Железный Эльф

Поминальный ужин проходил в одном из залов для конференций. Там собрались многие из присутствовавших на похоронах, за минусом убраирской и брангардской эльфийских диаспор и еще нескольких человек. Банкетный стол предлагал овощи, фрукты, разные виды выпечки и рыбных блюд. Из уважения к Маги среди угощений не было никакой птицы и яиц, зато подавали чудесное гиперборейское пиво. Макс сразу взял себе бокал и покидал на тарелку разных рыбных канапе, немного простого овощного салата и кусок пирога с форелью. Хайриху даже повезло, что он задерживался: для него здесь почти ничего вкусного не нашлось бы, ведь рыбу он терпеть не мог всю жизнь. В сердечной связи не было ничего конкретного, только общее ощущение действия и ореол силы. Хайрих научился закрываться, чтобы не беспокоить Макса понапрасну; чувствовалось это так, словно он повернулся спиной, и делает что-то там, так что деталей не видно и слов толком не разобрать. Судя по сводкам с метеостанций, архипелаг Мэрр переживал чудовищную климатическую катастрофу: температура уже понизилась до немыслимых для этого региона значений. Каналы и проливы стремительно покрывались льдом, вмораживая намертво лодки, рыбацкие сети, рыбоводческие хозяйства и фермы моллюсков. В жилых кварталах лопались водопроводы, трескались аквариумы и бассейны детских садов и частных домов, сообщалось уже о сотнях случаев обморожения и нескольких смертях. — Хайрих, достаточно, — сказал Макс в сердечную связь. — Ты переморозишь весь регион, экологическая катастрофа нам не нужна. Ограничь влияние только на Мэрр и уменьши охлаждение до небольшого минуса. — Это сложнее, душа моя, — отозвался Хайрих после недолгой заминки. — Постараюсь отладить. — Я не говорил, что будет легко. Коммуникатор услужливо показывал динамику развития циклона, так что Макс сразу увидел, что температура начала понемногу расти, а скорость обморожения замедлилась. Это, впрочем, не отменяло прибытие флотилии айсбергов вскоре. — Острова Мэрр уже запросили помощь у Авалона, — сказал бесшумно материализовавшийся за плечом лорд Ярет. — Я ведь верно понял, что погодный коллапс рукотворный и выполнен силами йотунов? — Это вполне вероятно, — ответил Макс, не отрываясь от экрана. — Я наблюдаю за ситуацией. — Я бы сказал, что ты ее контролируешь, — Ярет усмехнулся, — но сообщать об этом не в твоих правилах, да? Официально я объявлю о нейтралитете с минуты на минуту. Мы посовещались с Циатом, Зиарой и Суховеем и решили, что пока это наиболее удачный вариант: если Авалон вступит в войну, мне придется закрывать порты, переформировывать графики посадочных площадок и климатических станций, а это затраты и замедление торговых потоков. Но в войну всеми силами включилась Атлантида, как ты, наверное, уже слышал. С точки зрения организации сражений на суше, в море и в воздухе это намного лучше. — Да, я слышал обращение Мандрагоры. Полагаю, это было взвешенное и обдуманное решение, — Макс пригубил пива, переключаясь на графики энергопотребления по информационным ресурсам. — Похоже, сейчас все взрослое население Юны зависает в Небе. — Конечно. Все хотят знать, как будет выглядеть карта альянсов, кто с кем расходится и какие из заключенных ранее соглашений аннулируются. Мне самому это интересно. — Тут Ее Величество Зиара права: это коснется всех, — Макс пожал плечами. — Из-за тесных связей мир становится меньше. Он понимал, о чем говорит Ярет и зачем делает это: теперь все будущие проекты сразу оказались под угрозой. Похоже, Авалону (да и не только ему) очень важны были не только старые, доступные раньше северные форпосты, но и развитие экспансии глубже, ближе к полюсу. Возможно, там были чьи-то личные интересы, или же только забота об общей безопасности, но север занимал умы многих, и Макс терялся в догадках о количестве владык, помышляющих о возможностях Гипербореи и Йотунхайма. Занятый рассуждениями, он не сразу обратил внимание, как меняется эмоциональный фон сердечной связи, и запоздало отметил удивление, поднимающийся гнев, а за ним и вспыхнувшую жажду крови Хайриха. — Прошу меня извинить. Макс отошел в сторону туалетных комнат и убедившись, что остался один, постарался пробиться сквозь хитро заблокированную сердечную связь. — Хайрих? Но тот, похоже, не был настроен разговаривать. В ответ Макс почувствовал только сильный эмоциональный всплеск из переплетения нежности к нему и ярости, направленной на кого-то извне. Тут не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что Хайрих с кем-то сцепился. Камеры в окрестностях Мэрр отказали из-за мороза, а картинка с климатических спутников получалась слишком размазанной и без подробностей, так что ничего не разберешь. Макс понятия не имел, что там происходит, но чувствовал вспышки ярости, жажду убийства и ледяное пламя Хайриха. Он, конечно, справится, он же йотун. Но он один против... кого? Сколько их? Даже у могучего йотуна-альфы есть предел. Как назло в памяти всплывали образы Теней: покореженных, поврежденных; хуже, чем просто мертвых. Каждый из них был сильным, но встретил свою ужасную смерть. Нужно ли помочь ему? Или не мешать? Макс мог бы переместиться туда, но не был уверен, что это хорошая идея. Хайрих будет отвлекаться на его защиту, это может повлиять на исход схватки. С другой стороны, он теперь серьезная боевая единица, и поддержка огнем наверняка будет кстати. Однако похоже, что Хайрих справлялся. Макс ощущал его упоение и темную радость от хруста чужих костей в руках, горящую как факел в ночи ледяную ярость. — Хайрих, возвращайся. Не ввязывайся в серьезные потасовки! Вряд ли он слышал, конечно. Максу доводилось видеть, как сражается его мальчик, еще когда ни о каких специальных возможностях речи не шло. Хайрих всегда был смертоносным монстром, потому что не просто умел, хотел и не боялся драки, а еще получал от процесса искреннее наслаждение. Он останавливался по приказу Макса, но делал это неохотно; сам же оставлял после себя изуродованные тела с разбитыми лицами, переломанными костями и вывернутыми конечностями. Так было всегда. Резкий удар в сердечной связи ощущался как невидимая силовая волна. Макс покачнулся, едва не вскрикнув от неожиданности. Боли не было, только странное ощущение повреждения. Внутри вдруг стало очень тихо. — Макс, — голос Хайриха звучал как в пустом помещении с эхом, — там нет чужих? Наших врагов? Я могу вывалиться прямо так? Вообще-то почти все гости уже раскланялись, даже лорд Ярет удалился. Оставались только норийцы да принцесса Селена, которая вполголоса беседовала с Циатом и Обсидианом. Макс окинул помещение взглядом, отметив, что Занди снова утирает слезы, и резюмировал: — Вываливайся. Он сам вывел окно телепорта в относительно свободный центр зала, еще успел удивиться, что значения слишком большие, но никак не ожидал, что Хайрих выполнит команду дословно. Тот буквально вывалился, волоча за собой что-то большое, сияющее и в перьях, и только в момент приземления этой живописной группы Макса стиснуло жуткой болью. В зале стало шумно и тесно: главным образом, из-за огромных крыльев ангела-воина в боевом доспехе, которого Хайрих притащил с собой. Тот кричал, переходя на вой, потому что шипящее от крови йотуна ангельское копье пронзало их обоих, как куски мяса на вертеле. Сам Хайрих только скрипел зубами и держал свою добычу за сломанное крыло и вывернутую руку. — Боевые щиты на сектор, — послышался резкий голос Циата. — Полное сокрытие, обездвижить и лишить света противника. Джоша ко мне. — Лекарей на уровень, — вторил ему Обсидиан, — приготовиться бригаде тануки для уборки и реставрации помещения. Специалистам по Ангелхайму быть в ожидании вызова. — Отец так пожалеет, что не увидел этого, — сказала принцесса Селена, тараща глаза и рассеянно кидая в рот кусочки хлебца. Композиция выглядела красочно и неаппетитно. Ангельское копье вошло в Хайриха со спины, чуть левее позвоночника; оно пробило доспех в стыке подвижности, миновало ребра, вышло наружу под нагрудной пластиной, чуть задрав ее край. Похоже, что удар был просто чудовищной силы, иначе даже у ангельского оружия не вышло бы так пропороть латы йотуна. Ангел — архангел какого-то высокого подразделения — был, похоже, насажен на копье самим Хайрихом уже после ранения. Тот крепко держал противника, который едва не терял рассудок от боли: кровь йотуна на копье причиняла ему невыносимые страдания. Макс смотрел на них и не мог произнести ни слова. Спазм ужаса стискивал ему горло, едва позволяя дышать. Пол будто накренился, уводя в сторону, а собственный вес пропал, как было после взрыва дворца в Ангелхайме. Хайрих ведь не умрет? Только не сейчас, когда все начинается и он так нужен. Только не... Макс откровенно боялся, что просто не сможет снова быть один. До этого он не представлял, что кто-то может причинить вред его йотуну, а теперь не мог оторвать взгляда от раны и пятен чуть искрящейся крови. — Так, разойдитесь! Мне нужно пространство, — командовал Занди, сурово шмыгая носом и утирая слезы рукавом. — Скеа, давай укладку для ангелов, быстрее. Кровь йотуна на них действует, похоже, как сильный яд, тут уже отравление в полный рост! Крововосполняющее, ремкомплект для переломов, систему для сращивания крыльев подготовить, аппарат симуляции солнечного света заправить. Джош там скоро? — Хайрих, что случилось? — едва выдавил Макс, не слыша собственного голоса. — Не волнуйся, — тот был бледнее обычного, но широко улыбнулся ему. — Мне почти не больно. Думаю, это ерунда. — Меня тоже беспокоит вопрос о происшествии, — сказал Циат, подходя. — Ждать ли налета в ближайшие минуты? — Не думаю, — Хайрих покачал головой. — Они не собирались нападать и не ожидали увидеть меня в окрестностях Мэрр. Мне показалось, что это был разведотряд ангелов. Наверное, хотели выбрать место для базирования или что-то вроде этого, потому что у них с собой были карты и измерительные приборы. — Большой отряд? — спросил Обсидиан. — Шестеро рядовых и вот, главный их, — Хайрих кивнул на ангела, которого лекари как раз снимали с него и с копья разом. — Я убил пятерых: трое упали в море, один вморожен в лед у берега, еще один остался на скалах. Последний исчез, я думаю, сбежал обратно в Ангелхайм. Того я успел только ударить в грудь, но вряд ли он умер от этого. Вроде бы они крепкие парни. — Если кровь йотунов ядовита для ангелов, это большая удача, — заметила принцесса Селена. — Возможно, Йотунхайм сможет синтезировать яд на ее основе для продажи союзникам? — Насколько я знаю, раньше этого не было, — отозвался Макс. — По крайней мере, мои предки ничего не знали о воздействии крови йотунов на ангелов. — Оула не стояла на месте прошлую тысячу лет. Возможно, генетические модификации воинства не прошли даром и здесь, — Циат пожал плечами. Он хотел что-то еще добавить, но в этот момент в зале с грохотом показался Джош. Он был в очень грязном доспехе, мокрый до нитки и ужасно взволнованный. — Кто? Где он? — не дожидаясь ответа, Джош широким шагом пересек зал и склонился над ангелом, вокруг которого хлопотали медики. — Не знаю его. Это кто-то из молодых, мальчишка почти. Держись, братишка, сейчас тебя подлатают и ты будешь как новенький! — Мне одной кажется, что могут возникнуть проблемы из-за Джоша? — негромко сказала Селена, задумчиво рассасывая конфету на палочке. — Поначалу я тоже был обеспокоен, — усмехнулся Циат. — Думал, Георг не сможет сражаться против своих из-за ангельской общности, но я ошибся. Он хороший воин, просто отличный. Это вкупе с врожденной заботой об остальных дает очень высокий процент живых пленников. Джош и его ангелы очень профессионально выводят из строя воинов Ангелхайма, сохраняя их жизни. До сих пор я видел в этом сплошные плюсы, ведь многие, осознав ситуацию, переходят на его сторону. — Если пленников будет слишком много, Нория рискует не справиться с их размещением и обеспечением всем необходимым, — Хайрих озвучил мысли Макса, деловито выкручивая при этом из своего живота ангельское копье. — Может, не стоит трогать до медиков? — Обсидиан нахмурился. — Рана выглядит опасной. — Ерунда. Почти не болит. — Это тебе не болит, — Обсидиан усмехнулся, взглядом указывая на Макса. Он и сам чувствовал, что побледнел, и наверняка выглядел нежно-зеленым, как всегда при недомоганиях. Ощущения Хайриха в сердечной связи были… странными. Ни на что не похожими. Ужасными. — Заморозь это, — с трудом выговорил Макс. — Иначе истечешь кровью. Ты не чувствуешь боли, потому что йотун. — Вот черт. Хайрих помрачнел, но тут же подчинился, оставив в покое копье и вморозив его в рану. Занди как раз заканчивал упаковывать ангела для отправки на лечение в специальную камеру; от его грустного настроя не осталось и следа. — Джош, проследи, чтобы блок с ангелом был полностью герметичен, а генератор солнечного света установлен на норму. Состояние у парня крайне нестабильное, он в любой момент может ухудшиться, — вещал тот. — Я никогда прежде не сталкивался с подобным отравлением, а тут еще сопутствующие повреждения… В общем, пока что обеспечь ему полный покой, тишину и спокойное освещение. Надеюсь, этого хватит, чтобы молодой сильный организм начал восстанавливаться. Переключившись на Хайриха, Занди перенастроил свой анализатор, подключил его к комму и посмурнел враз, увидев первые результаты. — Так, почему в сознании и не воешь от боли? — сердито спросил он. — Мне не больно толком, — Хайрих попытался заглянуть в экран. — А что там? — Придется учесть это на будущее, — Занди тяжело вздохнул и потер лоб. — С тобой, наверное, как с каменными стражами: чувствуют повреждения и продолжают переть, куда им надо. — Насколько все плохо? — спросил Циат, бросив взгляд на смертельно бледного Макса. — Из хорошего только заморозка. Повреждено легкое, пробит желудок и кишечник в двух местах. Задета внутренняя вена ледяного пламени, есть разрывы мышц и связок. Внутреннее кровотечение минимально из-за заморозки ледяным огнем, но стоит залатать холодную вену, оно быстро откроется снова. Я бы сказал, что по тяжести состояние не лучше, чем у ангела, и только отсутствие боли немного облегчает картину. — Мне и правда не больно, — Хайрих бросил на Макса быстрый взгляд. — Чуть-чуть, как… царапина, может быть. Макс прикрыл глаза, чтобы не видеть, как Занди освобождает рану, и на обледеневшем древке копья показывается все больше кровавых разводов. Из глубин памяти всплыл давний образ, резко пахнущий дымом, керосином и мороженой кровью. — Да ерунда, не больно уже. Я принял таблетку, кровь останавливается. Царапины. Лицо у Хайриха было в копоти, но даже через ее слой Макс видел, как тот бледен. Он мог врать сколько угодно, но только не ему. Налет был неожиданным. Самолеты принеслись под утро и осыпали огнем все вокруг: поля, берега реки, окрестные деревни, монастырь. Уже не в первый раз Макс видел, что русские с легкостью обстреливают позиции, не заботясь о находившихся там гражданских. Возможно, они считали, что там никого не осталось, и все дома занимают немецкие войска? Надо признать, этот метод работал отлично, ведь чаще всего после подобных налетов пригодного для постоя жилья оставалось все меньше, а количество пострадавших росло в геометрической прогрессии. Похоже, русские как-то скоординировали атаку в этот раз, потому что прямо за самолетами поперли танки и пехота. Макс наблюдал за налетом на монастырь в бинокль: они с парнями должны были находиться в тылу ударной дивизии «Рейх», но при этом в Берлине требовали результатов, так что тыл получался весьма неглубоким. В мощных стенах собора на территории монастыря расположили госпиталь, ведь толстая кирпичная кладка прекрасно сдерживала и обстрелы, и холод. Оставалось надеяться, что это защитит Хайриха и Конрада, которые с вечера отправились туда с проверкой, не затесался ли среди раненых или персонала посторонний. Ходили слухи, что в одном из госпиталей в Белоруссии диверсанты отравили воду, а когда их раскрыли, вообще подорвали здание вместе со всеми больными и сотрудниками. Макс не знал, правда ли это, но меры безопасности усилили везде. К началу декабря русские явно перегруппировались и стали пытаться отбиваться всерьез; возможно, это подоспело подкрепление с Урала и из Сибири. До этого немецкие войска наступали, встречая хоть и отчаянное, но бесполезное сопротивление: у русских не хватало техники и личного состава, так что линии обороны просто сминали танками и пехотой, с полной поддержкой авиации. Адские морозы замедлили продвижение, и это задержка, похоже, очень помогла русским. Макс наблюдал в бинокль, как на темной громадине монастыря расцветают яркие вспышки снарядов, и не находил себе места от беспокойства. Похоже было, что советская армия всерьез намеревалась выбить "Рейх" из монастыря и окрестностей, потому что боеприпасов не жалели. — Я слышал, как в госпитале во что-то били перед атакой, — негромко сказал Карл, не обращаясь, вроде бы, ни к кому. —Наверное, сирена оповещения не сработала, но они успели передать сигнал иначе. — Пехота на подходе. Если наши парни не положат их на подступах к монастырю, биться придется прямо на территории, — отозвался Макс. — Надо эвакуировать госпиталь дальше от линии фронта, но я не знаю, кто там сейчас отвечает за это. Дело не наше. — Наше дело вообще не здесь, — Карл невесело усмехнулся. — В Берлине мы нужнее. Макс с трудом сдержал вздох: он смертельно устал от мороза, темноты, грязи и вонючих изб. Устал бояться ночных налетов и далекой стрельбы, косых взглядов местных, отвратительной еды и животных. И леса. Господи, этот кошмарный непроходимый лес с буреломами, болотами и дикими зверями. Лес, в котором вечно что-то хрустело, шевелилось, выло и ухало. Казалось, что там засели мириады партизан, вооруженных до зубов и выслеживающих именно его. — Я жду приказа о возвращении в Берлин со дня на день, — признался он. — Мы здесь застряли надолго, я этого не планировал. — Уверен, все будет хорошо. Карл, похоже, пытался его успокоить, но получалось плохо. Макс не мог не думать про Хайриха и его ранение, которое не зажило толком, едва схватилось. Левая рука еще плохо слушалась и причиняла боль, хоть Хайрих и не говорил об этом. Было заметно, что тот старался не опираться на нее, не брать тяжелого, подставлять другое плечо в случае необходимости. Он, конечно, стал сейчас менее ловким… не помешало ли это ему спастись от налета? Максу было бы спокойнее, отправься Хайрих с Карлом. В том чувствовалась какая-то звериная надежность, да и верность дружбе он давно доказал. Но Карл только полчаса назад перестал занимать уличный сортир, после того как нажрался очередных солений, и в госпитале от него не было бы никакого толку. — Что-то приближается, — сказал Густав, указывая в темноту, озаряемую вспышками. Макс уже и сам видел: по изрытой дороге, в колеях которой снег перемешался с землей и копотью, ползло что-то большое и темное. Могли ли это быть русские? — Стой, кто идет? — по-русски рявкнул Карл, подумавший о том же. — Свои, — по-русски же ответил Хайрих из темноты. — Не стреляйте, мы и так еле выбрались. Он тащил санитарные сани, в которых лежали два тела. В одном Макс узнал окровавленного Конрада, другой парень был чужаком. — Что произошло? — спросил он одними губами. Хайрих тоже был в крови. Левая рука, только-только поджившая, теперь снова висела плетью. Кровь залила его форму, пропитала сукно дочерна, а весь левый бок оказался изодран в лохмотья. Сани Хайрих тащил на лямке, протянутой поперек груди, и на левую сторону подложил дощечку, чтобы лямка не давила на раны. — Налет был не случайным. Мы взяли одного из диверсантов, но слишком поздно. Не знаю, жив ли он. Хайрих выпутывался из лямки и говорил одновременно. Правая рука у него работала нормально. Карл уже раскатывал аптечку на столе, доставал бинты и спирт. — Как они передают данные? — спросил Макс, чувствуя, как пол уходит из-под ног, а потолок наклоняется в сторону. — Этого мы на крыше собора взяли, он там огонь разводил. Конрад подстрелил идиота; там внизу мешки с бинтами грязными лежали, упал мягко. Ногу сломал, но это даже хорошо, не сбежит, — Хайрих кивнул в сторону парня, лежащего на санях. — Я ему в морду засветил, чтоб не орал, перестарался. Но был живой. А потом рвануло рядом, пока мы снаружи были. Конрада контузило, похоже, осколками нас зацепило. Я-то ничего, а он... — Не спасем, — покачал головой Карл. — Коллапс, агония. Тут крупное ранение в живот, кровотечение сильное. Минуты остались, думаю. Хайрих выругался и сплюнул. Гюнтер и Фриц помогали ему снять форму, местами просто срезая присохшую на кровь ткань. — Выглядит ужасно, — тихо сказал Макс. Тело Хайриха напоминало поле боя. Чудовищные кровоподтеки перемежались рваными ранами и кавернами, кое-где присохли куски ткани, виднелась копоть, торчали даже какие-то осколки. Макс не сомневался, что на его месте давно валялся бы без сознания. И не он один — кто угодно уже хлопнулся бы без чувств. — Да ерунда, не больно уже. Я принял таблетку, кровь останавливается. Царапины. Лицо у Хайриха было в копоти, но даже через ее слой Макс видел, как тот бледен. Он мог врать сколько угодно, но только не ему. Когда Карл постарался осторожно обтереть края раны спиртом, Хайрих зашипел, рассердился за это на себя, вырвал флягу у него из рук и облил себе бок целиком. Скрип его зубов слышали, наверное, даже русские. Утро пришло ледяным и тихим. Остывшие взрытые колеи замерзли насмерть, проехать по дороге теперь не получилось бы ни на чем, кроме тяжелой техники. Русские отступили, но разведка сообщала, что они готовят большой штурм. Командование распорядилось эвакуировать госпиталь и отвести войска на укрепленный рубеж дальше за рекой; после отхода монастырь должны были взорвать, чтобы не оставлять противнику удобный укрепленный пункт с вышкой. Макс кутался в зимнюю шинель, обмирая от холодного ветра. Он следил взглядом за обозами, которыми вывозили раненых, и старался дышать медленно и через воротник. Здесь, у стен монастыря, дуло не так сильно, и ветер не швырял в лицо снег пополам с пеплом, но все равно его пробирало насквозь. А парни, долбившие в мерзлой земле могилу для Конрада, разделись до пояса. От них на морозе поднимался пар, лица раскраснелись. Хайрих стоял рядом, опираясь здоровым плечом о стену, и иногда вздыхал. Макс запретил ему работать, и теперь смотрел на других голых парней, это его бесило сильнее всего. Конрада одели в форму рядового Красной армии, чтобы местные, если найдут потом, отнеслись к нему как к обычному русскому солдату, а не к вражескому карателю или следователю. Завернули в простыни поверх, уложили на дно могилы. — Если все сложится, мы вернемся за ним позже и отвезем тело в Берлин. Отдадим матери, он у нее был один, — сказал Макс, вскрывая бутылку и отпивая первым. — Прощай, Конрад. Ты был отличным парнем. На могиле не стали ставить крест, поскольку Конрад не верил ни в бога, ни в черта. Холм затоптали и забросали обломками; Макс постарался запомнить положение и отметил у себя в карте, тогда еще не зная, что все это напрасно. Они никогда не возвращались в эти места, и Конрад так и остался лежать в безымянной могиле под стенами подмосковного монастыря. По возвращении в Берлин с диверсантом Хайрих был награжден знаком «За ранение», а в 1942 году вся группа получила медали зимней Восточной кампании, метко прозванные в среде военных «мороженое мясо». — Я так рад, что у меня есть эта штука, — радостно сказал Занди, возвращая Макса к реальности. — Нет! Только не это, не надевай ее на меня! — в голосе Хайриха слышались нотки гнева. Занди держал в руках обруч, который Яртис захватил во время спасения Хайриха от сектантов: ту самую штуку, которая заставляла беспокойных йотунов спать и лечиться. — Хайрих, слушайся его, — устало велел Макс, потирая переносицу между глаз. — Чем скорее ты поправишься, тем лучше для всех нас. Тот тут же замолчал, но совсем не выглядел спокойным при этом. Казалось, что Хайрих побаивается обруча, как опасного предмета. Его смятение и страх потерять контроль над собой Макс ощущал как свои. — Регенерация у него, конечно, зверская, — отметил Занди, когда Хайрих уже отключался. — Я думаю, если не тревожить, то за дня три-четыре все пройдет. Мы можем оставить его на это время спящим? — Нет, — вздохнул Макс. — Насколько я могу судить, после суток подобного сна у йотунов начинаются проблемы с психикой. Они могут сами замереть надолго, но только если хотят сами. Принуждение здесь не сработает. — Печально. Ему как минимум двое суток нельзя принимать никакую пищу и воду обычным способом, только подкожно или внутривенно. Никаких битв, тренировок, тяжелой работы и переноски грузов. Иначе все неправильно зарастет, и придется королю Йотунхайма всю жизнь питаться кашкой. — Это непросто, — Макс нахмурился. — Хайрих… не любит сидеть смирно. Тем более сейчас. — Как я понимаю, ты можешь ему приказать, — вмешался Циат. — В связи с чем у меня есть предложение. Он развернул экран своего комма с графиком рабочих дней и указал на выходные, которые Макс уже несколько раз резервировал и отодвигал дальше. — Но сейчас не время отдыхать… — Сейчас самое время, — Циат кивнул. — Вам обоим нужно немного успокоиться, сделать перерыв. Отправляйтесь на Землю, в ваш старый город. Ты ведь хотел, верно? Ну вот, вы отдохнете, побудете вместе. Война никуда не денется за это время, а Оула лишний раз сломает голову, что у вас там происходит. — Я тоже не отказался бы от выходных с вами, милорд, — чуть надув губы, заметил Обсидиан. — Мне нужно получить ранение для этого? — Даже не думай. Если подставишься специально, то от меня получишь только выговор, — Циат дернул бровью. — Вот так всегда, — Обсидиан притворно трагически вздохнул. — И пошутить нельзя. Макс смотрел на спящего Хайриха и страдал от терзающих его чувств. С одной стороны, он был счастлив немного перевести дух, отоспаться и побыть с Хайрихом вдвоем, а с другой — как оставить Арктиду сейчас, когда война только собирается расцветать и неизвестно, какой именно она будет? Хотя… возможно, это их последний шанс на спокойное время. Никто не знает, как будет.