(не)Канон

– Почему ты меня ненавидишь? – внезапно, как-то совсем ни к месту, спросил Арно. В его вопросе было столько безнадёжного, почти наивного, непонимания, что его невольно становилось жалко. Крылова замерла на секунду. Вопрос был обычным, вполне ожидаемым и все это время он лежал на поверхности. Но именно такие вопросы почему-то всегда застают врасплох: они кажутся настолько очевидными, что их даже нет смысла спрашивать. – Кто тебе сказал, что я тебя ненавижу? – секундное оцепенение прошло, глаза Крыловой медленно, почти лениво, повернулись в сторону секретаря Гая. Арно смутился. Встречный вопрос мелкой был из того же ряда вопросов, что и его собственный, на такие вопросы никогда не можешь ответить внятно, потому что ответа-то и не знаешь, а будто чувствуешь его. Остаётся только возмущённо задохнуться, всплеснуть руками и закричать: "Да как же! А вот же!" Крылова непривычно горько хмыкнула. – Если бы я действительно испытывала к тебе те чувства, которые описывают словом "ненависть", неужели ты думаешь, что до сих пор был бы жив? – на этот раз она повернула к Арно уже голову и внимательно, с грустью, посмотрела будто сквозь его лицо. – Иногда мне вообще кажется, что я не могу ненавидеть. – Почему? – спросил Арно почти жадно. Неподдельный интерес смешался с его обычной привычкой совать свой нос во все дела, заглядывать в души, сканировать и принимать к сведению. – Ненависть и любовь – слишком сильные чувства. А такие чувства заставляют человека показывать своё истинное лицо. Вот только, если любовь мотивирует человека к хорошему, светлому, то ненависть – наоборот. Ты выворачиваешь наизнанку свою душу, вытряхивая из нее самое мерзкое, чёрное и грязное. Становишься, словно скелет, с которого содрали кожу, обнажив весь знаменитый богатый внутренний мир. Люди боятся своих пороков, люди боятся выглядеть плохими. – Боишься, что кто-то увидит твою мерзость? – не удержавшись, кольнул Арно. Крылова приподняла брови, безразлично смотря в стену, даже не замечая, что лицо Арно находится уже совсем не в той точке. Он сидел теперь всего в полуметре от малой, внимательно вглядываясь в её лицо, будто слова, которые она произносила, были чем-то материальным, чем-то, что можно увидеть. – Я своей мерзости не стесняюсь. – просто ответила она. – Но и показывать её каждому смысла не вижу. Моя мерзость пусть остаётся во мне. – Всё своё светлое ты тоже, видимо, хочешь оставить в себе. – неосторожно брякнул секретарь, не заметив, что глаза Крыловой ожили и смотрели теперь точно на него. – Знаешь, оно во мне хотя бы есть. – просто ответила Крылова и, будто опомнившись, поднялась и уже собиралась выйти из комнаты, но голос Арно остановил её у самой двери. – Ты не права. Любовь и ненависть – это разные понятия. Не понимаю, как тебе пришло в голову поставить их рядом. Крылова остановилась. Медленно повернулась. Дождалась, пока Арно всё-таки поднимет взгляд на нее. – Какая разница: поставить перед тройкой минус или ничего не поставить, она как была тройкой, так и останется, – пожала плечами она. – В математике это важно, разница может быть колоссальной. И если ты этого не понимаешь, это даже и может стоить кому-то жизни.– подловил её Арно, но радовался только до того момента, пока не наткнулся на её взгляд. – А в метафорах это значения не играет. – уже с обычным своим раздражением отрезала Крылова, любившая всякие сравнения для наглядности. – И если ты этого не понимаешь, это тоже может стоить кому-то жизни. И моли бога, Арно, чтоб не тебе. Арно моргнул и хотел что-то возразить, но Крылова уже скрылась за бесшумно закрывшейся дверью.