(не)Канон

      Еще ничего нет и долго ничего не будет: драк, арестов, перепалок и взбешенного Александра Муромца; нет разбитых костяшек, уставших вздохов, недопонимания и ссор, есть только тихая песня, в которой с трудом различаешь слова в трех шагах от. Есть тонкие Лианины пальцы, нежно перебирающие рыжеватые кудряшки младшей сводной сестры, есть её тихое сопение и подрагивающий кончик носа, есть маленькие пальчики, крепко вцепившиеся в свитер, не желающие разжаться ни на секунду. — Просыпайся, Королевна, надевай-ка оперение… — тихо произносит девушка и целует маленький бледный лоб, — полетим с тобой в ненастье, тонок лед твоих запястий…       Слова, услышанные где-то по радио, идут прямиком из сердца, усыпляют маленькую Крылову, делая её такой тихой и спокойной, что невольно умиляешься. Она еще не знает, что ждёт её, и Лиана не знает тоже, она просто поёт, прижимает, гладит и целует, потому что так надо, потому что это очень похоже на истинную любовь, на то, что она не в силах перебороть.       Мечи и стрелы еще далеко, еще не снятся этому маленькому человечку звуки затвора, взрывы и окрики, еще не хрустят черепа и кости под ботинками, пули не обжигают кожу, оставляя красные полосы. — Я смеюсь и взмываю в небо, я и сам в себя не верю…       Еще нет пророчества, нет отряда, идущего через неизведанные земли, кишащие страшными существами, нет той самой первой битвы, самой важной, которая определяет: кто ты есть на самом деле? Нет страшных гонцов, нападающих просто так, нет лязга креплений и скрежета доспехов. Пули не прошивают ничью грудь навылет, обагряя стены пугающими красными кляксами, решения еще не надо принимать за долю секунды — а иначе смерть.       Есть тихое трещание старого радио, гудение большого холодильника. Чайник тихо кипит на газовой плите и на кухне пахнет чабрецом и лавандой. Еще не кровью. Еще не смертью. — В тумане различит мой взор лишь очи цвета горечавки…       В Охранке можно встретить множество прекрасных цветов любых форм, любых сочетаний. Лиана знает. Лиана видела. Крылова пока нет. И пока долго еще не увидит ничего, кроме маленькой уютной квартиры, заспанного папиного лица и его мутных голубых глаз за стеклами очков. — Сердце ранит твоя милость, как стрела над тетивою…       Стрелы пока еще не опасны. Пока еще это только стрелы: стрелы есть у рыжей старшей сестры, иногда её добрый взрослый друг держит их в руке, чертит ими замысловатые узоры на мягкой почве. Он подкидывает Крылову в небо и ловит. Он всегда её ловит. И всегда будет ловить.       Она этого еще не знает. Она знает, что его ладони такие же большие и теплые, как у папы, знает, что его щетина такая же мягкая, но иногда колется. Знает, что ей нравится, как он пахнет. Как пахнет Лиана и Муромец, как пахнет бабушкина шея и компот, который та варит, запевая долгие, протяжные, но такие красивые песни. — Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, но, может, тебя и на свете нету…       Есть, конечно же есть, и это известно уже сейчас. Есть она и люди, которые никогда её не оставят и которых никогда не оставит она. Потому что это похоже на истинную любовь, на то, что никто не в силах изменить.