Глава 32
24 марта 2018 г. в 16:42
Примечания:
Вот ведь незадача: это опять далекое прошлое. К счастью, оно довольно горячее)
Но на всякий случай предупреждаю: насилие - это плохо, а насильники - отвратительные люди, которых вообще-то никто не любит, кроме совсем уж отбитых личностей.
Приятного прочтения!
Они сидели на веранде, откуда открывался вид на залив. Морозный узор на стеклах медленно расползался во все стороны, закрывая вид, но погребальная ладья йотунов светилась призрачными огнями даже через ледяные ветви и перья. Айариан смотрел вслед похоронной процессии и думал, как бы поступил он.
— Нирф был сильным воином, — произнес он, прикасаясь пальцами к стеклу и любуясь, как морозные усики узора тут же потянулись навстречу. — Жаль потерять его вот так.
— Нечего было лезть, куда не просят, — лицо маршала Кайтисиана выражало крайнюю степень презрения.
Он ловко разделывал тушку морской птицы-крикуна на своей тарелке; его стройная фигура в кроваво-красном плаще смотрелась изысканно и благородно. Айариан проглотил горькую зависть, понимая, что его маршал действительно очень красив. Неудивительно, что смельчаки раз за разом пытаются свататься к нему.
— Не боишься, что они перестанут, и ты останешься один, Кайте?
— О, да я просто мечтаю об этом, — отозвался тот, обсасывая крылышко. — Если бы эти похотливые самцы оставили меня в покое и не лезли в мою спальню, в надежде овладеть, я гораздо лучше спал и работал плодотворнее.
— Ты красивый. Неудивительно, что они желают союза с тобой, — Айариан вздохнул.
— Но ты тоже красивый, друг мой, — возразил тот. — Но тебя никто не тревожит.
— Да, и это заставляет меня думать, что со мной что-то не так.
Кайтисиан посмотрел на него поверх бокала; взгляд его не предвещал ничего хорошего.
— О чем это ты? — осторожно спросил он.
— Сколько неудачливых женихов было у тебя с совершеннолетия?
— Семь йотунов и четыре санара, кажется. Я не уверен насчет того, в заливе: возможно, его я случайно зашиб, и он просто самоудовлетворялся в утесах, — тут же ответил Кайтисиан.
— Вот именно. Кайте, я намного старше тебя, и могу похвастаться только одним неуклюжим санаром, который так шумел, карабкаясь по стене к моей спальне, что я спросонья убил его, даже не осознав, что это вообще претендент на меня, — Айариан покачал головой. — Да у любого взрослого омеги больше воздыхателей! Я всегда считал себя привлекательным, а теперь с каждым днем все сильнее сомневаюсь в этом.
— Не в красоте дело, — Кайтисиан посмотрел на него очень серьезно. — Мало желающих сгореть заживо, дорогой мой. А зная твой характер, они опасаются, что ты и всех их родных спалишь заодно. Ты ведь король, владыка Гипербореи, мне ли напоминать тебе, какая это ответственность?
— Я просто пытаюсь сказать, что, похоже, никому не нравлюсь как партнер, — Айариан дернул бровью. — Разве я давал повод усомниться в моих методах правления?
— А я пытаюсь сказать, что твои вероятные партнеры, быть может, просто опасаются показать это, именно потому что не видят твоих слабостей, — Кайтисиан промакнул пальцы салфеткой и отодвинул тарелку с чистыми косточками. — Меня это пугает. Неужели со временем необходимость соития станет такой острой?
— Во время гона сложно контролировать себя, — Айариан склонил голову. — Но во мне говорит не столько жажда близости с альфой, сколько обида. Я ведь… не хуже остальных.
— О, так ты хочешь подтверждение своей красоты, — Кайтисиан улыбнулся. — Нет, не хуже. Ты гораздо лучше. Будь я альфой, наверняка изнывал бы от любви у тебя под дверью.
— Но ты не считаешь, что я должен быть… доступнее? Показывать свои слабости, желания? Мой отец тоже считает, что меня опасаются из-за силы и власти, так что, может быть…
— Не смей! Даже думать об этом не смей, слышишь? Неужели тебя устроит альфа, который способен совершить что-то, только когда ему поддаются? Ты не потерпишь слабого рядом, Айа, ты его уничтожишь.
— Ваш маршал просто невероятный, — король Хагал усмехнулся, осторожно касаясь своего бокала.
Прием в честь Дня Слепого Солнца традиционно проводился в Стеклянном дворце; на темном небе горели ясные огни звезд, залив, покрытый льдом, освещался голубыми и зелеными гирляндами, и по его поверхности сновали туда и сюда фигурки катающихся. В зале для приемов было достаточно тепло, чтобы не зябнуть в меховых плащах, и Кайтисиан выделялся даже здесь: в багровом парадном одеянии с огненным мехом красных лис он казался пятном живого огня. Айариан медленно кивнул, провожая его взглядом.
— Вы правы, друг мой. Кайтисиан так молод, но уже проявил себя даже более талантливым военачальником, чем его отец.
— Да уж. На его счету полдюжины моих лучших воинов, даже больше уже. Нирф был восьмым, — Хагал сделал глоток, продолжая глядеть на темнокрового маршала. — Он так упорствует в своем одиночестве, словно уже занят, или ждет кого-то конкретного.
— Это лишь отчасти так: мой маршал считает ниже своего достоинства сходиться с альфой, который не в состоянии его победить. Как видите, пока достаточно сильных для него соперников не нашлось, — Айариан вежливо улыбнулся.
— Хм, это интересно. Выходит, это не просто формальная традиция, а вполне реальная битва за свою честь? Многие наши воины полагают, что это только видимость, и гордые темнокровые омеги не хотят заходить так далеко в своем сопротивлении.
— Как видите, хотят. Альфа должен быть сильным и выносливым. Какой смысл для нас связывать свою жизнь с тем, кто ни в чем нас не превосходит? — Айариан строго посмотрел на короля йотунов, ожидая реакции, и продолжил после легкого кивка. — Кроме того, если мы все еще говорим о моем маршале, то он достаточно молод и свободолюбив, чтобы не стремиться к скорейшему семейному союзу.
— О, мне стоит предупредить моих людей, что рыжий красавчик будет и впредь сопротивляться всерьез, — Хагал хохотнул в бокал. — Я не слышал о подобных ситуациях с другими омегами.
— Другие не так выделяются, возможно, в этом все дело. Альфы обращают внимание на яркие цвета во внешности Кайте, не задумываясь, действительно ли он тот, кто им подходит. Чаще всего у наших омег связь складывается на второй или третий раз, хотя встречаются исключения в обе стороны.
Хагал повернулся, словно хотел спросить о чем-то, но сразу передумал и потянулся за угощением. Айариану показалось, что тому стало интересно, сколько предложений получал он; говорить на эту тему совершенно не хотелось.
— Значит, маршал Кайтисиан — самый красивый омега Гипербореи?
— Это похоже на правду, — кивнул Айариан. — Я сам так считаю, и не потому, что он мой близкий друг. Мне кажется, других омег выбирают более осознанно, а Кайте манит голодных альф, как огонь — насекомых.
— Но в нем ведь нет настоящего огня.
Глаза Хагала мерцали, напоминая о небесном сиянии; светящаяся сердцевина чуть покачивалась на дне радужки. Айариан отвел взгляд, напоминая себе, что король йотунов уже связан сердечными узами.
— Нет, в нем нет. Только во внешности и характере.
— Надо же. Если даже ложный огонь вызывает такой интерес, то что говорить об истинном пламени? — Хагал усмехнулся, продолжая смотреть на него, не отрываясь.
Его палец в инеистой перчатке чуть поглаживал бокал, и Айариан с усилием заставил себя не думать об этом.
— Истинное пламя сжигает дотла, друг мой. Его предпочитают сторониться все, кому дорога жизнь.
Айариан не мог не замечать, как постепенно становятся короче перерывы между одним гоном и другим. Они сокращались неумолимо и быстро: сперва на пару дней, потом на неделю, две. Одновременно с этим продолжительность пытки увеличивалась. Постепенно от одного опасного периода в год Айариан добрался до двух, а длительность кошмарных дней превысила неделю.
Он знал, к чему это может привести. Айариан мог обезуметь, или лишиться сил, или умереть. Или — но это самый крайний случай — он мог поддаться своему инстинкту и лишиться чести и гордости. Но этот вариант был самым неблагоприятным, ведь пока Айариан жив и в целом дееспособен, заменить его невозможно.
У его отца родился еще один ребенок. К сожалению, это был бета, абсолютно невосприимчивый к огню; он не мог быть наследником.
Айариан с горечью понимал, что на нем огненный род темнокровых может угаснуть. Он еще сам не был уверен, что хочет детей, но они стали бы перспективой, появись у него альфа.
Хотелось секса. До одури хотелось. Просыпаться в горячих объятиях, дышать в широкую грудь, чувствовать на себе вес альфы и растекаться от удовольствия. Чтобы прошла эта кошмарная тянущая боль, а пустота внутри заполнилась густым соком их страсти…
Но никто не приходил. Как назло, Айариан постоянно натыкался на парочки тут и там, а подданные стремительно обрастали семейными узами. Один за другим являлись альфы, вламываясь в покои темнокровых омег и получали свое; Айариану казалось, что из старших нетронутыми оставались только он и Кайтисиан, но у того счет уничтоженных претендентов перевалил за двадцать, а у него так ничего и не менялось, словно короля окружала непроглядная пустота.
Очередной гон приближался к весне, и заранее сигналил, что будет тяжелым. Айариан подготовился к нему со всей тщательностью: заранее наелся и выспался, укрепил свое ложе, добавил замков на двери и окна, велел своему сильнейшему колдуну зачаровать стены, пол и потолок, чтобы огонь не мог пробить их. Самые близкие — Эскилиэн и Кайтисиан — должны были приглядывать за ним, ни в коем случае не отвязывать и не выпускать его, несмотря на мольбы, угрозы и приказы. И не впускать посторонних.
Эскилиэн уже давно помогал с этим, по праву родителя, а Кайтисиан участвовал в подготовке впервые. Собственный гон у него проходил достаточно легко, поэтому серьезные приготовления Айариана удивляли и настораживали.
— Ты будешь привязан к постели? — с сомнением спросил он, трогая мягкие шнуры.
— Да, иначе я могу причинить себе вред, — вздохнул Айариан.
Он сел на постель, одетый только в легкую спальную тунику; распущенные волосы гладкой волной лежали по плечам. В животе все горело огнем: тело было готово принять альфу и подготавливало гнездышко для возможного плода. Айариан не знал, как выключить эти животные инстинкты.
— Это ужасно, — прошептал Кайтисиан.
— Согласен. Привяжи меня за руки, ноги, шею и поперек туловища. Я начну отключаться ночью или к утру.
— Неужели у меня будет так же сильно? — Кайте послушно взялся за шнуры, надежными узлами оплетая руки короля. — Пока что я не испытываю серьезных трудностей. Мне нехорошо, я чувствую слабость, тошноту и спазмы внутри, сильное, но вполне преодолимое желание близости. Но я ни разу не терял сознания, не пытался выбраться или сделать себе больно.
— Возможно, огонь внутри делает меня более чувствительным, — вздохнул Айариан. — Если я начну кричать или стискивать зубы — используешь кляп и привяжешь голову тоже. Эскилиэн… отец покажет, как это делать.
— Конечно. Ни о чем не беспокойся, засыпай. Мы будем рядом, — Кайтисиан мягко улыбнулся ему, и его лицо медленно растаяло во сне.
Следующие дни слились в короткие мгновения боли, оглушающего воя, жара и слез; Айариан не помнил ничего конкретного. Раньше он все время находился в сознании, а теперь словно темнота скрывала его мысли. Возможно, это медленно и неотвратимо подступало безумие.
Первое, что он ощутил, осознавая себя — боль во всем теле. Стертые запястья и щиколотки, сорванное горло, кошмарная, тянущая и тоскливая пустота внутри, от которой слезы сами собой наворачиваются на глаза.
— Айа? Ты меня слышишь? — лицо Кайте возникло совсем рядом.
— Да, — едва слышно прошептал он.
— Как хорошо. Я… мы оба очень волновались. Ты так ужасно бился и кричал.
— В этот раз стало хуже, ты не зря предчувствовал это, — Эскилиэн подошел с другой стороны и положил ладонь на его лоб. — Но ты приходишь в норму. Хочешь чего-нибудь?
— Пить. Тепло. Кайте… что с государством? — Айариан еще не мог двигаться, но вполне мог думать над делами.
Пуховое одеяло тут же накрыло его до самой макушки; плошка с горячим травяным настоем появилась прямо перед лицом, поддерживаемая надежными родительскими руками. Айариан медленно пил маленькими глотками, чтобы не раздражать больное горло, и слушал своего маршала.
— Вернулась группа разведки с континента, без потерь. В ходе нее обнаружены новые поселения людей-волков и людей-быков, захвачены несколько артефактов и группа рабов, которые уже определены на подходящую работу. Продлено на год соглашение с рыбаками с Туманных островов, поставка оплаты ожидается на днях. Исуан уведомил о близком завершении работ по строительству Морской крепости. Делегация сообщества драконов ожидается через четыре дня, думаю, будут выпрашивать воздушное пространство. Йотунхайм собирается совершить крупную военную операцию, я предварительно ее одобрил, но хотел, чтобы и ты взглянул. В связи с этим король Хагал второй день обитает в Приемном зале, ожидая, когда тебе станет лучше.
Айариан застонал и зарылся в одеяло. Нехорошо заставлять короля йотунов ждать так долго, но он все еще не в состоянии не то что говорить, но даже сидеть. Что за неугомонный тип, вот ведь приспичило ему…
— Передайте королю Хагалу, что я приму его в Малом кабинете через шестнадцать часов, — с трудом произнес он. — Одного, без свиты и сопровождающих.
— Айа, ты не сможешь, — покачал головой Кайте. — Я тебе не позволю.
— Через шестнадцать часов, — повторил Айариан жестче.
— Оставь, — Эскилиэн покачал головой, тронув плечо Кайтисиана. — Ты же знаешь, какой он упрямый.
Айариан слышал нотки гордости в его голосе, но на самом деле чувствовал себя развалиной. Ему все еще было ужасно плохо, а слабость раздражала до ненависти к себе. Торжество инстинктов над разумом угнетало, невольно напоминая, что однажды гон просто не закроется. Когда-то — вполне вероятно, что весьма скоро — его тело не сможет завершить процесс, и от Айариана останется только ничего не соображающая, истекающая маслом оболочка, готовая к случке с кем угодно. Одна мысль об этом погружала его в пучины стыда.
Времени хватило, чтобы поспать, выпить бульон, принять снадобья и немного привести себя в порядок с помощью верного маршала. Традиционная прическа отнимала три часа времени, поэтому делать ее не стали: просто собрали волосы Айариана в свободную косу за спиной. О положенной по протоколу одежде, о полудоспехе и тяжелом плаще и речи быть не могло. К счастью, Кайтисиан предупредил короля Хагала, что Его Величество плохо себя чувствует и примет его неформально, на что получил горячие заверения, что этого будет вполне достаточно.
Король Айариан скорее умер бы, чем признался, что отчасти намеренно хочет показаться слабым и почти раздетым перед огромным йотуном. Хагал ему сильно нравился, но думать о нем всерьез было нельзя, ведь сердце того уже кто-то украл. Воспоминания о краях сердечной метки напоминали болезненные укусы пим-рыбы.
Несмотря на предупреждение, йотун не смог скрыть своего удивления, даже какого-то страха, когда король Айариан вошел в кабинет, опираясь на руку своего маршала.
— Прошу простить меня за неподобающий вид, дорогой друг.
— Об извинениях с вашей стороны не может быть и речи, ведь это я потревожил ваш покой во время недомогания. Так что это я умоляю о прощении, поскольку не подозревал, что дело настолько серьезно, — голос короля Хагала чуть дрожал, а сам он казался растерянным. — Мне очень жаль, что я решил настаивать на вашем личном участии.
— Дела Арктиды превыше всего, — Айариан чуть склонил голову и тяжело опустился на мягкий диван. — Не возражаете, если я буду слушать вас почти лежа?
— Я… мог бы подождать еще. Это ничего не значит. Надеюсь, ваша болезнь вскоре отступит, — Хагал сел в кресло, но тут же встал снова, словно испытывая сильное неудобство.
— Не переживайте так, дорогой друг, это даже не болезнь. Всего лишь сезонное недомогание, и оно уже прошло. Слабость — остаточное явление.
Хагал шумно сглотнул и прикусил губу; он тяжело дышал, и Айариан не сомневался, что тот учуял отголоски прошедшего гона, так же как и он сам ощущал призывный запах альфы. Даже угасающий, на самом своем минимуме, инстинкт омеги требовал привлечь его внимание, разжечь желание, заставить думать только об одном…
— Чем скорее мы начнем, тем скорее закончим, — строгий голос маршала Кайтисиана вернул его к реальности.
— Верно. Введите меня в курс дела, — кивнул Айариан.
Большая победа на Стылых скалах примерно совпала с окончанием работ в Морской крепости Исуана и днем восшествия на престол Санарвана лорда-императора Имнара. Большой праздничный прием устраивали в несколько этапов, чтобы каждое государство могло продемонстрировать свое гостеприимство. Король Айариан почти смертельно устал от бесконечных разговоров, угощений и балов, и мечтал о возвращении в свой тихий Стеклянный дворец. Он завидовал королю Хагалу, который на правах вернувшегося из боя пропустил пышный пир с развлечениями в Санарване, и появился только под самый конец празднования в Исуане. Следующим этапом стал прием в честь победы Йотунхайма, и Айариан надеялся, что он сможет не задерживаться там дольше пары дней, положенных по традиции. С затаенным желанием следил он за Хагалом, который смотрелся просто потрясающе в парадном доспехе, пока до его слуха не долетели обрывки разговоров о подготовке к свадьбе. Настроение Айариана стремительно рухнуло в глубины Бездонного моря. Конечно, этого стоило ожидать: крупная стратегическая победа открывала новые горизонты для продвижения на восточный континент, ставила Хагала в ряд с великими полководцами древности. Он ведь говорил еще на коронации, что недостаточно хорош для своего избранника, и вот теперь, наверное, стало в самый раз.
— ...наконец-то закончен, после стольких лет, — услышал Айариан голос Ий-Гобра, колдуна йотунов. — Хагал начал его делать еще будучи наследником. Потрясающий свадебный дар, любой был бы ему рад. Я уверен, он станет одним из самых известных артефактов Юны.
— Значит, королевская свадьба не за горами, — ответил ему Карам, военачальник армии Санарвана.
— Скорее всего, если только король Хагал не получит отказ. Тогда свадебный пир станет погребальным.
— О, а такое возможно?
— Да, конечно. Темнокровые омеги строптивы и своевольны. Если альфа во время ритуальной демонстрации силы даст слабину — омега неминуемо воспользуется этим, чтобы убить. Они сдаются только когда их на самом деле побеждают.
— Ужасный обычай, жестокий и дикий.
— Это позволяет нам получать сильные союзы и лучших детей, — колдун усмехнулся. — Все не просто так.
— А кто же избранник короля Хагала?
— Этого мы не знаем. Имя держится в тайне, чтобы нападение стало внезапным, так что ждем свадебную церемонию.
Айариан не хотел этого слышать, но прекратить не мог. Пустота внутри снова болела; в древних книгах говорилось, что в дальнем небе, за многими звездами есть черные дыры, которые втягивают в себя пространство. Ему казалось, что одна из таких дыр открылась у него внутри, и постепенно втягивает в себя его самого.
— Уже уходите? — остановил его чей-то голос уже в дверях зала.
Конечно он.
— Если позволите, друг мой. Балы и приемы хороши своей редкостью, но слишком частые... они утомляют.
Король Хагал стоял совсем рядом, держа в руках два бокала с изумрудной жидкостью, в которой Айариан опознал крепкое вино из цветов, плодов и корней Драконова дуба. Было удивительно, как тонкое стекло еще не хрустит в мощных пальцах.
— Разумеется. Ваши обычные покои готовы, но я хотел попросить вас выпить со мной. Пару глоточков на ночь, — Хагал чуть улыбнулся.
Айариан не поверил собственным ушам. Неужели йотун намекает на... быть того не может. Невозможно. Логика уверяла в этом, но что-то внутри уже сладко сжалось, и захотелось улыбаться в ответ, коснуться его рук, отпить из его бокала.
Метка. На нем метка чьей-то связи. О чем ты думаешь, глупый омега?
В горле таяло сладковато-терпкое послевкусие, а сердце все еще часто вздрагивало. Снаружи доносились голоса празднующих и отзвуки музыки. Айариан запер двери, наспех принял ванну и забрался в постель, прислушиваясь к звукам извне. Он всегда останавливался в этих покоях, как до него его дед. Широкое окно выходило на яблоневый сад и недавно вскрывшуюся ото льда реку, и на потолке то и дело проплывали отблески огней от идущих по течению лодок. Айариан считал их и слушал, не раздастся ли звук тяжелых шагов за дверью.
Он заснул на рассвете, убедившись, что ничего не произойдет. Почему-то именно сейчас он почувствовал себя особенно неживым, только полезным и функциональным. Никто не придет. Никто не желает делить с ним ложе, жизнь и тяжелое бремя власти. Пора просто привыкнуть, принять, перестать надеяться. В гостевых покоях слышались стоны и судорожные вздохи, интимные шорохи и звуки борьбы, где-то спали уже сложившиеся пары, где-то не спали вовсе. В гостевой спальне короля Айариана было тихо и темно, словно его самого тут не было, и это кто-то другой лежал, уткнувшись лицом в подушки и обнимая себя плотным кольцом одеял.
Айариан вернулся в Прозрачный город мрачным и тихим. Дела могли подождать, а он — нет. До глубокой ночи он разбирал скопившиеся приказы, прошения и доклады, и отправился к себе лишь когда начали слипаться глаза. На этот раз Айариан даже не стал сидеть в ванне, ограничившись коротким душем, и рухнул в кровать, надеясь забыться крепким сном.
Он не ожидал, что опасность будет скрываться здесь.
Перины под ним ожили и обхватили его, лишая возможности двигаться. В лицо дохнуло холодом и густым запахом распаленного альфы. В его спальне был посторонний йотун.
Айариан сделал вид, что обмяк в его руках, и едва тот чуть ослабил хватку, рванулся, намереваясь попасть локтем в горло, однако нападавший был умен, и заранее принял контрмеры. Пуховое одеяло, накинутое уверенными руками нападавшего, спеленало его, как младенца; вся кровать пришла в движение, выпуская насильника. В темноте Айариан видел только силуэт и светящиеся точки в глазах нападавшего. Страха не было, только ярость и необходимость сопротивления. Йотун, похоже, все это знал, и был хорошо подготовлен, потому что стоило Айариану попытаться призвать свой огонь, на его руки легли ледяные чары, блокируя тепло. Он оказался прижат к собственной постели тяжелым телом альфы, так что даже вздохнуть было непросто. Айариан дернулся, надеясь выскользнуть, но взвыл от боли; на глазах выступили слезы. Йотун схватил его за волосы, наматывая пряди на свой кулак, а потом склонился, оставляя на шее жаркий собственнический поцелуй. Короткий кинжал хранился среди перин как раз на случай вторжения, и Айариан нащупал его замерзшей ладонью. Тем временем, нападавший разорвал на нем ночное одеяние и прижался горячим животом к обнаженной спине. Сдавленный стон вырвался из груди Айариана, его бедра инстинктивно подались навстречу. Он стиснул зубы и постарался пырнуть насильника кинжалом в бок, но тот только жарко выдохнул, перехватывая и сдавливая его запястье, одновременно натягивая волосы другой рукой с такой силой, что из глаз Айариана брызнули слезы. Похоже, это была не игра, и неизвестный йотун всерьез насиловал его. Нападавший свел его руки вместе и перехватил своей ладонью, которая уже держала волосы; он опирался на постель локтем этой самой руки, и теперь у него была свободна вторая, а Айариан лишился возможности дернуться, не причинив при этом боли самому себе. От бессилия он уткнулся лицом в подушку, кусая ее и коротко всхлипывая.
— Я сделаю тебе очень хорошо, — глухо прошептал йотун, прикусывая шею сзади.
Айариан с трудом сдержал стон, плотно сжимая ноги. Похоже, его попытки сопротивления только подогревали жар альфы, потому что тот все сильнее пах своим тяжелым, дурманящим запахом; он не стал раздвигать ноги своей жертвы силой, вместо этого потерся чем-то горячим и скользким, погладил широкой ладонью, и в животе Айариана что-то скрутилось в тугой, пламенеющий узел.
— Ты такой красивый, такой жаркий, — шептал йотун. — Я разорву тебя.
Айариан с досадой и страхом понял, что сам развел ноги и уперся коленями, приподнимая бедра; его нетронутая полость истекала густым маслом, изнывая от желания принять в себя всю агрессию насильника. Йотун тоже понимал это, и тянуть с прелюдией не стал: одним резким движением он оказался внутри, безжалостно раздвигая и растягивая на себе напряженные мышцы. Айариан закричал и выгнулся, несмотря на боль в волосах. Насильник и не подумал останавливаться, с ходу вбиваясь в него в уверенном, яростном ритме. Это было похоже на самую сладкую из возможных казней: Айариан плакал и стонал от невыносимой смеси удовольствия, стыда и боли. Йотун делал его все шире, проникал все глубже, рыча от страсти и все глубже вдавливая его в перины. Айариан забился в его руках, почувствовав, как острой резью натянулся внутри девственный полог, заскулил, не зная, чего в нем сейчас больше: страха, боли или желания. Альфа низко зарычал, в один сильный рывок преодолевая препятствие, и в тот же момент Айариану показалось, что он ослеп и оглох одновременно. Собственный отчаянный вой звенел в голове, а тело пронзали острые спазмы наслаждения. Волна беззвучного огня прокатилась по спальне, сметая мебель, разбросанные в пылу борьбы вещи, декор со стен и вышибая окна. Айариан выл в подушки, а в животе у него было пОлно и горячо.
Той ночью он приходил в себя несколько раз, все время в разном положении. Общим знаменателем был только ненасытный альфа, что без устали драл его переполненную маслом и семенем дырку, прижимая к себе и дрожа от вожделения.
Айариан плыл по волнам жара, мысли его текли медленно и отрывочно. Теперь это случилось. Это произошло с ним. Наконец-то. Он не знал, кто с ним, и перебирал всех, кого мог вспомнить. Колдун не такой крупный, но, может, Торн? Или Грат? Или тот, большой страж из крепости, Алгир? Ни один не вызывал сильных чувств, но может, утром, когда свет озарит его лицо... Айариан подумал, что легко лишит его жизни, если так ничего и не почувствует. Это все равно было хорошо, а потому стоило получить сполна сейчас, пока тьма еще владеет небосводом.
Он не помнил, когда уснул, но проснулся в тесных объятиях горячих, полных силы рук, и запаха их жадного слияния. Его лицо покоилось в ложбинке шеи йотуна, чьи губы мягко ласкали висок.
— Как же я тебя люблю, — шептал он. — Ты такой красивый, Айа. Посмотри же на меня.
Айариан боялся открыть глаза и разрушить их близость. Если чары не сработают, эта ночь останется в прошлом, и неизвестно, будет ли следующая.
— Ничего не бойся, — снова прошептал йотун.
В спальне было светло, солнце давно встало. Вместо выбитых окон стояли ледяные щиты; должно быть, это йотун успел их возвести. Айариан моргал, глядя на черную от гари метку-удавку на шее и груди...
— Хагал? — прошептал он внезапно севшим голосом.
На расцарапанном лице у того промелькнула тень досады, но он все равно постарался улыбнуться.
— Не знаю, кого ты ждал. Я обожаю тебя с самой первой встречи.
Хагал вздохнул, коротко коснулся его губ и заговорил на тон ниже, воспроизводя слова древней формулы предложения брачного союза:
— Прими мою любовь. Прими мой огонь, что горит для тебя. Прими мою силу и мою слабость, прими мое тело и мою душу. Назови меня своим супругом или забери мою жизнь, потому что она принадлежит тебе.
Он склонил голову, ожидая приговора. В его глазах не было ни намека на страх. Айариан прочертил пальцем черный луч его метки, прежде чем снова спрятать на груди свое лицо.
— Ты мой альфа, Хагал, — прошептал он. — Я ждал тебя.