***
Тротуарная плитка под ногами, арки… пару шагов, и я вхожу в нашу аллею, мое любимое место, она прекрасно в любую погоду. Особенно «беседка влюбленных», в конце моста. за минуту с небольшим, я добегаю туда, устроившись на скамейке. Здесь так тихо… пахнет замерзающими деревьями и детство. Пахнет… побитыми коленками и слезами, с которыми я всегда бежала в этот парк. Пахнет… ушедшей болью, жадно-поглощающей меня когда-то… И… новой болью, которая не поглощает… Она овладела мной, до конца. Вы никогда не думала о том, сколько воспоминаний на ваших пальцах? На ладонях? Я смотрю на озябшие руки, прикусив уголок губы. Эти руки стирали столько слез и крови, что… воспоминаний на них большим тысяч, миллионов. Они были разбитыми, как и я… Они касались самого ценного, и отталкивали то, что было не нужно. На них есть и были шрамы, едва заметные, но они есть. Руки помнят больше, чем мы сами. Вижу, как вода начинает оставлять следы на светлых джинсах, и понимаю, что… идет дождь. Это так редко бывала в нашем городе, на моей памяти. Поднимаюсь, убрав телефон в карман, не спеша идя к центру города, люди бегут, мельтешат. Носятся, стараются укрыться, сбежать от назойливых капель. А я… я не прячусь, я сливаюсь с ними. Слезы… они так часто со мной, что, наверное, я привыкла ощущать ком в горле и позволять соленым дорожкам оставаться на щеках.Я очень боялась, что потеряв тебя, я потеряюсь сама в себе. Так и вышло.
Вы когда-нибудь собирали себя по кусочкам? Старались заглушить моральную боль — физической? Орали на всю улицу, во время грома и молний, чтобы весь мир содрогнулся от того, как невыносимо и мучительно вы страдаете? Если нет, я буду рада за вас, а если да… вы меня поймете. Знаю ли я куда теперь? Нет, не знаю. Я сяду за свой старый компьютер, создам файл и начну писать, много, долго, со слезами на глазах. Буду стараться петь песни, чтобы опустошить себя, но… главное не стать той девочкой, глаза которой стали бездонными от того, что начали казаться пустыми стекляшками. Которая не может говорить, потому что начинает истошно плакать. У постели которой, на полу, около моего самого любимого, Сладкого, лежат три пачки разных антидепрессантов. Той, которая худеет за три дня на три кило, потому что не может есть, изматывая себя. Точно… Сладкий. — Малыш, — стараясь не разбудить маму, я иду на кухню, видя мой любимый, пухленький серый комочек шерсти, бегущий вперед. — я принесла тебе вкусненького! — всхлипнув, начинаю тискать его, утыкаясь лицом в мягкую шерстку. — Я скучала, Сладкий. — хмурюсь, чувствуя, как подрагивает губа. — Мне не хватает тебя, не хватает, слышишь… — не понимая, к кому обращаюсь прошептала я. Отпустив кота из рук, я прошла до миски, положив туда любимые прелести моего малыша, и налив молока. В ванной все так же душно, после пяти минут включенной воды. Я всегда моюсь под очень горячей водой, и люблю оказываться под водопадом… садится под душ, распустив длинные волосы. Они так часто закрывали меня от этого мира… длинные, русые локоны… Помню, что когда мама расчесывала меня в детстве и плела косы — я отчаянно дергалась и рыдала. Тогда мне думалось, что это «самые горькие слезы» в моей жизни, и… я сильно ошибалась. — Снова не спишь? — мама подошла сзади, накрыв мои дрожащие от холода плечи, пледом. — Хоть бы тапочки надела! — выдыхает она. Вдыхая морозный ночной воздух, я переминалась с ноги на ногу… Балкон… здесь так холодно зимами, что стенки покрываются льдом. — Иди отдохни, иди. — я киваю, чмокнув маму, направляясь в свою комнату, где на постели, всю ночь, со мной был Сладкий и рыдание, истошные рыдания в подушку.***
Может быть, она была лишней в своем мире. От нее не веяло сладко-карамельными духами по вечерам, а носик не был вздернутым и аккуратным. Она никогда не казалась себе красивой, были моменты, когда смотреть в зеркало — становилось наказанием. В ней не было шарма и очарования. Она не умела крутить парнями, и не хотела этого делать. Доброта, которую называли «неописуемой», для нее всегда была губящей. Эта девочка испытывала боль даже с самыми родными людьми — родителями. В школе… в школе переживала самые разные этапы, и менялась из-за боли именно в школьные годы. Мечтала уехать из города, чтобы добиться всего, о чем думается. Доказать самой себе, что… она чего-то стоит. Он был ее ориентиром, он был самым близким, хотя всегда был далеко. В первый концерт, она расплакалась, когда увидела его с четвертого ряда. Дыхание оборвалось, верить в происходящее для нее было чем-то нереальным, а на втором концерте… Ей было плевать на все комплексы, она смотрела ему в глаза, понимая, что второй концерт станет второй строкой в списке из тысячи пунктов. Она боялась признаться себе, что пропустила его в сердце. Но еще больше боялась признаться, что ей показалось, что она попала к нему в душу. Ей показалась… и этих слов страшится было нужнее всего. Показалось. А она поверила. Во все это поверила.