Пятью годами ранее. 850 год.
Несмотря на то, что ряды Разведотряда понесли значительные потери, бумажной волокиты по окончании последней миссии у сильнейшего воина человечества не уменьшилось. Скорее, наоборот. Бесконечные отчеты и письма сожаления семьям погибших заполонили практически весь его досуг. Можно было доверить это бывшим кадетам сто четвертого выпуска, тем самым не утруждать себя, но Леви не хотел. Он осознавал, что принимал непосредственное участие в смерти несчастных. А убегать от ответственности мужчина не привык. Перо царапает пергамент с характерным хрустом, выводя очередные строчки, полные сухого сожаления. Но это все, что в его силах — вложить в конверт письмо и запачканную в крови нашивку с «крыльями свободы», которую лично сорвал с наиболее изуродованных тел, непригодных для передачи родственникам. Зик уже был в его руках. Одно движение — и Леви бы исполнил обещание. Но секундное сомнение пустило под откос все предпринятые ранее усилия. На этой мысли рука дернулась, оставив кривую закорючку в конце предложения. — Черт. Тишину разрезал короткий, глухой стук в дверь. Леви по наитию перевел взгляд на часы. Стрелки располагались римской цифрой пять, передавая точное время — без пяти минут девять. «И кого принесло на ночь глядя», — недовольно подумал он, снова опустив взор на неприглядную линию, растекшуюся в кляксу. — Войдите, — холодно произнес Аккерман, смяв в руке испорченный листок, предназначенный для некой миссис Токс, чей сын Руперт погиб в день закрытия бреши в стене Мария. И взяв из стопки чистый кусок пергамента, принялся аккуратно выводить новое послание для упомянутой женщины. Леви был полностью сосредоточен на письме, не удосужившись поднять глаза на незваного гостя. Какой смысл? Если оный пришел по собственному желанию, значит ему что-то нужно от Аккермана. Гость, заглянув в кабинет, ожидал хоть какой-то реакции от Леви, но, не заметив с его стороны никакой заинтересованности, шагнул внутрь освещенного огарком свечи помещения. Пусть их небольшой мир смог отыскать альтернативные источники света. Капитан продолжал использовать в качестве источника света обыкновенный фитиль, окутанный плотным слоем воска, вставленный в подсвечник, чтобы стекающие капли не могли деформировать благородное дерево, предназначенное для хранения необходимых канцелярских предметов. Минуты тянулись невыносимо долго. И так и не дождавшись инициативы разговора от сильнейшего, гость обратился сам. — Видимо, я отвлекаю от важного дела? — немного суетно произнес глава Военной полиции, незаметно вытерев каплю пота, стекающую по виску. Леви не ожидал подобной компании, узнав друга Эрвина Смита по голосу. И что королевский лизоблюд, как порой величал его Аккерман, позабыл у него в кабинете? — Ты прав. Отвлекаешь, — неохотно выпалил он, не испытывая особого удовольствия от общения. Услышав достаточно грубый ответ, Найл Доук попытался сохранить минутное молчание, едва скользнув языком по пересохшему небу. И, понимая, что добиться расположения Аккермана подобным тоном не выйдет, постарался взять себя в руки, медленно выдохнув. — Леви… я понимаю, что назвать нас хорошими друзьями язык не повернется, — на этих словах Аккерман поднял взгляд со стальным оттенком на собеседника, что даже заставило оного прерваться на мгновение. — Но… мне нужна твоя помощь, — неохотно договорил он, заметно помрачнев. Мастерски скрыв вызванное такого рода заявлением удивление, Леви скептически нахмурил брови на переносице. И, заинтересовавшись складывающейся ситуацией, даже некоторое время продолжал вглядываться в лицо Найла Доука, на котором отображалось напряжение и досада. Причина, должно быть, действительно веская, учитывая бледный оттенок лица и выступающий на лбу пот, передающий его эмоции. Глава полиции перепуган до смерти, и виной явно не Аккерман. — И в чем же тебе понадобилась моя помощь? — снова приступив к бумажной рутине, осведомился Леви. — Помоги мне спасти Мари… — тихо произнес Найл Доук слегка дрожащим, приглушенным голосом с нотками нескрываемого отчаяния. — Помоги спасти мою семью. Главу Военной полиции сложно отнести к благородным мужам, способным пожертвовать всем ради справедливости и собственного долга. Приоритет мужчины всегда был направлен в сторону супруги и детей. Семьянин до мозга костей, а уже потом верный подданный на службе у королевы, Найл Доук отличался от большинства своих «доблестных» коллег именно моногамией и трепетным отношением к своей семье. Этот факт не был секретом для многих. В том числе и сотрудников Лейб-гвардии, по совместительству ведущих бизнес наркодилеров на улицах столицы. Не участвующий в подобных грязный дельцах, глава полиции вполне мог вмешаться во время транспортировки новой партии, если бы прознал об этом. Именно поэтому «коллеги» решили подстраховаться, взяв в заложники его семью во избежание лишних вопросов и действий. Найлу Доуку пригрозили их жизнями, принудив закрыть глаза на предстоящую сделку, по окончании которой Мари вместе с детьми сразу воссоединятся с ним, как уверили похитители. Но выполнят ли они условия сделки? В этом мужчина сильно сомневался. Так как заручиться поддержкой среди сотрудников полиции было опасно, ведь неизвестно кто еще является членом преступной сети, он не придумал ничего более умного, чем обратиться к доверенному лицу самого Эрвина Смита. Пусть и взаимоотношения главы Лейб-гвардии с капитаном Леви, что в былые времена юности промышлял разбоем и грабежом, сложно назвать теплыми. Найл Доук в тайне прибыл на территорию Разведкорпуса, преследуя одну единственную цель — заручиться помощью бывшего преступника, способного намного быстрее и более эффективно справиться с поставленной задачей. Узнав причину, Леви, спокойно отложив перо, облокотился на кресло, приняв максимально расслабленную позу, какую только мог позволить себе в присутствии стороннего лица. Найлу Доуку на мгновение показалось, что он попросту выставит его за дверь, в весьма грубой форме отказав в помощи. Однако услышанная реплика рассказать все подробности, чуть не выбила его из колеи. Узнав все важные детали, Леви не долго тянул с ответом. — Договорились, — голос звучал абсолютно спокойно. Впрочем, как и всегда. На его ответ, Найл Доук рефлекторно выдохнул, с нескрываемым облегчением прикрыв на мгновение веки. Он не ожидал настолько быстрого решения, полагая, что у Леви нет никакой причины заниматься столь опасным предприятием. Но был искренне рад тому, что его последняя надежда все же увенчалась успехом. — Сразу обговорим, — железным тоном выдал Аккерман, совершенно не обращая внимание на вышестоящего по званию главу полиции. — О твоем участии не может быть и речи. — на этих словах Найл снова напрягся. Он планировал заниматься поиском своей семьи лично. — Ты возвращаешься на свое рабочее место и сидишь тише воды, ниже травы. Леви не хотел, чтобы перепуганный отец семейства путался под ногами. К тому же, это был вопрос безопасности заложников. Чем меньше будет подозрений у злоумышленников, тем выше вероятность благополучного исхода, который гарантировать на все сто процентов не мог даже осведомленный в большинстве подпольных схем Аккерман.***
Понимая, что необходимо заручиться поддержкой еще нескольких людей, которым мог бы довериться, Леви довольно быстро прикинул в голове несколько кандидатов. Выбор у него был невелик. Намеренно скрыв от Ханжи истинную причину неожиданного отпуска на несколько дней для себя и еще троих членов Разведотряда, которым заранее предложил принять участие в операции, он заручился поддержкой бывших кадетов сто четвертого выпуска. Зоэ не стала настаивать на объяснениях, спокойно удовлетворив его просьбу. Но выделить ему в помощники Эрена Йегера и Армина Арлерта она никак не могла. На них, капитан, собственно, и не рассчитывал, не собираясь обременять себя еще и присмотром за «собственностью разведки». Так же как и на Сашу Браус, еще не оклемавшуюся после серьезного ранения. Чтобы вычислить место, где держат семью Найла Доука, ему необходимо информация изнутри. И Леви знал, у кого можно ее выбить. — Наденьте обычную одежду, чтобы не привлекать внимание, — беспристрастно указал он. — Возьмите с собой ножи и пару пистолетов. Никто не должен догадаться, что мы из разведки. — Но, сэр… нас не учили стрелять из пистолетов. Только винтовка с прикладом, — неуверенно подметил Конни Спрингер, впервые вложив в ладонь небольшой револьвер. — Тц! — выразил свое мнение по этому поводу Леви. — «И почему я не удивлен?» — отстраненно подумал он. — Можете взять лезвия, — выхватив из рук подчиненного огнестрельное оружие от греха подальше, что отразилось зримым разочарованием на мимике Конни, выраженным поджатыми от досады губами, добавил он. — Только спрячьте их. Добравшись до нужного заведения в целях конспирации на ветхой повозке, управляемой пожилым местным жителем, не отказавшим подвести их до упомянутого места вблизи его деревеньки, четверка увидела на окраине захолустного городка небольшой кабак. Дым из трубы наполнял это место каким-то вычурным запахом пригорелого мяса и костей, видимо, для похлебки. Судя по всему, на вкус редкостная дрянь. До слуха разведчиков доносился пьяный гогот, фальшивый девичий смех и режущий слух звук расстроенного пианино. Да и музыканту, орудующему на инструменте, в детстве медведь не просто наступил на ухо, а станцевал ламбаду. Леви заглянул в помещение через мутное окно, чтобы удостовериться в отсутствии какой-либо угрозы или посторонних ушей, после чего обратился к подчиненным. — Рот на замок, уши и глаза навострить. Будьте начеку и беспрекословно исполняйте мои поручения. Уяснили? — он говорил в своей типичной манере спокойствия, перемешанного с некой настойчивостью и твердостью, преследуя целью уберечь ребят от нежелательных неприятностей. Жан в темно-коричневых брюках с жилетом и Конни, нацепивший зеленую сорочку с клетчатой кепкой, придающей его персоне слегка бандитский вид, внимательно слушали наставления капитана, кивнув в знак согласия. Микаса же, надевшая простенькую темную юбку чуть ниже колена и неизменный красный шарф, подарок любимого сводного брата, разглядывала новый образ Леви, в котором им еще не доводилось его лицезреть. Особенно колоритно смотрелась белоснежная рубашка с поставленным воротничком, вместо классически повязанного жабо, придавая мужчине наигранный оттенок эстетизма, дополнением к которому были рукава с запонками. — Аккерман, к тебе это тоже относится, — заметив отстраненность подчиненной, обратил ее внимание на себя капитан. Микаса слегка нахмурила брови. Снова придирается. — Да, сэр, — скорее, чтобы Леви перестал сосредотачивать на ней свой взгляд, на автомате произнесла она. Едва прищурившись, он еще некоторое время ненавязчиво прожигал ее глазами, после чего дернул головой в сторону кабака, отдавая безмолвный приказ подчиненным. Однако пропустив Жана и Конни вперед, мужчина приостановился, из-за чего Микаса буквально врезается ему в спину. После чего Леви, продолжая сохранять максимальную непринужденность происходящего, флегматично поворачивается к ней. — Может, тебе стоит побыть пока здесь? — вполголоса осведомился он, не удосужившись вложить какой-либо эмоции. После чего, смолчав некоторое время, добавил. — Дело в том, что это мужское заведение. Микаса не до конца поняла суть его заявления. Или это было неким предложением, но уж точно не приказом. И, немного обидевшись на подобную реплику, смысл которой так и остался для нее загадкой, она с излишней уверенностью задрала голову вверх, ненароком увеличив их разницу в росте, добавив брошенный с неким вызовом взгляд в его сторону. — Я в первую очередь солдат, сэр, — безапелляционно произнесла она. Леви посмотрел на нее как-то необычно. Ей даже показалось на мгновение, на лице мужчины промелькнула ухмылка. — Как знаешь, — монотонно выдал он, направившись в сторону входной двери. В произнесенных словах Микаса почувствовала что-то еще. Нотки брошенного с плеча снисхождения. Он общается с ней, словно с ребенком. Наглый коротышка. Проникнув внутрь, молодые разведчики совсем не ожидали, что заведение окажется не просто кабаком, а настоящим борделем. Во всех смыслах столь емкого и красочного слова. Практически разинув глаза на полуголых женщин, сидевших на коленях у своих заказчиков с беспардонно оголенными частями тела, вызывающими вполне целенаправленный интерес, Конни и Жан, не успевшие еще познать женской ласки, пребывали в легком шоке перемешанном с нескрываемым ликованием. Завеса, покрывающая столь интимную тайну слегка приоткрылась, позволяя им хоть немного прикоснуться к столь интригующему разум мирку, в который они в скором времени вполне могут вступить, навсегда захлопнув за собой дверь. Микаса, изрядно покраснев, заметив страстные лобзания одной из таких пар, наконец-то осознала, что именно заключала в себе реплика капитана Леви, вроде как, соизволившего предупредить ее заранее. Он же, в свою очередь, спокойно прошел к бару, никак не отреагировав на окружающую обстановку, словно она вовсе его не привлекала, мельтеша на заднем фоне. Сев за стойку, Аккерман подозвал к себе бармена, и, приняв предложение о выпивке, чтобы не вызывать подозрение у владельцев борделя, вступил в непринужденную беседу, преследуя известные лишь ему цели. — Мне сказали, что здесь можно найти Билла, — залпом осушая предложенную рюмку, поинтересовался Леви, даже не думая воспользоваться предложенной закуской, явно не внушавшей доверие. — Это так? — Хм… Может, да. А, может, и нет, — потирая чистый стакан с легким скрипом, отстраненно вымолвил бармен, не забыв небрежно обтереть руку о фартук. — Смотря, зачем он вам, — поставив отполированную тару к остальным, лукаво добавил он, облокотившись на стойку рядом с клиентом. — Да так. Думал обзавестись работенкой у него, — как бы невзначай бросил сильнейший, строя максимально скучающую мимику. Пока Леви выяснял необходимую информацию, Конни, Жан и Микаса присели за отдаленный столик в углу помещения, внимательно наблюдая за своим командиром. — Не думал, что капитан будет употреблять спиртное во время задания, — прокомментировал увиденное Спрингер. — Наверное, для конспирации… Главное, чтобы это не сказалось на его боевых навыках, — подметил Кирштайн. — Может и нам тогда… по рюмашке для конспирации? — обратился Конни к коллегам с неким запалом и огоньком в глазах. Побагровевший от злости Жан, из ушей которого практически со свистом вылетел пар, похлеще, чем у вскипевшего чайника, не поскупился выразить свое негодование довольно грубыми изречениями, в то время, как Спрингер, в свою очередь, поспешил уверить их в своей неудачной шутке, не уступая в резкости слов. Микаса, ненароком нахмурившись от зудящего шума, исходящего от разместившихся напротив нее коллег, решила более внимательно осмотреть злачное заведение, испытывая крайне неуютное ощущение. Стоит быть более бдительной в неизвестной обстановке. Словно в подтверждение ее мысли, к их столику подошел какой-то мужчина. На левой половине его лица красовался горизонтальный шрам до самого уха, а пепельного цвета волосы, наспех собранные в хвост, небрежно лежали на плече, пока он, кинув в сторону ругающихся Жана и Конни самодовольный взгляд, закатывал рукава алой рубахи. Переведя взор на Микасу, он, словно оценивая представленную картину, прошелся с ног до головы, придя к некому заключению, вызвавшему мерзкую ухмылку на его лице, сопровождаемую едва заметным движением языка по передним зубам. — Эй, малышка. Зачем тебе этот сброд? — кивнув в сторону небольшой потасовки Жана и Конни, незнакомец довольно прытко подсел к ней. После чего снова пустил на разведчиков напыщенный взгляд, содержащий определенную толику пренебрежения. — Да еще и совсем зеленые, — мерзко прыснул он, наконец-то прерывая их бессмысленные споры друг с другом, тем самым вынуждая обратить на себя внимание. — Тебе нужен настоящий мужчина, с которым будет нескучно, — потянув руку к бедру Микасы, затейливо произнес он, вальяжно расставив ноги под столом таким образом, что его правое колено небрежно коснулось ее. Микаса никак не сменила скучающего выражения лица, спокойно отставив от него ногу подальше. Конни и Жан не успели среагировать на подобную вольность в сторону приятельницы, которой они уже намеревались помочь, учитывая вмешательство подельников пепельного блондина, водрузивших грузные ладони на их плечи, тем самым приковав ребят к спинке потрепанного дивана, на котором они сидели у небольшого столика. Однако Микаса не принадлежала к сорту кисейных барышень, не способных постоять за себя. И, не мешкая с реакцией на столь дерзкое поползновение в ее сторону, она, сохраняя непринужденную и не выражающую каких-либо эмоций, кроме легкого раздражения, мимику лица, с громким шлепком ударила наглого мужлана по тылу ладони. — А кошечка с когтями, — с неким оскалом прокомментировал он, притянув к себе поближе сжатую в кулак от боли руку. Микаса могла одним движением прирезать этого мерзавца, но они не могут раскрывать себя без прямого приказа. Поэтому пока приходится обходиться голыми руками. — Отпустите их, — жестко произнесла она, не отрывая стойкого взгляда с прищуром от незнакомцев. — Если согласишься составить нам компанию, то мы тут же отправим мальчиков домой, — предложил желаемый для себя выход из ситуации мужчина со шрамом, совершенно наплевав на желание разведчиков. Обнаружив отличный способ скоротать неплохой вечер, вполне способный перетечь в жаркую ночь, по его мнению, он не собирался так просто расставаться с мыслью попробовать в своей жизни нечто новое. Учитывая необычную внешность собеседницы, аналоги которой ему ранее не встречались. По-хозяйски предприняв очередную попытку потянуться к стройному бедру, привлекшему его внимание, он понятия не имел, что рисковал получить несколько переломов ребер и выбитые зубы, в лучшем случае, учитывая тяжелую руку Микасы, готовой в любой момент одним ударом впечатать его нос в череп, тем самым остудив пыл. Однако вмешательство третьего лица, явно не заботящегося о его благополучии, довольно быстро разрядило накалившуюся обстановку. Схватив блондина за кисть, он, сжав ее до выраженной боли, резко отдернул стиснутую в мертвенной хватке руку, вынудив оного обратить на себя внимание. И встретившись с его слегка недоумевающим лицом, одарил его остужающим, высокомерным взглядом, несоизмеримым со своим ростом. — Довольно распускать свои грязные руки, — со сталью в голосе произнес Леви. — Девушка доходчиво дала понять, что ты ей неинтересен. Увидев ошеломленные глаза мужчины со шрамом, Аккерман, рывком вытянув его с дивана, обеспечил блондину свободное падение на соседний столик, где он изрядно примял своей спиной скромное угощение других посетителей. После чего, спокойно усевшись на освободившееся место рядом с Микасой, принял расслабленную позу с закинутой на бедро голенью, попутно закинув на спинку дивана руку, тем самым невольно ограждая подчиненную от остального сброда заведения. Поднявшись на нетрезвые ноги, пепельный блондин принялся отряхивать испачканную, затертую рубаху от остатков еды. После чего, выпрямившись в спине, чуть поперхнувшись, решил наконец-то должным образом поприветствовать старого знакомого. — Леви! — вальяжно раскрывая руки, словно для объятий, расплылся он в улыбке. — Сколько лет, сколько зим. Так эта ребятня с тобой?! — Твоя проницательность меня безгранично радует, Билл, — с нескрываемым сарказмом и толикой надменности произнес Аккерман. Небрежно махнув в сторону разведчиков ладонью, тем самым отдавая приказ своим людям, тут же выпустившим плечи Конни Спрингера и Жана Кирштайна из своих массивных рук, пепельный блондин ловким движением пальцев сделал шумный щелчок с некой театральной статностью. После чего ненавязчиво присел на подставленный членами банды стул, «позаимствованный» у посетителей за соседним столиком. — Леви, если бы я знал… — немного заискивающе начал произносить он, свесив одну руку за деревянной спинкой. — Не имеет значения, — холодно оборвал его тираду сильнейший, лениво переведя взгляд на Конни и Жана, намереваясь убедиться в их сохранности. Билл являлся именно тем человеком, владеющим всей необходимой информацией, которой он охотно поделился со своим бывшим боссом. Шесть лет назад он был вхож в банду Аккермана, где проявил себя довольно талантливым бандитом. И после того, как Леви и его приятели, Фарлан и Изабель, вступили в ряды Разведкорпуса, возглавил оставшийся сброд, добившись за шесть лет неплохих результатов. Выпалив всю подноготную наркобизнеса, развернувшегося на улицах столицы, Билл указал несколько мест, где мог содержаться склад с припасами товара. Скорее всего, именно там наркоторговцы укрывают семью главы Военной полиции.***
Проникнув в с виду заброшенное заводское здание, попутно разобравшись с немногочисленной «охраной», Леви распорядился подчиненными, указав каждому дальнейшие действия согласно относительно безопасному плану, наспех составленному в его голове. Оставив преступников на усмотрение Конни и Жана, усердно связывающих конечности обездвиженных тугими узлами веревки, параллельно перекинув на них функцию караульных, обязующихся предупредить в случае опасности и появления нежелательного подкрепления в лице наркодиллеров, способное подвергнуть опасности явно перепуганных произошедшими событиями заложников, он, прихватив с собой Аккерман, побрел по плохо освещенному коридору в поисках Мари Доук. Микаса по-прежнему не могла выкинуть из головы непринужденное поведение капитана Леви в весьма злачном месте, в каком ей приходилось пребывать впервые. В голове пронеслась неприятная ассоциация с работорговцами, некогда убившими ее семью на глазах. Возможно, клиенты борделя не промышляют столь мерзким ремеслом, однако было что-то отталкивающее и грязное в той обстановке, режущей не только глаза, но и нюх. Капитан же, чувствуя себя, словно рыба в воде, был относительно словоохотлив в беседе с пепельным блондином, осведомившись парой фраз о неких общих знакомых, чья судьба ему по каким-то причинам была не безразлична. Судя по спокойствию Леви, этот мир был ему знаком очень хорошо, являясь некой стихией, к которой он приспособился когда-то. Теперь понятно, откуда растут его радикальные методы перевоспитания, основанные в большей степени на насилии, в первую очередь, физическом. — Прошу Вас, отпустите хотя бы детей… — послышались из-за двери, под низом которой расположенная ярко-желтая полоска света, частично освещающая темень захламленного какой-то утварью и ящиками узкого коридора, тихие мольбы. — Заткнись ты! — грубо произнес кто-то, после чего раздалась звонкая пощечина, сопровождаемая женскими вздохами и тихими всхлипами. Рвущие душу на куски детские вскрики сверкают в сумбуре полных боли стонов, пропитанные ярчайшим ужасом, отзывающимся отвратительным комком, застрявшим в горле. Осознавая, что медлить нельзя, Леви решительно выбивает дверь ногой, частично срывая обветшалое дерево с петель. После чего, ворвавшись в помещение непоколебимой походкой, оценивающе оглядывает обстановку. Перепуганная, потрепанная женщина, из некогда аккуратной прически которой выбились неровные прядки, а пучок частично развалился, держась лишь на паре шпилек, стояла на коленях перед омерзительным, рослым ублюдком, угрожающим ей ножом. Плач младенца на ее руках резал уши неимоверно сильно, а красная, вспыхнувшая на щеке Мари отметина от грязной лапы наркоторговца возымела дополнительный эффект, стимулируя Аккермана к действию. Направившись к замахнувшемуся на обвившую ребенка крепкими объятиями женщину, стремящуюся защитить его, ублюдку, Леви успел опередить его, без лишних вопросов спихнув преступника в открытое окно, удачно расположенное за рослым силуэтом оного. До последнего не понимая происходящее, Мари, медленно распахнув выразительные, пропитанные солью глаза, подняла голову вверх, убеждаясь в том, что ей и сыновьям более не угрожает острое лезвие в руках бездушного мерзавца. Столкнувшись с серо-голубыми радужками на лице хмурого темноволосого мужчины, медленно опускающегося перед ней на одно колено, супруга Найла Доука не могла не заметить белоснежный платок, аккуратно протянутый ей. — Меня прислал ваш муж. Все будет хорошо, — спокойно произнес Леви, стараясь придать лицу как можно более миролюбивый вид, что выходило довольно скверно. Однако Мари, предварительно вытерев остатки крови с разбитой губы вместе с тонкой капелькой слюны, осторожно кивнула, выражая свое доверие. Влетев в помещение следом за капитаном, Микаса, приметив плачущего светловолосого мальчика лет четырех, сидевшего в клетчатой рубашке, заправленной в шорты с цветными подтяжками, тут же подскочила к нему. Не имея возможности ранее общаться с детьми, она попробовала применить природную интуицию, подсказавшую ей этапность действий и манеру общения, чтобы чадо четы Доуков окончательно не поникло головой. Ласка и некая забота во время стягивания тугой веревки, оставившей на тоненьких кистях темно-багровые отметины, оказались тем самым "ключом" к сердцу мальчика, внимающего ее успокаивающему голосу. Пока она разделывалась с путами на щиколотках, оставившими схожие следы, он вел себя максимально смирно, героически сдерживая плач навзрыд несколькими жалобными всхлипами, попутно положив испачканные в пыли и грязи складского помещения ладони ей на плечи. И почему в голове мелькает мысль об Эрене? В особенности, когда мальчишка, почувствовав свободу, тут же выскользнув из ее рук, бросился к матери, попутно вытирая заплаканное лицо рукавом, не в силах более сдерживаться. — Моя восьмилетняя дочь… — прижимая сына к себе, обеспокоенно пролепетала Мари Доук, с волнением взглянув на поднявшегося Леви. — Грейс… они держат ее в другом месте, — дрожащим голосом добавила она, не имея возможности заглушить материнскую тревогу разумными доводами. — Умоляю вас… — Я найду ее, — не поменявшись в лице, мужчина единожды кивнул, испытывая смешанные чувства от увиденного. Женщины теряют всякий рассудок, как только с их чадами происходят какие-то напасти. И в то же время, готовы разорвать любого, кто посмеет им угрожать. Несмотря на весь жалостливый вид Мари было очевидно, что она в любой момент готова броситься на поиски дочери, не взирая на двух сыновей на руках. В ней кричат эмоции, это очевидно. В повседневности Леви весьма категорично относится к персонам, не способным держать голову в холоде. Однако поведение супруги Доука, напротив, вызывало у него некое нисхождение и даже уважение. В конце концов, кому, если не матери, положено волноваться о детях?.. На его ответ Мари судорожно сглотнула, после чего кротко улыбнулась сквозь слезы, не обращая внимание на боль при столь малом действии из-за трещины на нижней губе, корочка на которой снова закровоточила от растяжения. Убедившись в том, что у семьи Найла Доука нет никаких серьезных ранений, не считая болезненных синяков и ссадин, как и моральную подавленность, он отдал приказ подошедшей Микасе сопроводить их к выходу, где все еще оставались Конни и Жан, по-прежнему караулющие местность на случай появления «незваных гостей». Сам же капитан разведки побрел дальше по коридору в поисках первенца главы Военной полиции. Заглядывая в каждое подсобное помещение, встретившееся ему на пути, Леви довольно скоро наткнулся на девочку, сидящую на корточках в углу небольшой комнатушки, где двое преступников, непринужденно развалившись за столом, чесали языками о всяких мелочах, попутно пропуская не первый стакан местной второсортной выпивки. Явно не ожидая появления Аккермана, один из них выпустил недокуренный бычок из полуоткрытого рта, пока второй пытался достать из кобуры пистолет. Но Леви оказался быстрее, в момент вырубив обоих увальней парой точных нажатий на слабые точки. Встретившись с таким же выразительным взглядом, как и у Мари, он весьма удивился, когда девочка снова уткнулась грустным лицом в собственные колени. Бегло оглядев ее одежду, он не выцепил тревожных признаков преступного насилия над ней, что вызвало ощутимое облегчение. — Грейс, — пришлось слегка напрячь память, но Леви сумел вспомнить упомянутое имя, что подтвердилось очередным привлеченным вниманием дочери Доуков, уставившей на него округленные глаза. — Я за тобой, — добавил он, попутно флегматично махнув рукой в сторону двери. — Идти можешь? — опрометчиво решил осведомиться он о возможностях чада главы полиции, подошедшего к нему, совершенно не предвидя, какой эффект подобное заявление окажет на местами капризную и весьма избалованную девочку. Грейс Доук с детства обожала сказки про принцесс, запертых в башнях замков, каждую из которых обязательно должен спасти рыцарь. И мечтая с юных лет о своем «благоверном спасителе», она довольно быстро сопоставила кусочки пазла воедино, увидев того самого «рыцаря» в хмуром, невысоком капитане Разведкорпуса, пришедшем ей на выручку не сказать, что по собственной воле. Но доводы девочки были неоспоримы в ее голове, учитывая разыгравшуюся не на шутку фантазию. — Принцессы не ходят пешком. Их носят на руках! — сценично сложив руки на груди, выдала избалованная дочь Доуков, на заявление которой Леви впал на некоторое время в откровенный ступор. Для полноты картины ей оставалось только с усилием топнуть босой ножкой в некогда светло-желтом чулке. Все же, судя по всему, принцессы ходят на ногах. Туфелька, вероятно, была безвозвратно утеряна по дороге сюда. Есть вариант попросту наорать, принудив по струнке выполнять его поручения, но подобное позволительно лишь с подчиненными. Все же она совсем еще ребенок, к тому же, пережила сильный стресс после похищения, организованного сердобольными коллегами ее папаши. Осознавая, что времени препираться с упрямым ребенком совсем нет, Леви, быстро подхватив наигранно опечаленную и недовольную Грейс на руки, направляется по известному пути в сторону выхода, замечая на своей шее постепенно смыкающиеся цепкие ручки. О ее воспитании он еще потолкует с Найлом Доуком. Пребывая в восторге от быстрого перемещения на руках «рыцаря», Грейс подобострастно прижимается к его груди, словно маленький зверек, попутно неразборчиво лепеча: «Теперь я твоя принцесса». Аккерман определенно не разделял энтузиазма прилипшей как банный лист восьмилетней девочки, но объяснять ей, что называться «твоей принцессой» первому встречному неподобающе для юной представительницы женского пола, обязанность отца. Поэтому, значительно помрачнев во взгляде, он прикусил язык, борясь с желанием отцепить от себя подхваченную «занозу», явно не намеревающуюся отпускать его из своих маленьких, но весьма крепких объятий.***
Удерживая вспотевшую ладошку мальчика, послушно следующего за ней, Микаса ощущала довольно необычное волнение под ложечкой. Просьба Мари взять ее сына за руку, пока она поддерживает обеими ладонями для подстраховки из-за несдержанной дрожи в ослабевших руках трехмесячного малыша, вызвала у полуазиатки необъяснимое волнение. Однако к ее спокойствию, перепуганный до полусмерти произошедшим, он был просто шелковым, ступая за ней практически след в след. При спуске на очередную ступеньку мальчишка ненароком поскользнулся, рискуя изодрать спину об острые края лестницы. Вовремя почувствовав более сильное сжатие его скользкой ладошки в попытке уцелеть, Микаса помогла ему удержать равновесие, поставив на более надежную "платформу". — Цел? — по наитию обратилась она с неким беспокойством, замечая растерянный взгляд светлых глаз, оборачивающихся в сторону матери. Подняв на нее голову с чуть приоткрытым ртом и темными пуговицами зрачков, он несколько раз ошеломленно кивнул, после чего потупил взгляд в полуразрушенный пол, черканув носком полукруг, словно в неком смущении. Чуть удобней обхватив его ладонь, она снова уловила отдаленное напоминание детских черт Эрена, красующихся на нем при виде Карлы Йегер, готовящейся отчитать его за очередную драку на улицах Шиганшины, в которых он получал немало синяков. — Далеко собрались? Грубый гонор вмиг рассеял ее размышления, а у подножия лестницы появились несколько преступников с битой, парой кастетов, цепью и ножом. Возможно, были и огнестрельные орудия, но вытащить их наркоторговцы не успели, учитывая решительные действия Микасы, предварительно отдавшей мальчика Мари Доук. Рывком спрыгнув с лестницы, попутно нейтрализуя одного из них точным ударом ноги, вынудившим оного развернуться на все сто восемьдесят градусов, она, сбив второго методичной подножкой, увернулась от удара битой, в тот же миг зарядив в нос орудующему цепью. Дезориентированный ее ударом, он потерял координацию, из-за чего цепь влетела в затылок его подельника. Один из них, уже вдохнув пыль с пола, вцепился в ее щиколотку, наивно полагая, что сможет сбить ее с ног. Однако твердости стойки Микасы Аккерман могли позавидовать многие. И отвесив очередной удар каблуком сапога в челюсть распустившего руки преступника, обеспечила «бедолаге» внеплановый поход к зубному. Увы, предугадать, что сынишка Доуков, перепугавшийся за ее судьбу, бросится на выручку, несмотря на уговоры матери, она никак не могла. Что позволило одному из наиболее ушлых наркоторговцев схватить его. — Опусти лезвия! — громко приказал он, заметив сверкнувший металл в ее руках, который она умудрилась выхватить в считанные секунды. Всматриваясь в гримасу вырывающегося сына Найла Доука, Микаса буквально слышала прерывистое дыхание его матери, на глазах которой в любой момент могут перерезать горло ее чаду. Рисковать жизнью ребенка не позволительно ни при каких обстоятельствах, тем более когда дело касается беспринципных мерзавцев, явно не знающих чести. Сохраняя максимально суровое выражение лица, она медленно вытянула руку в сторону, после чего отпустила рукоять. Лезвие со стуком упало на ветхий пол. Мерзко ухмыльнувшись, тот откинул мальчика к стене, о которую он ударился головой, после чего свалился на картонные коробки возле нее под вскрик Мари. Сконцентрированная на траектории падения ребенка, от которого она не могла оторвать глаз, испытывая щемящее чувство в груди, Микаса не сразу заметила подхватившего клинок ублюдка, намеревающегося применить приобретенное оружие против нее. — Ты умрешь первой! Понимая, что отскочить в сторону не вариант из-за стоящей за ее спиной Мари Доук с младенцем на руках, полуазиатка рефлекторно вытягивает ногу вперед, тем самым отпихивая мерзавца от себя. Никак не ожидая подобной прыти от обличенной в гражданскую одежду девицы, в которой он не узнал одну из сильнейших разведчиц «Крыльев свободы», лишь больше распалился, снова направляя на нее клинок. Рывок в ее сторону, и Микаса слышит оклик своего имени, произнесенного с совершенно неповторимой и столь непривычной интонацией, за которым последовал звонкий лязг металла. Это… произнес капитан Леви? Он довольно редко обращается к ней по имени, обычно сохраняя характерный холод. Но в повышенном тоне отчетливо слышалось беспокойство. Он… волновался… за нее?! Отразив удар подонка собственным клинком, сжатым в твердой как никогда руке, Леви, классически не выражая каких-либо эмоций на лице, за исключением смертоносного взгляда отливающих сталью глаз, хорошенько пнул наркоторговца по бедру, продемонстрировав неплохие навыки фехтования. Очередным ловким ударом выбив клинок из его рук, капитан, не скупясь наносить удары казенными сапогами по животу мерзавца до харканья кровью, окончательно вынудил оного потерпеть поражение, потеряв сознание. Пока Леви разбирался с преступником, Микаса тут же подорвалась к мальчику, что наконец-то пришел в себя. И, заметив лишь небольшую ссадину на брови, которую он получил при ударе о стену, с облегчением выдохнула, наблюдая за плачущей, скорее, от счастья Мари, прижимающей к себе не только уцелевшего сына, но и старшую дочь Грейс. — Ты цела? — чопорным тоном осведомился Леви, демонстрируя привычную беспристрастность. Возвращая на пояс подхваченный с пола клинок, Микаса пребывала в неких раздумьях, совершенно пропустив его обращение мимо ушей, что возымело вполне естественные последствия в виде легкого раздражения. — Аккерман, ты оглохла? — более грубо, не повышая голос и на полтона, произнес он, не до конца понимая, что отреагировал подобным образом на ее молчание из-за некой обиды. Он искренне поинтересовался ее самочувствием, а она даже не удосужилась ответить. «Чертово отродье», — более мягко, чем хотелось бы, промелькнуло в голове. — Все в порядке, капитан, — не в силах в данный момент поднять глаза на него, тихо вымолвила она, почему-то испытывая неловкость от его обращения. Леви, в свою очередь, заметив ее замешательство, лишь едва нахмурил взгляд, воздержавшись от лишних расспросов. Небольшая потасовка не прошла мимо и Конни с Жаном, кровью и потом сумевших дать отпор еще нескольким вооруженным наркоторговцам, за что получили сухое одобрение из уст Аккермана. Однако пару ссадин и царапин, не говоря о нескольких вывихнутых пальцах они все же получили. Пока Мари ухаживала за сыновьями, а Микаса, проявляя схожую материнскую заботу, обрабатывала ссадины товарищей, Леви безмолвно наблюдал в стороне за ее непринужденными действиями. В голове проскальзывала неосознанная мысль о том, что он несколько раз за сегодня подверг ее опасности. То же самое он совершил и в отношении Кирштайна со Спрингером, явно отделавшихся большей кровью в итоге, нежели она, но это его почему-то волновало меньше всего. Почувствовав довольно навязчивое подергивание за рукав куртки, Леви, едва скрыв легкое раздражение от столь пренебрежительного действия в свою сторону, натолкнулся на выразительный взгляд Грейс Доук, судя по всему, довольно долго пытающейся привлечь его внимание. — Почему… — грустно пролепетала она, отпустив рукав его куртки, попутно отведя взор. После чего мастерски приняла обиженную позу, сложив руки на груди, добавив недовольную гримасу. — Почему ты не сказал? Леви пытался уловить в словах ребенка некий смысл, но так и не нащупав его, решил все же уточнить. — Не сказал что? Взглянув на него практически с укором, словно он не признает очевидного, Грейс шумно вздохнула, после чего опустила руки по швам, принявшись разглядывать складки своей юбки. — Что у тебя уже есть принцесса, — с некой обидой произнесла она, стесняясь поднять на него взгляд. По-прежнему сохраняя максимально непроницаемое выражение лица, Леви понятия не имел, что она имела в виду, пока девочка не указала в сторону сидящей напротив Жана Микасы, тщательно промывающей ссадину на его лбу марлевым тампоном. Уже намереваясь начать разубеждать в столь абсурдных заявлениях отпрыска Найла Доука, капитан, вовремя прикусив язык, нашел иной выход, когда Грейс разъяснила причину своего разочарования до конца. — Я не могу быть твоей принцессой. Ведь… у рыцаря может быть только одна принцесса. По-другому будет неправильно, — надув щеки, пробубнила она, продолжая недовольно поглядывать в сторону рассмеявшихся разведчиков, явно довольствующихся заботой коллеги, судя по придурковатому выражению лица Конни, сморозившего очередную ересь, не вызывающую подобной реакции у самого Леви. — Неправильно, говоришь, — едва заметно усмехнулся он, продолжая устремлять взгляд на улыбнувшуюся глазами Микасу, видимо, оценившую неоднозначный юмор Конни. После чего слегка взлохматил волосы Грейс, невольно потеплев во взгляде. По крайней мере, он сможет отвязаться от навязчивой занозы в виде дочери Найла Доука. — Никому не расскажешь? — серьезно спросил он, чтобы быть уверенным, что подобные сплетни не разлетятся по всем военным подразделениям. И, заметив несколько искренних детских кивков в знак согласия, поспешил успокоить ее (не без тени легкого сарказма), поддавшись совершенно необоснованному порыву в общении со столь капризным, и в то же время не вызывающим отвращения существом. — Ты еще найдешь своего рыцаря. Ответом стала открытая детская улыбка, обнажившая двадцать шесть зубов, среди которых отчетливо виднелась дырка вместо переднего резца. Неделю спустя… — Значит, Военная полиция смогла схватить всех причастных? — флегматично уточнил Леви, сидя за своим рабочим столом, попутно попивая любимый чай. — Все верно, — безапелляционно подтвердил Найл Доук. — Через пару дней состоится суд, — с некой гордостью и даже хвастовством добавил он. — Даже среди военных полицейских? — с едва приподнятой бровью поинтересовался Аккерман, по-прежнему не удостоив собеседника прямым взглядом. — Этих предателей в первую очередь. Знаю, ты не любишь наше подразделение, но я действительно надеюсь, что с этого момента оно будет работать куда более эффективно. На эти слова Леви лишь скептически хмыкнул, красноречивее слов выражая свое мнение. — Кстати, — вовремя вспомнил Найл Доук. — Тебе кое-что передала Грейс, — положив на стол лист бумаги, затейливо добавил он. Скользнув взглядом по некому хаосу, изображенному на листе, Леви так и не смог разобрать увиденное. — Что это? — сохранив беспристрастность в голосе, как бы невзначай осведомился он, делая очередной глоток. — Я так понял, что этот зеленый человечек ты, — указывая пальцем на сочетание кружка, с несколькими точками, закорючками и парой палочек пояснил Найл Доук. И передвинув палец к соседнему символу, различающемуся с предыдущим разве что размером и наличием красной горизонтальной линии под кружком (видимо, обозначающим голову), продолжил. — А это — госпожа Микаса Аккерман, — на этих словах Леви был выбит из колеи окончательно. — … с которой вы держитесь за руки. «Это что, руки?!» — зафиксировав взгляд на двух палках, соединяющихся подобно букве «V», удивился в уме Леви. — Грейс сама рисовала, — с дурацкой улыбочкой гордо произнес Найл Доук, метя на престижный пьедестал «отца года». После чего слегка с наигранной серьезностью добавил, чуть ли не подсвистывая. — Не волнуйся, Леви. Твой секрет я унесу в могилу. Надеяться, что восьмилетняя девочка не расскажет своему отцу о «злосчастной истории с рыцарем» было бы глупо. — Не понимаю, о чем ты, — спокойно произнес Леви, в очередной раз отпив глоток «божественного» напитка. — Вероятно, фантазии маленькой девочки. — Вообще-то, это не только фантазии моей дочери, но и предположение Мари, — усмехнулся Доук, напрочь разбивая всю стратегию Леви. — Она заметила твой томный взгляд на Микасу. Наибольший оксюморон фразе добавляло определение «томный», практически невозможное касательно взгляда Леви. Мужчина еле сдержал рык. «Совсем охренели». — Тс-с. Оставьте выдумки вашей семейки при себе! — немного резко ответил он, осознав только потом, чем сильнее его препирания, тем больше подобное заявление становится похожим на правду. — Я буду нем как рыба, — уверил Найл Доук, готовый буквально положить руку на сердце. — Кстати, — уже собираясь скрыться за дубовой дверью, добавил он, напоследок оставляя Леви пребывать в легком замешательстве, — … не рассчитывай, что я когда-нибудь позволю тебе жениться на моей дочери. Воцарившаяся тишина после щелчка двери приобрела некое послевкусие, побудившее вновь взглянуть на рисунок. В голове всплыл диалог с Эрвином Смитом, состоявшийся незадолго до смерти последнего. И почему речь зашла о женщинах? Хотя... что еще можно обсуждать в попытке позабыть о нависшей перспективе преждевременной гибели, как не мирное будущее. Но Эрвина пробрало на откровения о былом, ускользнувшем из его рук, и грядущем, ради которого он принес немалое количество жертв. Однако сильнее всего в память врезались слова приятеля «Я всегда любил Мари… но никогда не мог дать ей то, чего она заслуживает». Леви не придал этой фразе особого значения, полагая, что это всего лишь некие размышления ради пустого разнообразия военной рутины, полной крови и бесконечных потерь. И все же он убедился в обратном, когда пытался вколоть злополучную сыворотку титана умирающему командиру разведки. Последнее, что вырвалось из полуоткрытых уст пребывающего в предсмертной агонии Смита, было «Мари». «Я решил, что вы должны знать», — воспользовавшись случаем, Леви поведал ей несколько фактов об Эрвине, которые явно не будут числиться в его личной карточке. — «Думаю, он хотел бы этого. По крайней мере, он заслуживает, чтобы его помнили не только как солдата». «Спасибо вам», — вытерев выступившую слезу, продолжая сжимать сорванную с формы Смита нашивку, горько улыбнулась ему Мари. — «Спасибо вам за все». Быть может, и она его любила... ждала, украдкой надеясь на совместное будущее несмотря на наличие супруга. А, может, в чертах четырехлетнего мальчишки мелькает облик Эрвина. Всего лишь нагие суждения, под собой не имеющие ничего. Но одно было ясно наверняка - Мари лишилась дорогого сердцу человека, чью нашивку продолжала хранить в старом альбоме с уже пожелтевшими письмами и темно-красной сургучной печатью с "крыльями свободы"...855 год
Элдийцы постепенно приспосабливаются к воссоединению своего народа. Здания, витрины, дома людей пестрят яркими плакатами, выполненными в красно-сине-голубых цветах. Микаса пытается привыкнуть к жизни после войны. К жизни после смерти. Его смерти. Но как можно свыкнуться с потерей близкого, когда его хмурое лицо виднеется на каждом шагу. Это лишь бездушная оболочка, смотреть на которую совсем нет сил. Изображен не Леви Аккерман, а сильнейший воин человечества, знаменующий победу… объединение… свободу, но не человека. Прошло уже несколько месяцев, но Микаса впервые решила пройтись по улицам города. Ноги куда-то идут, словно, сами по себе, но она старается не вникать в это, пока капризами судьбы она не наталкивается на мемориал. Его мемориал. Подняв голову, чтобы взглянуть в любимое лицо, она лишь хмурится, прекрасно понимая, что это не он. Главное, суметь сдержать эмоции. Она не может позволить себе выплеснуть их прилюдно. Выпустить их перед его памятником. Перед мемориалом, посвященному многолетней войне против титанов. Пока кто-то не становится с ней рядом. Микаса знает, кто подобным жестом решил оказать ей поддержку. Она даже не смотрит на него. Как делал он. — Совсем на него не похож, — тихо выдает она, не изменяя своей непосредственности, намекая на внешность статуи. — Тот, кто лепил это, не знал его. Найл Доук кивает головой, немного ухмыльнувшись. Хочет сказать некую остроту, но боится задеть ее не утихшие чувства, способные нанести ей вред больше любого оружия. Однако она озвучивает напрашивающуюся мысль: «Да и рост совершенно не соответствует реальному». — Это точно, — спокойным голосом подтверждает глава полиции, не сдерживая легкой улыбки. — Грейс тебе кое-что нарисовала. А Мари приглашает в гости в любое удобное для тебя время. Мы… всегда будем рады. Микаса сжимает что-то, висевшее на тонкой цепочке, в руке, продолжая поднимать глаза на безмолвную статую, после чего произносит «Спасибо. Когда-нибудь… но не сейчас». После чего, медленно повернувшись к Доуку, подарила ему горькую улыбку благодарности…