(не)Канон

      Лиану тошнило. Тошнило от себя же. Она всегда считала себя практически идеалом, чистой и четкой формулой, но оказалась неправа.       Ярослава смотрит вызывающе и дерзко, так, что тянет где-то внутри. Практически по-детски обидно, хочется кричать и плакать, но надо держаться. Лиана понимает, что эта девчонка продержится ровно столько же, сколько держались и другие, но этот взгляд, этот дерзкий и смелый взгляд, заставляет кричать и злиться, бить кулаками стену, следить и быть начеку.       Лиана много раз видела Яру: неухоженную, добрую и такую… «свою», но Ярослава была совершенно другим делом: ядовитая и бойкая, она врывалась в размеренную жизнь Альберта Фёдоровича, лечила его раны, заставляла забыться, а Лиане только и оставалось, что сидеть и злиться. Злиться на саму себя.       Ярослава громко смеется, пожалуй, слишком вальяжно касаясь тонкими пальцами щеки шефа. Лиана сжимает зубы и натужно улыбается. Это не её дело, вовсе не её дело.       Арно улыбается приветливее обычного, но вместо привычного отвращения Лиана испытывает лишь признательность. Она-то понимает, что у секретаря Гая просто нет другого выбора. Они, как две марионетки, как две выученные и запуганные собачки должны жаться к ногам своих хозяев, приветливо вилять хвостиками и радостно лаять на любую чудаковатость тех, кто после кинет им сочный и вкусный кусок мяса.       Арно перестает улыбаться, когда знает, что никто на него точно не смотрит. Но Лиана — не все эти люди, и, возможно, секретарь Гая просто не замечает ее, погрузившись в свои размышления. Она выскакивает внезапно, и, судя по лицу Арно, застает того врасплох. Он по инерции хихикает, пытается отшучиваться, но Лиана смотрит ему в глаза спокойно и серьезно. Она уверена, что никто не сможет противиться такому взгляду. И Арно не противится. Он обхватывает ее лицо холодными и тонкими пальцами, целует грубо и долго, а потом бесконечно нежно гладит её волосы, шепча что-то про справедливость, про скорую месть.       Лиана видит, что Ярослава шепчет что-то прямо в ухо Долбушину, касаясь его ядовито-алыми губами. Долбушин усмехается, кладет руку ей на бедро, а потом они, будто незаметно, исчезают с палубы Гоморры.       Арно смеется. Бесконечно и злорадно смеется, потому что его забавляют чувства Лианы. Потому что он достаточно насмотрелся за годы своей работы. — Меня от тебя тошнит. — Едко выдавливает Лиана, после того, как Арно отстраняется от её губ.       Арно смеется практически без обиды. Будто это хорошая и смешная шутка. Лиана проклинает себя и свои чувства, но совершенно ничего не может с собой поделать. Её тошнит от алой помады когда-то тихой Ярославы, от одеколона Арно, от его губ. Её тошнит от привычки шефа всё и вся держать под секретом. Но больше всего, конечно же, ее тошнит от самой себя: от такой наивой и доверчивой дурочки, над которой до конца своих дней будет насмехаться мелкая, кривить рот и говорить, будто случайно: «Ну что, подруга, ты точно влюблена в свою работу, а не в того, кто дает ее тебе?»