Так выпьем же еще, мой молодой король, Лихая доля нам отведена; Не счастье, не любовь, не жалость и не боль — Одна луна, метель одна, И вьется впереди Дорога Сна… Мельница — Дорога сна Блеск этих волшебных глаз Околдовал меня Будто бы в первый раз, Я их понимаю. Мертвые дельфины — На моей луне я всегда один
Закусывая губы, дабы сдержать рвущиеся наружу стоны, Стефан старался смотреть только на Джозефа. Освященная тусклым свечением затопленного камина и мерцающих свеч, королевская спальня вмещала в себя еще троих людей, которые играли роль свидетелей. Герцог Морлей Адам Сеймур с куда большим интересом разглядывал языки пламени в камине, брезгливо морщась, когда всё же новоявленный младший король не сдерживал голос. Граф Фергус Диггори не скрывал своего любопытства, но из-за наброшенного покрывала и широкой спины Джозефа, особо ничего не увидишь. Третьим свидетелем был какой-то простолюдин, который напрочь был лишен каких-либо манер, так как пялился во все глаза, разинув рот. — Унизительно, — едва различимо выдохнул Стефан, с трудом подавляя стон, когда король глубоко вторгся в его тело, не в силах больше поддерживать медленный темп, который только дразнил. — Разве? — усмехнулся Джозеф, сминая губы супруга в поцелуе. — А по-моему кто-то стал мокрее. Тебя что, возбуждают зрители? — Не у меня тут стоит так, как будто член изначально был высечен из камня. — Огрызнулся юноша. — А будет, — угрожающе пообещал мужчина, наплевав на зрителей, принявшись вбивать юного супруга в постель, но стараясь особо не наваливаться на него всем весом. Не в силах более сдерживаться, Стефан громко застонал, обнимая короля за плечи и шею. Свидетели, которые все как один резко вытянули шеи, обязаны будут покинуть королевскую спальню, как только первый акт будет доведён до конца. И именно этим сейчас и занимался Джозеф, не привыкший сдерживать своих порывов. Запечатывая рот Стефана поцелуем и глотая его стоны, мужчина практически целиком покидал влажное лоно, чтобы потом рывком войти до конца. Из-за этого внутри юноши становилось еще мокрее, а тугие мышцы плотнее обхватывали твёрдый член, который головкой тараном вбивался в матку. Стоны перерастали в самые настоящие крики, перекрывающие даже утробное рычание Джозефа. В какой-то момент резко дёрнувшись, Стефан замер, изо всех сил сжимая мужа внутри себя. Практически следом, сделав лишь несколько рывков, Джозеф излился в горячее лоно, заполняя его своим семенем. Отстранившись, он сел, позволяя покрывалу упасть с плеч и обнажить его спину, а заодно и того, кто теперь отныне должен был именоваться младшим королём. — Всё увидели, что должны были? — хрипло вопросил Джозеф, не поворачиваясь к свидетелям и задумчиво разглядывая своего супруга. — Да, Ваше Величество, даже больше. — Сдержанно отозвался герцог Морлей, первым поднявшись со своего места. Не церемонясь, он за шкирняк схватил простолюдина, двинувшись с ним на выход. Только Фергус никуда не спешил. Медленно выпрямившись во весь рост, он наконец-то смог увидеть то, что так давно хотел. — Тебе нужно особое приглашение, граф? — в голосе монарха появилось раздражение. Он терпеть не мог, когда его отвлекали от секса. — Доброй ночи, Ваши Величества, — намеренно подчеркнуто пожелал Фергус, обратившись к обоим правителям. Не дожидаясь, когда за графом закроются двери спальни, Джозеф вернулся к прерванному занятию. Смочив пальцы слюной, он обхватил ими член юного супруга, принявшись надрачивать его, пока второй рукой скользнул между упругих ягодиц мальчишки и надавил на колечко сфинктера. — Думаешь, что это было унизительно? — от возбуждения голос короля дрожал. — Это еще ерунда. Когда-то жених должен был взять свою невесту или партнёра прямо за столом пирующих, дабы продемонстрировать свою мужскую силу. Порой это перерастало в самое настоящее изнасилование, ведь по обычаю жена или младший супруг обязаны были быть невинными до брака. Сам ведь понимаешь, что первый раз приносил удовольствие не всем. А жених обязан был сделать всё возможное, чтобы его зауважали соплеменники, потому и не гнушались в случае чего пускать в ход кулаки. — Я так понимаю, что обычай был немного изменён, потому что тебе хочется отдачи, — тяжело дыша и порой постанывая от приятных манипуляций мужа, Стефан поглядывал на него из-под опущенных ресниц. — И потому что я не животное, чтобы причинять кому-то боль ради собственного удовольствия. — Наклонившись, Джозеф нежно поцеловал его в приоткрытые губы. — Тем более тебе. — И чем ты только думал, принимая это решение? — пытаясь скрыть своё смущение за возмущением, юноша нахмурился. Напрягся, когда к одному пальцу между ягодиц пристроился второй. — Надеюсь, что ты готов выслушивать негодование со стороны придворных и не только? — У меня были свои причины выбрать тебя. Хотя, даже если бы не только это, я всё равно задумывался о том, чтобы сделать тебя как можно ближе ко мне. Кроме того, решения короля не обсуждаются. — Что за «это»? — тут же оживился заинтригованный Стефан, отвлекаясь от получения удовольствия. — Скоро всё узнаешь, но в своё время. — Не менее таинственно ответил мужчина, принявшись резко двигать пальцами внутри супруга и надрачивать его член. Ближе к утру, вдоволь утолив свой сексуальный голод, Джозеф решил спуститься в зал. Одетый всё в тот же свадебный наряд, слегка взлохмаченный, но с довольным взглядом сытого кота, он прошел мимо всё еще гуляющих гостей, выслушивая их поздравления. Искренне радых его выбору практически не находилось. Оно и понятно, ведь титулованных, породистых гончих с безупречной родословной обскакал какой-то безродный щенок, что не так давно был всего лишь слугой. В воздухе так и витали зависть, ненависть, осуждение и недоумение. И не было сомнений, что возмущенные аристократы решат свести счеты с «несправедливостью». Взяв из рук слуги чашу с вином, Джозеф благодарно кивнул какому-то пожилому герцогу, пожелавшему счастья и здоровых наследников в браке. Где-то в сторонке стоял граф Иниго в окружении своих родственников и свиты. Судя по его раскрасневшимся глазам он провёл в слезах большую часть времени, но Джозефа это не трогало. Его сильно позабавило озарившиеся радостью и восторгом лицо Дориана, когда он подошел к нему перед началом церемонии бракосочетания. Наивный юноша решил, что ему выпала честь и он, возблагодарив Джозефа, пылко пообещал быть верным и хорошим супругом, родить побольше наследников и во всём не только поддерживать, но и слушаться. Нет, мужчина изначально понимал, что не всё в Дориане идеально, но так даже больше разочаровался. Что хорошего в покладистых существах, не имеющих своего мнения и готовых раболепить перед кем-то более старшим по возрасту и высоким по положению? Не скрывая едкой улыбки, Джозеф сообщил о своём желании, чтобы граф Иниго прислуживал ему во время церемонии, повязав ленту. Вот тут-то и переменился в лице юноша. Улыбка сползла с его уст, а глаза забегали. Все эти интрижки с графом Иниго и маркизом Ашером были затеяны исключительно ради забавы и отвлекающего манёвра. И все действительно поверили, что супругом монарха станет кто-то из этой двойки. — Не думал, что вы сегодня вообще выберетесь из постели, Ваше Величество. — Незлобно поддел Фергус, сжимая в руке чашу с белым игристым вином. — Хотел убедиться, что зал превратился в змеиное логово. — Спокойно ответил ему Джозеф. — Да, вам действительно удалось заставить всех этих гадов снять свои маски. Но вы уверены, что поступили разумно? — Уверен. — И когда же вам пришла в голову эта идея? — хоть внешне граф Диггори и выглядел спокойным, голос выдавал его неудовольствие. — Нет, баронет Этельхард очень способный и миловидный мальчик, но… — Друг мой, не разочаровывай меня. — Твёрдо перебил его Джозеф, отставив пустую чашу и взяв полную. — У меня были причины для этого. Хочу убить двух зайцев одним ударом. — Что? Каких зайцев? — А ради чего я вообще по-твоему затеял всё это? — небрежным жестом обведя зал, полный гостей, король снизил голос до доверительного шепота. — Чтобы прекратились лживые слухи о твоём бесплодии, но ведь для этого… — осёкшись, Фергус встретился с многозначительным взглядом друга и от внезапного осознания едва не выронил свою чашу. — Ты серьёзно? То есть, ты уверен, что это именно оно, а не просто сытая жизнь, сказавшаяся на мальчишке? — Более чем. — Довольно хмыкнув, Джозеф не скрывал своей гордости. Сразу, как только у него закрались подозрения, он велел придворному лекарю Уилларду осмотреть Стефана, якобы это обязательная процедура, через которую проходят все ревериды пьющие подавляющие травы. И старый брюзга ответил положительно, разумеется, ничего толком не сказав самому тогдашнему баронету. — Что ж, значит, помимо свадьбы я могу тебя поздравить еще и с этим. — Предусмотрительно тихо сказал Фергус, подняв чашу за здравие. — А сам-то он догадывается, что даже при всём желании, всё равно не сможет похудеть? — Не уверен, но и шокировать Стефана тоже пока не хочу. Он еще слишком юн, и боюсь, что не поймёт… — Да, ведь ревериды прослыли в народе жестокими убийцами своих отпрысков. Между ними повисло неловкое молчание. Джозеф помрачнел. Сообщения о том, как жестоко и хладнокровно двуполые юноши избавляются от своих детей, так и сотрясали Рэйнфог. Далеко ходить не надо. Даже в Вудроу и Фелане, если верить уверениям Уилларда, беременные ревериды либо вытравливали плод, либо сразу же после родов избавлялись от ненужного ублюдка. Правда это наблюдается только среди слуг, да крестьян. Среди знати, либо никто не беременел, либо разрешались от бремени, но делали это тайно. Всё же несмотря на новые законы, народ медленно привыкал к тому, что нечто когда-то запретное теперь являлось нормой. — Как бы только потом не сталось так, что спасая свою честь, вы жертвуете мальчишкой. — Внезапно серьёзно проговорил граф. — Я сделаю всё возможное, чтобы обезопасить Стефана в будущем. — Твёрдо пообещал Джозеф, уверенный, что так оно и будет. Удовлетворившись таким ответом, Фергус кивнул. Разговор плавно перетёк в непринуждённую беседу о грядущей охоте, как только утихнет метель. Всё же для истинных норвудцев было просто немыслимым просиживать штаны в четырёх стенах, когда леса богаты на дичь и не только.***
Доверенные слуги безликими тенями шествовали между кресел, в которых сидели знатные господа, подливая вина, предлагая закуски и сладости, а также подавая влажные полотенца и розовую воду, чтобы ополоснуть руки и утереть рот. В камине громко потрескивали поленья, а приглушенный свет редких свечей и масляных ламп освещал лишь часть гостиной, бросая на лица мужчин тени, придавая им еще более мрачный вид. — Уму непостижимо! — в который раз взорвался от гнева маркиз Джонатан Броуди, который несмотря на своё отчисление из Совета, всё же был приглашен на свадьбу короля и имел честь быть свидетелем столь возмутительного поступка. — Ладно, мы смирились с тем, что отпрыск Норвудской ведьмы предпочитает женщинам богомерзкую пакость. Но о чем он думал, падая так низко?! — А думал ли король вообще? — едко бросил виконт Марвин Эррал, поднося к губам чашу с холодным пивом. Его карие глаза скользнули по мрачным лицам присутствующих: графу Генриху Бриану, графу Виктору Бертраму, маркизу Броуди, барону Грегу Тирней, — стороннику Шарлотты Теранс, — графу Джеймсу Иниго, маркизу и новому кардиналу Хьюго Каллуму и барону Оливеру Бенету. — Колдовство… — выдохнул граф Иниго, перекрестившись и поцеловав золотой диск с выгравированными на нём скрещенными копьями — символом веры деудеан. — Проклятая ведьма даже после своей кончины умудряется путать все наши планы! Я не удивлюсь, если этот безродный ублюдок, которого нам теперь придётся считать королём, на самом деле её орудие. — Боюсь, что тут дело не в почившей грешнице Маргарет Неван, — холодно заявил кардинал Каллум, сменивший на посту своего предшественника Герберта Родерика. — Норвудская ведьма вот уже много лет как почивает в Бездне. Скорее всего, мы имеем дело с колдуном. Всем ведь известно, что ревериды — порождения нечистой силы, дети дьявола и враги Господа! — Однако именно таких тварей и предпочитает наш король. — Практически прорычал барон Оливер Бенет. Когда-то он был другом и сторонником Джозефа, равно как и Фергус Диггори. Барон предпочитал закрывать глаза на пагубную страсть принца к двуполым существам, уверяя себя, что это временно. Оливер, пусть и вошел в Совет, стараясь поддерживать решения Джозефа, всё же многое не мог принять. В принципе, даже самые закоренелые ханжи были готовы мириться с противоестественной страстью монарха. Об этом красноречивее всего говорило то, с каким усердием и рвением аристократы подсовывали Джозефу своих внезапно признанных бастардов. На самом же деле так называемые «бастарды» таковыми не являлись. Практически все они были законными детьми, рожденными знатными женами, но из-за своей природной сути отданные на воспитание каким-нибудь служанкам и изначально лишенные каких-либо привилегий и прав. А в связи с новой политикой, титулованным папашам ничего не оставалось, как «признать» своих полусыновей. И всё бы ничего, если бы не выбор короля. — Это чем же надо было думать, чтобы всем знатным юношам предпочесть какую-то уличную дворнягу?! — с громким стуком поставил на подлокотник своего кресла чашу Джеймс Иниго, расплескав вино. — Да еще какую… Шлюху из дома покойного Рочестера! — Отчасти в этом есть и ваша вина, граф. — Хмурил брови маркиз Броуди. — И ваша, Бриан. Какого дьявола ваши сыновья допустили подобное?! Разве Дориан и Лисандр не должны были заинтересовать Его Величество? И не надо кривить морды, будто лимона наелись. Если ваши шлюхи не способны удержать внимание короля, то на кой дьявол они нужны?! — Держите себя в руках. — Сцепив пальцы рук вместе, кардинал Каллум по сравнению со своими товарищами выглядел живым олицетворением хладнокровного самообладания. — На самом деле всё не так трагично, как вам кажется. — Да неужели? — разом воскликнули присутствующие. — Да, именно так. — Уголки губ кардинала слегка приподнялись в усмешке. — Полагаю, что нам нечего опасаться. Брак не был освящен церковью, а считается официальным лишь по документам. Так что расторгнуть его труда не составит. Уверен, что нам не придётся долго терпеть присутствие выскочки у трона. — Предлагаете подставить щенка? — тут же оживился барон Бенет, перестав подпирать подбородок кулаком. — Почти. Если эта сучка не родит, то король обязан будет развестись и взять в супруги кого-то из знатных. — А если всё же родит? — призадумался граф Иниго. — Коли оно было так, то давно бы свершилось. — Посмотрев на него, как на неразумное дитя, кардинал Каллум принял из рук слуги бокал с белым вином. — Мне удалось разговорить одного из помощников придворного лекаря. Если коротко, то король запретил давать мальчишке подавляющих трав, но для вида его всё же опаивают сбором из успокаивающих трав. То есть, щенок должен был забеременеть и уже давно. — Значит, всё же дело в самом короле… — высказал общую мысль Генрих Бриан. — Но даже если всё получится и Джозеф вступит в повторный брак, то не может ли так случиться, что мы останемся с носом? — всё же барона Бенета немного терзали сомнения. — Да, — кивнул Виктор Бертрам, — королю ведь нужен наследник. А если новый супруг ему не родит, то… — То мы сделаем всё возможное, чтобы это свершилось. — Перебил его маркиз Броуди, недобро улыбаясь. — Пусть не от Джозефа, а от кого-то другого, но один из наших мальчиков непременно родит. Какая разница? Всё равно ребёнка признают престолонаследником, а нам ведь именно это нужно. — Осталось лишь убедиться, что у нас всё получится. Переглянувшись и наградив друг друга зловещим оскалом голодных хищников, загнавших в ловушку свою добычу, господа дружно подняли бокалы, кубки и чаши.***
Не поднимая глаз, слуги молча помогали юному королю облачиться в тёмно-пурпурные одежды, расшитые золотыми нитями с золотой атласной окантовкой. Практически все лица знакомы ему и все они, с трудом подавляя свою зависть и недовольство, старались безропотно выполнять свою работу. Самодовольно ухмыльнувшись, Стефан одарил своё отражение в зеркале оценивающим взглядом. Из стеклянной глади на него смотрел красивый юноша, разодетый в изысканные одежды из дорогих тканей. Длинные густые каштановые волосы были схвачены в высокий хвост золотой заколкой с россыпью аметистов и турмалинов. Лишь несколько прядей выбивались из прически, обрамляя красивое овальное лицо. Фиолетовые омуты, приобретшие дивный сливовый оттенок, горели триумфом. Жизнь, поделившаяся на «до» и «после», казалась и вовсе принадлежала двум совершенно разным людям. Стефан Этельхард, не так давно баронет, а теперь и вовсе герцог Конлей, — сразу же после свадьбы Джозеф даровал ему титул и фамильные земли Крофордов, — и супруг-соправитель короля Рэйнфога. Тот, кто отныне будет вершить судьбу страны и народа так же свободно, как это делает его муж. И либо это кажется сном, либо прошлое было ночным кошмаром. Кем был Пятнадцатый? Ничтожным мальчишкой, отпрыском человека, чей разорившийся много веков назад род ничего более не значил, и мужчине пришлось жениться на крестьянке. Мать родила Пятнадцатого и со слезами умоляла мужа сохранить ребёнку жизнь, после чего скончалась от большой кровопотери. Отец, которого мальчик с детства именовал не иначе, как «Господином», был человеком правоверным и исполнил последнюю волю супруги, вот только по имени сына не называл, да и вообще обращался с ним, как с рабом. Жизнь в родительском доме была несладкой, но терпимой. Не то, что потом, в поместье графа Рочестера. В обязанности тогда еще «безымянного» мальчика входили уборка, готовка, стирка и ежедневная работа в скудном огороде. Жизнь круто изменилась, когда в возрасте десяти лет Стефан узнал о предстоящей свадьбе отца. «Господин» женился, на этот раз взяв в жены дочь окрестного содержателя постоялого двора. У женщины тогда за плечами уже был один неудачный брак, от которого родился сын. И она была не рада, что придётся жить в одном доме с богомерзким реверидом, потому и предложила супругу способ немного подзаработать. Граф Рочестер, владевший северо-восточными землями в герцогстве Хоард, был известен на всю округу как «благородный добродетель». Крестьяне его любили, по крайней мере родители, которые продавали ему за небольшую плату красивых, но неугодных сыновей и дочерей. Такая же участь постигла и Стефана. Наученный женой, отец с радостью пустил слух о продаже своего отпрыска, не стесняя говорить об истинной природе ребёнка. И разумеется, эти вести вскоре дошли до ушей графа. Стефан слишком хорошо помнил день, когда к их дому подъехал дорогой дормез и из него вышел Лукас Рочестер в компании двух пажей и целого отряда стражников. Молодой мужчина с бесстрастием бывалого купца осмотрел предложенный «товар» и одобрительно кивнув, передал родителям мальчика кошель с серебряными монетами. Его увезли в тот же день. Как и всех новички в поместье графа, первоначально его одели в простые, но чистые хлопчатые одежды и отправили работать на конюшню. Затем Стефана приставили помощником садовника, а через год он попал в дом. Работа в качестве слуги была тяжела. За любую провинность избивали, морили голодом, лишали сна, а особенно непокорных отдавали Виприю — огромному гнедому коню графа, который лишь изредка использовался для верховой езды, а в основном исполнял роль палача. Под него подкладывали самых непослушных слуг, и часто это заканчивалось если не смертью, то разрывом анальных отверстий. В обязанности слуги помимо безупречного исполнения своих прямых обязанностей, входили так же и исполнение всех капризов графа и его гостей. Именно на втором году службы Стефан впервые оказался распростёрт под каким-то потным тучным пьяным маркизом, от которого отвратительно воняло чесноком и немытым телом. Первое соитие, как и большинство последующих, причиняли в основном боль, но двуполая природа вскоре заставляла тело подчиняться даже боли, так что со временем в лоне Стефана становилось влажно. В доме Рочестера он был Пятнадцатым, который на пару с Семнадцатым-Тоддом проявляли свой характер и пытались противиться всему, что с ними пытались сделать. — Ваше Величество? — голос одного из слуг вырвал его из водоворота воспоминаний. Тряхнув головой, дабы собраться с мыслями и убедиться, что подобного больше никогда не повторится и оно навсегда останется в прошлом Пятнадцатого, Стефан расправил плечи и вскинув голову, величественно прошел из гардеробной на выход. В зале, куда попадаешь, едва переступаешь порог королевских покоев, всё еще стояли не разобранными многочисленные свадебные подарки от знати. Стефан не спешил к ним прикасаться, ибо пока не горел любопытством всё осмотреть и ощупать. Едва он вышел в коридор, как за ним тут же двинулись четверо стражников из личной стражи и пара слуг из числа младших сыновей знати. Встречавшиеся по дороге придворные, независимо от титулов, положения в обществе и своих мыслей, были обязаны склонять головы в уважительном поклоне, выказывая почтение младшему королю. Те, что еще вчера с пренебрежением смотрели на Стефана, словно на грязь под ногами, продолжали смотреть точно так же, но теперь еще и кланялись этой грязи. — Колдун! — именно так теперь говорили о младшем короле. — Бесовское отродье посмело околдовать нашего государя, только поэтому он и занял трон. Эта версия в основном была популярна среди прислуги, которые по черному завидовали мальчишке, когда-то бывшему одним из них. «Что поделать, чтобы чего-то добиться необходимо порой идти по головам, а для этого обладать тремя качествами: внешностью, умом и страстью» — холодно про себя рассуждал Стефан, миновав один коридор и принявшись спускаться по лестнице. И до чего же неприятно было столкнуться с графом Иниго и его свитой. Облаченный в дорогие одежды из струящегося нежно-голубого шелка с серебристыми атласными вставками, он казался еще более утонченным и невинным. Золотисто-русые волосы волнами обрамляли по-детски круглое личико. На щеках выступили алые пятна, а фиолетовые глаза угрожающе сузились. Со дня свадьбы, — а это чуть меньше месяца, — они практически не пересекались. Нет, Стефан не избегал графа Иниго, просто редко удавалось покинуть постель или Зал Совета, где Джозеф не стеснялся брать супруга на всех горизонтальных поверхностях. В последнем случае, правда, приходилось дожидаться окончания собрания и ухода советников, дабы они не стали невольными свидетелями монаршей страсти. И теперь, когда Стефану приспичило прогуляться по двору, — благо погода позволяла наконец-то покинуть стены Фелана, — он невольно столкнулся с бывшим соперником. — Ваше Величество, — не пряча исполненного гневом взгляда, Дориан поклонился, вынужденный повиноваться этикету. — Граф, — сухо и сдержанно ответил ему Стефан, слегка качнув головой. Не дожидаясь, пока свита Иниго посторонится прочь, юный король двинулся дальше вниз. Однако едва он поравнялся с блондином, как услышал презрительный смешок, и вынужденно остановился. — Что-то не так, граф? — Нет, Ваше Величество, ничего. — В голосе Дориана появился смешок, а глаза загорелись злорадным огоньком. — Хотя… Говорят, что слуг обычно недокармливают, чтобы они не поправлялись и услаждали взор господ своим стройным телом. Теперь я понимаю, почему к ним приставляют мажордома и обычно не одаривают никакими милостями. — Приятно знать, что вы обеспокоены правами прислуги, однако я не вижу в этом ничего забавного. — Стараясь придать голосу как можно больше холода, Стефан смотрел на юношу в упор. — О прислуге? — усмехнулся граф, не скрывая своего презрения. — Я говорил о вас, Ваше Величество. И да, лучше бы вы оставались слугой, так хотя бы вы не превратились в бесформенное существо. Со стороны свиты Дориана и слуг самого короля послышались едкие смешки. Вспыхнувший гнев, способный толкнуть на необдуманный поступок, требовал немедленной мести за нанесённое оскорбление. Однако, разум всё же возобладал над эмоциями. Растянув губы в лёгкой улыбке, преисполненной холодной ненависти, Стефан шагнул ближе к Дориану, встал практически в плотную, отчего последний немного занервничал. — На вашем месте я бы хорошенько задумался, почему какой-то слуга обскакал вас во всём. — Насмешливо проговорил король, наблюдая как улыбка сползает с красивого кукольного личика. — Увы и ах, вы можете сколько угодно ненавидеть меня, но стоило бы подумать и о себе. Чем вы так не угодили моему мужу, что он заставил вас повязать ленты? Глаза графа широко раскрылись, словно ему только что влепили пощечину. Напоминание о том унижении на церемонии, — хотя для кого-то другого это и было бы большой честью, — заставило его сжать кулаки от гнева. Но сделать он ничего не мог. Попытается в открытую что-то выкрикнуть в лицо Стефану или поднять на него руку, как тут же будет схвачен и лишен милости Джозефа, подставив под удар всю семью. Всё же нужно быть полным глупцом, чтобы сметь открыто выказывать неудовольствием выбором монарха. — Что же вы, граф? — отступив на шаг, Стефан смерил Дориана таким взглядом, словно перед ним стояло жалкое, противное природе и всему человеческому, существо. — Язык проглотили? Вы же только что были преисполнены такой уверенностью. Куда всё делось? Или вам просто нечего сказать? — Ты… — зашипел было Иниго, но тут же силой заставил себя прикусить язык. Сложив руки по швам, он поклонился, опустив глаза. — Доброго дня, Ваше Величество. — И тебе, — всё же не сдержался от издёвки король. Для титулованного и знатного человека нет большего унижения, чем обращением к нему, как к какому-то крестьянину или рабу. Не дожидаясь, пока Дориан в шоке вскинет голову и сожмёт кулаки от гнева, Стефан продолжил свой путь. На свиту графа он даже не взглянул. Стефан сумел поставить графа Иниго на место, а значит и с остальными поступит точно так же. Вот только не все титулованные особы так уж уступчивы и смиренны, как Дориан. В лицо практически никто не рисковал указывать Стефану о том, где должно быть его место. Однако украдкой всё же бросали испепеляющие взгляды, говорили с ним в пренебрежительной манере, а порой и вовсе, делая вид, словно не замечают, тихо, но так чтобы герцог Конлей слышал, обсуждали выбор монарха. Разумеется, что всё это было, когда Джозефа не было рядом с супругом, а такое бывало не так уж и часто. Поводов для обсуждения Стефана было более чем достаточно. Придворные придирались ко всему. Даже к такой ерунде, как одежда, подбор драгоценностей, походка, манера говорить, жесты, взгляд и прическа, а также фигура. Стефан откровенно чувствовал себя какой-то девицей! Вычурные наряды его не прельщали, а в гардеробе в основном были либо строгие костюмы, либо изысканные, но скрывающие недостатки фигуры одежды из шелка, атласа, бархата и парчи. Фиолетовые, черные, тёмно-бордовые, тёмно-синие или изумрудные, но ни одного одеяния пастельного или нежного оттенка. Из украшений в большей степени золото, да серебро с самоцветами в тон глаз и нарядов: кольца, серьги, заколки, брошки и обручи на голову. Всё это меньше всего интересовало Стефана, когда ему куда больше нравилось сидеть рядом с мужем во время заседания Совета и вершить судьбу страны, однако всё же одеваться приходилось с особой тщательностью.***
Весна 931 года. Герцогство Норвуд. Как только наступила весна, весь двор переехал обратно в Вудроу. Пока большая часть знати довольствовалась духотой и теснотой дормезов, Стефан ехал верхом рядом с королём на подаренной рыжей кобылке с белой звёздочкой на лбу. Лошадь ступала мягко, была послушной и спокойной, хотя сам юноша предпочел бы общество более резвого жеребца, тяжело ступавшего и в галопе выкидывавшего из-под копыт клочья земли. — Как только ты научишься уверенно сидеть в седле, тогда я позволю тебе выбрать коня на своё усмотрение. — Пообещал Джозеф, поравнявшись рядом с супругом и подавшись немного влево, поцеловал его в щеку. — Было бы здорово. — Довольно улыбнувшись, Стефан старался держать спину прямо. — В конце концов, я всё еще надеюсь, что когда-нибудь смогу разделить вместе с тобой всю прелесть норвудской охоты. — Но прежде необходимо окрепнуть и тренироваться усерднее. — Наградив супруга тёплым взглядом свинцовых глаз, так сильно похожих на расплавленный металл, мужчина скользнул по его фигуре. Его терзало беспокойство, но внешне Джозеф старался этого не выказывать. Стефан снова немного поправился, хоть слуги и сообщали, как усердно младший король старается вернуть себе былую форму, отказываясь от еды, вина и доводя себя до седьмого пота на тренировочном поле, совершенствуясь в мастерстве владения мечом. Стараясь избежать неприятных последствий такого радикального похудения, Джозеф сам кормил юношу. Намеренно старался проводить с ним как можно больше времени, лишь бы огородить от небезопасных тренировок. За несколько дней до отъезда из Фелана, Стефан всё же не сдержался и пошел к придворному лекарю. Хорошо, что Джозеф успел заменить старика правдолюба Джошуа на верного Уилларда, иначе бы юноша узнал всю правду о себе. Уилларду удалось убедить юного короля, что внезапное пополнение связано с двойственной природой последнего. Дескать, подавляющие травы блокируют суть, подавляют течку, вот природа и ищет другие пути заявить миру, что Стефан достиг половой зрелости. Однако этим юноша не удовлетворился и напрямую спросил о возможной беременности. Уилларду пришлось прибегнуть ко всей своей хитрости и изворотливости, лишь бы убедить мальчишку в обратном. Сыграло на руку и то, что Стефан полнел не в каком-то одном месте, а целиком и поэтому живот не был заметен. Джозефу казалось, что супруг бы и не заметил странных перемен в себе, если бы не злые языки с язвительными упрёками в переедании и не сам монарх, который совершил одну ошибку. Не далее как неделю назад мужчина решил не отказывать себе в удовольствии и взять на ложе Лисандра. Юноша всё равно вешался и всячески не стеснялся себя предлагать, а отказываться не хотелось. Тащить графа Бриана в свои покои не стал. Разложил прямо на столе в скромной библиотеке, и не обращая внимания на недовольные возгласы, брал до тех пор, пока по телу не разлилась приятная усталость. Как оказалось, для полной разрядки с Лисандром, Джозефу понадобилось всего три раза кончить. В момент, когда последняя волна экстаза, заставила его замереть и вздрогнуть, мужчина обернулся, словно что-то почувствовав. Встретился с ошарашенным взглядом Стефана, который в свободное от тренировок и государственных забот время любил сидеть за книгами в библиотеке. От лица юноши отхлынула кровь, но он тут же взял себя в руки. Извинившись, что потревожил, спокойно, словно ни в чем не бывало, скрылся за книжными стеллажами. Едва это произошло, как Лисандр тут же выскользнул из-под короля, привёл себя в порядок и, пожелав доброго дня, удалился. И тут к Джозефу пришло осознание, что это было не просто так. Не зря же граф Бриан подвернулся под руку и повёл в библиотеку. Видимо, рассчитывал сделать побольнее безродной выскочке. Продолжая стоять на месте, Джозеф дождался пока супруг выйдет к нему. Прижимая к груди свиток с военными тактиками какого-то древнего военачальника, Стефан хоть и выглядел немного удрученным, но всё же не стал закатывать скандалов. — Я всё прекрасно понимаю, — неожиданно твёрдо сказал он. — Ты — король, и подобное присуще всем титулованным особам. Нет, подожди, не перебивай. Я не стану устраивать сцены ревности, ибо они ни к чему хорошему не приведут. Готовый ко всему, Джозеф всё же был ошарашен подобным заявлением. Он ожидал, что Стефан действительно закатит истерику, начнёт лить слёзы или же донимать допросами: «Почему ты это делаешь? Разве тебе мало меня?», а на деле юноша оказался достаточно умным, чтобы не только промолчать по этому поводу, но и не уронив в грязь лицом принять измену достойно, как и подобает титулованному супругу. Невольно вспоминая это, Джозеф вновь перевёл взгляд на Стефана, прямо сидящего в седле и с пылом рассказывающего о том, каким великим и могущественным в скором времени станет Рэйнфог. Король еще больше убеждался в правильности своего решения. Что может быть лучше умного, красивого, страстного и инициативного супруга, который не желая оставаться в стороне, на глазах начнёт расцветать и совершенствоваться? Взгляд Джозефа скользнул вниз, задержался на животе юноши, который не выделялся. На лице появилась довольная тёплая улыбка, а в голове злорадно захихикал внутренний голос. Вот будет потеха посмотреть на лица тех глупцов, что смели сомневаться в его мужской силе! Да, для всех станет большой неожиданностью, когда Стефан разрешится от бремени, которого никто не может заметить из-за особенности организма последнего. На минуту мужчина призадумался: а не может ли быть так, чтобы беременность реверидов проходила незаметно? Есть лишь один способ это узнать. — Долгая поездка располагает к хорошему настроению? — склонив голову на бок, Стефан разглядывал лицо мужа. — Разве что поездка в компании такого замечательного юноши, как ты, — тепло улыбнулся Джозеф, имея честь наблюдать, как невольно заалели щеки соправителя.***
Герцогство Конлей, замок Вудроу В этот раз заседание Совета затянулось на долгие восемь часов. Мужчины ожесточенно спорили о пересмотре старых законов, которых на деле оказалось огромное множество, и часть из них по каким-то причинам были скрыты от самого короля. Разумеется, что неспроста из королевского архива были изъяты в своё время все указы, которые могли бы вызвать недовольство у нынешнего монарха. Многочисленные смертные казни за, порой, даже самую малейшую провинность. За убийство, даже если оно и было из мести, — что когда-то считалось проявлением правосудия, — плаха. За воровство — отрубание пальцев на руке, — и никого не будет волновать причина данного поступка. Так же существовали законы, запрещающие блуд. Забавно читать, о публичном забивание камнями за проституцию, когда многие знатные семьи держат на своих землях увеселительные дома. Так же смешно, как и знать, что если крестьяне отлынивают от работы по какой-либо причине, — болезнь то, внезапные роды или и вовсе какая-то трагедия, — то всю семью провинившегося немедленно наказывают. В законе перечислены методы, которые по мнению знати, должны повлиять на плодотворную работоспособность черни: вбитые в пятки ржавые гвозди, отрубленные ступни, заточение в выгребной яме без пищи и воды на двое суток, срезанные лоскуты кожи со спины и груди. Все эти бесчинства узаконил еще Уильям Крофорд Первый, дед Джозефа по отцовской линии. Но дальше было не лучше. Законы, обязывающие крестьян оставлять себе лишь пятнадцать процентов от всего урожая, а ведь в семьях подневольных, как известно, бывает не менее семи человек. То есть выходило так, что пока народ голодал, знать жирела. А ведь еще недавно Джозеф радовался, что год выдался богатым на урожай. Дальше — больше. Был один закон, который король решил пока не менять. Он касался супружеской верности и всего-то предлагал обманутому мужу разделаться со своей женой, — а теперь еще и супругом, — как он посчитает нужным, применив один из вариантов наказания… Дочитывать Джозеф не стал, ибо сомневался, что там может быть что-то ужасное. Кроме того, этот закон существовал еще задолго до того, как Рэйнфог стал единым государством, так что сомневаться в его правильности не стоило. — Почему мне никто не сказал об этом законе? — бушевал Джозеф, обрушив свой гнев на советников. — Адам Сеймур, потрудитесь объяснить, как глава «Белого казначейства» знающий о том, что крестьяне голодают, почему вы молчали? — Ваше Величество, я был уверен, что вы всё знаете. — Холодно отозвался герцог Морлей, сцепив пальцы рук в замок. — Вы всерьёз верили, что я позволю своему народу помереть от голода?! — сжатый кулак тяжело упал на стол, заставив чернильницу подпрыгнуть. — Мало ли, — с невозмутимым видом продолжал реверид. — Да за кого ты меня держишь? — свинцовые глаза монарха горели яростью. Адам Сеймур тут же переменился в лице, оскорблённый таким обращением к себе. — Да и вы тоже хороши, — переключил свой гнев на остальных членов Совета. — Граф Бриан, вы ведь знали об этом законе. Какого лесного дьявола я не видел этот документ? Почему его прятали? — Кто его прятал? — изобразил недоумение Генрих. — Ваше Величество, видимо, просто его не сразу заметили. Он всегда был на месте. — Отчего же тогда его никто не видел, пока не бросились перебирать барахло на чердаке? — вмешался граф Диггори, мрачно поглядывая на советников. — Да и что вообще подписанные указы делали там, когда их место в архиве?! — Об этом спрашивайте у архивариуса! — огрызнулся виконт Марвин Эррал. — С радостью, если бы он был жив! — парировал Фергус, с трудом сдерживаясь, чтобы не вскочить со своего места и не наброситься на заговорщиков. — Я ни за что не поверю, что архивариус случайно свернул себе шею, именно тогда, когда всплыла правда. Уж слишком подозрительно всё это выглядит! — В Вудроу очень крутые спуски, — невозмутимо пожал плечами виконт, — так что я бы вам посоветовал быть поосторожнее. — Вы мне угрожаете? — рука Диггори потянулась за коротким мечом, висевшим на поясе в ножнах. — Довольно! — рявкнул Джозеф, призывая к порядку. — Не вздумайте мне тут устроить резню! — Простите, Ваше Величество. — Посыпались неровные извинения более тихими голосами. Казалось, только сейчас советники опомнились и вспомнили, что каждый из них теперь висит на волоске от наказания за эту выходку. Раздраженно передёрнув плечами и морщась от тупой боли в районе лба, вызванной нескончаемым шумом, Стефан потянулся за бокалом вина. От многочасового сидения на месте, у него затекли бёдра, так что он был только рад встать, как только воцарилась тишина. — Боюсь, что от покойника мы ничего не узнаем. — Окинув угрюмым взглядом советников, Стефан поджал губы. — Однако всё же следует пересмотреть данные законы в любом случае. Крестьяне помрут либо от голода, либо от тех увечий, что им нанесут за лень. И кто тогда будет возделывать земли, взращивать и собирать урожай, не говоря уже обо всей тяжелой работе? Вы, господа знатные? Сильно в этом сомневаюсь. Лица большей части знати перекосились от отвращения и возмущения. Мало того, что им и так прежде приходилось терпеть общество этого безродного щенка, так теперь они вынуждены еще и подчиняться ему, внимать его словам и решениям. — Эта зима была суровой, так что велика вероятность того, что не все её смогли пережить. — Стараясь не обращать внимания на воцарившиеся напряжение, Стефан перевёл взгляд на Джозефа, словно ища одобрения. — Пятнадцать процентов — это ничтожно мало. Сомневаюсь, что за полгода господа смогли съесть всё, так что пусть вернут своим подданным еще тридцать процентов от остатков. Со следующего сбора урожая вы неизменно будете оставлять простому люду не менее сорока процентов. Стране нужны сильные и здоровые люди, а не ходячие полутрупы! — Но… — попытался было возразить Джеймс Иниго. — Никаких «но», граф! — резко оборвал его юный соправитель, сжав кулаки. — Не забывайте, что именно крестьянские дети будут составлять большую часть наших армий. А кто из них вырастет в таких условиях? Болезненные и слабые существа, не способные даже копьё держать! — Верно подмечено, Ваше Величество, — одобрительно кивнул со своего места граф Диггори. — А это разумно, — громко шепнул баронет Рандалл Тиаршан, занимавший пост секретаря, своему соседу барону Оливеру Бенету, который зло сжал кулаки. — А может, мы еще даруем крестьянам свободу? — взбеленился Бенет. Обвиняюще посмотрев на Стефана, который по мнению большинства лез куда не следовало, обратился к Джозефу. — Ваше Величество, народ должен знать своё место, иначе будут размыты границы между знатью и простым людом… — Никто и не собирается размывать эти границы, барон. — Сурово нахмурился Джозеф, жестом позволяя супругу сесть. — Или думаете, что оттого что крестьяне станут лучше питаться и меньше подвергаться физическому насилию, они резко приобретут титулы? Что за чушь? — Но может хотя бы не так много? — в надежде промолвил граф Иниго, заметно начав нервничать и утирать с облысевшего лба пот. — Хотя бы процентов двадцать? — А сами не хотите пожить на эти двадцать процентов? — язвительно заметил баронет Тиаршан. — Нравится вам это или нет, но теперь вы будете оставлять своим подданным по сорок процентов урожая. — Принял окончательное решение Джозеф, тоже опустившись в своё кресло. — Что там дальше? Дальше пошло разбирательство не честных на руку судей, а также вновь заговорили о церкви, которой пусть и не запрещено проповедовать свою религию, но всё же продолжала рваться к власти. Удивительно, что оба этих дела взаимосвязаны друг с другом. Теперь в суде еще сидели и представители духовенства, которые судили людей по церковным законам, совершали поборы и оправдывали тех, кто больше заплатит. Тут же влетело по голове кардиналу Каллуму, ведь в его обязанности входило следить за порядком в церкви. В общем, работы было еще много, так что пришлось в течение нескольких недель собираться в Зале Совета, чтобы целый день провести за дебатами, обсуждением и рассмотрением тех или иных происшествий и законов. Хорошо, что слуги всегда в назначенный час приносили еду и выпивку, иначе бы советники были бы особенно злыми, ведь голодный человек страшнее и агрессивнее зверя. Продолжая разговор за трапезой, Джозеф обратил внимание, что его супруг так и не притронулся к еде. Только вино пил, и то очень маленькими глотками, тем самым растягивая бокал на несколько часов. — Почему не ешь? — наклонившись к уху Стефана, чтобы никто не слышал, вопросил мужчина. — Не голоден, — постарался, как можно более убедительно ответить юноша. — Твоё «не голоден» продолжается с завидной регулярностью. Перестань истощать свой организм и раздели со мной трапезу. — Тут можно несколько месяцев ни крошки в рот не брать, и то ничего особо не изменится. — Стефан, — заглянув в бегающие тревожные глаза супруга, Джозеф погладил его по щеке. — Не стоит истязать себя из-за прихоти природы. Просто нужно обождать, когда организм придёт в форму. Не забывай, что ты еще растешь, а порой человек сначала раздувается вширь, а потом уже увеличивается в длину. — И тебе не противно сидеть с бесформенным созданием? — в лоб спросил Стефан, видимо ожидая, что ему сейчас выскажут всю правду о том, что он поправился от хорошей жизни и более не такой привлекательный, каким был. Но прежде чем король успел ответить, юноша тут же виновато поджал губы. — Прости. Я веду себя отвратительно. Задавать такие вопросы, словно я какая-то девица… — Всё хорошо, — поспешил утешить его Джозеф, приобняв за плечо. — В конце концов, в тебе заключена еще и женская суть. Не стоит извиняться за такое, а вот твой вопрос… Никогда даже думать о таком не смей. Или ты считаешь, что я способен отвернуться от человека из-за такой ерунды? — Я всё же думаю, — после недолгой паузы ответил Стефан, — что любой человек хочет видеть рядом с собой идеал, а не нечто с изъяном. Усмехнувшись его наблюдению, мужчина, не стесняясь присутствия советников, влил в свой рот крепкого красного вина и передал его супругу в поцелуе. Ошарашенный таким внезапным поступком, Стефан вначале попытался отстраниться, но удерживаемый за плечо, всё же расслабился и подчинился напору короля. Вино приятным теплом разлилось по пустому желудку.