Пропущенные драбблы

      Что-то, что он убил в Йене тогда, перешло ему. Словно паразит, переползло и присосалось, впрыскивая свой поганый яд и откладывая яйца. Плодясь внутри него.       Микки не знает, что это, но чем дольше без Йена, тем хуже.       Он всё ещё не до конца верит, прислушивается, когда кто-то произносит его имя, не сдержавшись, спрашивает, и плевать ему, что о нём подумают.       Этот Галлагер не денег ему должен, а душу, которую вытащил и, закинув в мешок, утащил с собой в бараки. Мозги, которые взболтал до состояния каши.       Да, да, он проиграл! Он готов орать об этом, готов засосать Йена прямо перед отцом и беременной шлюхой-женой, готов притаранить ему чёртов букет прямо в их галлагерское гнездо, только бы ещё хоть раз.       Хоть раз услышать севший голос над ухом, хоть раз почувствовать на себе его сжимающие до багровых синяков руки, ощутить тонкую бледную кожу под пальцами и блядские веснушки поцеловать.       Микки всё кажется имитацией, подделкой. Ему всего не хватает.       Он каждую ночь на самый край кровати откатывается, лишь бы оказаться подальше от жены. И не потому что она шлюха, которая дрочит мужикам каждый день, а потому что она не Йен.       Слишком мягкая, несмотря на образ жизни, нежная и ни за что не упрется стояком ему в спину утром.       Всего одна ночь с Галлагером, но он до сих пор, засыпая, пытается словить те фантомные ощущения, когда его обнимали сильные руки, пытается вспомнить запах табака и дешёвого геля для душа. Он даже такой же в магазине нашёл и купил, но Йен всё равно пах по-другому.       Даже этого Микки не оставил на прощание. Хотя разве он заслужил?       Нет. Йен словно до сих пор доминирует, наказывает так, что Микки даже кончить не может.       Заводится с пол-оборота, стоит только подумать о рыжем Галлагере, но дальше всё. Пропасть. Пустота, рвущаяся изнутри наружу.       Он пытался представить Йена, когда жена отсасывала ему под столом. Зажмуривал до белых пятен глаза, но понимал, что это не то. Всё не то. Её губы словно неживые, рот, хоть и умелый, но движения словно у механической китайской собачки.       Губы Йена — горячие, сжимающиеся в плотное кольцо, блядски улыбающиеся с растекающейся по ним спермой Микки, пропитанные никотином. Необходимые, как воздух.       После последнего раза Микки бросил эту затею и, договорившись с женой, перестал что–либо делать вовсе. С ней.       Зато попытался сам.       Не просто пялиться на стыренную у Мэнди фотографию Йена, прикрепив умывальнику в ванной. Словно от его гипноза настоящий Галлагер вылезет через зеркало и выебет его за всё время. Или обнимет. Да господи, пускай хоть до полусмерти отпиздит, Микки от одного прикосновения его кожи к своей тут же спустит в штаны. И, как в тот раз на заброшке Йен, будет терпеть, пока из него выбьют всю дурь, пока Йену не полегчает.       Он представлял себе всё это, и казалось, ещё чуть-чуть, совсем чуть-чуть, но… Улыбка Йена на фото слишком похожа на ту, прощальную. Мёртвую.       Боль от разбитых о зеркало костяшек на один затяг сигаретой пересилила ту, что медленно, кусочек за кусочком жрёт его изнутри. А потом всё вернулось.       Даже фотография Йена — имитация.       — А я вот люблю пялить рыжих. С грёбаными веснушками и бледной кожей, похожих на сраных пришельцев.       Обдолбанное, накачанное алкоголем сознание отказывается работать нормально, зато развязывается язык, и Микки кажется, что если он хоть что-то не сделает, то просто вскроется.       Даже если весь бар поймёт, о ком он говорит.       Всё лучше, чем так.       Пускай даже со стрёмной бабищей, которая похожа скорее на тощего нескладного мальчугана, чем на подтянутого высокого Йена, но… плевать. Он будет пялить её и представлять его. В этот раз точно получится.       Она настолько голодна до траха, что даже выпивка для подката не нужна. И у него даже встает при взгляде на забранные в короткий хвост рыжие волосы, бледную поясницу и задницу. Но, сколько бы ни втрахивался в разработанную дырку, всё не то.       То ли потому, что она орёт как раненая гиена, то ли потому что… Ему нужно, чтобы его трахали? Иначе никак?       Бил себя в грудь и орал в улыбающееся лицо Йена, что он не сука, а в итоге без члена в жопе теперь и кончить не может?       Микки лучше и правда вскроется, чем позволит кому-то пялить себя. Кому-то другому с членом между ног.       — Кончать не будешь?       Раздумывает всего миг. Разве ещё осталось что терять? Разве не поебать?       — Давай поменяем позу.       Встает раком, упирается руками в раковину, но этой тупой бляди ещё и объяснять, что делать, приходится.       Закрыть глаза. Выдохнуть. Представить.       Йен навязчивой идеей в голове круглосуточно крутится, так почему сейчас он не может?       Даже в нулину пьяный понимает.       Не его запах в блядском сортире.       Не его руки на бёдрах.       Сучьи крики забиваются в уши, и Микки даже голос Йена представить не может.       Микки сдаётся. Он проиграл.       Без Йена всё — поганая имитация.