(не)Канон

      У Крыловой тонкие белые запястья с мелкими белыми шрамами, на предплечьях виднеются следы от сигарет, перечеркнутые крест-накрест розоватыми рубцами. Крылова не носит головных уборов, подставляя бледный лоб под снег и дождь, тайком курит на веранде несколько крепких сигарет подряд, зажевывая их после мятной жвачкой, прячет в рюкзак пустые банки от энергетиков и пивные бутылки. Крылова надрывно хохочет, обнажая белые зубы с выпирающим клыком, говорит быстро и сбивчиво, а после вскакивает и бежит куда-то, перепрыгивая несколько ступеней за раз, буквально перелетая через лужи и едва не снося плечом стены и углы. Она шутит про собственную смерть, бросается под машины, пули и огонь, огрызается не с теми людьми, а после приближается неприлично близко и вызывающе смотрит им в глаза, привставая на носки.       У Лианы множество незавершенных дел, которые надо сделать «вот прям щас», цветок на подоконнике и новая машинка под цвет ногтей. Лиана вздрагивает от шуток Крыловой и иногда хочет её ударить, но потом долго не может заснуть, расхаживая по квартире, если сводная сестра не берет трубку. Лиана вжимает голову в плечи, когда Александр Муромец стучит по столу, и хочет исчезнуть, когда Крылова бросается на отца, защищая Лиану от очередного выпада. Крылова будто не знает, что за свои слова когда-нибудь, да придется ответить, и дай бог, чтобы этот ответ не закончился похоронами. Крылова истерично смеется и скалится, утверждая, что ничего ей не сделают, Лиана кивает, будто действительно в это верит, будто на самом деле считает Крылову безответственным несмышленым ребёнком, но сердце сжимается от осознание того, что Крылова просто не хочет жить.       Муромец устало выдыхает и опускается на пол, обхватывая голову руками. Горыныч целует её в шею и прижимает к себе, но ничем, по-сути, помочь не может. Горыныч любит Крылову. И Муромец её любит. Просто они оба не знают, что с ней делать, как уберечь её от себя же самой. — Если она продолжит так себя вести, — тихо шепчет Муромец, быстро вытирая пальцем слезинку, — её точно убьют. Убьют, а я не смогу её защитить.       Горыныч бубнит что-то опровергающее, но и сам прекрасно знает, что Муромец права. Крылову не спасти по той простой причине, что она сама не хочет быть спасенной. Она уворачивается от руки помощи, а потом бьет её, если рука оказывается слишком навязчивой. Крылова не хочет быть спасенной, потому что считает себя в чем-то виноватой, но в чем — не знает даже она сама.       Крылова убегает из дома и отключает телефон, а поисковые группы потом ищут её неделями, пока она сама не возвращается, будто ничего не было. Муромец не может перестать кричать на неё, бросая в стену вещи, стуча кулаком по столу, отвешивая подзатыльники. Крылова смотрит в пол, улыбается и молчит. Ей нет дела до метаний сестры, потому что она о них не просила.       Когда Муромец, остыв, уходит в свой кабинет, Крылова выходит на веранду, и Лиана выходит за ней. Они молча сидят на кресле-качелях, изредка переглядываясь, выпуская дым в ночную тишину. — Если ты умрешь, Муромец сойдет с ума, — усмехается Лиана. — Когда я умру, — поправляет её Крылова, и у Лианы снова сжимается сердце.       Арно подкрадывается к бывшей жене со спины и целует в обнаженное плечо. Муромец даже не вздрагивает, лишь немного отодвигается в сторону. Арно садится рядом, гладит её руки, улыбаясь и посмеиваясь каким-то своим мыслям, Муромец старается не смотреть в его сторону, но руки почему-то не убирает. Горыныч уехал еще днём и Арно об этом прекрасно знает. Он убирает рыжеватую прядь жены за ухо, целует в висок и крепко обнимает, тихо рассказывая ей что-то отвлеченное, легкое и смешное. У Муромец нет сил, чтобы прогнать его. Да она и не хочет. Она закрывает глаза и утыкается в его пахнущую одеколоном грудь.       Утром Крылову посадили в обезьянник за драку в торговом центре, а днем выпустили под честное муромское слово, что сестра больше так не будет себя вести. Несколько часов назад ей снова позвонили из другого участка, чтобы сообщить, что на Крылову написано заявление за тяжкие телесные и что в ближайшее же время она может пойти под суд, если Муромец что-нибудь не предпримет. Муромец не хочет ничего предпринимать. Просто не хочет. Муромец хочет опустить руки, уткнуться в чье-нибудь плечо, горько заплакать и не решать больше чужие проблемы. Арно обещает разобрать за неё проблемы Крыловой, целует в скулу и не собирается уходить до утра.       Арно встречает Крылову возле подъезда её дома смачным подзатыльником, на который та тут же отвечает ударом в живот. Арно сгибается, но всё-таки крепко сжимает её руку и чуть выкручивает. Крылова не пытается сопротивляться, потому что их драка может продолжаться бесконечно: Арно сильнее физически, но Крылова куда упрямее и быстрее. Они с ненавистью глядят друг на друга, шипят неприятные вещи сквозь зубы и расходятся. — Я надеюсь, если ты умрешь, всем станет легче, — выплевывает Арно, глядя в удаляющуюся спину. — Когда я умру, — не оборачиваясь поправляет его Крылова и быстро шмыгает за припаркованный у тротуара грузовик. Когда Арно выглядывает на дорогу, Крыловой там уже нет.       Арно сплевывает на асфальт, разворачивается на каблуках и быстрым шагом идет к своей машине, в которой на секунду поддается эмоциям и бьет руками по рулю. Нельзя грозить смертью человеку, который её не боится. Это как минимум неэффективно.       Когда Крылова узнает, что является частью какого-то пророчества, она долго кричит, швыряет вещи, бьет мебель ногами и снова кричит. Ей кажется это несправедливым и обидным. Она опускается на пол, обхватывает колени руками и плачет. А рыжеватая прядь упорно лезет в глаза. Лиана сидит рядом с ней на полу и ничем не может помочь. Лиане самой нужна помощь.       Успокоившись, Крылова начинает истерично смеяться, запрокидывая голову назад, хлопает себя по коленке и захлебываясь говорит что-то сводной сестре. Лиана смотрит на неё с опаской, осторожно касается плеча, а потом крепко обнимает заходящуюся смехом Крылову. — Когда я умру, — говорит Крылова, — не плачь, пожалуйста, и Муромец скажи то же самое, я не хочу, чтобы вы плакали из-за исполнения какого-то тупого пророчества. — Если ты умрешь, — произносит Лиана, и Крылова не поправляет её.       Ей и самой хочется верить, что это будет «если.»