Тома

Шум врывается спазмами боли в воспаленое сознание, возбуждение рокотом прокатывается по широкой зале, волнами затрагивая внутри что-то давно забытое. Сколько она уже здесь, тонет в омутах потерянного прошлого? Надя сцепляет руки в замок, покачиваясь не в такт слишком энергичной музыки. Пусть. Сладким вкусом на губах остаётся дешёвый коктейль, и пьяный вечер смогом алкогольных паров тает в остриях вечных звёзд. Замереть бы так, остаться в бесконечности беспечным мгновение, когда в миг смеженных век блики прошлой жизни отступают, переставая терзать. — Надя? У Ребекки заходится сердце, набатом перекрикивая оглушающие биты. Танцпол гудит, пол под ногами вибрирует настойчиво и раздражительно, пока на языке солью оседает аромат чьей-то крови. В нос ударяет ее сладковатый запах вперемешку с запахом пота людских тел. Ближе. Майклсон догадывается, знает, чувствует, ощущая болезненный трепет в кончиках пальцев и терпкий вкус поцелуев, оживших под гнётом нахлынувших воспоминаний. — Мы знакомы? — Темные пряди обрамили лицо, взгляд шоколадных глаз устремился вперёд, спотыкаясь о сосредоточенное выражение Ребекки. Эта незнакомка пробуждает в ней то, что давно было утрачено, и удивление давней возлюбленной заставляет блондинку замереть на месте. Эта разлука не должна была произойти, и осознание своей вины, своей беспомощности терзает Майклсон не меньше, чем пережитая некогда боль утраты. Если бы она могла, Надя никогда бы не оказалась по ту сторону от живого. — Были… Робкая улыбка трогает уголки губ, Ребекке лишь бы коснуться теплой ладони девушки, чуть сжать, притянуть к себе, вновь изучить подушечками пальцев любимое лицо. Поцеловать. Приникнуть дрожащими губами к ее, цвета зари непогасшей в раннем утре. Вдохнуть запах. Наверное, Петровы обладают какой-то магической силой, притягивая их семью к себе, и Бекс попадает в эти сети не менее охотно, чем старшие братья. Очарована. Но не гонит эти чувства прочь, позволяя им заполнить себя полностью, захлестнуть, захватить, заклеймить трепетом раненое сердце. — Не думаю, — настороженность витает в воздухе, отражаясь от вспышек воспоминаний, в которых слитые воедино тела являют собой не иллюзию, а возможное прошлое, глухие стоны становятся реальностью, вожделение смешивается с похотью, страсть с любовью, и где-то в круговерти всего этого, пока Надя ещё может контролировать себя, есть неверие, неприятие, отчуждение. И Ребекка с досадой закусывает губы, заламывает руки, переминаясь с ноги на ногу. Решиться проще, чем она думает, и делает это быстрее, чем осознаёт. — Я помогу тебе, — прикасается холодными руками, заставляя Петрову вздрогнуть всем телом не от холода, но от эха ощущений, родившихся от этого прикосновения. — Боишься? — Я доверяю тебе, — от озвучивания мыслей Наде становится легче, и в пьяном разуме она действительно находит согласие на все, что сделала бы эта незнакомая блондинка. Ребекка проникает в ее сознание осторожно, деликатно исследуя и выуживая в настоящее то, что было между ними много лет назад. Так приятно. Находит многое, ничего не утаивая. Видит образы, которые возрождают не только в Наде былые чувства. Возможно ли ощущать любовь в себе ещё большую, чем она была прежде? После Ребекка обязательно это узнает. — Бекс… — шёпот этот перекрыл всю музыку, совершенный слух древнего вампира уловил бы и меньшее, но желанное и услышанное имя ценится сильнее и звучит громче. Сладость коктейля на губах ещё осталась, Ребекка чувствует её, но пьянит девушку не алкоголь, но давно забытый вкус поцелуя, ставшего внезапно снова явью. Теперь всё пойдёт по-другому