Железный Эльф

— Яртис заморозил половину этажа, — вздохнул Обсидиан. — У меня два агента с растяжениями, пятеро тануки столкнулись и набили шишек, при этом один сломал нос, а второй — руку, и еще одна из лисиц сильно простудилась. — Это не Яртис, — отозвался Циат, не отрываясь от писем, на которых ставил автографы, — это его темнокровый. У них эффектная демонстрация первого контакта. — Да, я помню огненную волну Макса, — Обсидиан упал в кресло и закинул ногу на ногу. — Интересно, следующий что-нибудь реазрушит? — Я подозреваю, что Макс постарается как можно скорее перенести все в Гиперборею. Там десятки тысяч километров пространства, пустые города и никаких посторонних. Он даже репликационную установку перенес бы, будь у него возможность воссоздать технологию. — Я думаю, он просчитает ее со временем, — Обсидиан покачал ножкой, — и догадается, в чем основной секрет. — Предлагаешь приковать Занди цепями? — Циат усмехнулся. — Нет необходимости, он сам вряд ли захочет менять место жительства. Тем более на такое холодное. Вам еще долго, князь? — Надеюсь, что нет. У меня последнее письмо и на этом все. — Завтра Ангелхайм, — вздохнул Обсидиан. — У меня дурное предчувствие. — Как и всегда, если речь идет об этой женщине, — Циат развернул бланк письма с гербом Нории и поставил на нем автограф. — Я почти уверен, что Оула что-то задумала, так что ничего хорошего не жду. Мы идем на бал, но готовимся к войне. — Хм, что же... тогда я, пожалуй, усилю доспех. Мало ли что. Кровать у Яртиса оказалась такой большой, что можно было ложиться хоть вдоль, хоть поперек: никакой разницы. Снёр определил это сразу, как проснулся и поднял голову. Яртис еще спал, лежа на животе и закинув руку поперек его тела; тревожить его не хотелось, тем более что вокруг находилось полно всего интересного. В одной этой комнате богатств собралось больше, чем Снёр видел во всей своей прошлой жизни. Очень странно было понимать это и одновременно с помощью памяти предков оценивать сокровища как средненькие. Очень мягкую и приятную постель застилали ткани в густо-сливовых тонах с мелким золотым узором. Снёр сперва не поверил, что это вышивка, и удивился такой расточительности, но потом, поковыряв ногтем, убедился: ручная работа, хоть и простенькая. Подушки были набиты отличным пухом, без сена или шерсти, как и теплое одеяло. Над кроватью на столбиках раскинулся полог из темно-багровой плотной ткани с золотыми кистями. За этот кусок конунг Эйрик отдал бы целый корабль. Думать о нем сейчас было странно. Снёр любил его, конечно, но как-то иначе, чем надо. Объяснить лучше не вышло бы. Яртис все еще крепко спал. Снёр смотрел на его длинные волосы и думал, что этот парень с крыльями жил уже долгую жизнь здесь, и все это время не был счастлив просто потому что не мог справиться с тем, что находится у него внутри. Это тоже было странно, но Снёр не осуждал: сам он тоже не все мог исправить. Осторожно касаясь пальцами, он прошелся по коже на плече Яртиса, нащупывая глубинные тонкие нити питающих линий. Они были неровными: кое-где едва заметными, а в других местах большими и яркими, как растекшаяся пятнами краска. В месте каждого стыка наверняка было больно, но Яртис вряд ли замечал эту боль после стольких лет жизни с ней. Энергетические потоки в большинстве своем выглядели мощными, но иногда пережимались в неожиданных местах, создавая искусственное напряжение. Кое-где Снёр находил непонятные штуки, похожие на точки подключения чего-то постороннего, но не используемые, и вряд ли вообще рабочие. От основных потоков отходили отводы в стороны, как ветви дерева, и на каждой находилось что-то неожиданное. Это могли быть небрежно скомпонованные шифрованные блоки, причем рабочие и явно часто вызываемые, мертвые и пустые платформы большой вместимости, предназначенные непонятно для чего, какие-то настройки — то ли неправильные, то ли просто перепутанные или незавершенные — висящие бесполезным грузом прямо в центре всей системы, и многое другое. Яртис был похож на клад, который прятали впопыхах после успешного набега: просто скинули все вместе в ящики, не разбираясь, да и забыли об этом на долгие годы. Или хозяин пал в битве и некому стало за тем кладом возвращаться. Значит, теперь это все — Снёра, раз он нашел и разбираться начал. Вот, к примеру, эта цепь, что на эфирной проекции выглядит огненной — из-за неправильного подключения без учета полярностей она теряет больше двух третей передаваемого огня, который в полной свободе растворяется в тканях тела и вызывает напряжение, возможно, судороги. Это ведь довольно просто поправить... Яртис проснулся от жара собственного тела. Просыпаться не хотелось, ведь ему снился такой замечательный сон: будто бы появился новый темнокровый и оказался его сердечным супругом. Наверное, слишком уж живо представил, и огненную жилу закоротило в месте пересечения с воздушной веной. Это уже случалось как-то, и рвануло в тот раз здорово. Циат с дергающимся глазом убедительно просил не делать так больше. Надо осторожно встать и попробовать сбросить напряжение на одной из линий... — Не шевелись, — жесткие пальцы стиснули его шею сзади. — Ты все испортишь. — Да, — прошептал Яртис, улыбаясь и закусывая подушку, чтобы не смеяться от счастья. — Да, мой любимый. — Ты в ужасном беспорядке. Потерпи, я совсем немного здесь изменю. Пока что. Прикосновения его рук были такими легкими, быстрыми и уверенными, будто Снёр всю жизнь только и делал, что чинил неправильно спроектированных ангелов. — Ты можешь делать все, что пожелаешь, — Яртис постарался расслабиться. — Говори, как тебе помочь. — Лежи смирно. Молчи. Дыши ровно. Снёр сел на него верхом, продолжая что-то делать. Яртису потребовалось немного скосить глаза, чтобы видеть в отражении на стекле его светлую фигуру. Чтобы волосы не лезли в глаза, Снёр собрал их в небрежный узел и закинул на плечо. Его пальцы ловко вытягивали из тела Яртиса что-то светящееся, похожее на нити, и распутывали, раскладывая по цветам и толщине. В воздухе рядом кружились значки, похожие на сложные составные руны, и Снёр просто брал их, чтобы использовать как заколки или эглеты для нитей. Все происходило в почти полной тишине. — Вытяни правую руку, — велел Снёр. — Шевели пальцами. Что-то меняется? — Да, становится свободнее в локте. Не знаю, как объяснить. Будто раньше там был жесткий браслет. — Я освобождаю огненные жилы. Осторожнее пальцами, может сорваться... Яртис уже и сам видел, как под ладонью перетекают жидкие искры с длинными хвостами — такие знакомые и недоступные прежде. — Это же санарский огонь, — прошептал он. — Капли огненных подземных рек! У меня никогда не получалось… — Молчи, ты мешаешь мне слушать. Снёр все еще хмурил брови и склонял голову почти к самой спине Яртиса. Огненная жила расправлялась, и урожденная лава с ревом неслась по свежему руслу, чтобы наконец-то после стольких лет улечься так, как ей было положено. Внутри стало будто свободнее, словно отпустил какой-то давний спазм или просто убрали лишнее, тяжелое и угловатое. — Пока пусть так будет. Ты очень зарос всяким сорным хламом, мне нужно время, чтобы подумать, как это лучше править. — Да, хорошо. Как скажешь, — Яртис закивал, хотя это было и непросто в его позе. — Это потрясающе! Ты едва восстановился, а уже все понимаешь, словно жил так всегда. — У меня есть память моих предков, — сказал Снёр, поднимаясь. — И жизнь человека я прожил не бесполезно. — Занди говорил, что тебе пришлось очень нелегко. Я не буду настаивать, чтобы ты вспоминал это. Расскажи о родителях? Я ведь не застал темнокровых и знаю о них совсем мало. Яртис перевернулся на спину, подтянул под себя подушку, чтобы удобнее сесть. Снёр уже сошел с постели и теперь задумчиво рассматривал свое обнаженное отражение в зеркале в полный рост. В огтличие от Макса, он совершенно не стеснялся наготы. — Мой отец был колдуном в Гиперборее. Это ты знаешь, зачем спрашивать? — Но это все, что мне известно. Каким он был? А его супруг? Они жили в Прозрачном городе? — Ты думаешь, мне пойдет беременность? — спросил Снёр, не дослушав. Он поглаживал свой плоский живот и внимательно смотрел на отражение. — Да. Думаю, да. Но я не уверен, что у меня могут быть дети, — вздохнул Яртис. — Мои родители… ну, они вроде как ладят, но это не любовь. Или какая-то не такая любовь. Они оба сильные, оба властители, но я… — Я знаю. Твое тело и то, что у тебя внутри, рассказало мне больше, чем твой трепливый язык, — Снёр говорил совершенно спокойно, без тени раздражения или насмешки. — Твоя мать очень могущественная, это она виновата во всем, что в тебе сломано. Отец несет в себе стихии, но и только. А та женщина… она мне не нравится. Я с радостью изменю все, что она пыталась делать с тобой. Будут у тебя дети. Все будет. Он снова скрутил в жгут распущенные волосы, перекинул через плечо и решительно направился к шкафу. Яртису очень нравилось, что Снёр ведет себя по-хозяйски в его комнатах. — Моего отца звали Сиалиэн. Он был сильным колдуном и жил в башне, построенной точно на месте оси вращения Юны. Ее называли храмом Севера. Он не очень интересно жил. Изучал мир, магию. Его мужем стал Къор, йотун. Его главными достоинствами были немногословие и служба на внешних скалах Арктиды, из-за которой он пропадал на много дней, — Снёр выгружал из недр шкафа вещи Яртиса и раскладывал на стопки после беглого осмотра. — Отец не собирался иметь детей, разве что к закату жизни, но ему пришлось. — Не хотел детей? — Опасался, что ребенок станет слишком сильным. В нашем роду способности передаются и возрастают с каждым новым поколением. От магии Сиалиэна Гиперборея вздрагивала, и он боялся, что его дитя будет способно разрушить весь мир. — И ты… можешь? — Не знаю. Это не нужно. У нас разный подход к стихийной магии, — Снёр ненадолго задумался. — Мой отец пытался подчинить море, воздух, снег. А я просто позволяю им быть во мне и проходить сквозь меня, и так сам становлюсь морем, ветром, снегом. Тогда вся их сила оказывается в моих руках без принуждения. — Это невероятно. Я поражен тобой, — Яртис с трудом подбирал слова, и почти задыхался от восторга. Снёр выглядел одновременно маленьким и изящным, как сияющая пылинка в солнечном луче, и сильным и грозным, как бушующая Юна. Кажется, теперь Яртис хорошо понял Хайриха: именно так можно восхищаться силой и слабостью сразу. — Хорошо. Вот это что? — Снёр поднял тогу из выбеленного и крашеного в голубой полотна, которую Яртису поднесли как дар во время посещения алмазных шахт в восточной части Сахры. — Ты это не надеваешь. Я заберу. — Конечно, бери все, что тебе нравится. Это ритуальная одежда, ее вручают как подарок. Что ты хочешь с ней сделать? — Переделаю себе. Здесь хорошая ткань и приятный цвет. — Снёр, мы можем заказать тебе любую одежду. Украшения, вещи, оружие — все, что пожелаешь! — Яртис встал, подошел к нему и осторожно обнял. — У меня есть средства, я ведь почти ничего не тратил. Золото, камни, даже земли есть. И это все теперь твое! — Разумеется, мое, ты ведь мой муж. Так что ничего напрасно тратить не смей, нам еще детей поднимать. Это хорошая ткань, она мне подходит. Я буду жить в моей башне, когда ее восстановят и проложат дороги, а пока останусь у тебя. Ты служишь хозяину горы, Циату? — Да, я работаю на него, — Яртис провел рукой по длинным волосам, наслаждаясь их гладкостью. — Это не помешает нам? — Снёр сплел сложную рунную печать и приложил ее к плечу Яртиса, надежно закрывая все, распутанное им прежде. — Ты часто будешь мне нужен. — Если ты скажешь, я все брошу и переберусь хоть в самое сердце льдов! — Я подумаю, — Снёр серьезно посмотрел на него. — Но скорее нет, иначе Макс уже велел бы тебе это. Сохранять хорошие отношения с соседями тоже нужно. Теперь иди и делай, что должен. Вели принести мне еды и питья, и покажи, как мне вызвать слуг, чтобы помогали по дому. Яртис не решился спорить, хотя очень хотел задержаться и взять еще выходных дней. Его распирало от восторга и чего-то еще, совсем незнакомого, но приятного. И он знал, к кому с этим можно пойти. * * * Стоя перед тяжелыми металлическими дверями подземных хранилищ Шварцальвхайма, Макс даже порадовался неожиданному явлению в их новой жизни Карла. Теперь Хайрих имел куда меньше свободного времени, чтобы мешать ему самому работать, а кроме того здесь в любом случае было слишком тесно и темно. Каменные коридоры, выбитые в скале, вызывали приступы клаустрофобии: низкие, кривые, с частыми поворотами и выпирающими выступами породы, они казались огромной хитроумной ловушкой, из которой не выбраться. Свет здесь давали не светильники или хотя бы факелы, а мерцающие жилы какого-то минерала, проходящие в стенах на разном расстоянии. Непонятно было, как ориентируются в этих лабиринтах хранители — все как один слепые и чаще всего увечные. Подземные альвы не держали в хранилищах ни охраны, ни каких-то хитроумных приспособлений для ловли нарушителей: темные коридоры делали все сами. — Здесь сходят с ума очень быстро, — рассказывал проводник-хранитель по имени Сольверт, пока они шли по только ему известному пути. — На вторые сутки уже начинаются галлюцинации, и если дурачка не спасти в это время, то все, можно и не пытаться. — Что же происходит с теми, кто так и не выбрался? — Они остаются здесь, владыка. И теперь уже их стоит бояться, — Сольверт неприятно улыбнулся, а его пустые белесые глаза будто бы тускло засветились. — Это место само себя охраняет. Мы просто пользуемся его силой. Гамле, шедший рядом, не произносил ни звука, но выглядел бледнее покойника. Макс взял его с собой на правах личного секретаря, потому что тот неплохо соображал и показал себя внимательным к деталям и цифрам. Двери хранилищ Гипербореи выглядели очень старыми и ветхими, хотя король Модсогнир уверял, что за ними следят. Они занимали довольно большой участок коридора, всего Макс насчитал девять или десять парных створок. Во многих местах металл проедала ржавчина, а изначальный цвет невозможно было угадать. Казалось, что двери рухнут сами собой, стоит только толкнуть их посильнее. — Замки не вскрывали с тех пор, как тут все запер король Айариан. У нас нет такой возможности, ведь каждая дверь закрыта его королевской печатью. — Как же вы поступаете с теми помещениями, что остались без владельца? — поинтересовался Макс, прикладывая Тайру к проржавевшему замку на ближайшей двери. — Обычно такого не случается, рано или поздно находится владелец, или его потомок, или еще кто-то, имеющий права и желающий рассчитаться с нами. Мы не нарушаем наши договоренности, потому что нет ничего важнее хорошей сделки. Раздался надрывный скрип, с потолка и из стыков створок посыпались песок и мелкая ржавь. Макс снова подумал, что сделал очень правильно, велев Хайриху заниматься своими делами. С его ростом и размахом они могли стать причиной обрушения старых сводов и неизвестно скольких хранилищ. Потом могли не рассчитаться вовсе. Двери распахнулись, являя темное содержимое. Внутри не было никакого света вообще. — Этого следовало ожидать, — Макс вздохнул, вызывая всполохи огня над своей ладонью, и вошел внутрь. — Гамле, не отставай. В ярких отсветах прохладного пламени он увидел огромный почти круглый зал. Абсолютно пустой, если не считать исполинской статуи воина в древних доспехах. — Это... — растерялся Гамле. — Это Иллеанир, легендарный первый огненный король Гипербореи. Статуя выполнена из цельного кристалла адиаманта. Айариан не смог ее продать, потому что она стоит безумных денег. А разбивать ее он не решился. Вноси в списки отправки в Гиперборею: при первой же возможности Иллеанир займет свое место на Центральной площади Прозрачного города. В стенах зала находился ряд дверей поменьше входной. Каждая имела сходный замок и не открывалась уже тысячу лет. Отправкой и сортировкой ценностей в то время занимались беты, Айариан был слишком занят с укреплением Гипербореи и подготовкой к войне, поэтому прибыл только под самый конец, чтобы запечатать все двери. У Макса не было ни малейшего представления, за какой дверью он что найдет, но зато он имел примерный план общего владения. — Гамле, держи коммуникатор под рукой и вноси все данные за мной. Ганс, ты копируешь для контроля, — велел он, подходя к первой двери. — Кристальная посуда, множество. В этом хранилище, похоже, только она. Фамильные сервизы королевской семьи и других знатных родов по стеллажам, подписаны, слава льдам! Гамле, пока отметь общие данные, детали потом. Следующее помещение оказалось вытянутым и очень низким. Здесь было теплее, чем в основном зале, и пахло неприятно: чем-то сладковатым и гнилым. — Парфюмерия и прочая декоративная химия, — догадался Макс. — Вряд ли что-то осталось в целости за столько лет. Третье помещение занимали парадные церемониальные доспехи, ритуальные щиты древних родов, все усыпанные драгоценными камнями и покрытые искусной резьбой, и оружие для торжественных случаев. Все, что можно было использовать в бою, Айариан оставил в осажденной столице, а сюда сослал только яркие декоративные украшения из дворцов и семейных имений гиперборейской знати. Дальше шли зеркала, мебель, картины, вазы и скульптуры, музыкальные инструменты и прочие предметы искусства, рулоны драгоценных тканей, частично истлевшие в пыль, и целых два небольших зала, до потолка забитых украшениями. Макс только бегло осматривал помещения, чтобы представлять масштабы бедствия, и уже с ужасом подсчитывал, сколько человеко-часов займет разбор всего этого богатства. Даже той малой доли имущества, что он нашел в хранилищах вокруг статуи Иллеанира, хватило бы на долгий срок строительства и восстановления, но для этого предметы нужно было систематизировать и описать, чтобы оценить их и решить, что из этого стоит сохранить для потомков знатных родов, что можно пустить в расход, а что просто утилизировать. И это только первый большой зал! Тут как нельзя кстати явился старый Модсогнир с полной описью полученного от Айариана добра. — Я прошу прощения, любезный друг, — он склонился в учтивом полупоклоне. — Дела с нашим пустынным общим знакомым заставили меня задержаться. — Рад видеть тебя, — Макс ответил тем же. — Это мой секретарь, Гамле. — Надеюсь, ты доволен тем, как мы сохраняли вклады твоего отца. — Хранилище впечатляет, — обтекаемо ответил Макс. — Во втором помещении все испортилось, — тихо, но твердо сказал Гамле. — Ткани тоже попорчены, и это мы еще не осматривали подробно картины и мебель. Модсогнир долгим взглядом посмотрел на него, затем многозначительно булькнул. — Наглый, упрямый. Боится, но все равно свое гнет. За это и ценишь? — У Гамле достаточно необходимых для службы у меня качеств. Ты перечислил самую малость, — усмехнулся Макс. — Что же... если мы не учли специфику хранения чего-либо, то готовы оплатить компенсацию, — Модсогнир почесал подбородок. — Ты уже дошел до артефактов? — Нет. Здесь только украшения и обстановка. Они вместе вернулись в коридор и вскрыли следующий зал, причем Модсогнир почтительно остался снаружи. Здесь тоже оказался зал с несколькими дверями. В середине аккуратной пирамидой стояли сундуки, вскрыв ближайший из которых Макс увидел свитки приказов с печатями Айариана и его предшественников. — Думаю, за дверями хранятся книги и рукописи, — предположил он, и не ошибся. Вся библиотека Гипербореи, которую успели вывезти, включая учебную и развлекательную литературу, справочники, карты, летописи и целый отсек с ежегодными отчетами городов. Во всех помещениях было сухо и прохладно, так что оставался хороший шанс, что страницы не рассыплются в пыль в руках первого, кто их откроет. У Гамле уже горели глаза от одной мысли о предстоящем разборе этого богатства и тайных знаниях, которые он может получить. Правда, он совсем недавно начал учить язык старой Гипербореи, но это его ничуть не смущало. В следующих помещениях тоже нашлось множество интересного. Трофеи древних войн, некоторые материалы для создания артефактов и магических инструментов, несколько сотен кубометров мерцающего мрамора для скульптур, компоненты и оснащение для воспроизводства медикаментов и прочих химических смесей, рабочие инструменты для деятелей искусства и разных мирных профессий. Отдельно три зала с отсеками занимало оборудование покрупнее, а также детали к нему. Станки, аналогов которым не было в свое время, лабораторные приборы, ветхие генераторы, тогда казавшиеся венцом развития, вычислительные машины — далекие седые предки нынешних коммуникаторов. Один зал полностью был предоставлен предметам, связанным с судоходством и рыбной ловлей, и здесь Макс вообще разбирался очень плохо: эти вещи были доставлены из Морского города, где главой был Нирадаэль, в полной мере взявший на себя все вопросы по мореходству и обеспечению государства ресурсами моря. Айариан очень доверял ему и почти не касался его сфер влияния, а тот, в свою очередь, ценил предоставленную свободу и оставался верен присяге. Предполагалось, что его дитя займет трон Гипербореи, раз у Айариана не будет детей. Тогда ведь никто не знал, что Макс родится. Самый дальний зал, запертый сразу на несколько замков и снабженный какой-то магической пеленой, пропустившей внутрь только Макса, занимали артефакты и сильные магические инструменты рабочего применения. Воздух здесь дрожал от сдерживаемой мощи, и Тайра в руке стала негромко потрескивать, словно отвечая присутствующим. Многие предметы были ему хорошо знакомы по памяти, но в основном все сохранившееся почти не имело отношения к боевой магии. Айариан использовал все, что смог, и здесь остались только сберегающие проклятия, защитные и рабочие чары, элементы больших сборных алтарей. Этот зал, пожалуй, меньше всего подходил для выбора формального дара Ее Пресветлейшему Величеству. Собственно, Макс и затеял обзор хранилищ сейчас именно с целью подобрать что-то подходящее: достаточно весомое и эффектное, но не очень нужное именно ему. Давать в руки Оулы артефакты с образцами древней магии Гипербореи было по меньшей мере неразумно. — Вернемся в зал военных трофеев, — сказал он, выходя в коридор. — Магию нужно подробно разобрать, прежде чем принимать хоть какие-то решения. — Мудрое заключение, — улыбнулся Модсогнир. Макс сразу понял, что тот с трудом сдерживает нетерпение. — Думаю, мы можем начать предварительное обсуждение форм и сумм оплаты за хранение, чтобы я хотя бы имел представление о твоих желаниях, уважаемый Модсогнир. Гамле тут же вскинулся, недовольно и взволнованно сдвинул брови — похоже, не одобрял возможность принятия решений до того, как будут получены все данные, но спорить в открытую не решался. — Пока сложно судить, ведь необходимо будет вычесть ущерб от испорченных товаров. Я готов принять в качестве платы твоего секретаря, и буду считать, что это покроет все наши расходы за тысячу лет. Модсогнир говорил об этом совершенно буднично, и Макс сразу понял, что за прошедшее с правления его отца время ничего не изменилось: темные альвы по-прежнему использовали рабский труд. — Хм, любопытно. Если смысл династического брака с омегой мне понятен, то зачем вам бета без особых способностей? — Макс отпер седьмую дверь, старясь не смотреть на побелевшего как полотно Гамле. Воспитание и этикет не позволяли тому перечить, но его полный ужаса взгляд говорил громче любых слов. — Раз ты держишь его так близко к себе, способности есть. Думаю, он прекрасно справится с упорядочиванием наших сокровищниц. Так что, мы договорились? — Модсогнир потер руки, и его длинные пальцы задрожали от вожделения. — Боюсь, что не все так просто, любезный друг, — Макс осматривал статуи, припоминая, где какие были захвачены, и совсем не смотрел на Гамле, который почти перестал дышать. — Гамле — свободный человек, он не раб и не моя собственность. Он служит по найму и получает за это деньги. Его семья зажиточна и достаточно известна в Исуане и Нории, так что он сам должен решать, где хочет служить дальше. Вздох облегчения Гамле очень громко раздался в тишине тускло освещенного зала. Модсогнир хрустнул пальцами. — Это печально. Мне показалось, ты будешь держать власть в своих руках так же крепко, как твой отец. Возможно, я ошибался. — Возможно. Я не вижу причин содержать рабов сейчас: это невыгодно. Все заботы об их размещении, прокорме и здоровье в этом случае лягут на мои плечи, а я слишком занят для этого. Если Гамле захочет уйти, я не буду ему мешать, — Макс слегка поджал губы и Гамле едва заметно улыбнулся в ответ. — Думаю, эту мы заберем сейчас. Оула не сможет ее не принять, но и оскорблена будет достаточно. Он выбрал статую, захваченную давным-давно в цветущем саду Локарны: она изображала саму Оулу в детстве. Нежный розовый мрамор за долгие годы в темноте и прохладе не утратил своего мягкого сияния, и даже сейчас казался теплым на ощупь. У девочки были круглые щечки, а волосы укладывались забавные завитки; она выглядела такой счастливой, что почти невозможно было поверить, кем она станет во взрослом возрасте. Модсогнир велел своим слугам подготовить все для перевозки статуи и откланялся. Выглядел он весьма разочарованным, но предлагать Гамле службу у себя не стал. — Почему… это не понравится Оуле? — спросил тот, когда они уже покинули подземные хранилища и шли по почти безлюдным этажам Норийского замка. — Локарна до сих пор остается пустынным краем, после того, как ее покинули ангелы, — негромко сказал Макс. — Это множество болезненных воспоминаний для нее, уязвленная гордость. Это был первый город ангелов на Средней Юне, и он же стал первым разочарованием. Надеюсь, альвы доставят все к сроку, а то некрасиво будет явиться на праздник без дара. Ты можешь быть свободен до завтра, Гамле. Я жду тебя ко времени отправки в Ангелхайм, если ты все еще желаешь сопровождать меня. — Почту за честь. И… спасибо, что не отправили меня к этому карлику. Макс усмехнулся и покачал головой. — Я и правда не считаю, что должен кого-то заставлять. Но, возможно, ты упустил хорошую должность. Доброй ночи.