Мешки с динамитом

Жертвы научной фантастики, Крепкие плечи, суровые лица. Битою рожею как не гордиться?

— Вставай, кусок человека! — сначала входная дверь щёлкнула замком. Потом Серёга зашуршал в коридоре, снимая ботинки, потом — в комнату пробрался знакомый запах одеколона. Что-то пряное, но при этом разрекламированное до безобразия — Арсений сунул голову под подушку, надеясь сбежать от суровой реальности в лице друга ещё хоть на немного. Кровать жалобно скрипнула, когда Матвиенко прыгнул на неё, проигнорировав визг пружин. — Ну куда ты в грязном на постель, ирод, — простонал Попов, не предпринимая, впрочем, никаких попыток друга с кровати спихнуть. — Сколько времени? — Уже восемь утра! — жизнерадостно доложил Серёга, понемногу отбирая у фигуриста одеяло. — И какого лешего ты не на работе? — Суббота! — хмыкнул Серёга, раскачивая Арсения за плечо. Фигурист глухо застонал. Морская болезнь подкрадывалась понемногу, но уверенно. — Меня сейчас стошнит, — пожаловался Попов, намекая другу на то, что хорошо бы перестать его трясти, как киндер-сюрприз. — И? — И плохо будет нам обоим. — С чего бы? Ты под подушкой лежишь, кровать твоя. Мне урона не перепадёт, — ухмыльнулся Матвиенко, начиная трясти Арсения с меньшей амплитудой, но удвоенным энтузиазмом. — Наивный чукотский мальчик, — еле слышно проворчал фигурист, чувствуя, как остатки сна уже сделали ему ручкой и свалили в закат. Арсений перехватил подушку за уголок и послал в свободный полёт, не слишком надеясь зацепить друга, а больше отводя душу. Попов уселся на кровати и потёр глаза кулаком, отчаянно зевая. — И зачем я тебе понадобился в такую рань? — Во-первых, я тебе уже говорил, что у нас на следующей неделе мальчишник. Во-вторых — поедем выбирать костюм, а потом посидим где-нибудь, как бонус. — Ты угощаешь, — безапелляционно и нагло заявил Попов, выкручиваясь из одеяла и соскальзывая на пол. По голой коже побежали мурашки — Арсений спал в одних трусах и искренне не понимал тех, кто предпочитает пижамные костюмы. Неудобно же! — Но ты, конечно, пидарас, — качнул головой фигурист. — Кто бы говорил! — Кто-то по ориентации, а кто-то по призванию, — парировал Арсений, вздёрнув бровь. — Иди уже! -- — Серёга, ты в этом костюме похож на Дона Корлеоне, а не на счастливого друга жениха, — Попов опёрся локтем одной руки на ладонь другой, постукивая пальцем по подбородку и задумчиво разглядывая друга. — Чёрное в чёрном, — протянул Матвиенко, пытаясь разглядеть свою пятую точку в зеркале. Попытки были тщетны — пиджак закрывал весь нужный обзор. — Если хочешь, можем купить его на будущее, — невинно предложил Арсений, поведя ладонью. — На какое? — Да как бы тебе сказать, — протянул Попов. — Не голым же тебя в гроб класть… — Напомни мне, почему мы вообще общаемся? — вяло огрызнулся Серёга, задёргивая шторку примерочной. — Потому что я классный, — так же лениво откликнулся Арсений, вздыхая. Сам он с костюмом уже определился — на свадьбу же ему не идти, только на мальчишник — однотонная тёмно-синяя ткань в узоре из «турецких огурцов», заметных только при свете. Без галстука и без бабочки, с рубашкой без воротника, чтобы никакого шанса не было удавку на шею повесить: у Арсения были очень напряжённые отношения со всем, что норовило его удушить. То ли мнительность, то ли простые заморочки — но даже водолазки Попов носил с трудом, раз от раза оттягивая воротник и в результате растягивая его окончательно. — А может ты мне расскажешь, почему я должен идти на мальчишник твоего хоккейного друга? — протянул Арсений, с сомнением разглядывая родинку на запястье — ипохондрией страдать не довелось, но лишняя осторожность никогда не помешает. — Потому что Димас — прекрасный человек и мой давний друг, решил собрать хоть сколько-нибудь приятную компанию. К тому же, я давно хотел вас познакомить, вот и выдался повод. Не переживай, он очень толерантно относится к спорт-меньшинствам. — Чего-о-о? — Ну не бьёт фигуристов при встрече, — охотно пояснил Матвиенко, попутно чертыхаясь себе под нос. — Ладно, пусть. Ты там всё? Я тут не молодею, — заворчал Попов, прогуливаясь из стороны в сторону за неимением возможности уткнуться носом в мобильник: сеть здесь почему-то не ловила. — Да, да, сейчас, — Серёга нервно дёрнул штору. — Ну? Этот костюм выглядел в разы лучше, чем тот похоронный комплект: тёмно-коричневый пиджак, зауженные к лодыжкам брюки с острыми стрелками. — Уже лучше. Хоть похоронное агентство открывать при взгляде на тебя не хочется, — кивнул Арсений, расплывшись в глумливой ухмылке. — Иди ты к чёрту, Попов, — закатил глаза Серёга. — Возьму этот, и хрен с тобой. Чай, в свидетели Димка не звал, и хрен с ним. — У тебя со всеми хрен, — лениво отметил Арсений. Серёга яростно задёрнул шторку, чуть не оторвав её с петель. — Скажи мне, чувак, почему ты такой? — вздохнул Матвиенко из примерочной, шурша костюмом. — А тебя что-то не устраивает? — Арс сцедил зевок в кулак, стараясь не вывихнуть челюсть — и так всё ещё саднил выбитый дерзким хоккеистом зуб. — Да просто удивляюсь, сколько в человеке может быть желчи, — хмыкнул Серёга, резко «вжикнув» молнией на джинсах. — Неужели ты думаешь, что тот шпала — единственный, кто желает набить тебе морду? — Матвиенко вышел из примерочной и испепеляюще глянул на друга снизу вверх, исподлобья. — Ты напоминаешь мне об этом чуть ли не каждый день, как можно забыть. Продолжать проповедь по теме «возлюби ближнего своего, а не беси его всеми возможными способами» Серёга не стал — только подхватил вешалку с костюмом и двинулся к кассе, беззлобно ворча что-то себе под нос о том, как долго можно терпеть такую язву. …Они познакомились лет пять назад — когда Попов загремел в больницу, бонусом получил неофициальный диагноз «депрессия» и часами лежал на койке, пялясь в потолок. Матвиенко был тогда ещё зелёным ординатором — и, конечно, вовсе не обязан был соваться к нему в душу, чтобы выяснять, как фигурист себя чувствует. Арсений тогда даже не огрызался, только качал головой и улыбался порой неискренне, только чтобы от него отвязались. А потом понемногу начал злиться — Серёжа прямо-таки видел эту вскипающую в голубых глазах ярость и отчаянное желание вцепиться в чужую глотку ради собственного спокойствия и самоудовлетворения. Благо, ходил тогда Попов из рук вон плохо — нога была зафиксирована от бедра до лодыжки гипсом, чтобы даже в мыслях не было попытаться согнуть конечность раньше времени — и он ковылял по коридору на костылях. Матвиенко вспоминал эти дни с содроганием: Арсений тогда похудел так, что похож был больше на узника Освенцима, чем на гибкого фигуриста — а вдобавок ко всему под покрасневшими от бессонницы глазами залегли глубокие синяки. Но именно в тот момент, когда Попов начал на Серёгу злиться — именно тогда он начал выздоравливать. Перелом надколенника — травма неприятная, кость собрали Арсению по кускам и предупреждали, что путь в большой спорт может быть для него закрыт. Если бы Попов всегда слушал то, что ему говорят, он бы никогда не стал тем, кем являлся. -- — Всё ещё пытаюсь понять, как я подхожу под описание приятной компании в понимании твоего Димона, — хмыкнул Попов, разглядывая солнечную Москву через тонированное окно автомобиля Серёги. — После пары стаканов чего-нибудь горючего ты очень даже приятная компания, — пожал плечами Матвиенко. — К тому же, ты мой друг, потому я и решил, что позвать тебя будет хорошей идеей. Мальчишник-то только для своих, нас будет не больше десяти. — Это уже много, — хмыкнул Арсений. — Сколько ему лет-то? Не рано жениться? — Ему двадцать шесть, кажется. Самое время, — хмыкнул Матвиенко. — Тебе тоже пора, а то ты скоро совсем постареешь, будешь брюзжать по поводу и без. Хотя, постой-ка… Арсений мрачно глянул на друга и фыркнул. Мол, кто бы говорил о вредности и брюзжании. — Ладно, что у тебя там с группой? А то ты мне так и не рассказал ничего, — с толикой обиды в голосе пробурчал Матвиенко, останавливая машину на светофоре. — Да набираю потихоньку, вчера почти пятнадцать человек пришли. Нет, вру, шестнадцать, — он хмыкнул, вспоминая наглую девчушку с зелёными глазами. — И? — Серёга посигналил впереди стоящему автомобилю и поехал следом. — Часть докатается до приличных любителей, зимой на катке возле ГУМа смогут делать ласточку и простые двойные. Часть может претендовать на участие в юниорских, — Арсений пожал плечами. — Но на то, чтобы сместить меня с пьедестала, способна пока только она, — Попов покачал головой. — У девчонки талант, а ещё огромное желание работать. Представляешь, пришла вчера одна и чуть ли не носом меня в каток ткнула — мол, смотрите, Арсений Сергеевич, и не моргайте! — Молодец, с тобой только так и нужно. Иначе отвлекаешься на свои отражения в блестящих поверхностях, — хохотнул Матвиенко. — Но не в этом главная новость! — Попов пропустил колкость мимо ушей, вспоминая вчерашний свой восторг, смешанный с недоумением. — Она — сестра той шпалы, который выбил мне зуб. Серёга вскинул брови удивлённо, а потом нахмурился. — И?.. — И всё, это кульминация! — всплеснул руками Арсений. — Мы даже не поздоровались, он просто зашёл и забрал Алиску. Хотя ты сам прекрасно понимаешь, что мог бы и не согласиться вести сестру на просмотр к тому человеку, которого мечтает видеть в гробу. — Ну, не только он мечтает видеть тебя в гробу, — неразборчиво пробурчал Серёга. — Что? — не расслышал Попов, недоумённо глянув на друга. — Ничего, ничего, говорю, что тебя половина страны мечтает видеть в гробу, так что это неудивительно. Так ты взял её в группу? — Конечно! Говорю же тебе, это юное дарование многого добьётся. — Если её брат тебя не добьёт, — многозначительно хмыкнул Серёга, паркуясь возле дома Попова. — А соблазн так велик! -- — Арсений, твою за ногу, ты опять удумал Сальхова прыгать в конце программы? — Алексей Иванович готов был встряхнуть своего нерадивого ученика за шкирку, чтобы мозги на место встали — только тренер слишком хорошо знал, что не поможет. Арсений стоял у бортика, вцепившись в него руками — терпеть не мог, когда его стыдили, словно маленького ребёнка. Он взрослый человек, в конце-то концов, может позволить себе собирать программу из того, что в голову придёт. Даже из самых безумных вещей вроде трёх четверных прыжков подряд. Кто ж его остановит? — Я сегодня в бандаже, — повёл плечом Попов. Тренер всегда был тем, рядом с кем Арсений чувствовал себя сопливым подростком — здоровенный, чуть выше самого фигуриста, с густыми чёрными бровями, так и не поддавшимися седине. Алексей Иванович был крепким мужчиной со звучным голосом, от которого хотелось вжать голову в плечи и признаться во всех смертных грехах — но человек существо своеобразное, ко всему привыкает. — Дело не в бандаже… — В прошлый раз было именно в нём! — вспылил Попов, глядя на тренера озлобленно. — Ты сам знаешь, чем для тебя чревато неудачное падение, Арсений! — рявкнул Алексей Иванович — полная версия имени подопечного всегда действовала на того лучше ушата холодной воды. — Я иду на оправданный риск. Это будет мой последний Гран-При. Фигурист стянул коньки и шагнул за бортик прямо в носках, проигнорировав протянутые ему чехлы. Ничего, послезавтра придёт на тренировку как ни в чём не бывало, им обоим надо просто остыть, поразмыслить — как обычно, ничего нового. Попов обернулся, когда уже собирался нырять в узкий коридор к раздевалкам — и заметил высокую фигуру в красной мешковатой толстовке, наблюдающую за ним, как незримый часовой. Чёртово ощущение дежавю. — Какого хрена ты следишь за мной? — негромко произнёс Арсений — эхо усилило фразу, отражая звук от голых серых стен. — Ваш день завтра, тогда бы и приходил. — Я не слежу, — сухо откликнулся хоккеист, зашагав к замершему в напряжении фигуристу. — И сегодня, как видишь, без снаряги, — юноша вынул руки из карманов толстовки и развёл в стороны, будто показывая, что он там не прятал клюшку или шайбу. «А если шайбу в кулаке зажать, это же ведь и череп проломить можно…» — Тогда ариведерчи, мягкой посадки, попутного ветра и анекдотов в дорогу, — огрызнулся фигурист, собираясь уже шагнуть в раздевалку, как хоккеист оказался от него едва ли в метре. Он стоял точно под белой лампой — кожа приобрела мертвенно-серый оттенок, а сломанный нос разлился фингалами под оба глаза. Отёк понемногу пропадал, что, как ни странно, Арсения обрадовало — у самого красовался только отпечаток чужого кулака на челюсти, понемногу перетекающий в синий из фиолетового. — Ладно, постой, — вздохнул хоккеист. — Ты знаешь, что лезвием конька я тебе могу рассечь артерию, а потом выдать это за несчастный случай? — Я в курсе, что у тебя был подобный опыт, — усмехнулся юноша, скривив губы в улыбке. Арсений дёрнулся, как от пощёчины — да, о том скандале тогда в курсе был едва ли не весь мир, интересующийся фигурным катанием, но откуда об этом знать мальчишке-хоккеисту, который их ненавидит? Чтобы позлорадствовать? Унизить? Так Арс никогда этого не стеснялся. Парень шагнул вперёд — и прежде чем Попов успел ударить или увернуться, он просто его обнял. Фигурист замер, чувствуя, как мышцы каменеют — и расслабляются, натруженные после тренировки. Интересно, это хитрый план, чтобы ткнуть его в бок заточкой или что? Обнимать в ответ Арсений не собирался — хотя бы потому, что держал в одной руке коньки, сжимая их лезвия в ладони до отрезвляющей боли. И потому, что слабости свои нужно держать в узде — тут нежности никому не сдались. Попов дёрнул плечом, выкручиваясь из объятий, и сделал шаг назад. — Удачи, — хоккеист даже не обиделся — только улыбнулся как-то грустно и, развернувшись на пятках, пошёл обратно к катку, оставив Арсения стоять в прострации — и совершенном недоумении. И как, вашу мать, всё это понимать? -- Возвращаться домой на метро в одиннадцать вечера — прекрасный опыт. Количество людей в вагонах стремится к нулю, и не нужно даже доставать наушники, чтобы заглушить чужие разговоры: можно наслаждаться перестуком колёс и ветром из приоткрытых форточек, перебирающим волосы нетерпеливо. Арсений дремал, прислонившись виском к поручню — и старался не думать о том, как же до чёртиков приятно обнимать кого угодно. Сколько лет он уже не подпускал никого к себе ближе, чем на расстояние рукопожатия? А этот мальчишка дважды за неделю ворвался вихрем в его зону комфорта, разбил ему морду, а потом то ли извинился, то ли решил соперника деморализовать. Что ж, Арсений никогда бы не признался в том, что хоккеисту это удалось. Попов не понимал, пугало его или раздражало то, что этот шпала явно знал о нём больше — да хотя бы из СМИ, хотя бы из статьи в Википедии, из которой правды от силы половина. Он бы ведь тоже хотел знать о своём сопернике хоть что-нибудь — хотя бы имя. Что уж там говорить о всяком грязном белье! Издержки бытия любой известной личности — всё ваше грязное бельё всегда на обозрении у публики, можете не прятать скелеты в шкаф, там уже сидят репортёры, готовые разорвать вас только для сенсации. Жёлтые газетёнки в этом плане Попов ненавидел всей душой, но поджигать редакции было бы куда большим косяком, чем драка с американским спортсменом после соревнований, потому Арсений терпел. Привыкнуть к этому было невозможно. Вагон затормозил на нужной станции, и Попов шагнул из него прочь, переставляя ноги на автомате — если столько думать, можно свихнуться. Благо, слишком часто Арсений такое не практиковал. -- Мальчишник, который должен был случиться прямо сегодня, фигуриста не пугал — в полумраке ночного клуба неловко только до определённого стакана «Кубы либре», а потом все в радиусе двух метров автоматически становятся друзьями, за которыми и в огонь, и в воду, и медные трубы грызть. Добираться, правда, пришлось на такси — да и обратно только так, разве что не пешком через весь город. А зная себя нетрезвого, Арсений не мог ручаться, что не пойдёт таким длинным путём. — Арсюх, ты там где? Я тебя возле клубешника уже жду, — голос в трубке съедался гулом толпы на фоне, и Серёга едва ли не кричал. — Да вот сворачиваю уже на улицу! А Димас твой уже приехал? — Нет, я тут пока один. Может, ещё кто-то, но я пока никого не знаю. — Для тебя это не проблема, Серый! Еду, — Попов отключился, потому что водитель уже свернул на нужную улицу — Арсений смог даже разглядеть толпу у входа. Матвиенко, правда, видно не было — затерялся, что ли? Фигурист выскочил из машины, как ужаленный — не любил опаздывать, как истинный петербуржец с интеллигентностью в крови. Арсений прислушался — да и пошёл на звук голоса Серёги, который без труда перекрывал вообще всю толпу, потому что больно жизнерадостно с кем-то братался. — А я смотрю, ты времени зря не терял! — усмехнулся Попов, пихая друга в плечо. — Да это Димка приехал, вот, познакомить вас надо, — Серёжа сделал шаг в сторону, чтобы Попов увидел виновника торжества во всей красе. — Очень приятно, — выдавил Арсений, кривя губы в жизнерадостной улыбке и очень стараясь сделать это естественно. Естественно не получилось — потому что перед ним стоял тот самый «Поз» — друг шпалы в очках, который пару дней назад притащил в раздевалку Добровольского. — Надо же, как тесен мир! — улыбнулся жених, поправив очки. Не то слово, как.