Железный Эльф

Макс сел в постели, словно его что-то вытолкнуло на поверхность из темной и морозной глубины сна. В голове все еще звучали слова Айариана, а перед глазами таяли смутные пятна лунных фонарей. До сигнала будильника оставалось примерно двадцать минут. — Прекрасно. С лекарством от моих обычных дурных снов мне снятся другие дурные сны, — пробормотал он, активируя коммуникатор. — Доброе утро, герр Макс, вы рано, — отозвался Ганс. — Да, что-то сон не складывается у меня… в последнее время. Первое, что сразу бросилось ему в глаза — ответ от того парня-медведя. Сообщение гласило: «Очень хочу, мне нравятся эльфы. Разреши писать тебе лично в чат». Плашка под его фото утверждала, что Йита сейчас в сети. С некоторым волнением Макс поставил разрешение для чата, и тут же получил следующее сообщение: «Большой Белый Медведь»: Привет, Северный эльф. У тебя красивые руки. Хочется увидеть больше. Макс удобнее сел в подушках, зарывшись в одеяло, и устроил активный экран у себя на коленях. Он не слишком любил вести праздные разговоры, но умел, по необходимости. «Северный эльф»: Привет. Спасибо за комплимент. Пока я не могу себе позволить светить лицом, это может не понравиться моему начальству. «Большой Белый Медведь»: О, ты служишь. Я так и подумал, у тебя на фото вроде форма видна. А чем занимаешься, если не секрет? «Северный эльф»: Норийский военный замок, инженерные службы. «Большой Белый Медведь»: Нория, значит. Далековато. «Северный эльф»: Это проблема? «Большой Белый Медведь»: Вовсе нет. Могу хоть сейчас отправиться к тебе. «Северный эльф»: Лучше не стоит. Я на службе, и хочу сперва узнать побольше о тебе. «Большой Белый Медведь»: Осторожный, это правильно. Есть дурной опыт? «Северный эльф»: Предпочитаю учиться на чужих ошибках. «Большой Белый Медведь»: О, и разумный. Ты мне уже нравишься. Расскажи, что тебе нравится в альфе. «Северный эльф»: Это сложно, не все можно описать. Но твои фото располагают. Мне нравится хорошее тело, и не менее важно наличие интеллекта. «Большой Белый Медведь»: Не любишь тупых качков. «Северный эльф»: Что-то вроде того. Макс ненадолго задумался, насколько правдиво его последнее высказывание: с некоторой натяжкой Хайрих вполне подходил под эту характеристику, особенно на первый взгляд. При более плотном общении становилось ясно, что тот на самом деле далеко не дурак, просто старательно поддерживает этот образ, создавая себе репутацию недалекого дуболома. «Большой Белый Медведь»: Как же мы будем встречаться, если ты не можешь показаться из-за службы? Ну надо же, а этот медведь Йита тоже неглуп. Стоит быть осторожнее. «Северный эльф»: Это ненадолго, вскоре я буду более свободен. Тогда можно будет встретиться, если до того общение не наскучит нам. «Большой Белый Медведь»: Не знаю, правду ты говоришь или нет, но на всякий случай скажу: я одобряю осторожность, тем более для омеги. Альфы встречаются разные, бывают агрессивные. Разумная осмотрительность для омеги — необходимость. «Северный эльф»: Я рад, что ты это понимаешь. Расскажи, почему тебе нравятся старшие партнеры? «Большой Белый Медведь»: Ну, меня немного заводит, когда омега ведет себя как господин, будто я его раб. «Северный эльф»: Это довольно необычно. «Большой Белый Медведь»: Знаю. Но ты же заинтересовался этим? «Северный эльф»: Да, пожалуй. Это любопытно. На самом деле это был идеальный расклад, но говорить об этом по понятным причинам не стоило. Таймер коммуникатора пропел стандартное время подъема, и Макс с сожалением подумал, что интересную переписку пора сворачивать. Тем временем, Йита уже строчил дальше. «Большой Белый Медведь»: Расскажешь о своем опыте, или я тороплю события? «Северный эльф»: Немного торопишь. Но некоторый опыт у меня есть, если это то, о чем ты хотел узнать. Сейчас мне пора идти на службу, извини. Спишемся позже? «Большой Белый Медведь»: Да, хорошо. Я могу писать тебе в течение дня? «Северный эльф»: Можешь, но я не гарантирую скорого ответа. «Большой Белый Медведь»: Ничего страшного, я терпеливый. Тем более, сейчас я ложусь спать с ночной смены. Хорошего тебе дня, Маэр. «Северный эльф»: Спасибо и приятных снов, Йита. Макс выключил внешний экран и запустил пальцы себе в волосы. Он до сих пор не был уверен, правильно ли поступает: помимо интереса и легкого возбуждения от общения он испытывал глухой, темный страх, гнездящийся где-то в непроглядной глубине его души. Это тяжелое чувство не было ему знакомо, прежде он не испытывал ничего подобного. Пытаясь анализировать свои ощущения, Макс последовательно перебрал нервные связи и логические цепочки, пока принимал утренний душ, и пришел к выводу, что опасается за реакцию своей непонятной сердечной связи на возможную измену. Если верить каменному стражу Даро, Хайрих существует в некоем пространстве, отделенном от обитаемых миров, и не может видеть и слышать, зато способен ощущать эмоции. Что он может сделать, если узнает, что Макс… с кем-то? Как отреагирует на это метка связи на нем самом? В зеркальном отражении он отлично видел, что бледный пока узор постепенно разрастается, захватывает все больше его кожи. Сейчас он напоминал сухие, ломкие ветви незнакомого дерева, с виду безжизненные, но выпускающие шипы в неожиданных местах. — Ганс, видео. Интенсивное, — велел Макс, отвлекаясь от созерцания себя. Ему было гораздо лучше, чем в прежние дни, но отказываться от утреннего удовольствия не хотелось. Пусть он нашел приемлемую комбинацию препаратов, тело все равно благотворно реагирует на оргазм. Работать после разрядки станет проще, и это должно облегчить использование пробки для новичка. С игрушкой и увлекательным фильмом можно было почти не задумываться, тем более что память услужливо подсовывала какие-то моменты, то ли пытаясь вывести его из себя, то ли подбодрить. В фильме действие происходило в огромной ванне, где привязанного омегу грубо и жадно пользовал огромный альфа неизвестной Максу расы, используя одинаково свободно свой член, пальцы и разноцветные игрушки. Параллельно в памяти всплывали кадры из его собственного прошлого и воспоминаний Айариана, которые, к счастью, было легко различить. В памяти Айариана были гладкие ткани и стены с глубоким блеском, полярные огни за окнами, блики на бескрайних льдах. Хагал занимал собой всю кровать и нагревался, как камни печи, чтобы его любимый уютно спал на нем. Огромные руки йотуна могли бы покрыть всего Айариана, и тот ласково льнул к широким ладоням. Иногда Хагал был тих и нежен, но они оба знали, что это временно. Настоящий Хагал рычал и вжимал его в подушки, резко, размашисто трахал, доводя до исступления, кусал за плечи и собственнически обнимал после. Макс чувствовал, насколько Айариан глубже, увереннее и изящнее его самого. Их ночи в Берлине были совсем другими. Там не было красоты и особой нежности — ну, или Макс этого не видел, — только жар, страсть и множество запахов. Хайрих был горячим и ненасытным, и он густо пах смесью тяжелых ароматов, вместе складывающихся в один, его общий: сигареты, пиво, жареная еда, кровь, пот, порох, мыло… Он пах сексом, и Макс, который ненавидел все эти запахи по отдельности, хотел его до дрожи в коленях. У них были белые мягкие простыни из запасов еще бабушки, хранившиеся в ящиках с мешочками сухой лаванды и розы, пуховые перины и подушки, сонная улица за окном и далекие шаги на лестнице. У них была мокрая и грязная постель, грубый секс практически без прелюдий, стоны в подушку, синяки и капли крови. И каждый раз «уходи пораньше, пока все спят, иди дворами». У них была маленькая грязная спальня в квартире Хайриха, в доме, где все время шумели чьи-то дети, и пахло соседскими кошками, стиркой и супом. Комната-постель, комната для траха. Там можно было хотя бы стонать, можно было позволить больше обычного, а потом спать, уткнувшись лицом в плечо Хайриха, и не беспокоиться о времени. Картинки прошлого померкли вместе со взрывом в голове; на какое-то время стало темно. Макс не знал, сколько пролежал так; постепенно голову заполнили звуки воды, потом запахи мыла, масла и теплого пластикового покрытия поддона. После включилось осязание, и последним — зрение. Аналитический центр включился в работу, быстро разгоняясь. В этот раз было иначе, чем прежде. Более осознанно, спокойно и… больно. Теперь, когда Макс точно знал, что Хайрих продолжает существовать, пусть даже в непонятной зыбкой форме «души», что-то в нем поменялось. Осталась тоска, осталось неутоленное желание, но кошмарная рана, разрывавшая его на части изнутри, будто бы начала затягиваться. Это, пожалуй, можно назвать удачей. Вместе с тем, свободный от лишних переживаний, Макс прекрасно понимал, насколько на самом деле ему не хватает реального контакта. Он должен был попытаться. Ганс без вопросов вывел экран с расписанием; первой строчкой значилось пропущенное время: семь минут и пятьдесят две секунды. До завтрака и беседы с малым йотуном Стурлой оставалось еще достаточно, чтобы спокойно собраться и тщательно проверить, как ведет себя инородный элемент. Поверхность пробки была приятной, одновременно скользкой и бархатистой. Макс педантично обработал ее специальным составом и активировал; Ганс тут же показал на дисплее значок, что устройство на его контроле. Это было важно, чтобы избежать переполнения внутри, если масло начнет выделяться интенсивнее, или не пропустить время очередной антибактериальной обработки. Мышцы послушно разошлись под давлением, пропуская незнакомца внутрь, и снова сомкнулись на тонкой перемычке. Внутри ощущалось легкое распирание, но это чувство было скорее приятным. Макс слегка стиснул мышцы внутри и почувствовал слабый отклик удовольствия. Значит, вот оно как… Пробка не мешала ходить и сидеть, хотя он все равно ощущал ее в себе. Он прислушивался к своим ощущениям на завтраке, и в результате счел их приемлемыми для ежедневной работы. Привыкнуть будет несложно. В приемной уже вовсю работал Гамле: перед ним светились сразу два больших виртуальных экрана, и на одном он набирал текст, постоянно хмурясь, а в другом что-то читал. Макс подумал, что он смотрит какой-то другой документ как пример. Причина недовольства Гамле сидела напротив, на скамье для посетителей. Йотун Стурла хоть и считался малым, но мелким его назвать не рискнул бы даже самый языкастый шутник. Широкие плечи казались еще больше из-за объемного доспеха, покрытого ссадинами и мелкими вмятинами; на левом значилась полустертая царапинами эмблема войскового подразделения. При виде Макса Гамле вытянулся и распрямил спину, а его отец встал, опираясь на боевой молот, и снял шлем. Это оказался коренастый мужчина ростом примерно с него самого, но гораздо шире. Лицо йотуна, крупное и простое, украшали несколько шрамов, один из которых пересекал нос поперек, делая владельца неожиданно курносым. — Ваше Величество, — Стурла склонился в поклоне. — Доброе утро. Гамле, что-то срочное? — кивнул Макс обоим. — Никак нет, только почта, — доложил секретарь. — Офицер Розе еще не прибыл. — У него еще семь минут до начала смены, так что пока не стоит паники. Судя по лицу Гамле, он не был с этим согласен и не одобрял безалаберности Этьена, не приходившего в отдел заранее. Макс прошел в свой кабинет, жестом приглашая за собой йотуна. — Продолжайте работу, Гамле. Предварительная редакция с моими пометками вскоре будет у вас, — сказал он. В кабинете было сумрачно и прохладно; тяжелые шаги йотуна Стурлы по каменным плитам отдавались гулким эхом. Макс включил свет и прошел за свой стол, указывая посетителю на кресло напротив. Йотун сел на самый край, явно опасаясь что-нибудь сломать. — Это огромная честь для меня, Ваше Величество, — произнес он смущенно и торжественно. — Не стоит использовать этот титул, — Макс покачал головой. — Я нахожусь на службе, как и вы, и здесь я генерал. — Как прикажете, генерал. Однако для любого йотуна другой ваш титул значит намного больше. — Не уверен, что понимаю вас. — Все йотуны Исуана в начале взрослой жизни дают клятву предкам служить владыкам Севера. Мой народ остался существовать лишь потому, что наши Верховные приняли на себя удар Альянса. Они пожертвовали Йотунхаймом, чтобы сохранить для нас Исуан. С тех пор каждый год в День Сечи молодые люди нашего народа приносят клятву верности, и это не просто формальность. Во льдах Бездонного моря скрыто пророчество о возвращении божественных детей Гипербореи, и это наш священный закон. Каждый из нас без колебаний отдаст жизнь для возрождения союза Арктиды. Макс понимал гораздо больше, чем хотел. Стурла говорил правду, в этом нет никаких сомнений. Выходит, где-то среди дрейфующих айсбергов в ледяном море находится обломок древней цивилизации, который малые йотуны Исуана почитают как святыню. Раз речь идет о возрождении народа, то это может быть информация о проекте «Наследие», и путь к другим таким же подселенцам. — Вы понимаете, что говорите опасные вещи, офицер? — спросил Макс. — Я могу потребовать от вас предательство Нории. — Я понимаю. И тем не менее, это моя святая обязанность. И я, и остальные мои соплеменники склонятся по вашей воле. Последний король йотунов велел нам это, наперед зная, что темнокровые прекрасные владыки вернутся, а вслед за ними — и сами верховные йотуны. Ваше появление — доказательство этому, и знак, что наше священное пророчество начинает сбываться. На празднике в честь дня рождения Ее Величества Зиары вожди моего народа появятся лично, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Стурла говорил торжественно и неторопливо, не сводя горящего взгляда с лица Макса, а тот думал, что это все очень не понравится Джошу. Да и не только ему. — Будет гораздо лучше, если об этом никто не узнает. — Я понимаю, генерал. Будет ли для вас достаточно того, что даже мои жена и дети не знают об этом, или я должен принести клятву? — Пока что вашего честного слова мне хватит, а дальше посмотрим. И мне показалось, что мой секретарь посвящен в эту тайну. Я ошибся? — Макс чуть склонил голову. — Гамле воспитан в уважении к истории Севера. Войны Арктиды — самые популярные истории для детей в наших краях, и своих сыновей я учил так, как учили меня. Однако Гамле не йотун, и он не должен приносить клятву верности жертве предков, поэтому я не посвящал его в детали. Эйнара тоже, хотя тот более… — Стурла задумался, подбирая слово. — Удобный? — с усмешкой предложил Макс. — Пожалуй. Удобный, понятный, нормальный. Гамле с рождения отличался, с ним было сложно. И я удивлен — хотя и очень рад и горд, — что вы сочли его годным для работы у себя. — Ваше удивление по меньшей мере странно, ведь Гамле отлично подходит для своей должности. И он близок по темпераменту к темнокровым эльфам, которых вы так превозносите. Стурла заметно смутился; он отвел взгляд и сдвинул брови, но потом снова посмотрел прямо. — Я никогда не встречал темнокровых эльфов, как и мои родители, а до них — родители родителей. Возможно, в этом причина. Я не знал этого и опасался, что тяжелый характер принесет моему сыну несчастье, а теперь, после ваших слов, я доволен, что он таков. Однако у Гамле есть и другие неприятные странности, — Стурла взглянул вопросительно, проверяя, знает ли Макс. — Мне известно о его вкусах, но это его личное дело, — кивнул тот. — Пока это не мешает работе, он может заниматься чем угодно. — Ваша терпимость… делает вам честь, генерал. Я поражен, — признался Стурла. — В таком случае, не смею больше отвлекать вас от работы: у вас совсем новый отдел, нужно столько всего организовать, а тут еще проверки… Я и вся моя семья к вашим услугам в любое время, генерал. Я нижайше прошу вас помнить об этом и воспринимать всерьез. — Благодарю вас. Требуется ли подтверждение отсутствия для вашего начальства? — Если вас не затруднит, — поклонился Стурла. — Вовсе нет, — Макс отправил заверенный бланк Гамле на заполнение. — По вашему желанию можете забрать материальный вариант у секретаря или тот отправит его вашему командиру в почту. — Спасибо, генерал. Хорошего вам дня. После ухода йотуна Стурлы Макс некоторое время не двигался с места, раскладывая полученную информацию по мысленным полкам. Совершенно точно надо будет (как только он почувствует себя более уверенно и надежно овладеет оружием) наведаться в северные регионы, и своими глазами взглянуть на обломки Гипербореи. — Ганс, загрузи мне старую карту, где еще значится Йотунхайм. Желательно Арктиду целиком. Искомое тут же появилось на экране, и Макс присвистнул. Утерянный Йотунхайм занимал большую территорию, примерно совпадая с земной Гренландией; маленький Исуан на месте Исландии терялся между его скалистыми берегами и дрейфующими айсбергами в Ледяной Протоке. Берега соседнего Брангарда на древней карте были отмечены как малозаселенные, а Гиперборея на севере действительно напоминала раскинувшуюся в море пушистую снежинку. Бездонное море было мелко размечено на сектора, в центре каждого из которых точкой отмечалась Сигнальная башня. — Наложи современную карту. На новой карте западнее Исуана располагалось обширное морское пространство, лишенное вообще всяких признаков инородных вкраплений: ни скал, ни айсбергов, ни плавучих льдин, что было весьма странно. — Территория бывшего Йотунхайма выглядит так, словно он все еще там, но его не видно. Иначе здесь были бы льды, — сказал Макс. — Ганс, как именно установили, что там море? — Такая картина вырисовывается при полете сверху над морем Йотунхайм, герр Макс, — Ганс вывел на экран сбоку от карты кусочки съемок и текстовые справки. — Те исследователи, что пытались переплыть это место, синхронно говорят об отсутствии физических препятствий: их взорам открывается чистое спокойное море до самых Клычьих островов на севере Вольфенхолла. Однако все приборы начинают путаться в показаниях, и даже интеллектуальные навигаторы твердят, что курс следования при этом меняется. Отчасти подтверждает эту гипотезу и проверка времени: на путешествие по морю Йотунхайм исследователь тратит больше времени, словно он обходил материк вдоль берега. — Но сами путешественники уверены, что плывут прямо? — уточнил Макс. — Именно так. Самая актуальная на данный момент точка зрения научного сообщества практически совпадает с вашим первым впечатлением, и гласит, что Йотунхайм никуда не делся, просто скрыт от посторонних глаз и полностью недосягаем извне; при попытке переплыть иллюзорное море, магия йотунов ведет исследователя вдоль береговой линии, демонстрируя при этом ложную картину мира. Аналогичные иллюзии защищают Йотунхайм сверху и снизу. Крылатые создания неоднократно снижались до самой воды, касались ее, брали пробы, но ни разу не встречали там льдов или морских обитателей, характерных для этого региона. Под водой пловцы отводятся по той же схеме, что и обычные корабли, а попытка пробиться сквозь землю под морем приводит любого желающего к гнейсо-гранитным пластам, пересечь которые на данный момент не удалось никому: даже огненные черви, поедающие породу, оказались бессильны. Любой туннель со временем оказывается ведущим вниз, вглубь планеты. — Отличная маскировка, если это так. Я не знал, что магия йотунов настолько сильна. — Йотуны относятся к группе титанов, прямых детей Юны. Они названы «Первородными», потому что их раса была напрямую создана планетой, согласно ее взглядам и предпочтениям. Многие другие народы переселились сюда из других миров, возникли от скрещиваний коренных рас с пришлыми или мутировали, но все титаны появились из чрева Юны такими, какими мы знаем их. Йотуны могли попросить ее скрыть Йотунхайм, и она согласилась. — Значит, Юна сочувствовали им, и всей Арктиде. Насколько я успел изучить вопрос, нашествие Хлада случилось именно по причине гибели северных народов. Если она так переживала, то почему не вмешалась в войну? — Хм, герр Макс, вы недостаточно глубоко понимаете суть вопроса. Юна — планета, а не могущественная королева-мать. Планеты думают — если можно так выразиться — другими категориями, а их магия отличается от привычной нам. Она слишком… крупная. Вы не сможете нарисовать мелкий чертеж бревном, правда ведь? Юна может двигать почвы, переставлять или вдавливать горы, извергать лаву, устраивать климатические катастрофы и создавать новых существ. Иногда она пытается говорить через своих детей, но это случается редко и выходит довольно непонятно. В любом случае, в разных частях света существуют особые храмы Юны, в которых жрецы заняты постоянным анализом посланий планеты и их расшифровкой. Не очень точная наука, на мой взгляд. — Согласен. То есть, в войну Юна не вмешивалась, но йотуны… должно быть, они умели формулировать обращения к ней, и она помогла им, чем смогла. А потом устроила ледяной апокалипсис. — Примерно так, — согласился Ганс. — Потребовались огромные усилия от существ, непричастных к уничтожению Арктиды, чтобы она сменила гнев на милость, и убийственный ледниковый период завершился. — Мне стоит изучить этот вопрос подробнее. Темнокровые эльфы тоже относятся к первородным? — По этому вопросу у научного сообщества нет четкого мнения. Изначально эльфы — древнейшая первородная группа, но в отличие от йотунов, имеющих только два подвида, эльфы разделились на разные народы много тысяч лет назад. Каждый из народов считает именно себя — истинным, первым видом, от которого произошли остальные. Ясности в этом вопросе нет, потому что даже сами эльфы не помнят, как именно происходило разделение, и кто появился раньше. В настоящее время на Юне существует шесть основных разновидностей эльфов (плюс седьмая — уничтоженные темнокровые), пятнадцать родственных народов и дальняя родственная группа фэйри, которая в свою очередь делится еще на пару сотен родов. Я бы вывел подробную схему, но у вас не остается времени для ее изучения: проверки вот-вот начнутся. — Спасибо за консультацию, Ганс, и подготовь мне схемы, я взгляну на них, когда буду свободен, — Макс задумался ненадолго. — Ты мне очень помогаешь. — Благодарю за высокую оценку, — отозвался коммуникатор. — Значит, я справляюсь со своей работой. По мере того, как на проверку поступали офицеры все ниже рангом, менялся и состав комиссии. Многие старшие офицеры — в их числе Обсидиан, Коралл и Джош, — присутствовали лично на интервью своих сотрудников, независимо от их ранга; другие же не присылали даже заместителей, и тогда Макс оказывался единственным генералом в окружении майоров и капитанов. Он педантично отмечал в своем списке эти подразделения, и брался сам задавать вопросы испытуемому. Поначалу его странные, вроде как посторонние вопросы вызывали удивление у коллег, но по результатам и выводам они постепенно понимали, что генерал из внутренней разведки ничего не спрашивает просто так. Максу очень льстило, что все они проникаются уважением к нему, хотя до этого демонстрировали безразличие, пренебрежение или даже страх. В этот раз он немного изменил тактику и не сообщал сразу, что его что-то смущает или беспокоит, а направлял дела напрямую Этьену. Таким образом, ему удавалось снизить волнение среди ожидающих своей очереди сотрудников, не показывая общий процент не прошедших проверку. Макс надеялся поймать Обсидиана после очередной партии его агентов, но тот, похоже, был сильно занят, и убегал сразу после окончания интервью. Ситуация ничуть не улучшилась после обеда, когда вместо генерала разведки на его месте оказался заместитель, лис Амарин. Выглядел он как невысокий щуплый мужчина с тонкими чертами лица и острым носиком; ради такого случая, лис даже надел форму, которую очень не любил; Обсидиан сменил его только в середине партии. «Что-то происходит?» — спросил Макс в сообщении на коммуникатор. «Немного, но не беспокойся, продолжай. У тебя хорошо получается», — ответил тот, подмигнув. Когда сегодняшние проверки наконец-то завершились, Макс чувствовал себя как медуза, выброшенная на солнце. Он пришел на тренировку раньше, чтобы успеть обработать свою пробку, и остался очень доволен результатом: та уже не мешалась, раздражения нигде не чувствовалось, и масла набралось не так уж много. Сегодня на Арене они с Мицаром продолжили изучение техники ближнего боя, начали изучать противостояние выстрелам, а потом немного покидались огнем. — Ты очень спокоен, — похвалил его Мицар. — Получается уже совсем хорошо. Вскоре ты сможешь заниматься один, так что я попробую уговорить Циата дать тебе возможность попрактиковаться в реальных условиях. — Это интересно, хотя и тревожно. — На первый раз тебя точно не отправят одного, не беспокойся. Чем думаешь заняться сейчас? — У меня еще дела в замке, — уклончиво ответил Макс. Вернувшись, он первым делом велел Гансу найти Обсидиана; тот оказался в пыточных уровня -4. «Я могу подойти? Есть разговор», — написал Макс. «Конечно, подходи». Обсидиан нашелся в одной из дальних камер; с ним были двое офицеров его подразделения и технический сотрудник пыточных. Перед ними находилась девушка, прикованная к любопытной конструкции: грудью и животом она лежала на коньке сколоченного из грубых досок конуса, ее ноги и руки были разведены по его сторонам и надежно закреплены; в растянутом рту у пленницы торчал огромный кляп. Она была без сознания, и судя по виду ее тылов, до того ее крепко и грубо насиловали чем-то жестким и крупным. — Привет, Макс. Узнаешь? — Младший офицер технического отдела, Шейла Орури, верно? Она была сегодня на проверке и не понравилась мне, — сразу определил Макс. — Отлично, — Обсидиан улыбнулся. — Этьен проверил ее по твоим заметкам, и мы выяснили, что красавица готовила целое покушение на Ее Величество. За это у нас полагается очень серьезное наказание… — Я вижу, — Макс кивнул. — Мне нужно поговорить с тобой. По личному делу. — Конечно, — кивнул Обсидиан. — Вун-Ра, отчет лично князю, можно через его секретаря, она предупреждена. Они чуть отошли и Обсидиан накинул непроницаемую завесу. — Слушаю тебя. — Ты мог бы научить меня делать иллюзии? — спросил Макс. — Мне кажется, да. Ты выглядишь способным. Тебя интересует в первую очередь маскировка или предметы? — Обсидиан задумался, накручивая прядку волос на палец. — Маскировка, — вздохнул Макс. — У меня тоже в некотором роде заметная внешность. — Можем попробовать перед сном, прогуляться, например, по скальному саду… Коммуникатор слабо вздрогнул; Макс взглянул на экран. «Большой Белый Медведь»: Привет, Маэр. Видел тебя во сне, теперь не могу прекратить фантазировать. Дождаться встречи будет нелегко. — Хм, и еще… пожалуй, мне хотелось бы выбраться из замка. Я ведь совсем не видел этого мира с тех пор, как был восстановлен, — вздохнул Макс. Обсидиан просиял и быстро застрочил что-то в коммуникаторе. — Ха, отлично! Думаю, мы можем воспользоваться положением, задвинуть дела до завтра и смотаться, например, в Золотой Эдо. Как ты на это смотришь?