Железный Эльф

Берег был абсолютно пуст, и нигде не раздавалось ни звука: только волны плескались о камни и ветер свистел в башнях. — Судя по данным, которые успел снять Ганс, барьер представлял собой многослойное искривление пространства и временную капсулу внутри. Снаружи создавалась видимость открытого моря, изнутри тоже. А сам Йотунхайм застыл во времени, — сказал Макс, листая данные в коммуникаторе. — Как в сказке про спящую принцессу, — ответил Хайрих. — Надеюсь, оно все не рассыпется в пыль теперь, когда временная капсула разрушена. Они миновали пустые причалы, прошли по набережной в сторону городских ворот. Первая морская птица пролетела над их головами и уселась на крышу одного из строений, осматриваясь. — Как думаешь, здесь кроме нас никого? — спросил Хайрих. — Не знаю. Йотуны умеют замирать, как ледяные глыбы, и проводить в таком состоянии годы. Хагал не говорил, что закроет Йотунхайм, возможно, эта мысль пришла ему в голову уже после того, как Гиперборея подняла щиты. — Ворота заперты снаружи. — Вижу. Наверное, Хагал сам это сделал. Массивная стена с дозорными башнями окружала город; ворота казались выдолбленными в сплошной скале. Тяжелые створки были закрыты огромными балками в новых пазах. Хайрих вынул их и толкнул ворота, но те только слабо дрогнули. — Заперто и изнутри тоже? — спросил Макс. — Нет, просто очень тяжелые. Хайрих навалился на створку плечом и с явным усилием стал сдвигать ее внутрь. В утреннем свете город казался почти жилым, будто все обитатели еще спали. Дома йотунов, в большинстве приземистые и квадратные, с бойницами на крышах, стояли вдоль широких, пустынных улиц. Кое-где встречались деревья характерных для северных регионов видов: шиполистные клены, каменные ясени и геральдические лунные яблони, в палисадниках отдельных жилых домов находились бассейны и разные сооружения из каменных деталей, похожих на детский конструктор, только очень крупный. По правой стороне за домами начиналась ремесленная зона: там располагались оружейные, кузницы, каменотесные и кожевенные мастерские, общая мини-фабрика изделий из кости и меховые производства. С левой стороны, наполовину утопая в парке, скрывались продуктовые ряды, мясные лавки и длинные крытые павильоны для продажи живого товара. Дальше простирался парк, за которым, как Макс знал из воспоминаний Айариана, находились казармы, тренировочные поля и зоны содержания боевых животных. Скорее всего, там сейчас никого не осталось. Жилые улицы в другую сторону от ворот постепенно плавно поднимались (в этой стороне стояли дома более знатных йотунов), и на самом высоком месте, называемом Каменный холм, открывалась широкая площадь перед крепостью. Все помещения в обозримом пространстве стояли закрытыми, окна были заложены ставнями, двери — придавлены тяжелыми балками. — Город-призрак, — сказал Хайрих. — Посмотри, — тихо произнес Макс. — Разве это не йотун? Он был похож на ледяную статую: личные черты просматривались только частично. Издалека его действительно можно было принять за скалу или глыбу льда. Йотун стоял у ворот, очевидно, выполняя функцию привратного стража; даже в таком смутном виде было понятно, что у него нет одной руки, а вместо ноги — протез. — Наверное, оставили здесь больных и немощных. Отличный подарок, отец, — Хайрих покачал головой. Он коснулся спящего йотуна, но ничего не произошло. Потом толкнул сильнее, и тоже никакого эффекта. Макс чувствовал, как Хайрих начинает злиться. — Подожди. Не повреди его еще сильнее. Посмотрим дальше, может, идеи появятся. — Ты прав. Сломать это барахло я всегда успею, — Хайрих пошел дальше, с хрустом стискивая кулаки. — Может, у меня должен быть символ власти, как твоя Тайра? Или еще что-нибудь, типа короны или прочей ерунды? — Нет, не думаю, — Макс покачал головой. — Йотуны никогда не привязывались к подобным вещам. Корона была, но носила скорее церемониальный характер. Хагал надевал ее всего несколько раз, на всякие официальные мероприятия. Йотунхайм пустил тебя, это главное. Наверняка решение есть, и оно совсем простое. Они прошли по центральной улице до Дома Многих Голосов, который использовался для собраний и судов. На его ступенях нашли еще одного замершего йотуна: у этого часть головы была закована металлом, а в груди стоял какой-то крупный механизм. Он тоже никак не отреагировал на прикосновение, и Хайрих дернул головой. Ему никогда не нравились вещи, которые не выходили с первого раза. — Как думаешь, их тут много? — спросил он. — Скорее всего нет. Йотунов непросто повредить, так что инвалидов должно быть исчезающе мало. Однако Йотунхайм всегда пользовался рабским трудом, так что если рабов не забили на еду, они могут оказаться где-то здесь. — За тысячу лет сохранились? — Временная капсула сберегла бы их. Они прошли сквозь жилые кварталы и вышли на площадь перед Ледяной крепостью. Массивное сооружение перекрывало обзор на узкий фьорд, чуть в стороне, на утесе, высился Железный храм с сияющей под солнцем кровлей. Площадь выстилали белые плиты с серыми жилами, на них тонким слоем лежала снежная пыль. Солнце поднималось все выше, теперь все вокруг было видно на много миль. Макс попробовал сделать видеовызов, но связь ловила очень плохо. — Мне приходится использовать спутники Брангарда или Вольфенхолла, герр Макс, а они не так близко. В случае экстренной необходимости я могу вызвать для вас спутник Нории, но это заставит его изменить орбиту и весь рабочий цикл. Сейчас в зоне Йотунхайма нет надежных точек для связи, но я могу снять видео и отправить его сразу, когда канал связи станет достаточным. — Хорошо, так и сделаем. Не надо снимать с дежурства штатно работающие спутники, ситуация не экстренная. Макс снял площадь вокруг, запертые снаружи ворота крепости, храм и вид на Большой Нууд с храмового возвышения. «Мы нашли Йотунхайм, — написал он в сопровождение. — Он пустой и тихий, и мы не знаем, живы ли те обледенелые йотуны-инвалиды, которых мы обнаружили здесь. Продолжаем осмотр». Хайрих снял створную балку с крепостных ворот и напрягся, сдвигая тяжелые секции из цельных плит. Внутри было сумрачно, пусто и безмолвно, как и повсюду. У ворот сидел еще один страж, до того основательно окопавшийся, что его черты с трудом читались. — Чувствую себя как на кладбище, — проворчал Хайрих. — Кругом камни и мертвецы. Внутреннее убранство как таковое отсутствовало: крепость представляла собой голые стены, почти никакой мебели не осталось. — Все ушло на укрепления и закупки расходников, я полагаю, — сказал Макс, стоя на пороге гостевых покоев Айариана. Здесь из всей обстановки сохранилась только роспись на стенах, иллюстрирующая сцены эпических битв древней Арктиды. На самом широком полотне король Лираэриан и его супруг, Водар, отбивали атаку людей-ящеров из Утхайма. — После этого все трупы нападавших свалили в подземную пещеру, а свод Утхайма был обрушен и расплавлен, отрезая его единственный выход в Средний мир, — Макс погладил фреску в том месте, где ярко выделялись потоки огня от жезла Лираэриана. — С тех пор никто не мог проникнуть в Утхайм. Считается, что он погиб. — Это твой дед? — спросил Хайрих. — Прапрадед, кажется. Или даже дальше. — Здесь жил твой отец, когда посещал Йотунхайм, — догадался он. Макс кивнул и потер лицо: очень хотелось спать. Из окна открывался вид на абсолютно пустынный яблоневый сад и безжизненную реку, ведущую путь во фьорд, хотя в памяти Айариана там всегда сновали корабли, а на далеком побережье велись работы. Хайрих обнял его со спины, плотно прижимая своим телом. — Я чувствую это в тебе, — он шумно засопел, прихватывая губами кожу под ухом. — Твое желание. Сдерживаться почти невозможно. — Я не буду заниматься этим с тобой здесь, среди разрухи и мертвецов, — попытался воспротивиться Макс, сразу понимая, что проигрывает. — Нас никто не услышит здесь. Весь этот кусок земли — мой. Так что нам никто не помешает. Последние слова Хайрих горячо выдохнул в ухо, и Макс стиснул зубы, чтобы сдержать стон: его альфа очень сильно действовал на него. Приток масла тут же увеличился, пробка едва справлялась. В глазах темнело от подступающего желания, а в груди ворчало что-то древнее, первобытное. Руки Хайриха как-то незаметно заползли под теплый плащ и мундир, ласково и настойчиво оглаживая живот, спускаясь ниже. — Мне не нравится, — едва выговорил Макс, прилагая усилия, чтобы не застонать. — Что именно? — Здесь грязно. Окно не защищено, и я чувствую себя... — Я понял. Хайрих немного подумал и просто заморозил оконный проем: свет проникал внутрь, лед был прозрачным и чистым, весь в морозных перьях и ветвях. Потом приморозил дверь, так что она плотно вросла в стену. — Все заперто, нас не потревожит даже ветер. Здесь нет ничего подходящего в качестве мебели, но нам и это не помешает. С тихим лязгом доспех Хагала скрутился в полоски металла, обхватывающие запястья, плечи, шею. Ниже Макс не видел, повернутый к окну лицом и вздрагивающий от желания. Иллюзия сползла, костный доспех едва заметно светился сквозь кожу голубыми пятнами. Раньше Макс подумал бы, что все эти детали мешают, отвлекают его, и Хайрих не такой, как он привык. А теперь знал, что это не имеет никакого значения: это его альфа, и он именно тот, кто ему нужен. От жара его тела делалось не холодно. Казалось, что горячие руки обнимают сразу везде, и Макс совсем не чувствовал дискомфорта, хотя по всему должен был: не дома, не в постели, не после душа... Запах альфы кружил голову, отключая логику и все прочие ограничения. Макс выдохнул и прикрыл глаза, и это было как разрешение: Хайрих не мог его видеть, но явно почувствовал, потому что сразу опустился на колени, приспуская форменные брюки Макса вместе с бельем. — Холодно не будет. Прогнись в спине немного. От этого движения умасленная пробка едва не выскочила сама собой, и Макс с трудом сдержал стон. Хайрих обхватил его бедра, вывернул пробку и тут же заменил собственным языком. Теперь уже не стонать не получалось совсем: Макс всхлипнул, невольно сильнее подставляясь. Язык, вылизывающий его изнутри, казался невероятно длинным и гибким, и эта стимуляция приносила удовольствие им обоим. Хайрих буквально пьянел от его масла, терял и так не слишком хороший самоконтроль в сексе, быстро увлекаясь и требуя больше и больше, усугубляя ласки. Когда он отстранился, даже стиснутые до боли зубы не помогли Максу сдержать разочарованный стон. — Сейчас, мой сладкий, сейчас я сделаю тебе очень хорошо, — в полубреду шептал Хайрих, оглаживая ладонями шелковистую кожу Макса. — Какой же ты красивый, это невыносимо! Пол в секунду ушел из-под ног, призывный запах альфы стал особенно густым и плотным, и в этот момент мощный разряд тока прошел по всему телу вместе с грубым вторжением агрессора. Картинка мира за ледяным стеклом будто покрылась огненными трещинами, задышала сама собой, и Макс с трудом понял, что это он сам дышит так: хрипло, со стонами и всхлипами, то и дело погружаясь в огненную темноту и обжигаясь о шипящий лед. Макс пришел в себя, прижимаясь лицом к шее Хайриха, в беспомощном положении без опоры для ног, поддерживаемый навесу его руками. В теле все еще тянулась плавная истома, оставляя осадок удовольствия. — Ты долго в этот раз. Нужно поспать, да? — негромко спросил Хайрих. — Я вполне продержусь еще. Особенно теперь, после... перерыва, — отозвался Макс, с трудом выговаривая слова. — Небольшая подпитка, да? — Хайрих ухмыльнулся. — Хочешь еще? Ты же знаешь, я могу. — Знаю, но не сейчас. Побереги силы до дома. Макс с удивлением понял, что снова одет и застегнут. Коммуникатор уверял, что они потеряли в общей сложности около сорока минут, что было совсем не так ужасно, как он опасался. Ледяное стекло медленно обтаивало, стекая на пыльные камни и быстро испаряясь. В образовавшееся отверстие Макс видел реку, впадающую в море, и далекие облака на небе. — Нам нужно придумать что-то с охраной Йотунхайма. — Чужаки могут явиться, — кивнул Хайрих. — Пустующая земля привлечет их. — Здесь есть оставшиеся йотуны. Не знаю, захотят ли Тени помогать с этим, но... — Макс запнулся и моргнул. — Дом Многих Голосов... там же есть колокольня. — Да, башня есть. Что в ней? — Колокол, «Глас Севера». Он из серебритового сплава, который дает чистый и сильный звук. Его голосом йотуны сообщали о важных событиях: коронации, победе, свадьбе или смерти. — Ты хочешь, чтобы я ударил в него. — Именно. Почему это не пришло мне в голову раньше? — Восхитительные свойства моей спермы для тебя, — Хайрих усмехнулся. — Ты же сам говорил, это должно помогать. — Не обольщайся, я и без тебя неплохо справлялся. Они оставили позади тихую и пустую крепость, возвращаясь по собственным следам. Никто не тревожил снежную пыль кроме них, никто не шевелился, не говорил и не дышал — Большой Нууд выглядел совершенно мертвым. Звук вызова коммуникатора показался почти оглушительно громким в окружающей тишине. — Должен признать, это превосходит все мои самые смелые предположения, — сказал Циат, появляясь на экране. — Значит, связь появилась, — ответил Макс. — Видео пришло? — О да. Зиаре пришла в голову идея отправить дополнительный спутник связи по северной орбите, раз уж вы в тех регионах. Над территорией Йотунхайма долгие годы не происходило ничего, и все значимые траектории движения стандартных спутников проходят в стороне. — Это было правильное решение. Здесь связь почти не ловит, нужно будет соорудить хотя бы принимающие антенны и преобразователи сигналов. Но зато сам Йотунхайм на месте и, кажется, он совершенно цел. Временная капсула удерживала его от разрушений все это время. — То есть, я могу подавать официальные данные об изменении во все существующие карты Юны? Меня уже атакуют письма и личные вызовы от членов Совета и прочих приближенных к власти по всему Среднему миру, — Циат усмехнулся. — Странно, что наша самая прекрасная женщина пока молчит. — Меня тревожит ее молчание. И то, что она так просто отдала нам Амбраэля. Сейчас я могу совершенно точно сказать, что меня это беспокоит. Я почти уверен, что она задумала что-то, — говорил Макс на ходу, по пути к Дому Многих Голосов. — Мы с Обсидианом как раз сегодня утром обсуждали это. И Джош тоже уверяет, что она что-то задумала. К сожалению, у нас нет возможности точно это узнать, так что остается только ждать и быть готовыми к любым ее проявлениям. — Я опасаюсь, что пустынный Йотунхайм может заинтересовать ее. Тени, как я понял, не хотят сюда возвращаться из-за тоски по прошлому и своим семьям. У нас есть возможность выделить средства для наблюдения хотя бы? А я попробую договориться с Исуаном насчет патрулей. — Конечно. Я внесу задание для сотрудников климатической базы «Буран» с приоритетом лояльности, это позволит нам выделить как минимум пять стратегических капсул. Для наблюдения с воздуха этого будет достаточно, зоны покрытия хватит. Наши инженеры связи запрограммируют для этого спутника кольцевую орбиту над Йотунхаймом, чтобы хотя бы на первое время здесь была связь, — Циат говорил и одновременно показывал на экране технические данные. — И, знаешь, у меня тут Занди практически череп мне прогрызает: он же считывает данные твоих биоритмов, ты понимаешь? — Думаю, он в ярости. — Ты абсолютно прав. Он мечтает приковать тебя к кровати и обработать всеми доступными препаратами, чтобы ты нормально спал. — Полагаю, мы скоро вернемся и я с удовольствием усну сам. Сейчас мы должны проверить одну вещь… — они как раз добрались до Дома Многих Голосов, и Макс продемонстрировал замершего на ступенях йотуна. — Мы нашли их вот в таком виде. Все, что попались нам — инвалиды и старики. И они не реагируют… Хайрих, иди туда. — А ты не пойдешь? — спросил тот, молчавший прежде и не встревавший в разговор. — Нет, я останусь внизу. Звук колокола слишком громкий для меня. Ты и один справишься. — Вы хотите попробовать «Глас Севера»? Символично и смело, — сказал Циат. — Я дам команду спутнику сделать запись и выложить в Небо для широкого доступа. Пусть это будет точкой отсчета времени нового Йотунхайма. — Оула взбесится, — Макс покачал головой, взглядом провожая широкую спину Хайриха. — Покажи мне еще раз разводку капсул в наложении на карту. Подъем на самый верх колокольни занял у Хайриха не больше десяти минут; за это время Макс и Циат успели согласовать основные зоны наблюдения и периодичность отчетов следящей техники. — Макс? — немного неуверенно позвал Хайрих по телепатической связи. — Здесь еще один спящий. У него вообще ног нет, рядом протезы какие-то. — Он мешает тебе? — Нет. Думаю, я смогу добраться до колокола. Здесь еще несколько мелких есть. — Да, по большим праздникам устраивали перезвон и играли гимны государств-союзников. Тебе это не нужно. — Хорошо. Язык колокола обернут чем-то мягким и зафиксирован, я его освобождаю. Тяжелая штука. Макс не мог видеть его наверху, стоя у основания башни, но мог наблюдать за тенью на ступенях: поднявшееся солнце просвечивало колокольню насквозь, и крупная фигура Хайриха в прозрачной камере легко читалась. — Просто бей в него. Спокойно, не части. Первый же удар разнесся по окрестностям мелодичной волной, и Макс, хоть был готов, вздрогнул от внутренней вибрации. С крыш сорвались спугнутые птицы и рванули в море, громко крича. Рваная тень Хайриха на ступеньках двигалась размеренно и резко, подтягивая тяжелый язык огромного колокола. Второй удар, за ним третий — в ритме спокойных волн, омывающих гавань внизу. Спящий на ступенях йотун вздрогнул, постепенно начиная дышать. — Я молодец, — произнес Макс одними губами. — Он оживает, кажется, — отозвался Хайрих в голове. — Что-то хрустит внутри и я слышу, как начинает биться сердце. Йотун, сидящий на ступенях, медленно встал и задрал голову, чтобы рассмотреть, кто на колокольне. Солнце блестело на металлической части его головы. — Хагал? Неужели? — сказал он, и тут же запнулся, встречаясь взглядом с Максом. — Айариан? Он сомневался в своем вопросе и щурился, настраивая линзы в искусственной половине лица. Макс вспомнил его, хоть и смутно: этот йотун служил в Доме Многих Голосов смотрителем и одним из судей. — Нет, не совсем. Мы их дети. — Дети… «Наследие». — Да. Мы вернулись. — Значит, у них все получилось, — йотун улыбнулся, подходя. — Я Тормунд, смотритель Дома. — Я знаю о тебе. Мое имя Максимилиан, мой брат и альфа — Хайрих. — О, так вы — дважды королевская пара. Это воодушевляет. К сожалению, от былого величия Йотунхайма почти ничего не осталось, только старые развалины вроде меня. Пока он говорил — медленно и уважительно, как было принято во времена Айариана, — на одной из улиц показался еще один йотун. Потом появился Страж на центральной улице, через пару мгновений — еще двое, поддерживающие друг друга. — Здесь остались только калеки, — вздохнул Макс. — Увы, Владыка. Война пожрала все, что у нас было. Мы хотели уйти на острова, чтобы помочь в обороне, но Хагал велел нам остаться, чтобы передать потомкам остатки нашего наследия, если те когда-нибудь явятся. — Много ли живых здесь сейчас? — В Большом Нууде нас всего семеро. Мы заморозили пару сотен Малых в подвалах крепости — из тех, что жили здесь и не захотели перебираться на Исуан. Там ремесленники и работники мастерских. Дальше на земле могли остаться несколько частных владений, но я не знаю, пережили ли они долгий сон. Пока они говорили, йотуны подходили и замирали неподалеку, почтительно слушая разговор. Колокол замолк, Хайрих спустился к подножию башни; за ним на протезах прихромал еще один йотун. — Владыки, — склонились все семеро. — Мы готовы выполнять ваши приказы. Хайрих выразительно посмотрел на Макса: ему явно проще было просто разрушить всех стариков разом, чем принимать почести и вести вежливые беседы. — Прошло больше тысячи лет с тех пор, как погибла Гиперборея, а та война затихла во льдах. Мир сильно изменился, стал более развитым и опасным. Сейчас наш главный явный соперник — Ангелхайм. Они могут попробовать захватить Йотунхайм, поскольку теперь защитная капсула разрушена и он стал доступен. Какие возможности есть для организации обороны? — Тысячу лет мы проспали, а ангелы все так же живы в этом мире, — йотун по имени Грувхольм, спустившийся с колокольни, сжал кулаки. — Правильно ли мы поняли тебя, Владыка, — заговорил самый высокий и молодой на вид, Страдир, —Гиперберея лежит в руинах, у тебя ничего нет, но ты обеспокоен судьбой Йотунхайма? — Наши судьбы связаны, и не будет одного без другого, — Макс приподнял бровь. — Это вопросы общей безопасности Арктиды. — Это слова истинного короля и друга Йотунхайма. Думаю, ты унаследовал все лучшее от своего отца, — Тормунд улыбнулся. — Выжил ли Исуан? Помнится мне, они сохранили нейтралитет в обмен на обещание отдать все силы возрождению Арктиды, когда дети «Наследия» вернутся. Мы можем занять их на охране. — Да, выжил. И они верны клятве. Мы едва спаслись от всенародной любви Малого Нууда, — заговорил Хайрих. — Значит, йотуны стареют? Умирают от дряхлости? — Стареют лишь те, кто не встретил сердечного супруга, или лишился его по несчастью, — ответил йотун по имени Истур, обладатель живой деревянной руки. — Тебе это не грозит, Владыка, ведь у тебя прекрасное сокровище: Его Величество Максимилиан кажется очень опасным и огненным даже более, чем его уважаемый отец. — Это правда, — Хайрих коротко глянул на Макса. — Я каждый день восхищаюсь его внутренней силой. Несколько следующих часов обменивались данными. Старики расспрашивали о новостях, Макс — о действующих производствах и технологиях. Он надеялся запустить линии поставок металлов и сплавов, которые не мог производить никто кроме йотунов, и на вырученные средства начать обустраивать Арктиду. Когда Макс озвучил сожаление, что Исуан не очень-то густонаселенное место, а в самом Йотунхайме работников — все здесь, йотуны переглянулись. — Помилуй, Владыка, а рабы на что? Выяснилось, что в подвалах Дома Многих Голосов, Серебряной сталеварни, Кузни Тысячи Молотов и других крупных строений лежат штабелями рабы разных рас, заботливо замороженные и, в теории, способные вернуться к жизни. — Ну, это если не испортились, конечно, — добавил Урслейв, единственный профессиональный кузнец здесь. Йотуны разошлись, и вскоре к площади стали стягиваться группы сонных и помятых бледных рабов. Среди них были похожие на людей и явные представители других рас: с рогами, со многими руками, чешуей и корой вместо кожи. Их были многие сотни, и постепенно они заполнили площадь и наводнили ближайшие улицы. — В настоящее время рабство на Юне носит скорее эпизодический характер, — отметил Макс. — Ведущие государства отказываются от него в пользу социальной сферы, предпочитая наемных рабочих. — Так что, отпустить их? — Хайрих нахмурился. — Формально, я думаю. Им все равно некуда идти, но с точки зрения имиджа это будет хорошо. — Я, наследник короля Хагала и Йотунхайма, отменяю все условия, по которым вы стали рабами, — загрохотал Хайрих над притихшей толпой. — Вы вольны отправиться куда угодно или остаться здесь и трудиться во благо будущего Арктиды. Ваши труд и лояльность будут достойно оценены. Толпа зашевелилась, обсуждая новости; Макс видел, что большинство бывших рабов находятся в замешательстве. Многие были рождены в рабстве, и просто не представляли себе никакой другой жизни, но находились и те, кто планировал убраться с Йотунхайма. — Я надеюсь, новости привлекут и новых соискателей работы, — сказал Макс. — В Небе уже вовсю обсуждают нас. Днем на горизонте показались корабли Исуана; малые йотуны торопились лично взойти на легендарный берег и еще раз продемонстрировать свою верность клятве предков. Бывшие рабы, ставшие свободными работниками, постепенно запускали кузницы и металлоплавильни; с западной части Большого Нууда потянулся дымок городской кухни. Малые йотуны Йотунхайма, отдыхавшие в подвалах крепости, были доставлены на поверхность, разморожены и распределены по стене и ближайшим окрестностям в качестве охраны. Именно они засекли первого крылатого наблюдателя над Йотунхаймом. — Оула, — скрипнул зубами Тормунд. — Я так надеялся, что она погибнет. — Сомневаюсь, что это возможно, — ответил Макс, общаясь через коммуникатор с Циатом, лордом Яретом и Фенриром-волком. — Долина Ложки готова выкупать у Йотунхайма темную руду или ночную сталь в любых объемах. Авалон торгуется насчет янтарной стали. — Ты выглядишь усталым, — Хайрих сел рядом на ступени. — Я не видел тебя таким с сорок пятого. — Нужно завести этот механизм, чтобы он работал. Тогда я смогу поспать, — Макс потер лицо ладонями и поморгал. — Пусть у меня нет Гипербореи, но уж Йотунхайм мы запустим. — Я настаиваю. Если ты будешь сопротивляться, я просто силой утащу тебя в постель. И мои подданные меня поддержат. — Это шантаж. — Это забота, — возразил Хайрих. — Я обожаю тебя, и не хочу, чтобы ты перетрудился или заболел от усталости. — Мне нужно довести это хотя бы до логической точки. — Йотунхайм не существовал тысячу лет. Какая тут может быть логическая точка? Идем спать. Макс понимал, что он прав, но признавать это было непросто и как-то даже преступно. Дела перекрывали одно другое, накладывались слоями, и каждое требовало личного внимания. Помимо свалившейся разом политики двух государств, Макс получал письма Гамле и Этьена, да и Циат, хоть старался не добавлять забот, все равно спрашивал о дельных вещах. — Ты прав, здесь нет пауз. Домой. Оставив дела на йотунов (и малые, и большие были полны энтузиазма), Макс и Хайрих телепортировались в Норию. Только оказавшись на приемной платформе Макс в полной мере осознал, насколько устал. Он отрывками помнил лифт и коридоры, то и дело прислоняясь к плечу Хайриха и задремывая, но у двери квартиры сон как рукой сняло: в почтовом ящике было письмо в золотом конверте. — Пресветлейшая королева Ангелхайма… королю Йотунхайма, — прочел Хайрих на нем. — Вот же…