Тома

Да просто еще один сын какой-нибудь суки, типа той, что Суини еще вчера потрахивал на засаленном диванчике дешевого стрип-клуба. Кажется, и огонька-то в Тени не больше, чем от потухшей на ветру спички. И чего Среда только возится с ним? И все же теперь благополучие Тени Мун тяжким бременем легло и на его плечи. Его благополучие в обмен на сраную удачу — просто блядская арифметика. А ведь все могло сложиться иначе, и был бы лепрекон совершенно в другом месте, не надерись он так еще с утра, перед долбанной встречей с мальчишкой Одина, и не отдай он ему свою гребанную счастливую монету. А теперь она и его удача в руках той дохлой суки, что накануне отбросила копыта с членом какого-то мужика во рту. Суини мог бы посочувствовать Тени, ну или позавидовать, что тот так скоро избавился от неверной жены, если бы последняя вдруг не восстала из мертвых, прихватив с собой все его клеверные, мать их, сраные листья. Удача и золото, золото и удача — единственное, во что еще верил ирландец, распрощавшись с надеждой пристать к родным берегам. В Америке жилось не сладко; не паршиво, но и не настолько вольготно, как это представляла себе Эсси Трегован, заливая рвотными массами палубу «Русалки». А Суини просто просрал свой звездный час, продолжая жевать горький табак и сплевывать его на обшарпанный пол дорожного кафе, в котором Тень решил пожрать и перевести дух от погони за Лорой, которая вроде и кружила где-то рядом, но и на глаза им решила вовсе не попадаться. Просто охуевший ангел-хранитель, как ни крути. А крутить Суини умел. Он усмехнулся, заворачивая широкие листья в тонкую бумагу: — Когда я найду эту суку, и если вдруг она окажется в удобоваримой форме, поверь мне, я отдеру ее так, что твоя дохлая жена навсегда уже отправится к праотцам. Уж извини меня, друг, — Суини как-то сально усмехнулся; Тень видел подобные усмешки на зоне — усмешки, что обещали обычно увлекательное продолжение любым разговорам. Противно и немного всё равно. Тюрьма научила его не лезть в чужие дела. Мун пожал плечами; перед глазами еще стояло заплаканное, искаженное алкоголем и злобой лицо Одри Бертон, когда она ему рассказывала о том, как всовывала в мертвый рот Лоры член своего мужа. — Мне по хрен, — кажется, это не было ложью, кажется, ему даже на мгновение стало легче от этой долбаной правды, настолько легче, что он без слов, молчаливо принял запотевшую кружку холодного пива и вроде бы даже кивнул на какой-то глупый тост Суини. Ее присутствие ощущалось в окружавшем их воздухе, но Бешеный Суини не мог сказать точно, что он чувствовал: зловоние восставшего из могилы трупа или магию счастливой своей монеты. Компания Тени все больше становилась привычной, а его угрюмая рожа уже не раздражала его до печеночных коликов. Кажется, он даже понемногу проникся его горем или что там чувствуют люди в миг утраты близкого человека. Хотя Лору сложно было назвать таковой. — Просто еще одна сука на твоем пути, их будет достаточное количество, — уж это-то Суини знал точно: сук в жизни хватает — хреновая философия всё же. Огни Игл-Поинта давно остались позади, скрылись в вязко-синей ночи и черным росчерком горизонта, спрятав за ними прежнюю жизнь Тени Мун, стерву-тёщу, могилы жены и единственного друга, трахавшихся, пока он мотал срок в тюрьме, и удачно сдохших, прежде чем он вышел. Кажется, этот город навсегда остался для него незнакомым, а со смертью Лоры и вовсе стал для него чужим. — Оставь это ублюдочное прошлое в прошлом, — Суини, мать его, просто оказался сраным философом, под действием кружки-двух пива превращавшегося в назойливое жужжание в голове Тени. Однако другом и компанией он оказался, на удивление, сносными, что каждый гребанный раз заставляло Мун переосмысливать свое будущее, в котором пока не брезжило даже малейшего света, но в котором отчего-то затерялось значение поисков счастливой монеты и утраченной удачи Бешенного Суини. Быть может, он нашел свой талисман в чем-то другом?