your hand in mine (pt. iii)

Из всех возможных занятий, что они могли придумать – и да, секс считается за одно из них. Или, пожалуй, даже за несколько – Лекса почему-то выбрала отправиться в поход. Естественно, Кларк предложили несколько вариантов, но что она должна была выбрать, когда зеленые глаза так ярко горели, когда Лекса описывала все, что они увидят на тропе? – Я уже сто лет не ходила в поход, – бодро рассказывала ей Лекса. – В последний раз я ходила… Боже, пять лет назад. Пять лет, – повторила она, словно не веря своим словам. Поэтому, естественно, она согласилась. И – нет, она не пытается сказать, что уже сожалеет о своем решении, но она к этому близка. Опасно близка. Они, кажется, не прошли и мили, а она уже устала. В свою защиту Кларк может сказать, что не привыкла ходить в гору. Или в принципе ходить. Зачем вообще ходить, если можно куда угодно доехать на метро? Нужно создать такси для походов. Возможно, она откроет собственный бизнес. Заработает миллионы. Сможет увозить Лексу на отдых в места, где нет гор, чтобы у нее не возникало желания отправиться в поход. Лекса останавливается в ту же секунду, как Кларк становится трудно дышать. – Можем немного отдохнуть, – говорит она, но Кларк отрицательно качает головой. – Все в порядке, я в порядке, – она останавливается, чтобы выровнять дыхание, что занимает больше времени, чем она ожидала. Лекса внимательно за ней наблюдает. – Я не против остановиться, если и ты не против, – говорит она. – Я бы перекусила. Разговоры о еде – это удар ниже пояса, и крайне эффективный. Кларк вздыхает и кивает, и Лекса смеется, беря ее за руку и сводя с тропы на плоскую травянистую площадь между деревьями. Здесь красиво, замечает Кларк, с легким вздохом присаживаясь на землю: над головой нависают кроны деревьев, чьи листья лишь только начинают окрашиваться в пестрые цвета; тихо доносится журчание пробегающей неподалеку небольшой речки, а свежая трава приятно холодит ладони. Она может только лишь представлять, каково там, на снежных вершинах гор. Они явно не заберутся настолько высоко. И все же, ей интересно. Она благодарно улыбается и принимает из рук Лексы яблоко, откусывая его со звонким хрустом. Лекса садится рядом и делает то же самое, но с меньшим удовольствием. Изящнее. – До куда ты хочешь дойти? – спрашивает она, вместе с Лексой глядя на их хижину, которая, хоть и оказывается не слишком далекой, но все равно заставляет Кларк переосмыслить свои оценки пройденного расстояния. Лекса пожимает плечами. – Я не ставила цели, – говорит она, прежде чем еще раз откусить яблоко и медленно его прожевать. Затем она выуживает бутылку воды из рюкзака, предлагая ее Кларк и только после нее отпивая воды. – Может, еще на пару миль выше. Но не слишком далеко. Чем выше мы поднимаемся, тем круче склон. Кларк кивает и смотрит на ноги. Естественно, она не взяла кроссовки для ходьбы, в отличие от Лексы. В свою защиту она может сказать, что у нее их в принципе нет. – Хорошо. – Пара миль звучит сносно. Она справится. Наверное. – Можем вернуться, если хочешь, – Лекса неуверенно касается ее руки. – Я буду не против. – Что? Нет, – Кларк трясет головой. – Я в порядке. Просто давай… не спешить? Лекса улыбается. – Это мы умеем. – Затем она подмигивает. Это выглядит настолько абсурдно и наигранно, что Кларк смеется. – Мне ли этого не знать. – Она снова роняет взгляд на их хижину и поднимается на ноги. – Ладно, я готова. Хруст листьев под ногами успокаивает, обнаруживает Кларк. Умиротворяет, прямо как и вид вокруг. Они доходят до небольшой горной речки и обнаруживают, что она и впрямь почти ледяная – пальцы Кларк начинают болеть спустя пару секунд погружения в воду. Однако быстро умыть лицо подобной водой бодрит. Хоть она бы предпочла этого не повторять. Этот день такой яркий и неспешный, что следующая фраза Лексы не воспринимается в ее голове. Или, скорее, сначала она понимает ее неправильно. – Ее звали Костия. Она любопытно моргает, переводя взгляд на меланхоличное лицо Лексы. – Кого звали? – спрашивает она, и Лекса качает головой с легкой, отстраненной улыбкой. – Я несколько недель пыталась придумать, как тебе об этом сказать, – тихо говорит она, откидываясь назад и опираясь на руки, позволяя ногам вытянуться. – Не знаю, с чего я решила, что просто выпалить это будет лучшим решением, но… Порой это самое простое решение. – Она смеется, продолжая глубоко блуждать в своих мыслях. – Костия была первой девушкой, в которую я влюбилась. Она была–, – Лекса резко замолкает и садится прямо, опуская локти на подогнутые колени. Кларк легко чувствует напряжение в ее теле, и Лекса не смотрит на нее, протяжно выдыхая. – Эй, – шепчет Кларк, садясь ближе. – Ты не обязана мне ничего рассказывать. – Извини, – говорит Лекса, все еще не глядя в ее сторону. Ее неожиданная ухмылка серая. Она пропадает, когда зеленые глаза наконец встречаются с ее, и Кларк чуть не отшатывается от найденных в них мучений. – Пожалуй, мне не стоило поднимать эту тему, – с ощутимым раскаянием говорит она. – Это наше время, и… – Лекса, – мягко начинает Кларк, когда понимает, что она не продолжит. – Если ты думаешь, что я расстроюсь из-за того, что когда-то ты любила кого-то еще-- Но Лекса уже трясет головой. – Нет, – говорит она. – Дело не в этом, но сейчас не время о ней говорить. Это был опрометчивый поступок. – Ее взгляд снова становится задумчивым, когда она оглядывается вокруг. – Она обожала ходить в походы. Похоже, я позволила своим эмоциям взять вверх. Кларк едва успевает недоуменно нахмуриться, как Лекса подскакивает на ноги и протягивает ей руку. – Пойдем, – говорит она, словно возвращаясь в свое привычное состояние. – Я приготовлю нам жареный сыр. Кларк решает поплыть по течению и пока что не отмечать резкие смены ее настроения. – Я думала, он вредный, – ухмыляется она и позволяет Лексе поднять ее на ноги, не отпуская руки. Лекса пожимает плечами. – Жизнь слишком короткая, чтобы постоянно отказывать себе в жареных, жирных сырных вкусняшках. Они говорят о ерунде. Рука Лексы уверенно держит ее, но Кларк все еще думает о том странном разговоре, и чем дольше она это делает, тем сильнее ей становится не по себе. // Сначала ей кажется, что все дело в ревности. Да, это глупо и сигналит о неуверенности в себе, но это логично – ревновать Лексу к той, о которой она говорит с такой заботой. Оберегает воспоминания и мысли о ней почти с благоговением. Но здесь есть что-то еще. Что-то неприятное, тяжелое, безостановочно терзающее ее разум и заставляющее раз за разом прокручивать в голове слова Лексы, пытаясь найти зацепку к чему-то, что ей совершенно не известно. Осознание приходит резко и грубо; прорывает ее грудь, хватает своими ледяными пальцами ее шею и спускается ими по спине. Она смотрит на свое отражение в ванной, и ее лицо искажает скорбь. Пока что это лишь догадка, но она все ставит на свои места, и она протяжно, рвано выдыхает, отпуская тумбу и обнимая себя за талию в попытке взять себя в руки. Костия умерла, думает она. И поэтому Лекса так не хотела поднимать эту тему; поэтому ей было так сложно о ней говорить; поэтому сегодня ее переполняли эмоции, когда они занимались тем, что любила Костия. Любила. Ее звали Костия. Красивое имя, отстраненно думает Кларк. Должно быть, она тоже была красивой, раз Лекса в нее влюбилась. Не ее лицо или тело, нет; внутри. Интересно, сколько в Лексе осталось от Костии. Насколько их любовь ее изменила, и изменяла ли вообще? Что она о себе узнала, когда была с ней? Как тяжело ей пришлось? Кларк вспоминает о той Лексе, что она видела в больнице. Мрачная и собранная, и, в то же время, беспокойная. Она помнит, как почувствовала ее легкий дискомфорт, пока они ждали хоть каких-то хороших новостей о состоянии отца – кажется, это было целую вечность назад. Костия умерла в той больнице? По дороге туда? Сидела ли Лекса у ее палаты, мерила ли шагами пол, стояла ли, сжимая руки в кулаки, ненавидя чувство полной беспомощности, что расползалось по груди, пока ее любимая девушка увядала? Кларк закрывает глаза, но все, что она видит – это белые, стерильные коридоры, полные суматошных врачей, бесконечные двери в бесконечные комнаты и Лекса. Одна, неподвижно сидящая на стуле, в безупречном костюме, развязанном галстуке и с пустыми зелеными глазами. Что, если она увидела, как она умерла? Кларк понимает, что плачет лишь тогда, когда давится всхлипом. Ее рука подлетает к лицу, пальцами собирая влагу на щеках, и она трясет головой, строго веля взять себя в руки. Это предположение. Просто предположение. Она могла ошибиться. Она хочет ошибиться. Может, это было просто трудное для Лексы расставание, и поэтому она так бережет воспоминания о ней. Может, у нее все еще есть к ней чувства – в конце концов, не зря говорят, что невозможно забыть свою первую любовь. Кларк все еще беспокоится за Финна как за человека и не держит на него никаких обид. Но она не говорит о ней так, как я бы сказала о Финне. Она включает кран, умывая лицо и утирая покрасневшие, влажные глаза. Ей нужно взять себя в руки. И ей нужно перестать думать, как она вломилась в жизнь Лексы после такой трагичной потери и воспользовалась ее слабостью и – она не может сейчас об этом думать. Не может. Для этого ей нужна доктор Грант. (Это бы объяснило сомнения Лексы насчет разговора о Костии. Она беспокоится за состояние Кларк; такая информация пошатнула бы ее психику. Прямо как сейчас.) Ладно. Ей нужно успокоиться, потому что эти догадки могут быть ложными. И она не уверена, стоит ли говорить Лексе о своих подозрениях. И стоит ли сделать это сейчас или после возвращения? Кларк вздыхает и выключает кран, вытирая лицо и руки полотенцем. Бросив последний взгляд на свое отражение, она глубоко вздыхает и опускает руку на дверную ручку, выходя из ванной. // Конечно же, Лекса моментально замечает смену настроения. – Все в порядке? – Я – да. Нет. Ну, вернее, все не не в порядке, но… – и в этот момент она решает к черту. Когда еще поднимать эту тему, как не сейчас, где нет никаких отвлекающих факторов? – Я думала о – о Костии. Лекса застывает, сжимая мокрую мыльную тарелку, и посылает взгляд в сторону Кларк. Затем она продолжает ее мыть. – Хорошо, – медленно говорит она, побуждая ее продолжить. Вместо этого она встает и медленно подходит ближе, выключая воду и забирая чистую тарелку из ее рук. Зеленые глаза внимательно за ней наблюдают, когда она убирает ее и берет полотенце, предлагая его Лексе прежде чем взять ее за руку и потянуть в сторону дивана. Ее взгляд на секунду становится любопытным, но когда они садятся, ее глаза снова наполняются вниманием. Это будет нелегко. Но она не сможет спрятать то, что гложет ее разум – только не от Лексы и только не что-то настолько важное. Это может привести к еще большим проблемам. – Я хочу задать тебе довольно – эм, деликатный вопрос, – тихо говорит она. – И я пойму, если ты решишь не отвечать, но я просто хочу, чтобы ты знала, что я думаю, хорошо? – она надеется, что Лекса понимает. Ее смягчившийся взгляд говорит, что понимает. Лекса кивает и удобнее устраивается на диване, дожидаясь, когда Кларк задаст свой вопрос. И она задает. – Костия умерла? Как только Лекса отводит взгляд – она знает.