Никотин

Жестокость. Боль. Разочарование. Что правит людьми, когда они, в порыве чувств, случайно отпускают ехидный комментарий, строят презрительную мину или, например, повторяют в очередной раз приевшуюся сплетню? Наверное, над этим вопросом бились многие философы, а Лили, как она самокритично признавала, от философии была далеко. В квартире было неимоверно жарко, всё-таки конец июля. Она лежала в кресле, положив ноги на его спинку и свесив руки вниз. Она пыталась абстрагироваться от реальности. Она старалась не думать. А любит ли Коул Аманду? А любит ли Аманда Коула? Первые ли это отношения для Аманды? Насколько у них всё было серьёзно? Рейнхарт не знала, а потому старалась не загоняться. Не получалось. Она поймала свой взгляд в отражении и нахмурилась. Девушка никогда не считала себя страшной, некрасивой и тому подобное. Нет, она, конечно, не мисс Вселенная, но симпатичной её назвать определённо можно, а если с натяжкой — то и красивой. Но они с Амандой так различались… Лили помотала головой и посмотрела на потолок. Она не должна сравнивать себя и эту рыжую стерву. Кому какое до неё дело? Обидно. Печально, досадно, неприятно, мерзко. В принципе, у Рейнхарт был довольно большой словарный запас, так что своё состояние она могла оценить трезво. Наверное. Ей тоскливо. Она кинула взгляд на часы и, зависнув на секунду, сообразила, что сейчас половина одиннадцатого. Через полчаса за ней должен зайти Коул. Они вроде как собирались куда-то там поехать. Хлопнула входная дверь. После разговора с рыжей стервой, как Лили быстренько окрестила немощную истеричку, которую по прошествии двух дней уже терпеть не могла, они практически полностью игнорировали друг друга. Снова. Как же её это достало. То хрупкое равновесие и взаимопонимание, которое они обрели после встречи с Камиллой, Аманда как рукой смахнула. Лили села в кресле, как нормальный среднестатистический человек и крикнула: — Спроус, это ты? В ответ раздался грохот со стороны спальни. Через несколько мгновений снова воцарилась тишина. Вот же гад. — Get down and dirty (Отрывайся изо всех сил,) Get down and dirty (Отрывайся изо всех сил,) I knooooooow yooooou heeeeaaard meeee — проорала она в пустоту квартиры. (Я знаю, ты слышишь меня,) Get down and dirty… — Тебя сейчас разве что в Лондоне не слышат, — тихо сказал Спроус, выходя в гостиную. На нём лица не было. У Лили даже совесть запротестовала. Ладно, не будем врать, совесть довольно потирала руки. — Я могу погромче, — сардонически усмехаясь, Лили задумалась. — Как насчёт Мелани Мартинез? — Избавь меня от своего присутствия и от песен этой сумасшедшей, — попросил брюнет, опускаясь на диван. — Ты заебала своими сольными концертами в душе, так ещё и сейчас решила на нервах поиграть? — I don’t ask the mirror, I know I’m the fairest (Я не мучаю зеркало расспросами, я и так знаю, что я на свете всех милее,) I’m bringin' the fire, so call me Daenerys (Я могу зажечь здесь все, зови меня Дейенерис*) They wanna know who I’m sneakin' into my place (Люди хотят знать, кого я привожу к себе домой,) They don’t need to know, no one’s business how I play, — пропела Рейнхарт, блаженно прикрывая глаза. (Но я ничего не скажу, никого не касается, в какие игры я играю.) — Ты занималась вокалом? — поинтересовался Спроус, скептически выгнув бровь на просьбу девушки. — Несколько лет. Я даже хотела стать певицей, но потом как-то не зашло, — с удовольствием рассказала девушка, но, спохватившись, нахмурилась. — А тебе это зачем? — Да так, мне действительно жаль тех, кому приходилось тебя слушать, — язвительно заметил Коул, потягиваясь. — Ну так катись к своей шлюшке, — тут же вскипела Лили. Глаза Спроуса сузились. — Кого ты имеешь ввиду? — Твою ненаглядную рыжеволосую шлюху, — выплюнула блондинка, вскакивая. — Катись к ней, она с удовольствием споёт тебе пару серенад. Или она привыкла стонать их тебе? Звук пощёчины прервал её. Какое-то время Лили не двигалась. Что-то в ней, что-то, что съедало её изнутри долгие годы, заставило её расправить плечи и отложить слёзы до момента, когда она останется одна. — Не смей прикасаться ко мне, мразь, — прошипела она, хватая брюнета за ворот. — Ты можешь унижать меня, говорить другим про меня гадости, но такая сука, как ты, никогда не посмеет тронуть меня. Он первый раз видел её такой. Возможно, он действительно сейчас переборщил… но сейчас поздно уступать. Коул резко перехватил её запястья и припечатал к стене так же, как несколько недель назад. — Ты не достойна даже произносить её имя, — рявкнул он, глядя в зелёные глаза девушки, затопленные холодной яростью. — Пошёл на хуй, — выплюнула она, резко ударяя своим лбом о его голову. Как и ожидалось, парень потерял на миг равновесия и этого хватило чтобы вырваться. — Ещё раз подойдёшь ко мне ближе, чем на два метра — въебу с ноги, — прошипела девушка, скрываясь в ванной. Чертыхаясь, Спроус приложил руку ко лбу. Вот стерва.

***

— Кто? — голос, такой знакомый и родной, пронизывал до костей. — Я. — Уходи, Коул, — голос, доносящийся из-за двери чуть дрожит. — Впусти меня? — тихо просит брюнет, усаживаясь перед дверью, прямо на пороге. Слышится звук поворачиваемого ключа и через несколько секунд перед ним стоит Аманда. Стоит в его футболке. Он вскакивает, но, сдерживая себя, выжидающе смотрит на неё. Мгновение. Вдох. Мгновение. Выдох. И она, не сдержав слёз, кидается ему на шею. — Я так скучала, — шепчет рыжая, прижимаясь к любимому человеку. Он приподнимает своё маленькое сокровище и заносит в квартиру — такую знакомую, такую родную, до щемящей в груди нежности. Покрывая её лицо бесчисленными поцелуями, сцеловывая текущие по щекам слёзы, он будто вымаливает прощение. Вымаливает прощение за то, что нельзя простить. — Прости, прости, прости меня, — шепчет он, будто в бреду. Она ласково смеётся и проводит большим пальцем по его скуле, чувствуя, что зверь в груди сворачивается клубком и утихает. — Я давно тебя простила, — шепчет Ада ему в губы и осторожно целует. Боже, она уже и забыла, каково это: целовать Коула. В глаза тут же хлынул новый поток слёз. — И как давно? — сдавленно спрашивает он, усаживая её на спинку кровати и утыкаясь носом в шею, вдыхая столь знакомый запах. — Шшшш… слишком много разговоров, — она медленно, будто опасаясь чего-то, целует его в шею, находя губами знакомую вену. — Поговорить мы сможем и потом…

***

— Какая же он мразь, — шепчет девушка, ударяясь головой о дверь ванной и стирая дорожки слёз. Унижена. Растоптана. Он медленно, но верно превращает её в ничто. Просто в пустое место. Она ёжится, будто от холода, и медленно снимает с себя одежду. Душ. Сейчас ей просто нужен холодный душ. Лили включает ледяную воду и бездумно встаёт под поток воды, всё ещё погружённая в свои мысли. Холодно. Кажется, она потеряла счёт времени. Фыркает и подставляет лицо холодной воде. Ужасно. Такое ощущение, что место удара до сих пор горит. Девушка снова заходится в рыданиях, оседая на дно ванной. — На дно, — вымученно хихикает она. Да уж, истина. Она на полном дне. Но почему она так скучает по тому Коулу? Не этой бездушной скотине, которая несколько минут назад едва не прибила её. Нет, по тому милому, доброму парню, с которым можно готовить пончики, смотреть сериалы, спать в обнимку? Было обидно. Очень. Лили уже не замечает холода, просто не хочет замечать. Там, в груди, пустота. Так было после развода родителей. Больно, страшно, обидно. И вот эта неуверенность, что, может быть, именно она виновата во всём? — You’ve seemed to replace your brain with your heart (Такое чувство, будто ты заменила разум сердцем.) You take things so hard and then you fall apart (Ты принимаешь всё близко к сердцу, а потом разрываешься на части.) You try to explain but before you can start (Ты пытаешься всё объяснить, но едва успеваешь начать,) Those cry baby tears come out of the dark (Как эти детские слезы появляются из ниоткуда…), — осипшим от температуры голосом прошептала она. Точно. Она не красавица, как Аманда, не хохотушка, как Камилла, не хитрая лисица, как Меделин. Она просто плакса. И всегда ей была. На ум почему-то пришли слова из её интервью.

От ненависти до любви один шаг

Она усмехается и со всей силы впивается ногтями в мягкую ткань ладоней. Нет, между любовью и ненавистью не один шаг. На самом деле, между любовью и ненавистью Великая Китайская Стена, и каждые двадцать шагов стоят охранники с оружием в руках. Если не каждые десять. Отвратно. Зачем она вообще об этом думает? Да и когда в последнее время у неё появлялись подобные мысли? Ооо, она отлично помнила свою депрессию. Она не могла даже выйти из квартиры — ничего не хотелось делать, никого не хотелось видеть или, тем более, слушать. Хотелось просто медленно умереть. По капле, по частице. Просто исчезнуть из этого мира. Так, будто её и не было. Так, будто она никогда не существовала. Тогда, после депрессии, выкарабкавшись с помощью сестёр и друзей, она сделала себе татуировку. Надо же было додуматься. Она усмехается и проводит посиневшими кончиками пальцев по стреле. Тогда она объясняла это тем, что стрела, хоть она и оттягивается назад, она всегда мчится вперёд. Мол, чем сильнее давят обстоятельства, тем сильнее будет человек. Наивная. Думала, что справиться с депрессией ещё раз. А депрессия показала фак и пожелала удачи, обещая скоро заглянуть. На похороны. Глухо рассмеявшись, девушка упёрлась мокрой головой в бортик ванны и прикрыла глаза. Ноги сводило от холода, зубы стучали о фарфор. Ей было всё равно. Сейчас просто хотелось лечь спать и не проснуться. Лили снова в мыслях вернулась к Коулу. Красивый, обаятельный, он был милым, когда этого хотел, он мог бы быть прекрасным собеседником. Спроус хорошо готовил, никогда не капал ей на нервы (в отличии от неё), убирал свои вещи на места. Он, чёрт возьми, был практически идеальным. А ещё у него красивый смех. Он так мило щурится, когда смеётся и эти морщинки, собирающиеся при прищуре, лучиками расходящиеся от его глаз, выглядят как-то особенно по-домашнему. Блондинка замирает, широко распахнув глаза, и вцепляется обеими руками в бортик ванной до посинения. Нет, такого же просто не может быть. Ну не могла же она…

Вдох

Выдох

…влюбиться в Коула?

***

Звонок телефона вырвал Спроуса из дремоты. Под боком посапывала Ада, измотанная и довольная. На дисплее высветилось имя Камиллы, их общей с Лили знакомой. Камилла, наверное, была единственным человеком, с кем Рейнхарт поладила сразу. Даже странно как-то. Будто вжилась в роль своего персонажа настолько, что начала испытывать его привязанности. Жутковатые перспективы. — Алло? — Спроус, твою мать, вы дома?! Брюнет морщится от резких звуков и шипит сквозь зубы едва различимые ругательства. — Кто «мы», Мендес? Эта стерва осталась в квартире, а я… — «у Аманды» хотел добавить парень, но в последний момент передумал. — Я не могу до неё дозвониться, — тихо сказала Камилла, стараясь скрыть в голосе панику. — И что с того? Может просто пошла в ванную и… — Вы с ней ругались? — Что? — Перед твоим эпическим уходом из квартиры вы с ней ругались? — более требовательно спрашивает Камилла. — Ну, мы немного повздорили… — Насколько немного? — Я ударил её. Боже. Как же это безжизненно, как пусто прозвучало. На другом конце провода долго молчали. — Твою ж мать, Спроус, если она что-нибудь с собой сделала — я ушатаю тебя сама, — рявкнула Камилла, кажется, куда-то собираясь. — Да что случилось-то? Ну повздорили, ну… — Рецидив, блять, наверняка случился, — выкрикнула Камилла и Коул потрясённо замолчал. Нет, Мендес не была пай-девочкой, но мата он от неё ещё не слышал. Вообще не разу. — Реце… что? — Ре-ци-див, — по слогам повторила Мендес. — Возобновление болезни после кажущегося полного выздоровления или, как это ещё называют, ремиссии. У Лили была затяжная депрессия. Психолог предупредил, что ещё около полугода она будет эмоционально неустойчива, так что любое потрясение… — Твою мать, — выругался брюнет, вскакивая с постели и собирая одежду. — А я на другом конце Америки, — в голосе Мендес слышалась истерика. — Так, спокойно… Как долго ты не можешь до неё дозвониться? — Где-то полтора часа, поэтому я решила позвонить тебе, — голос прозвучал немного неуверенно, но всё же прибавил. — Ты далеко от неё? — В паре кварталов, не дальше, — буркнул он, сбросив трубку. Ещё ему истерики Камиллы не хватало. На ходу натягивая футболку, парень кинулся в прихожую, к обуви. Обувшись, он, не дожидаясь лифта, ломанулся по лестнице.

***

Входная дверь хлопнула о стену с такой силой, что, вполне возможно, на штукатурке останутся трещины. Лили лениво приподняла голову и тут же безжизненно уронила её на руки. Все достали. Просто пусть не трогают её. Через несколько мгновений в ванную влетает взъерошенный Коул. Лили, ничуть не смущаясь присутствия постороннего, продолжает ронять слёзы на кафель, сидя под ледяным душем. — Ты совсем охерела?! — орёт Спроус, выключая душ и хватая махровое полотенце. — Тебе, идиотке, жить перехотелось? — Всё равно я… никому… не нужна, — заикаясь от подступающих рыданий, произносит Лили и прижимает колени к груди, раскачиваясь. Видеть её такой было пыткой. Брюнет, отвесив себе подзатыльник, осторожно набросил полотенце на плечи девушки и осторожно поднял её. А она, словно ребёнок, доверчиво прижималась к его футболке, уже насквозь мокрой из-за воды, стекающей с волос. Осторожно уложив её в кровать, парень укрыл Лили одеялом и слегка истерично рассмеялся. — Слушай, Рейнхарт, с тобой всегда так трудно или это только на первых парах? Она словно не слышала и не слушала его. Но когда Коул поднялся, чтобы уйти, она осторожно поймала его за руку и слегка сжала его пальцы. — Пообещай больше никуда не уходить, — тихо попросила она, безжизненным взглядом уставившись в окно. Несколько секунд он стоял, раздумывая, но после покачал головой. — Не могу. Прости. — Тогда не уходи хотя бы сегодня, — жалобно попросила девушка, сворачиваясь клубком под одеялом. И он сдался.