Железный Эльф

Макс очнулся в собственной постели, и даже затуманенным сознанием понял, что все не так. Он лежал не на своей стороне кровати, окно было зашторено иначе, в спальне пахло чужими запахами, адски болела голова, а внутри живота грыз тянущий голод. Но самое главное — рядом с постелью на кресле из гостиной сидел посторонний. — Привет, — радостно улыбнулся Ске. — Ты даже на пару часов раньше, чем предполагалось. — Что... — собственное горло не слушалось, там было сухо как в пустыне. — Вот, держи, полегчает. Ске почти силой впихнул ему в руки термокружку, от которой поднимался алкогольный дух. Макс выпил сразу половину, чувствуя, как тепло разбегается по телу. — Что произошло? Долго я был без сознания? — Нет, не очень, меньше четырех суток, — жизнерадостно улыбнулся Ске. — Не волнуйся, все нормально. — Ох, — Макс зажмурился, справляясь с эмоциями. — Четверо суток... что за это время произошло? — Ну, мы тебя согревали, подпитывали, ты плавал в ванне два дня, а потом поток масла стал иссякать, и Занди решил уложить тебя в постель. Ты очень бился в судорогах, мы едва удерживали тебя, боялись, что разобьешься. Лицо медленно разгоралось от стыда. Макс приложил к пылающим щекам прохладные руки. — И кто присутствовал при этом? — Ну, Занди, Обсидиан тоже сразу прибежал, — Ске загибал пальцы. — Потом Циат пришел, вызвал Стли и Ниэле... — Что, все они были здесь? Смотрели на меня? — Да, конечно, — не замечая ужаса в его голосе продолжал вещать Ске. — Они очень помогли! И еще Яртис пытался пройти, но Занди сразу же включил режим карантина и ни один альфа не мог попасть сюда. Ну, кроме Циата. — О, Пресвятая Сила! — прошептал Макс. — Как стыдно. — Нет ничего стыдного в плохом самочувствии. Это естественный процесс, нельзя винить себя за особенности организма. — Да, конечно. Макс не был с этим согласен, но хотел поскорее закрыть тему. Даже мысль, что его видели обнаженным, беспомощным и жалким, вызывала желание немедленно провалиться сквозь землю и сгинуть там навсегда. — И что же... оно прошло само или... — Ну как само, — Ске задумался. — Занди не спал двое суток, исследовал твои записи о лекарствах из этих кошмарных ядов, и создал кое-что новое. После этого ты спокойно спал и судороги прекратились. — Это хорошая новость. — Просто отличная! Надеюсь, тебе понравится. Кстати, ты долго не ел, взять тебе что-нибудь? — Нет, спасибо. Я предпочел бы остаться один, если ты не возражаешь, — Макс постарался сказать это мягче, но вышло так себе. — О, конечно, — Ске, похоже, ничуть не обиделся. — Я знаю, что очень много говорю и утомляю всех, кто не привык к этому, все нормально. Не пытайся сразу вставать и пахать, у тебя еще пару дней будет слабость. Если что-то будет не так — тут же вызывай Занди, он строго-настрого велел тебе сказать, чтобы не лечился сам, только под контролем. Ске захватил с собой кресло и вернул его в гостиную (Макс готов был поклясться, что тот поставил его не совсем на место), забрал оттуда свои вещи и сразу ушел. Макс замер, не поднимаясь с постели, и несколько секунд после тихого щелчка двери напряженно слушал собственное дыхание. Тишина собственной квартиры больше не была успокаивающей: теперь в ней то и дело чудились посторонние шорохи и движения. К счастью, ничего больше так дьявольски не болело, а слабость отступала. Кризис явно миновал, но назвать свое самочувствие хорошим, или хотя бы приемлемым Макс не мог. — Ганс, рабочую сводку за прошедшее время в порядке приоритета. Комм послушно загрузил окна почты и отчетных таблиц (он казался тихим и будто бы виноватым), но едва Макс начал читать самые важные тезисы, поверх окон открылся экран вызова. — С пробуждением, — мерцающее лицо Циата слабо улыбнулось. — Как самочувствие? — Благодарю, отвратительно, — кисло отозвался Макс. — Мне очень неловко теперь. — Не сомневаюсь. Думаю, ты понимаешь, что это было необходимо, потому что сам довел ситуацию до критической. Гораздо проще вышло, если бы Занди с самого начала отслеживал твое состояние. В этом случае он поместил бы тебя в закрытый бокс на время кризиса, чтобы мы не устраивали проходной двор из твоих апартаментов. Впрочем, и в нынешней ситуации есть плюсы, — Циат усмехнулся. — Не ругай коммуникатор, он как мог защищал твои личные тайны, и сдался только мне. Макс почувствовал, как кровь отливает от лица. Мимические мышцы будто закоротило, сохраняя выражение, даже местами закололо от напряжения. — Что? — Не волнуйся, никто посторонний об этом не узнает. Когда тебе станет получше, найди время заглянуть к нашему друиду: он уже двое суток работает над секретным проектом, который тебя, безусловно, заинтересует. — Я не люблю загадки. — Я тоже. Считай, что я мщу тебе за твое упрямство, которое стоило нам времени, нервов, а Ниэле — прерванной сессии подготовки очередной послушницы. Сегодня и завтра ты останешься дома, можешь пытаться работать удаленно, но Занди предупреждал, что, скорее всего, слабость будет усыплять тебя по мере необходимости. Послезавтра я снимаю все ограничения по передвижениям и нагрузкам для тебя, решай сам по состоянию. В случае необходимости более длительного восстановления, у тебя достаточно неиспользованных выходных и дней отпуска. Пока что лежи, не забывай есть, и сообщай Занди обо всех препаратах, которые собираешься принимать. Это приказ. — Слушаюсь, — Макс не пытался спорить, хотя все в нем протестовало против вынужденного безделья. — Хорошего дня. Циат отключился, и на экране снова всплыли рабочие таблицы и фильтр почты. Макс несколько секунд бездумно смотрел, как меняются строчки в сводке допросов, пытаясь уложить мысли в голове. Циат специально не сказал ему всего, чтобы помучить домыслами и догадками. Несомненно, Занди делает что-то для Макса, но что? Не восстанавливает же Хайриха, правда? Это было бы неразумно, нелогично, расточительно, слишком лично, слишком… хорошо для правды. Макс не стал бы делать этого для подчиненного. Почти наверняка не стал бы. Тогда что? Новое средство, способное справиться с приступами? Замену его несостоявшемуся альфе? Артефакт, способный сдержать реакцию его метки, чтобы можно было хоть через силу совокупляться с посторонним альфой? Даже думать об этом было мерзко, хотя ледяная пустота где-то в животе отозвалась слабым тычком. Тошнота качнулась в горле и снова опустилась вниз. Максу показалось, что вокруг него в постели свернуто нечто вроде темного прозрачного кокона, видимого только под определенным углом. Похоже, его бесплотный охранник старался обеспечить ему комфорт, или охранял от посягательств посторонних. Теперь, конечно, понятно было, что темная тень не просто так обнимает его сейчас. Макс понимал, что это иррационально, но не мог не ощущать покой, глядя на нее. Хоть в такой бесплотной форме Хайрих вряд ли на что-то годился, его присутствие рядом успокаивало. Глупые, сентиментальные черты, которые, как думал Макс, были у него от матери, оказались частью влияния сердечной связи. — Ганс, мне нужно поговорить с Занди. Вопреки ожиданиям, на экране возникло лицо Ске. — Давно не виделись, — улыбнулся тот. — Что-то случилось? — Хм… нет, мне нужен Занди. — Он сейчас занят в репликаторной, просил не беспокоить его без особой необходимости. — Иначе я нарушу приказ и приду сам… чего бы мне это ни стоило. — Ох, ну… я сейчас попробую спросить, хорошо? Экран вызова ненадолго погас, но не более чем через минуту снова засветился, демонстрируя Занди в маске с синим блестящим стеклом визора, находящегося в помещении со странным зеленоватым светом. — Привет, — промычал тот невнятно. — Я так и думал, что не выдержишь. Как самочувствие? — Паршиво, но сознание не теряю. Что происходит? — Смотря где. У тебя вот едва гон закрылся, большие потери по всем группам факторов, нужно восстановление, специальная диета и хорошая взбучка, хоть Циат и запретил. Ты мог угробить себя, Макс, и я очень, очень на тебя зол, — голос Занди даже под маской дрогнул, и это не осталось незамеченным. — Зол? Серьезно? — Ну… вообще-то, я тоже виноват. Очень виноват, но я просто не мог подумать, что это возможно. Я все эти дни не могу успокоиться, корю себя за все. Я ведь постоянно фильтровал тебя, ругался, как мне мешает этот тип рядом, а он будто нарочно лез под руки, постоянно отбираясь с твоими частицами… Макс дернулся от укола в сердце. Что? Значит ли это… — Такого мне прежде не встречалось, понимаешь, — Занди вздохнул. — Я никак не мог подумать, что человек способен на такое. — Человек, — повторил Макс бледными губами. — Так, прекрати нервничать! У тебя опять показатели поползли, я же слежу! — друид погрозил ему длинным светящимся щупом, который держал в руках. — От твоих нервов дело быстрее не пойдет, а так — глядишь, и за пару месяцев воссоздадим твоего мальчишку. Ну чего ты так смотришь, Циат не сказал, что ли? — Не может быть. — Иди ты, как это не может? Да раз плюнуть — человека поднять. Тебя вот сложнее намного: такая настройка тонкая, все эти энергетические контуры, привязки, стихийные структуры… А у Хайриха твоего все просто и давно отточено. Максу показалось, что он ослеп и оглох разом, а мир сузился до сине-зеленого переговорного окна коммуникатора. В глазах стало больно от напряжения, а голос явно отказывал. — Но я ведь еще не собрал… это не первоочередная задача, и вообще не важно… он же… он же не такой совсем. Деревенский парень, никакого образования, ничего не умеет. Он ведь дурачок… — Не сказал бы, — жизнерадостно хмыкнул Занди. — По моим предварительным подсчетам, у него вполне приличный интеллектуальный индекс, выше среднего по региону. И очень неплохие физические показатели, учитывая, что последнее время перед смертью он был в стрессе и подвергся некоторой степени истощения… но это мы выправим. Я просчитаю и по возможности увеличу ему массу, силу и выносливость. Сделаем парня покрупнее, может, все у вас получится, да ведь? Так, ты что там, не дышишь? Макс? Воздух словно стал тяжелым и острым, и причинял боль при вдыхании. Макс втягивал его короткими порциями, будто боясь захлебнуться. Это было слишком неожиданно, невероятно и невозможно. Нория восстанавливает для него Хайриха? Быть не может! — Но Занди, он не впишется в окружение! Здесь не место для людей, Хайриха это будет бесить. — Это ты уже сам разбирайся — что с ним дальше делать. В конце концов, оформим его тебе как личную вещь. Будешь держать в спальне на цепи, — Занди хихикнул. — Хотя вот Стли считает, что у парня есть талант к Смерти, и он планирует заняться обучением твоего… хм, альфы. — Убивать он умел, это верно, — невесело усмехнулся Макс, постепенно заставляя себя дышать ровно. — Но я все еще сомневаюсь, что Хайрих может быть годен на что-то, кроме… этого. И он не стоит огромных затрат из бюджета. — Это не тебе решать, правда же? Средства выделены, и я расстараюсь, уж поверь мне. А дальше — сам смотри, как с ним быть. Только учти, что в этом Ниэле права: Юна знает лучше. Раз она вас соединила, значит, так должно быть. — Юна соединила? Ты уверен? Я считал… там клятва на крови и что-то вроде ритуальной смерти. — Да, я видел твои расчеты и выводы. Но это только часть, меньшая часть. У вас несколько жил в связке, и одна, основная — она вроде как с рождения. Моя гипотеза — твои предки как-то соединили тебя с человеком, который стал оберегать и любить тебя в новой жизни. Значит, они знали, куда именно тебя отправят, имели возможность выбрать. Это уникальная технология, сейчас так никто не может. Такие перспективы для исследования! Макс не очень слушал, погрузившись в свои мысли. Айариан ничего такого не знал, в его памяти не находилось никаких планов по созданию связей между новорожденными омегами и кем-то еще. Значит, этим могли заниматься ученые, занятые непосредственно в проекте, либо гипотеза Занди была изначально неверна. Но могла ли Юна сделать это самостоятельно? Судя по тому, что Макс уже знал, подобные детали были мелковаты для ее общего чутья и видения ситуации, так что вряд ли она лично занималась этим вопросом. Чаще всего подобные вещи совершались силой матери-Юны с помощью посредника, служащего проводником силы, скорее всего — одного из ее детей: титана, стихийного элементаля или избранного ею как сосуд голоса. Участвовал ли кто-то подобный в проекте «Наследие»? Если да, то почему у Айариана нет никаких сведений об этом? Слабость толком не давала даже передвигаться по квартире: у Макса ушло примерно два часа чтобы встать, доплестись до туалета, получить питание и употребить его, и то он чуть не задремал на диване в гостиной, где устроился передохнуть во время длинного перехода между огромными теперь комнатами. Гамле испытал прилив восторга, получив уведомление о присутствии начальства в системе, и теперь старательно скидывал на почту самые подробные сводки касательно всех рабочих процессов. Макс был очень ему благодарен, потому что работа на время позволяла забыть, что где-то на нижних этажах уже идет работа по воссозданию Хайриха, а он не может пойти туда прямо сейчас и убедиться, что все в порядке. Здравый смысл здесь отсутствовал, но когда мысль возвращалась к этой теме (а происходило это пугающе часто), ноги немели сами собой, а в груди что-то холодно сжималось, заставляя кутаться в одеяло. Вечером зашел Обсидиан. Макс сперва хотел отказаться и поспать, но потом подумал, что это поможет ему поскорее привести себя в форму. — Ты нас здорово напугал. — Я не хотел этого. И не звал никого, кроме Занди, если честно. — Знаю, но не мог не волноваться. Князь ничего мне не говорил, и я сначала… в общем, я ревновал, — Обсидиан вздохнул. — Но теперь мне даже неловко из-за этого. Знаешь, я снимал все, что здесь происходило при мне. Ну, просто привычка, за столько лет… Думаю, тебе интересно будет взглянуть. Может, какие-то мысли появятся? Яртис пытался позвонить несколько раз за вечер, но сам прерывал соединение. Макс с усмешкой наблюдал за его метаниями, сам периодически прикладываясь к крепким напиткам из запасов, просматривая запись от Обсидиана. Видеть себя беспомощным и жалким в окружении посторонних было жутко и неприятно, но хуже всего было то, что они говорили. Голова едва не трескалась от мыслей, начиная откровенной чушью и заканчивая далеко идущими теориями, объем которых даже в таком виде ужасал. Макс несколько раз засыпал от усталости и снова просыпался; где-то под утро он уже с уверенностью мог сказать, что восстанавливается и вскоре сможет относительно нормально функционировать. Хотя, конечно, прогнозы Ниэле пугали. — Ганс, спасибо что пытался сохранить приватность. Я ценю это, хотя сейчас мне хочется убить каждого, кто в курсе ситуации. — К сожалению, я не могу противиться приказу князя Циата, это непреодолимый пункт моей программы. Что прикажете делать с накоплениями? Перераспределить, сменить цель, использовать? — Хм, я пока не думал об этом… но лучше продолжать, ничего не меняя: я не люблю быть должен, и будет просто отлично, если Хайрих станет принадлежать только мне, и никому больше. Ближе к рассвету на рабочую почту пришла многостраничная «Памятка проживающему в контакте с некромастером» от Стли. Макс прилежно взялся ее изучать, и узнал много нового, но не очень полезного: например, там была целая глава, как определить таланты Смерти у ребенка, не загубить дар и развить желание заниматься этим. Про детство Хайриха Макс знал немного, только то, что тот вкратце рассказывал сам. Рос в сельской местности, старший ребенок в семье, с раннего возраста — труд на ферме отца. Тот был человеком грубым и сильным, в случае чего тут же пускавшим в ход кулаки. Макс видел его уже пожилым, но и тогда старик казался полным сил и сохранившим рассудок. Он гордился старшим сыном и всячески подчеркивал его заслуги, тогда как мать… Мать вела себя тихо, и маленького Хайриха она, вроде бы, любила. Во время личной встречи Максу показалось, что бедная женщина боится своего сына больше, чем супруга, который регулярно ее поколачивал. Тогда не было ни времени, ни необходимости спрашивать, что могло послужить этому причиной, а теперь Макс никак не мог узнать об этом. Решение отправиться на Рождество к родным Хайриха было неожиданным. Макс сам не знал, как ему пришло это в голову и с чего вдруг он решил на самом деле предложить уехать из города. Хайрих ничего не говорил, хотя понятно было, что родители хотели бы видеть его дома в праздник, учитывая, как внезапно он сбежал от них год назад. Предложить вышло как-то само собой, и Макс почти сразу пожалел об этом, но Хайрих так воодушевился, что разочаровывать его не хотелось. — Тебе понравится. Я все придумал, получится хорошо. Увидишь, — говорил он по дороге, уверенно управляя автомобилем. Мимо проносились прибранные зимние фермы и домики со свечами в окнах: многие крестьяне не спешили отказываться от многовековых традиций празднования Рождества. Макс не слишком следил за дорогой после Бранденбурга: местность почти не менялась, никаких достопримечательностей не было. Он дремал на пассажирском месте, иногда сонно поглядывая в окно, чтобы видеть точно такие же, как десяток километров назад, поля, фермы и перелески. — Приехали. Хайрих свернул с разбитой проселочной дороги на короткую подъездную к очередной ферме. Макс сел ровно и потер глаза. Впереди стоял добротный дом, отделанный мореной доской. Двор перед ним был убран и смотрелся аккуратно, а позади дома виднелись хозяйственные строения под длинными крышами. Оттуда доносилось едва слышное мычание коров. — Я думал, будет грязнее. — Ага, будет — вот только потеплеет. Сейчас слегка подморозило, а в дождь тут без сапог никак. Хайрих остановил машину под навесом; из ближайшего окна высунулась мордочка ребенка и тут же пропала. — Обе твои сестры здесь, верно? — спросил Макс. — Да. Хильда только в этом году начала учиться в старшей школе, а Хельга еще слишком мала. Они вышли из машины, но немного замешкались, вынимая пакеты с гостинцами и подарками из города. Макс вздрогнул, когда хлопнула дверь дома, и невольно подтянулся. — Хайрих! Женщина на крыльце была, несомненно, его матерью. Невысокая, чуть сутулая женщина с когда-то красивым, но очень усталым лицом, на котором застыло привычно робкое выражение. — Здравствуй, мам. Ты здорова? Как девочки? Хайрих легко взбежал на крыльцо, и женщина заметно вздрогнула, только один раз быстро взглянув в его лицо. Все остальное время она уделяла пристальное внимание его сапогам. — Да, все хорошо, спасибо. Я очень рада тебе. Из дома вышел седой мужчина, и Макс сразу понял, что Хайрих удался в отца. Тот был высоким, мощным и тяжелым мужчиной с жестким, обветренным лицом и широкой челюстью. Несмотря на седину, назвать его стариком не повернулся бы язык. — Здравствуй, сын. У нас все хорошо, дела идут, хотя в этом году я не хотел отмечать традиционное Рождество. Но мать очень просила ради девочек. С тобой офицер, вы коллеги? — Да, Максимилиан фон Краних, мой начальник. — Это большая честь для нас. В нашем доме придерживаются идей Новой Германии, и мы всецело поддерживаем курс партии. Как я уже сказал, Рождество в этом году только из-за детей, — герр Ритцель бросил внимательный взгляд на Макса из-под тяжелых бровей. — Все в порядке, даже в Берлине многие отмечают. Такую давнюю традицию непросто отменить, — Макс благосклонно кивнул. Из-за внутренней двери выглядывала девочка лет четырнадцати, одетая в форменную одежду BDM; похоже, это и была Хильда. — Привет, ежонок! — Хайрих схватил ее на руки и закружил. — Какая большая стала — скоро замуж? Хильда смеялась и хваталась за него, а Макс старался не очень пялиться: таким он Хайриха еще не видел. Сложно было представить, что ему могут нравиться дети. Ужин прошел спокойно и приятно. Герр Ритцель расспрашивал о новостях из Берлина, потом разговор сам собой свернул на геополитику, и тут уж Макс охотно рассуждал о выгодах присоединения к Рейху земель Польши, Чехии и Австрии. При упоминании о том, что отец Макса был австрийцем, герр Ритцель одобрительно закивал: — Как наш Фюрер. Очень правильно, что Австрия снова с нами: арийцы должны держаться вместе. К ночи, когда Хельга уже давно спала в детской, а Хильда помогала матери с мытьем посуды, та робко взглянула на Хайриха. — Я постелю вам в комнате Хильды, а она переночует у сестры на кресле. — Не нужно, мам, мы пойдем в сарай. — В сарай? Но там же ничего нет… — Там сено. Я возьму брезент и одеяла. Все в порядке. — Юдита, не спорь с сыном, — спокойно сказал герр Ритцель, и та поспешно закивала. — Конечно, как угодно. Возьмите одеяла в кладовой. — В сарай? — переспросил Макс, когда они вышли на улицу. — Именно. Тебе понравится. Им пришлось ехать на машине: сарай с сеном находился на выпасе, в паре километров от дома. Вокруг не было ни строений, ни деревьев, ни даже более-менее густых кустов. Хайрих кровожадно усмехнулся, распахивая двери. — Добро пожаловать в мой сарай, Макс. Я и не мечтал взять тебя здесь. В сарае было холодно. Сено лежало кубами в штабелях и горами между ними; Хайрих запалил керосиновую лампу. Деревянная приставная лестница вела куда-то наверх, на дощатый настил. — Я замерзну, — с сомнением сказал Макс. — И я грязный. — Я все сделаю. Через некоторое время на первом этаже среди сена Хайрих оборудовал крошечную душевую: растянул брезент вместо стен и крыши, принес таз, кувшин и горячую воду. От двух керосинок внутри брезента стало почти тепло. — Лучше, чем ничего, — со вздохом сказал Макс, принимаясь за туалет. Когда он закончил, оказалось, что Хайрих соорудил спальное гнездо на втором этаже: нора из брикетов сена была выложена одеялами, вход закрывал многослойный брезент, внутри пыхтела еще одна керосинка. — Грейся, я быстро, — сказал он, жадно целуя Макса на лестнице. В сене было тепло и сухо, пахло летом. Макс невольно вспомнил их пикник — казалось, тот был много лет назад. Теперь вместо солнца — керосинка, но Хайриха в его жизни стало куда больше. — Если мы ее разобьем, то сгорим тут внутри, — пробормотал тот, забираясь к нему под одеяло абсолютно голый. — Хайрих… я не уверен, что это хорошая идея… — Это отличная идея, Макс. Ты сразу согреешься, тебе будет хорошо, и, самое главное, здесь на несколько километров в любую сторону ни души. Можно стонать и орать, как угодно. Той ночью Макс накричался так, что сорвал голос, и утром изображал простуду. Он боялся, что не сможет ходить: они почти всю ночь жадно трахались, едва не свалив керосинку и чуть не сорвавшись на первый этаж сами. Хайрих дал ему поспать немного только под утро, и разбудил спустя пару часов, вылизывая и дразня языком его растраханный анус. — Сено… пахнет по-разному, — хрипло прошептал Хайрих, выбирая травинки из волос Макса утром. — Я обожаю тебя. Макс встал очень рано, даже Гамле еще не отметился в системе служебного учета. Слабость еще беспокоила, но ходить и работать не мешала. Разговоров и слухов не хотелось, так что Макс позавтракал у себя и сразу спустился в лечебное крыло. Свет был еще приглушен в ночном режиме, в коридорах стояла тишина. Дежурные медики в светло-зеленых тогах передвигались бесшумно и не заостряли внимание на посетителе: ведь он шел сам и помощи не просил. Макс миновал передвижной пост, за которым медичка с малиновыми волосами отмеряла лекарства в порционные стаканчики, прошел по указателю «Репликаторная» и оказался у шлюза с кодовым замком. «Вход персоналу ниже второго уровня допуска запрещен!» — гласила большая табличка на двери. — Попробую, — сказал Макс сам себе и ввел личный код доступа. Замок мигнул голубым и створки разошлись, пропуская посетителя внутрь. С тех пор, как Макс вышел отсюда несколько месяцев назад, репликаторная сильно изменилась: Занди жаловался на недостаточную сейсмозащищенность отсека на внешней стене Замка, и после переформирования Циат позволил ему внести изменения в конструкцию. Теперь здесь не было лестницы, только гладкий коридор, перекрытый несколькими прозрачными дверями с энергетическими замками. Все они послушно и абсолютно бесшумно открывались, принимая код допуска Макса. Камера репликатора теперь вмещала сразу четыре капсулы; три из них были неактивны, а в четвертой под закрытым прозрачным куполом что-то происходило. Макс не видел процесс репликации прежде, поэтому сейчас с волнением смотрел на туман, лениво тянущийся внутри. Больше ничего разглядеть не удавалось. — Я знал, что ты прибежишь прямо с рассветом, — сказал Занди, совершенно невидимый до этого за переборкой. — Но пока смотреть особенно не на что. — Не хотел тебя тревожить, — Макс с трудом удержался, чтобы не погладить прозрачный колпак капсулы. — Ты прав, я ничего не вижу. — Пока что там слишком мало частиц, но я могу показать тебе примерные контуры, — друид подошел, щелкая по клавишам своего комма. — Вот, гляди: примерные размеры… В капсуле возникла светящаяся проекция, изображающая лежащего там человека. Макс сглотнул. — Это только предварительный расчет. Я добавил двадцать процентов массы к пиковой форме, по сорок — к силе и выносливости, сейчас работаю над ускорением регенерации. Если Стли считает, что человек может быть некромастером, ему потребуется быстрое восстановление. Ну и так, мелочи всякие… размер члена я очень сильно менять не могу, но добавил, сколько получилось. Хотя парень и так был недурен, ага? — Занди улыбался и не требовал ответа, увлеченный своей работой. Макс украдкой прикладывал к горящим щекам прохладные ладони, испытывая сильное желание прислониться лицом к холодному покрытию капсулы. — Отлично. Жаль, что процесс идет медленно… я хотел сказать, что мне интересно было увидеть что-нибудь. Этот туман внутри… — Это газовая смесь. Она позволяет стабилизировать частицы, не изменяя их и не давая меняться самостоятельно. Что-то вроде остановки во времени, чтобы тело собралось в одно мгновение для его биологических часов. Хм, постой-ка, думаю, я могу тебе кое-что показать. Занди склонился к приборам у основания капсулы и шустро принялся менять значения на выступающем дисплее. Внутри капсулы потемнело, словно внезапно настала ночь в одном маленьком участке; среди прозрачной мглы там и тут вспыхивали, мерцая, отдельные крошечные звезды. Они медленно двигались, будто плавая на волнах, встречались, создавая маленькие созвездия, и снова расходились. — Вот, это то, что уже отобрано и перенесено, — сказал Занди, прерывая наблюдения Макса. — Так мало… — Но их станет больше. Завтра ты придешь и увидишь, что их уже хватает на небольшое скопление. Постепенно они станут укладываться в заданный корпус, и ты каждый день сможешь видеть изменения. — Хорошо. Тогда я… приду завтра. — Приходи в любое время, — Занди улыбнулся. — Я все понимаю и следить не буду. Уверен, этот парень стоит того.