, не слышались никакие посторонние звуки. Разве что далекий стук, напоминающий о поездах метро – но это могла и кровь стучать в голове, слышимая из-за полной тишины в покоях. «Сердечные связи существуют в мире, как подтверждение теории о разделенных на части душах; для каждого жителя Юны находится партнер (несколько партнеров), с которыми может установиться особая глубокая связь. Во многих культурах разных народов Юны повторяются легенды об обмене душами между супругами, об общем дыхании и сознании. В реальности электрическая цепь организма соединяется с другой цепью, подходящей ей по свойствам, на эфирном уровне создавая единую проекцию совместного существа. Для облегчения функционирования системы меняются некоторые нюансы в каждом организме, в зависимости от расы, свойств и личных способностей. Чаще всего включается общий телепатический фон, создающий особую близость между супругами. Это позволяет обоим тонко чувствовать настроение и эмоции партнера, испытывать большее удовольствие в сексе и ежедневном общении. Поскольку электрическое поле в сердечном браке перестраивается полностью для совместного использования, партнеры больше не имеют возможности выживать самостоятельно, и в случае гибели одного из супругов, другой не может полностью обеспечивать себя энергетически, психологически и эмоционально. Разрыв связи является глубокой травмой, не поддающейся лечению. В настоящее время известны всего несколько случаев, когда после разрыва сердечной связи оставшийся одиноким индивид выживал достаточно долго, или находил замену погибшему супругу. В частности, самым ярким примером может служить военачальник Нории, князь Циат, почитаемый среди местного населения как бог всех гор. После разрыва сердечной связи из-за самоубийства потерявшего рассудок супруга, он прожил более трех сотен лет, не позволяя организму расходовать лишние ресурсы, прежде чем обрел новую сердечную связь, восстановил свою мощь и расширил зоны влияния. У существ, принадлежащих одновременно нескольким мирам, электрические схемы имеют разделения на планы бытия, каждый из которых может образовывать свою сердечную связь. Таким образом, ангелы, санары, каменные стражи, некоторые джинны и прочие расы со схожими данными создают от двух до нескольких десятков сердечных связей одновременно. Наибольшее количество связей (более восьми десятков, точное число неизвестно) имеет Ее Ангельское Величество королева Оула Наисветлейшая». – В целом, с этим ясно, – пробормотал Макс, прикладываясь к санарскому в высоком бокале. – Что с ошибками и односторонними связями? «Односторонние связи относительно редки, и чаще всего происходят по причине мутации одного из партнеров, ошибки в его энергосистеме или прочих блокировках (например, магического характера). В частности, зафиксированы случаи, когда электричество одной системы подключалось к замкнутой подсистеме другой, и второй объект ничего при этом не испытывал. Односторонние связи выматывают объект быстрее, чем разорванные: энергосистема тратит силы, постоянно подключаясь к неотзывающемуся объекту, что выражается любовными страданиями, физической болью, психозами и срывами. В редких случаях, когда была произведена починка системы (чаще всего с внешней помощью), сердечная связь налаживалась и функционировала нормально». – Это мне тоже понятно. Как быть, если сердечная связь проявляется, когда объект ее… мертв? Экран на некоторое время замер, потом потух, раздался сконфуженный голос Ганса: – Я не могу отыскать информацию по вашему запросу. – Хорошо, значит, я не могу быть привязанным к трупу… или я первый такой счастливчик. Ганс, как можно проверить электрическую схему на предмет подключений? – Это сложная операция: энергосистемы организмов находятся в ведении Юны, и очень надежно охраняются от вторжения, поэтому в них сложно вносить коррективы. Обычно это могут делать те из ее детей, которых она наделила особыми свойствами и складом характера. Самый доступный для вас вариант – друид. Я могу вывести только некоторую общую информацию: потребление, потери, схематичную структуру. Показать? – Да, пожалуйста. На экране возникла светящаяся сеть, в середине которой обозначался силуэт, состоящий будто бы из тлеющих угольев. – Ваш огонь сейчас спит, он равномерно дышит и двигается лениво и медленно; энергия приложена к умственному процессу, пищеварительной системе и полости омеги. Уровень усталости чуть выше нормы, недавний выброс тревоги не прошел даром. Вам хорошо бы еще поспать, герр Макс. – Я сам разберусь, что мне делать. Вид плавного течения собственной силы очень странно повлиял на Макса. Он глядел на равномерные потоки, идеально точно обтекающие его, и испытывал чувство неловкости за собственную слабость. Даже будучи человеком, он не позволял себе размякать, проявлять посторонние эмоции и вызывать у окружающих какие-либо чувства, кроме тревоги и страха. В этом мире все совсем не так… Его предки трудились поколениями, вылизывая все неровности и заставляя системы организма работать идеально. Они создали для него все, чтобы в далеком будущем потомок и наследник мог войти в этот мир как победитель. Неужели он оказался недостоин, и не справляется с собственными возможностями? Почему посторонние обсуждают его, позволяют себе рассматривать его как сексуальный объект, некоторые даже… сочувствуют и жалеют? Почему Макс – с его совершенным разумом – не может совладать с инстинктами и гормональными процессами собственного тела? Давно пора взять себя в руки. На экране в энергосистеме что-то стало меняться: сперва плавное течение замедлилось на мгновение, потом словно включился мотор, и сила полилась направленно, выращивая дополнительные сети со всех сторон. – Вы нашли ментальные щиты, герр Макс, – прокомментировал Ганс. – Они активированы и полностью исправны. – Ментальные щиты не позволят никому считывать мои эмоции, если я правильно понимаю? – Эмоции, мысли, оттенки настроения. Для окружающих вы теперь – нечитаемый объект, человек в футляре, если угодно. – Угодно. Я этого и добиваюсь. Мне не нравится, что буквально каждый второй здесь считывает меня и знает, что я ощущаю, едва ли не лучше меня самого. И… я не желаю больше слышать никаких намеков насчет моего пола. Ни от кого. Сети на энергосхеме выпустили полупрозрачные дрожащие нити, уходящие в пространство. Макс понятия не имел, что это, но он просто хотел делать больно каждому, кто шепчет о нем… так что, наверное, это нужное средство. Тайра-кольцо на пальце повернулось другой стороной и чуть засветилось; энергосхема на мониторе стала крупнее. – Тайра подключена к общей энергосети. Через некоторое время она настроит все контакты на нового владельца и станет частью общей системы, – произнес Ганс. – А что она делала до этого? – Выполняла приказы прошлого владельца: оберегала Наследие. Вас, генерал. Теперь она не станет действовать по воле короля Айариана, покой его останкам, а станет подчиняться вашей воле. – Это хорошо, – медленно кивнул Макс. – Покажи мне, как подключается сердечная связь. Где это место на схеме. – Этой информации у меня нет, – признался Ганс. – Коммуникаторы не могут разобрать тонкий электрический код, эта способность дарована Юной только некоторым расам. – Каменный страж видел на мне что-то. Они способны? – Возможно. Каменные стражи – это личные слуги князя Циата, они прямые физические дети Юны. – Мне нужно поговорить с тем стражем, Даро, – сказал Макс. – Я могу связаться с ним сейчас, поскольку они не спят. – Кто сможет узнать о предмете разговора? – Только князь, если пожелает. Хотя его коммуникатор сейчас на связи с Ее Величеством. – Тогда давай мне Даро. Экран на секунду моргнул переливчатым фоном, потом открыл видеоизображение темного помещения, скудно освещенного факелами. – Чем я могу быть полезен вам, генерал? – едва различимое в темноте лицо стража загородило весь вид. – Мне нужно подробнее расспросить тебя о том, что ты видишь на мне. – Хорошо, генерал. Что я должен рассказать? – Все. Что ты видишь, как это работает, влияет – все детали. – Я могу посетить вас для этого, генерал? Мониторы искажают картину. – Да, разумеется. Я не сплю, хоть и нахожусь дома, – позволил Макс, рассудив, что так будет лучше. – Я буду у вас в течение нескольких минут. Связь прервалась, и Макс снова увидел заставку, а потом собственную схему энергоснабжения. Надстроенные щиты немного нагрелись по осевым. Даро прибыл гораздо раньше, чем его ожидал увидеть Макс, но он не знал точно, откуда направлялся к нему страж. Или у них были свои удобные переходы внутри горы-замка. Ему пришлось пригнуться, чтобы пройти в дверь. – Я к вашим услугам, генерал, – Даро склонился в почтительном поклоне. – Расскажи мне все, что ты видишь. – Сейчас почти ничего. Щиты закрывают мне обзор, и что на вас – я не ощущаю. Но за пределами досягаемости щитов связь снова видна. Она очень прочная, сильная и… живая. Человек, что на другом ее конце – мертв. Он не должен был умирать. Он принял решение и отдал жизнь, кровь и свои силы, чтобы поймать ваш последний вздох. Он связал вас клятвой на крови, и теперь вы под его защитой. – Под защитой трупа? Даро, ты ничего не путаешь? – Умирает только тело. Душа бессмертна, генерал. А эта душа… она очень сильная. Я давно таких не встречал. И она существует только для вас. У нее нет никаких других целей. – То есть, это не моя сердечная связь? – Могу я попросить вас опустить щиты? Так я скажу точнее. – Попробую. Макс не был уверен, что сразу справится, поскольку даже не знал, как именно он их поднял. Но легкость, с которой его организм выполнял большую часть его желаний, наводила на мысли, что любезные предки расстарались, и все работает как часы. – Да, теперь я вижу… О, это самая странная связь, которую я встречал. Омега-доминант и… инициатор связи. Этот человек не сам пришел к вам, генерал. Вы его позвали. – Я? Ты что-то путаешь, Даро. – Хорошо, раз вы так говорите. Но это не меняет сути. Я вижу лишние пункты в вашей связи, и не знаю, для чего они нужны. Вижу жесткий перегиб через три разных мира. Но его воля была так сильна, что не позволила связи разорваться. В вашем браке не действует правило «пока не разлучит вас смерть», потому что она склоняет голову перед подобной мощью, – Даро смотрел своими каменными глазами в пустоту, но что-то видел там. – То есть, это… полноценная связь? Но почему ее не видят остальные? – Эта связь на обе стороны, но из-за искажения при переходе через границу миров она имеет другой, непривычный вид. Обычные средства не фиксируют ее. – Формально у меня брак с… трупом, – вздохнул Макс. – С душой, генерал. Душа все время с вами, но она нематериальна и не в состоянии влиять на этот мир, потому что все ее силы ушли на создание клятвы на крови. Она не может обрести тело, тяжко страдает и тянет вас обратно, в могилу – потому что там сможет обнимать вас вновь. – Откровенно паршивая перспектива, – Макс покачал головой. – Никому об этом не рассказывай и не сообщай никаким образом. Я постараюсь что-нибудь придумать сам. – Повинуюсь, генерал. Никто не узнает от меня ни слова о вас. После ухода Даро Макс снова поднял щиты и влил в себя два стакана санарского. Мысли носились, как сумасшедшие, и никак не хотели возвращаться к рабочему процессу. Значит, Хайрих сделал что-то, пока их расстреливали. Скорее всего это вышло случайно, ведь он не был никаким колдуном или эльфом, и всегда смеялся над верой в чудеса. Что он говорил тогда? Наверняка важное… Макс напрягал память, но в момент агонии он не очень вслушивался в его дрожащий голос. Память воспроизводила только глупые фразы, вроде «я всегда буду с тобой» и «мы никогда не умрем». Имело ли это смысл? – Ганс, мне нужно отвлечься. Найди мне кино… что-то очень жестокое, чтобы я разозлился. – Хорошо, герр Макс, я понял. Есть один архивный засекреченный документальный фильм с представителем вашей расы, но его никак не назовешь интересным и приятным. – Сколько же лет этой съемке? – Очень много. Это воспоминания очевидца событий, снятые с помощью технологии проекций, и это одно из немногих физических изображений прежних темнокровых в наше время. Судя по всему, это был последний из оставшихся в живых уроженец Гипербореи. Во время создания купола он находился в Санарване, со своим супругом-санаром. Судя по материалам, которые остались с тех пор, жить спокойно им не дали: у меня нет сведений, что произошло с санаром – он либо был казнен, либо отказался от темнокрового омеги и погиб от разрыва сердечной связи. Эльфа же заковали и продали по самой низкой цене на невольничьем рынке: он был уже сильно ослаблен из-за разрыва, жить ему оставалось недолго. Существует запись его последних часов жизни, но она доступна только избранным. – Звучит любопытно. Я хочу увидеть другого темнокрового, и это… поможет мне собраться. В фильме есть и сексуальный подтекст? – Полагаю что так: об этом вскользь упоминал лорд Мицар. Помните, он говорил, что последний темнокровый убил своего покупателя и себя? – Да, я помню об этом, – Макс кивнул. – Там было жуткое множественное убийство, все в крови и прочем. Его насиловали несколько часов, прежде чем все устали и заснули. Я должен предупредить, что восприятие очевидца сильно отличается от постановочного кино. – Думаю, это поможет мне привести себя в рабочее злое состояние, – сказал Макс, подумав. – Эти вещи я, похоже, должен знать и… пережить. Ведь на мне ответственность за всю погибшую расу. – Слушаюсь, герр Макс. На всякий случай советую держать алкоголь поблизости.