Тома

Мир канул в лету, сотлел дотла в праведном огне высшего пламени, оставив после себя смерть, прах людских тел и радиационный пепел, покрывший всё в радиусе сотни миль. Реки и озера иссякли, а те воды, что остались, превратились в густые концентраты вредных веществ, разъедающие кислотой безжизненные берега. Небо озарила алая вспышка взрыва, и так и осталась зловещим маревом напоминать о том, что жизнь здесь больше не возможна. И те горстки выживших, напуганных, измученных голодом и страхом людей были вынуждены пересечь мазутные, горящие воды в поисках места, где всё можно было бы начать сначала. И в сравнении со всем тем ужасом, что им пришлось пережить, холодные, грубые, отчужденные норманнские берега показались им истинно раем, не тронутым и тенью экологической катастрофы, напоминающей о себе здесь лишь тонкой алой полосой над черной кромкой горизонта. Прежняя жизнь осталась позади — настало время новой, свободной от радионуклидов, превращающих людей в мучеников и отвергнутых обществом, обезображенных существ. Северные земли встретили их порывистыми ветрами, всклочивающими волосы и заставляющими покрываться лица белесым инеем. Они встретили их скалистыми берегами и навернувшейся над серым камнем черной, жирной землёй, на которой тонкие изумрудные нити зелени кажутся не больше чем обманом зрения. Морской воздух осел в лёгких, забил их солью и дурманом непривычных чистоты и свежести, что люди, захмелевшие от избытка кислорода, постаскивали тканевые маски, закрывающие их рты и носы. Холод сменил ужасающий огонь, а вода перестала таить опасность в своей ослепляющей, синей толще. — Это хорошее место, — Лекса нависла над кормой корабля, напрасно пытаясь дотянуться озябшей ладонью до глянцевой глади. Исполины-сосны и махровые, кучерявые дубы шпилями и раскидистыми острогами-ветвями воткнулись в небо, выцеживая из него скупые капли, разбивающиеся об обветренное девичье лицо. Сухие губы осторожно пропустили их, позволив попробовать девушке их на вкус. Вера в искру ещё не утрачена, вера в будущее — тем более. Может ли дух ее быть сломлен, если она ещё твердо стоит на ногах в окружении своих людей. Они медленно продвигались вглубь скал, обходя их и опасаясь оказаться нанизанными на острые, не обтесанные водой каменные сколы. Залив врезался в крутые берега блестящей синей лентой и утихомирился, едва ли наползая на каменистый галечный берег ленивыми волнами. Этот фьорд был полон жизни, и внезапно они оказались чужеземцами, захватчиками, от которых воинственные жители решили избавиться способом, что Лекса бы сама когда-то в прошлом посчитала необходимым в схватке за жизнь. Даже сам воздух, казалось, сжался вокруг них, уплотнился, захватывая узурпаторов в кольцо, пропитанное кровью и дымом погребальных костров, готовых охватить их тела неистовым пламенем во славу богов, что оставили этот край не тронутым всеми бедами, насланными в наказание человечеству. Бьёрн видел в них угрозу и, выжидающе скалясь, теряя самообладание, отсчитывал мгновения до момента, когда волны, омывающие его ноги, оденутся в кровавую пену. — Мы не хотим войны, — громкий голос Лексы разрезал серую, утреннюю дымку, стальные прутья перил врезались в силой сжатые ладони хэды, царапая и оставляя на огрубевшей коже следы. Лихой блеск воды отразился в ее глазах, выудив в памяти Бьёрна образ его воительницы-матери и отражение солнца в ее латах и мече. Каштановые волосы взметнулись ввысь, и ему пришлось хорошенько вглядеться в вымазанное чёрным нахмуренное девичье лицо, чтобы после внять настойчиво бьющемуся чувству, что ей можно доверять. Лекса продолжила чуть тише: — Мы можем научить вас выживать. — Вряд ли вы сможете научить выживать тех, кто не боится смерти, — рунические татуировки змеями обвили шею, ожили под напрягшимися под их рисунком мышцами, зашипели, разинув пасти и извиваясь тонкими чешуйчатыми тельцами. Бьёрн крепче обхватил обух секиры, успокаиваясь от методичного раскачивания ее в своей руке и ощущения гладкого ее древка. — Мы довольны нашей судьбой. Наш удел война, а после Вальхалла откроет свои врата перед нами. — Другие найдут это место, и если вы позволите, мы будем защищать его своей кровью. — Лекса, пересекая синюю гладь разделившую ее от викинга и покачиваясь на мелких волнах в хлипкой лодке, знала, когда наступает время для новых альянсов и компромиссов, что жизнь одного не ценнее жизни сотни. Она лишь не знала, что союз их окажется крепче жажды крови, кипящей в венах северян и взывающей плоть хвататься за раскалённую в битве сталь.