Пусть повергли Тебя, но они всего лишь люди, Нарушают закон и творят что хотят, Но известно давно что победителей не судят. Otto Dix — Победителей не судят Где ты теперь, мой король? Зачем ты оставил меня? Сердце разбито мое. Сломана воля моя. Будь же ты проклят, король, За то, что оставил меня. Будь же ты проклят, король, За то, что оставил меня. Аркаим — Мой король
***
Встречать короля вышла добрая половина двора. В основном придворные предпочли остаться в парадном зале, а вот Стефан привычно вышел на крыльцо. Хоть стояла жара, облачен он был в достаточно плотные и закрытые одежды, которые точно скрывали все засосы. Накрахмаленный воротник тёмно-фиолетовой рубашки застёгивался прямо под подбородком, так что отметины никто не мог заметить. Но даже несмотря на напускной величественный вид, Стефан всё же выглядел немного обеспокоенным. На расстоянии пяти шагов от него стоял Калеб в окружении свиты. Как всегда разодетый в свои длинные туники в пол, он еще больше уподобился женщине, накрасив губы в нежно-розовый. Решив не обращать внимания на соперника, Стефан терпеливо ждал, когда эскорт мужа минует главные ворота. Первым их пересёк сам Джозеф, как всегда гордо и величественно держась в седле на своём сером жеребце. Галопом промчался до самого крыльца, оставив позади эскорт и дождавшись, пока конюхи перехватят уздцы, спешился. Не давая сопернику шанса, Стефан тут же вышел навстречу мужу. — С возвращением, — тепло сказал он, подойдя к мужчине и попытавшись обнять, но тот лишь оттолкнул его. Бросил чем-то недовольный взгляд и повернулся к барону. — Калеб, как ты тут? — сразу смягчились голос, лицо и взгляд Джозефа. Монарх крепко обнял любовника, поцеловав его в губы, словно возлюбленного. Отстранился, погладил заметно округлившийся живот. — Как он быстро растёт. Нашему малышу так и не терпится поскорее увидеть этот мир. — Так оно и есть, Ваше Величество, — с улыбкой отвечал Калеб, зардевшись. — Я скучал по вам, хоть вы и писали мне в пути. А вы уже получили мои последние стихи? Они вам понравились? — Да, очень, — ответил сразу на оба вопроса Джозеф. Стоя в стороне, всё еще не веря произошедшему и своим глазам, Стефан чуть пошатнулся. Джозеф его оттолкнул. Прошел мимо, словно его встречал не супруг, а какой-то надоедливый слуга. Поджав губы, юноша постарался успокоить себя мыслью, что всё дело в их размолвке и Джозеф ведёт себя так, дабы просто его задеть, не иначе. — Джозеф, нам надо поговорить. — Подойдя ближе, Стефан всё же решился нарушить приветствие любовников. — Надо бы, — согласился мужчина, снова посуровев. С неохотой отстранившись от возлюбленного Калеба, Джозеф навис мрачной горой над супругом. — Как раз есть что обсудить. Тон и настроение мужчины не нравились Стефану, но приходилось усердно изображать из себя само спокойствие и не показывать тревоги. Мало ли что на самом деле могло стать причиной для плохого настроения монарха. — Пусть советники тоже соберутся в Зале Совета, — велел Джозеф, обратившись к стражнику из личной охраны супруга. — Что-то стряслось? — всё же не вытерпел юноша. — Нам объявили войну? Или накопилось достаточно государственных дел, что ты даже не можешь позволить себе отдохнуть с дороги? — Уж лучше бы всё вместе взятое, чем-то, что нам в действительности предстоит обсудить. — Угрюмо отозвавшись, Джозеф достаточно грубо схватил супруга за предплечье, уводя вглубь замка. — Калеб, ты тоже к нам присоединишься. Но один, без свиты. — Да что происходит, Джозеф? — всё еще недоумевал Стефан, подозрительно покосившись на победно улыбнувшегося соперника. Но Джозеф не собирался ничего говорить. Широкими шагами он шел в Зал Совета, таща за собой юношу, болезненно сжимая его руку. Серые глаза потемнели от ярости, а губы то и дело складывались в тонкую нить, кривились от злости. Советники едва поспевали за монархом, недоумённо и удивлённо переговариваясь: — Что стряслось? К чему такая спешка? — Случилось чего? — Война? Или чума вспыхнула? — Ох, король Джозеф, вечно весь в делах, да в заботах. Ни минуты покоя. — Вот-вот, ни минуты покоя. Ни для себя, ни для нас. Позади всех плёлся Калеб, вынужденный приподнимать юбки туники, чтобы ненароком не наступить на подол. На входе в Зал, Джозеф сделал знак двум стражникам следовать за ним. Едва только закрылись двери за спинами последних советников и барона Эдена, как монарх грубо толкнул Стефана в центр помещения. — Да что с тобой?! — раздраженно передёрнул плечами младший король, одарив мужа злым взглядом. — Может, ты мне объяснишь, что происходит? — А ты разве не понимаешь, Стефан? — голос Джозефа упал до пугающего шепота. — Или серьёзно думаешь, что тебе всё сойдёт с рук? Что я прощу тебе всё? Да как ты вообще посмел мне изменить, шлюха?! По залу прошел шепоток советников. Кто-то ахнул в изумлении, а кто-то усмехнулся. Потрясённый таким обвинением, Стефан только недоверчиво посмотрел на мужа. — Я тебе не изменял, — только и смог возразить юноша, невольно вспомнив вчерашние события, от которых резко к горлу подступил комок желчи. — Не ври мне! — взревел монарх. Подлетев к супругу, отвесил ему сильную пощечину, чей звук эхом отразился от стен Зала Совета. — Не смей мне лгать, шлюха! Или думал, что я ничего не узнаю? Я не настолько беспечен и глуп, чтобы оставлять тебя без надзора! — Шпионы? — искренне удивился Стефан, морщась от боли обжигающей щеку. — Ты приставил ко мне шпионов? Неужели аж настолько не доверяешь мне? Я же не давал повода… — И видно не зря я это сделал. — Сжимая кулаки, Джозеф пронзал юношу испепеляющим взглядом, с трудом сдерживаясь, чтобы не ударить снова. Он уже не обращал внимания на перешептывающихся советников. — Что, свободу почувствовал, поэтому и пошел по рукам? — Да как ты вообще смеешь? — теперь настала очередь юноши вспылить, но король успел перехватить его руку, болезненно стиснул запястье, из-за чего реверид зло зашипел. — Чтобы тебе ни наговорили — это всё ложь. Я не изменял тебе, Джозеф! Никогда бы не сделал этого добровольно! — За идиота меня держишь?! Я всё о тебе знаю. О каждом твоём шаге. О каждом вздохе и чихе. Или станешь отрицать, что ты по углам зажимался с графом Диггори? Что зачастил в казармы к стражникам? Что трахался с ними? — Ч-что? — от такого заявления Стефан аж невольно отступил. С лица сошла краска. Отпираться бессмысленно, да он и не собирался врать. Но и подтверждать некоторые обвинения не собирался. Бросил испепеляющий взгляд на затаившегося за спинами советников Фергуса, который с особым усердием рассматривал сводчатый потолок. — Каюсь, с графом Диггори было. Но то произошло лишь потому, что подавляющие травы перестали действовать и граф потерял голову. Однако я сохранил трезвость рассудка и оттолкнул его. Но со стражниками ничего не было. Да, ходил в казармы. Но лишь для того, чтобы побеседовать и выпить. Не более. — Почему же мне говорят совсем другое? — вновь прогромыхал Джозеф. Отпустив запястье супруга, он шумно вздохнул. — Разденься. Немедленно. — Что, прям здесь? — голос предательски дрогнул. — Совсем из ума выжил? — Я не попросил, а приказал раздеться. Что здесь непонятного? Я уже говорил, что твоё тело — единственное доказательство твоей невиновности. А теперь раздевайся. Если ты говоришь правду и не изменял мне, то бояться нечего. От напряжения по спине Стефана заструился пот. Понимал, что если снимет одежду, то всем станет ясно об его предательстве. И мало кто решит узнать причину, по которой появились все эти отметины. Но нужно держаться до последнего, постараться убедить Джозефа выслушать и заставить поверить своим словам. Однако устав ждать, монарх отдал приказ стражникам и те незамедлительно скрутили младшего короля, заломив руки ему за спину. Стефан попытался было начать вырываться, но очередная пощечина от мужа заставила замереть. Треск ткани оглушительным эхом отразился от стен сводчатой комнаты. Советники подались вперёд, имея честь взглянуть на доказательство слов одного из правителей. Калеб тоже вытянул шею, удивлённо округлив глаза. Тоже самое случилось и с Фергусом, у которого тут же опустились руки и чуть приоткрылся рот. Рубашка была полностью разорвана спереди, так что каждый мог видеть яркие и достаточно свежие отметины на теле Стефана, в изобилии покрывавшие шею, плечи и грудь. Вроде бы ожидавший всего Джозеф, всё же отшатнулся от юноши, пораженно воззрившись на него. На лице отразились неверие, потерянность и изумление. Глаза цвета грозового неба панически забегали. — Ты… — Джозеф с трудом мог подбирать слова. — Ты врал мне. Ты… шлюха. Грязная шлюха… — Джозеф, я всё объясню. — Смотреть в глаза монарху было тяжело. Но разве его ли, Стефана, вина, что выбора другого не было? Однако, отметины вчерашнего насилия никуда не денешь. — Я не сам. Меня вынудили. Слышишь? Но мужчина не обращал внимания на его слова. Справившись с потрясением, подлетел к супругу, с ноги ударил в солнечное сплетение, выбивая из лёгких воздух, а вместе с ним и глухой крик. Сильная рука стиснула шею, надавила на горло, вынуждая младшего короля захрипеть. — Вынудили, говоришь? — голос Джозефа был подобен раскату грома, а глаза потемнели. Схватив за волосы вынудил юношу задрать голову, встретившись взглядами. — Ну, потрудись объяснить, что ты имеешь в виду. Быть может, я тебя еще пощажу. — У меня не было выбора… — быстро, но тихо, чтобы никто больше не услышал, заговорил Стефан. — Меня заставили… их было трое. Если бы я отказался, то они бы сделали это с Аланом. Я лишь… Рука сильнее стиснула горло, не позволяя договорить. Фиолетовые глаза панически заметались, слегка увлажнившись. — Довольно врать! — рявкнул Джозеф. Ему ничего не стоило свернуть шею изменщику, но это было бы слишком легко и милосердно. — И не смей приплетать сюда моего сына. Кому в здравом уме придёт мысль хоть как-то навредить кронпринцу? Кроме того, что же это за насильники, которые оставляют на теле своей жертвы засосы? Рука всё же отпустила шею задыхающегося юноши, но лишь для того, чтобы сжаться в кулак и ударить со всей силы в ухо Стефану. Младший король захрипел. Голова упала на грудь. В висках запульсировала набатом кровь, а в ушах некоторое время звенело. Однако Джозеф хранил молчание. Ждал, когда супруг придёт в себя и будет в состоянии понимать всё, что он скажет в дальнейшем. Взгляд мужчины скользнул по лицам советников. Задержался на Калебе, который побледнел и теперь испуганно жался в угол, поглядывая на монарха с ужасом. Застонав, Стефан всё же с трудом заставил себя поднять голову. Взгляд всё еще был расфокусирован. — Прошу, Джозеф… — глухо проговорил юноша, — поверь мне. Разве я тебя когда-нибудь обманывал? — Нет, не обманывал. — Подтвердил мужчина, однако смягчаться не собирался. — И я доверял тебе. А чем ты мне в итоге отплатил? Ты хоть знаешь, что положено за супружескую измену? Стефан отрицательно качнул головой. Впрочем, Джозеф и сам понятия не имел, что именно за такое бывает. Слышал, что вроде бы существует такой закон, но никогда не обращал на него внимания. Пришлось попросить секретаря принести документ. Ранделл Тиарнан вернулся быстро, протянул документ монарху, но его успел перехватить Оливер Бенет. Принялся зачитывать: — Древний закон о супружеской измене гласит: «Ежели супруга или младший муж будут заподозрены в измене, то они обязаны тот час быть представлены старейшинам и тщательно досмотрены. Коли измена будет доказана, то обвиняемый или обвиняемая тот час должны быть подвержены наказанию. Публичная порка, и количество ударов назначает сам совет старейшин. Развод по желанию обманутого мужа и изгнание, а также обязательное клеймение». Торжественно завершив свою речь, Бенет передал документ монарху. Джозеф едва не вырвал его из рук барона, прошелся быстрым взглядом по строкам с витиеватым почерком. А ведь помнил, что когда-то видел этот документ, когда вскрылось, что некоторые подписанные указы были спрятаны. Не стал тогда вчитываться, заметив дату принятия закона, решив, что предки были мудрее. Теперь это сыграло с Джозефом злую шутку. Да, он был зол на Стефана за измену, но клеймить… Однако, поймав на себе напряженный взгляд супруга, тут же снова напустил на себя грозный вид. Нельзя давать спуска изменщику! — Калеб! — вспомнив о существовании барона Эдена, Джозеф хмуро взглянул в сторону бледного и перепуганного мальчишки. — Смотри внимательно и запоминай, что бывает с теми, кто смеет меня предавать. И помни, что за измену я не пощажу никого. И не имеет значения, насколько сильно дорог мне этот человек. Монарх не имеет права мешать законы с личным и идти против своего же порядка. Беременный реверид лишь нервно закивал, невольно приложив ладонь к своему животу. — Что касается тебя, — мужчина вновь обрушил всё своё внимание на супруга, — то я не стану публично выставлять тебя на площади для казни. Вполне достаточно и Зала Совета. Но я всё же сжалюсь и пойду на уступку для тебя, Стефан. Ты вправе сделать выбор: клеймо или потеря всего, что я тебе дал. Если до этого Стефан еще сомневался, что Джозеф решит последовать букве закона до конца, то теперь от сомнений не осталось и следа. Радовало, что хотя бы дали выбор. Однако от этого обида не уменьшилась. Думать над выбором долго не пришлось. Стефан не собирался терять своего положения и того, что имеет. А что клеймо? Его ведь и одеждой всегда можно скрыть, так что никто и не узнает. Всё лучше, чем лишиться всего на радость сопернику. — Клеймо, — выдохнул Стефан, вскинув голову, упрямо и с вызовом посмотрев в глаза мужу. — Честолюбивый гордец, — с грустью покачал головой Джозеф. Но тут же внезапно для себя разозлился. Ожидал, что Стефан начнёт умолять о пощаде, попытается остановить, а не примет всё с королевской гордостью. И это злило, раздражало, что мальчишка пытается казаться сильнее, чем есть. — Ублюдок! — прорычал Джозеф, ударив сначала супруга в живот, а затем в подбородок. Схватил за волосы, дёрнул со всей силы несколько раз, едва не вырывая каштановые пряди. — Храбришься тут. Строишь из себя не весть кого, а отбиться от так называемых «насильников» не смог. Начни уже рыдать и молить о пощаде, шлюха, пока я не приказал стражникам начать отрубать тебе пальцы один за другим! Советники дружно ахнули. Калеб ухватился за сердце, затем за стену и в итоге медленно опустился на кем-то любезно предоставленный стул. Сглотнув вставший поперёк горла ком, Стефан вглядывался в лицо Джозефа, пытаясь понять: просто угрожает или говорит серьёзно. Его и так уже терзала паника, а внезапно подступивший страх, заставил только хранить молчание и не провоцировать мужа на еще большую жестокость. Заплакать? Умолять? Ха! Он давно избавился от этого. Последний раз рыдал и умолял в поместье Рочестера, когда его, еще мальчишку, насиловали двое мужчин. С тех пор слёзы, может, и начинали жечь глаза, но быстро высыхали, так и не оросив щеки. Что до мольбы, то она бесполезна. Смысл унижаться, когда всё равно будет так, как решит палач? — Я не вижу смысла, что-то тебе доказывать, Джозеф, — всё же заговорил Стефан, стараясь придать голосу уверенности, но он всё равно дрожал и звучал чуть приглушенно. — Ты всё равно не поверишь, и я это понял. Рыдать тоже не стану. Что изменят слёзы и просьбы? Ничего не говоря, Джозеф уже занёс руку для очередного удара, но видя, что Стефан не зажимается, не жмурится и не отворачивается, отступил. Что толку бить гордого мальчишку, когда тот только его выставит в дураках при всех? Кто-то из советников услужливо принёс раскалённое клеймо, передав его монарху. Деревянная рукоять была тёплой, но не обжигала, а вот сам металл был белым. Повинуясь немому приказу, стражники заставили Стефана опуститься на колени. Крепче стали удерживать за руки и плечи, не позволяя вырваться. — Ты сам сделал свой выбор, Стефан, — напомнил Джозеф, подойдя вплотную к супругу. Юноша затаил дыхание. Кожей ощутил жар, инстинктивно пытаясь отстраниться. Свободной рукой Джозеф схватил Стефана за волосы, запрокинув голову назад и приложил раскалённый металл к правой щеке. Адская боль заставила взвыть, задёргаться. Из глаз невольно, но всё же полились слёзы, а проклятый металл, казалось, только глубже вгрызался в плоть, норовя чуть ли не до кости прожечь. — Джозеф, хватит! — всё же не выдержал и взмолился Стефан, для которого пытка показалась вечностью, а на деле она длилась лишь несколько мгновений. Но мужчина повиновался. Отшвырнул в сторону клеймо, и теперь двумя руками удерживал голову супруга, вглядываясь в исполненные боли и страха фиолетовые глаза, в которых стояли слёзы. Участок кожи на правой щеке сильно покраснел, а сама выжженная рана со временем обещала превратиться в четкий шрам, который теперь ничем не скроешь. — Ты сам сделал свой выбор, — глухо повторил Джозеф, вглядываясь в клеймо. С древних времён для обозначения самых отвратных и падших из шлюх использовался образ нижней половины месяца с рваными краями. И сейчас этот символ ярким пятном красовался на правой щеке младшего короля. Из груди Стефана вырвался глухой всхлип, словно юноша пытался задержать дыхание, тем самым подавляя рвущиеся наружу звуки. — Я не стану лишать тебя титулов и земель, а также не стану разводиться. — Достаточно громко, чтобы все присутствующие могли слышать, говорил Джозеф. — Нет, развода ты никогда не получишь, как бы потом не умолял. Нравится или нет, но ты навсегда останешься моим мужем. Но рядом со мной ты больше никогда не будешь. Сморгнув слёзы, Стефан облизнул пересохшие губы. — Сейчас я доведу наказание до конца. — Холодно продолжал Джозеф, не испытывая совершенно никакой жалости к юноше. — После, когда лекари подтвердят, что ты достаточно оправился и в состоянии пережить путешествие, ты отправишься на юго-западную границу герцогства Хоард. В монастырь Святого Кевана, где и проведёшь остаток своих дней. Знать недовольно зашумела. Сослать, но не развестись — какая глупость! Разве так можно? Разве кому-то хочется продолжать поддерживать хоть какие-то связи с заклеймённым? — Ваше Величество, ваш брак ведь не был освящен, — напомнил кардинал Каллум, заискивающе улыбнувшись. — Вам совсем ничего не стоит просто подписать документ о разводе. Ни к чему монарху и дальше знаться с богомерзким, а теперь еще и клеймённым, двуполым. — Молчать! — раздраженно приказал Джозеф. — Мои решения не обсуждаются. Как я сказал, так и будет. — Н-но… — дрожащий, хриплый голос Стефана заставил мужчину позабыть обо всех присутствующих. — Ты не можешь… отослать меня. — Могу, Стефан, — украдкой тяжко вздохнул мужчина. — И сделаю это. Не спорь. Не изменю своего решения. Теперь, когда гнев поутих, Джозеф даже жалел, что в сердцах объявил об изгнании и поставил клеймо именно на щеке. Ведь теперь жизнь Стефана будет ужасной. Видя такое клеймо, каждый желающий будет иметь право трахнуть младшего короля, ведь по законам такие шлюхи не имеют права отказать. Глядя в мрачное лицо мужа, Стефан хотел было начать умолять изменить решение, вот только во время вспомнил, что это бесполезно. Ни к чему не приведёт. Внезапно злость и обида взяли верх, заставляя сквозь зубы с ненавистью цедить: — Надо было дать тем ублюдкам трахнуть твоего любимого сыночка! Уж тогда бы ты говорил иначе, Джозеф! Ничего, мальчишка бы пережил троих взрослых мужиков. В конце концов, задница всегда способна подстраиваться под размеры членов. А если бы не пережил… то не велика потеря. Мышь родит тебе еще одного щенка! Эти слова сыпались на Джозефа страшнее кулаков врага. Оглушенный, не веря в услышанное, он рывком схватил Стефана за волосы, вырывая из рук стражников. — Как ты смеешь, шлюха?! — гнев вновь застлал глаза монарху. — Кто дал тебе права говорить такое? Кто?! Молись, чтобы я еще и твой грязный язык не вырвал! Калеб в ужасе ахнул, закрыв рот ладошками. Фергус порывался вмешаться, но ему заступили дорогу советники, часть из которых удовлетворённо кивала, наблюдая, как Джозеф теряет последние крупицы контроля над собой. Беспорядочные удары посыпались на голову, спину и грудь Стефана с небывалой силой. В ход шли не только кулаки, но и ноги. Удар под рёбра, в живот и между лопаток выбивал из лёгких воздух. Кулаком или ботинком по лицу и голове — оглушал. Крича от боли, хрипя, едва не задыхаясь и не теряя сознание, но не умоляя о пощаде, Стефан пытался отползти в сторону. Взвыл, когда каблук королевского сапога со всей силы обрушился на верхнюю сторону ладони, лишь чудом не ломая кости. Пинок в живот заставил перевернуться на спину. Попытка заслонить и без того искалеченное лицо оказалась тщетной. Усевшись сверху, Джозеф кулаками принялся наносить удары наотмашь. — Джо… зеф… — слабо, сипло шептал Стефан. — Х-хва… тит… Но мужчина не слышал его, продолжая осыпать ударами. Тело под ним всё еще извивалось, подёргивалось, нервно сучило ногами. Синяки и кровоподтёки мгновенно расцветали на разбитом, некогда красивом лице юного соправителя. Джозеф остановился лишь тогда, когда юноша под ним перестал двигаться, обмяк. Тяжело дыша, выбившийся из сил и опустошенный, мужчина смотрел на избитого Стефана. Висок, бровь, нос и губа были разбиты в кровь. Налитые кровью, превратившиеся в огромные синяки, глаза превратились в две щелочки. Лицо распухло, стало лиловым. На мгновение Джозеф и сам испугался того, что натворил. Спешно слез с обмякшего тела. Нащупав, пусть слабый, но пульс, Джозеф украдкой вздохнул с облегчением. Он не хотел убивать Стефана. Не собирался избивать до полусмерти, но утратил над собой контроль из-за его ядовитых слов. Джозеф-то думал, что Стефан смог полюбить сына. Ведь шпионы докладывали о том, что младший король стал проводить время с Аланом и вступаться за него. — Можете расходиться! — всё еще приходя в себя, рявкнул советникам монарх. — Больше не на что смотреть. — А как же публичная порка? — подал голос кто-то из знати, за что был награждён испепеляющим взглядом. — Она только что состоялась. — Холодно отчеканил Джозеф, сжав руки в кулаки, дабы скрыть нервную дрожь. — От плети всё равно мало толку. Расходитесь. Повторять еще раз не пришлось. Советники двинулись на выход. Калеб бочком обошел Джозефа, бросил презрительный взгляд на изувеченного младшего короля и вышел следом за остальными. Кликнув слуг, мужчина приказал отнести Стефана в его покои и вызвать лекаря, дабы осмотрел. Он и сам бы мог это сделать, но не хотел показывать, что на самом деле жалеет о содеянном. Зря он в пылу ярости всё это устроил.***
— Ты в своём уме?! — влетел следом за ним в покои Фергус. Бледный и встревоженный. — Ты же его мог убить! А если бы не остановился? — Он это заслужил, — как можно более холодно попытался говорить Джозеф, но голос всё же дрожал. — Никто не смеет мне изменять. И уж тем более говорить такие вещи о моём сыне. Остановился, бросив враждебный взгляд на графа: — Да и ты тоже хорош! Тоже мне — друг. Как ты вообще только додумался приставать к моему супругу? На этот упрёк Фергус решил промолчать. Понимал, что рискует тоже оказаться в немилости у короля, пусть они и были друзьями. — Может, я и не имею права судить, но правильно ли ты поступаешь, Джозеф? — заглянул монарху в глаза военный министр. — Уверен, что потом не станешь жалеть? — О чем жалеть, Фергус?! — раздраженно дёрнул плечами Джозеф. — Или по твоему я должен был простить Стефану все его похождения? Нет уж. Он получил по заслугам. И так будет с каждым. Совершивший ошибку не имеет права на второй шанс. Граф Диггори снова ничего на это не сказал. Спорить с другом бесполезно. Он всё равно будет стоять на своём и никогда не признается в своих ошибках, даже самому себе. Однако было кое-что, что тревожило Фергуса: — Кстати, с чего вдруг мысли, что я к Стефану приставал? Не припомню, чтобы нечто подобное имел честь кто-либо наблюдать. Или твои шпионы превзошли самих себя и способны превращаться в стены замка? — Птичка на хвосте принесла, — ядовито бросил Джозеф, устало опустившись в кресло. Словно по команде к ним вышел черноволосый юноша с серо-лавандовыми глазами, ровесник провинившегося младшего короля. Фергус сразу же узнал в слуге одного из троицы мальчишек, которых пять лет назад забрали из поместья Рочестера Джозеф. Эрик грациозной походкой приблизился к монарху, дабы подать ему чашу с вином. И словно по мановению граф Диггори вспомнил, что когда они со Стефаном разошлись, он видел, как этот мальчишка спешно убегал прочь. Тогда мужчина не предал этому значения, но теперь был зол. Какой-то слуга смел шпионить за ним, так еще и обо всём рассказать другу-королю. — Вижу, что за птичка, — мрачно отозвался Фергус, скрестив руки на груди. — Ладно, отпираться не стану. Поцелуй с моей стороны был. Но с чего ты решил, что Стефан изменял тебе именно со стражниками? Да, он иногда проводил время в казарме, но под моим присмотром и Винсента. Там даже намёка на измену не было. — Может и так, но мне ясно доложили, что как минимум трое стражников трахали моего супруга! — зло зашипел Джозеф, вновь охваченный гневом. Злость и ревность часто вынуждали его терять над собой контроль. — Сказать можно всё, что угодно. Не думал допросить этих самых наглецов? Быть может, они бы сказали правду. — От взгляда Фергуса не укрылось, как самодовольно ухмыльнулся Эрик, продолжавший находиться в королевских покоях и стоять за креслом монарха. — Это невозможно, — качнул головой Джозеф, угрюмо посмотрев на друга. — Они мертвы. Все трое. Винсент сам мне об этом доложил, когда послал сегодня утром гонца мне навстречу. Кто-то их отравил, заметая следы. — Странно всё это, — задумчиво нахмурился военный министр. В этом Джозеф был с ним согласен. Неспроста перед его приездом избавились от троицы. Возникал лишь вопрос: кто это сделал? Как доложили ему шпионы, Стефан не выходил из своих комнат до самого приезда мужа-короля, а значит, сам избавиться от любовников не мог. Разве что подослать к ним какого-нибудь убийцу, заметая следы. Или это сделал кто-то другой, кому было выгодно падение младшего короля. Таких много. Практически весь двор. Знать была не рада, когда какого-то безродного мальчишку-слугу Джозеф сделал сначала советником и даровал ему титул баронета, а потом взял в мужья. Дворяне злились и плевались ядом, когда этот самый щенок, дворняга с улицы, родил наследника, кронпринца Алана. Ненавидели и кусали локти от злости, что соправитель действует осторожно, не помирает от ядов, не надоедает королю и продолжает удерживать своё положение. В голову Джозефу закрались подозрения. А не могло ли быть действительно так, чтобы Стефана подставили? Недоброжелателей хватает и все они, — в этом не стоило сомневаться, — праздновали падение младшего короля. Но эту мысль тут же подавили обида и ревность. Даже если и так, то как Стефан смел подпустить кого-то к себе? Не верил Джозеф, что супруг так внезапно позабыл всё, чему обучался все эти годы при дворе. Благо была возможность на себе испытать силу удара вспыльчивого юноши. Да и не только в этом дело. Пусть и в сердцах, но Стефан посмел задеть их общего сына, а за Алана Джозеф был готов порвать любого, даже супруга. Тяжело вздохнув, мужчина сжал кулаки. Отослав прочь Эрика, остался наедине с собственными мыслями.***
— За победу, господа! — поднял свой бокал маркиз Броуди, довольно скалясь. Звон утвари повторился несколько раз, перекрывая голоса заговорщиков. Всё еще бледный и напуганный, Калеб сидел в одном из кресел в стороне, так и не притронувшись к чаше с разбавленным вином, которую держал в руках. Он был слишком потрясён, чтобы разделить общую радость, а стоило бы, ведь отчасти это и его праздник. Нет, Калеб знал, что маркиз с кардиналом что-то придумали. Знал, что не просто так вспомнили о слухе, который барон Эден случайно пустил о неверности королевского супруга. Но и помыслить не мог, к чему всё это приведёт. Юноша был неподдельно удивлён, когда Джозеф, разорвав на Стефане одежду, явил миру тело в отметинах, подтверждавших измену последнего. «Откуда? — только и бился вопрос в голове Калеба. — Неужели он настолько порочен, что осмелился позволить кому-то сделать с собой такое?» Но когда заметил довольный взгляд Оливера Бенета, сразу всё понял. Даже испугался, что дворяне не остановятся ни перед чем, лишь бы уничтожить врага. Но куда больше напугал Джозеф. В ярости король был страшен, отчего бедняга Калеб чуть было не сбросил. Никогда прежде он не видел возлюбленного в таком состоянии и теперь боялся за себя. В какой-то степени Калебу было даже жаль соперника, но лишь самую малость. Да, клеймо — это ужасно, но только так можно заставить шлюху угомонить буйство своей развратной дырки, а заодно и предупредить других мужчин, чтобы те не обманулись. Нет, Калеб не был таким уж жестоким. Он не желал смерти сопернику. Просто хотел от него избавиться. Освободить возлюбленного от черного колдовства шлюхи. Стефан получил сполна и по заслугам. Остаток дней проведёт в изгнании, в монастыре Святого Кевана, покровителем добропорядочных деудеан, которые отринули всё мирское и предпочли продолжить жизнь в уединении, посвятив себя богу. Калеб считал это кощунством. Отправлять в святое место, обитель правоверных шлюху с клеймом — неслыханно! Но разве велик выбор у Джозефа? По его же приказу большую часть монастырей переделали под гарнизоны для армий. — Барон Эден, — окликнул юношу кардинал, чьи голубые глаза лихорадочно блестели от выпивки, — почему же не празднуете? Ну же, улыбайтесь и радуйтесь! Наш план удался. — Я очень рад, — спокойно отозвался Калеб, всё же пригубив вино и поморщившись от неприятного послевкусия. То было не вино разбавленное водой, а наоборот, вода с небольшим количеством сухого кислого вина. — Вот и замечательно. Только не спешите пока лететь в объятия к Джозефу. Ему нужно время, чтобы остыть, иначе рискуете попасть под горячую руку. А вот сейчас нужно быть осторожным и беречь себя да дитя. Кто знает, быть может, вы носите под сердцем будущего короля. На это барон лишь благодарно улыбнулся. Сделал вид, что пригубил вина и отставил чашу прочь. Кардинал прав, нужно радоваться победе. Наконец-то ничто не угрожает их с Джозефом счастью. Они будут вместе, и Калеб сделает всё, чтобы не разочаровать возлюбленного. Загадочно улыбнувшись, юноша погладил свой живот. Он уже любил этого ребёнка от самого желанного и любимого мужчины на свете. Страстно желал, чтобы дитя поскорее появилось на свет. Малыш. Будущий наследник. Символ любви. — Не обольщайся раньше времени, — неожиданно резко сказал маркиз Броуди, одарив барона внимательным взглядом. — Это еще не конец. Сперва нужно дождаться отбытия Стефана в монастырь. Лишь тогда мы будем уверены, что всё кончено. — А разве это не очевидно? — удивился Калеб, взмахнув ресницами. — Неужели нам есть чего еще опасаться? Мы же победили. — Есть, мальчишка, есть. — Прищурившись, мужчина пожевал губы. — Джозеф должен был одарить щенка плетьми, но не сделал этого. Обязан был кинуть в темницу или еще куда-нибудь, быть может даже в какую-нибудь из башен, куда раньше ссылали неугодных любовников короли. Но не сделал этого. Велел лекарям позаботиться о Стефане. Это говорит о многом. — Но ведь король не посмеет поменять своего решения, — невольно ахнул юноша, испытав страх, что маркиз может оказаться прав. — Где одно исключение, там их с десяток. — Категорично отмахнулся Джонатан. — Когда-то он признал тебе подобных людьми и даровал им права. Окружил себя двуполыми бесами, а одного из ничтожных плебеев приблизил к себе и сделал его своим супругом. — Но ведь все говорят, что Стефан шантажировал Джозефа своей беременностью. — Говорят многое, но такого не было. Мальчишка не знал о своём положении. Но Джозеф знал. Но разве не странно, что всё это произошло именно с одним человеком? Должность камердинера и подстилки. Место в Совете и титул баронета. Беременность и свадьба. Неспроста всё это. Скорее всего Джозеф что-то к нему испытывал или до сих пор испытывает. — Нет, это не так. — Отказывался верить его словам Калеб, хоть и сам понимал, что уж больно много совпадений. Сердце кольнуло от мысли, что Джозеф может любить кого-то, кроме него. Но как можно испытывать хоть какие-то чувства к шлюхе? — А тебе никогда в голову не приходило, почему Джозеф всегда возвращался к мальчишке? Не задумывался, почему вместо того, чтобы встать на твою сторону после избиения он чуть сам тебя же не удавил? Не напрягло, что Джозеф простил своему выскочке такое своеволие и даже вновь одарил своей милостью? На это Калебу было нечего возразить. Раньше он просто об этом особо не задумывался, но теперь-то и думать о подобном уже не было смысла. Верил и надеялся, что видит ненавистного соперника в последний раз. Уповал на то, что Джозеф всё же любит лишь его и никого более. — Ты еще многого не понимаешь, но взрослей быстрее. — Строго велел маркиз. — Дворцовые интриги всегда влекут за собой либо взлёт, либо падение. Тот, кто вступил в эту игру, уже не сможет выйти из неё живым, пока не избавится ото всех врагов. Не вздумай расслабляться. Ты беременный, а это значит, что король будет брать в постель других. — Нет, он не станет мне изменять! — резко встал Калеб. Чаша с вином, поставленная на край стола, задетая рукой юноши, упала, расплескав содержимое. — Он меня любит. Повисла напряженная тишина. Кардинал удивлённо приподнял бровь. Оливер Бенет насмешливо фыркнул, а маркиз недовольно нахмурился. — Сможешь его привязать к себе так, чтобы о других забыл — твоя правда. — На удивление спокойно сказал Броуди, не повышая голоса. — Не сможешь — так и не вякай, а жди родов, терпи, и лишь потом снова беги в его постель. И всё же, как бы там ни было, но Джозеф всё равно будет искать удовлетворения с другими. Хотелось закричать, начать доказывать, что Джозеф не такой как все, что он любит и не станет причинять боль изменами, но Калеб благоразумно промолчал. Нужно доказывать делами, а не пустыми речами.***
Разметавшиеся по подушке каштановые волосы были влажными от недавнего купания. Пропитавшиеся потом простыни заменили на чистые. По настоянию Уилларда слуги через день готовили купальню, куда относили младшего короля, отмывая его от пота и помогая болезни скорее пройти. Лицо уже было не таким распухшим и за неделю синяки начали постепенно спадать, так что теперь хотя бы можно было порой разглядеть блестящие, затуманенные очи, которые приобрели сливовый оттенок. Кожа вокруг клейма-ожога всё еще оставалась красной, но придворный лекарь заявлял, что рана чиста и обязательно заживёт, однако шрам останется на всю жизнь — больно он глубокий вышел. И как некстати, сразу же после этого к Стефану подступила болезнь. Юношу лихорадило. Его тело била дрожь, мучил озноб, но при этом он обливался потом. Порой что-то шептал в бреду, но часть слов проглатывал так, что их было не разобрать. Метался на простынях, иногда резко вскакивая и требуя вина. Джозеф уже начал подумывать, а не сломал ли он часом супруга тогда? Не довёл ли беднягу до сумасшествия, ведь не у всех сильным телом такой же дух. Поэтому предпочитал не навещать и Уилларду запретил докладывать обо всём. Вполне достаточно и того, что вроде бы соправитель обязан пойти на поправку. Но именно сегодня ему почему-то захотелось проведать супруга. Собирался подойти беззвучно и лишь посмотреть, что в итоге удалось сделать лекарю, как встретился с фиолетовыми глазами. Затуманенными болезнью, блестящими, чуть ли не черными, но смотрящими с ненавистью и обидой. А ведь когда-то они смотрели на Джозефа только с восхищением, желанием и своеобразной любовью. Не став отводить взгляд, ибо мужчина не видел за собой вины, он прошелся глазами по выглядывающему из-под покрывала обнаженному телу. Следы засосов медленно сошли, а вот синяки особо не спешили. Разбитые и потрескавшиеся от жара губы что-то беззвучно шепнули. Джозеф не сомневался, что это был упрёк, обвинение или ругательство, но решил не обращать на это внимания. Сел на край кровати, продолжая разглядывать то, что совершил. Взгляд задержался на клейме. — С-сво… лочь… — сипло, но всё же отчетливо прошептал Стефан. — Мне тоже больно и неприятно от того, что ты мне изменил. — Как можно более равнодушно попытался говорить Джозеф. Гнев и злость уже прошли, оставив место лишь обиде и ревности. — Наставил рогов и думал, что тебе ничего не будет? Сам виноват. Нечего было превращаться в шлюху. Уголок рта юноши чуть дёрнулся. Рука взметнулась, слабым ударом прошлась по лицу мужчины. Джозеф перехватил её за запястье, не позволяя безвольно упасть. — Даже в таком состоянии пытаешься что-то из себя строить, — недовольно нахмурился он, наклонившись к разбитому лицу супруга. — Хватит, Стефан. Умерь свою гордость. Признай, что проиграл, что оступился и смиренно прими свою судьбу. Супругу короля подобает с честью покидать поле боя, покоряясь желанию мужа. — Я другой… — шепнул в ответ Стефан, пытаясь отдёрнуть руку. — Не подчинюсь… Я не раб… чтобы покоряться… безмолвно… смиренно… тебе… — Глупый и гордый, — вздохнул монарх, всё же разжав пальцы. Его злило, что высокомерный мальчишка снова пытается держаться с достоинством. Нет бы, в самом деле, дать волю слезам, разрыдаться и молить о прощении, умолять не отсылать прочь. И из-за этого хотелось сделать побольнее. — Может, поэтому ты мне надоел? Может поэтому я нашел тебе замену? Знаешь, это всё прекрасно, когда рядом есть страстный и гордый любовник, но это быстро надоедает. Поэтому я больше благоволю к Калебу. — К Мыши? — из груди юноши вырвался каркающий смех, полный презрения и ненависти. — Да, к Мыши! — выпалил Джозеф, сжав кулаки. — Но смейся сколько влезет. Что тебе еще осталось? Изувеченная, сосланная прочь шлюха, которая всю жизнь будет ходить с клеймом на лице и молиться, чтобы её не изнасиловали где-нибудь! Смех Стефана только нарастал. Перерос в истерический хохот, из глаз потекли нервные слёзы. — Пусть я и не стану с тобой разводиться, но это не помешает мне вступить в еще один брак. — Мужчина говорил уверенно и серьёзно. Выпалил первое, что пришло в голову. — Я возьму Калеба в мужья и признаю его ребёнка своим! Смех оборвался. Джозеф затаил дыхание, ожидая реакцию на это заявление. Был уверен, что уж это-то должно задеть гордого мальчишку, причинить ему боль. Какое-то время Стефан молчал, словно обдумывая услышанное. Облизнул пересохшие, потрескавшиеся губы, посмотрел на мужа насмешливым взглядом. — Пожалеешь, — выдохнул юноша. Это была совсем не та реакция, которую ожидал король. Схватив супруга за горло, Джозеф вынудил его принять сидячее положение, приблизил его лицо к своему, вглядываясь в тёмные глаза. — Не смей мне угрожать, шлюха! — прорычал мужчина, встряхнув Стефана. — Или ты специально нарываешься? Да я тебя калекой сделаю, что ты у меня всю жизнь будешь только ползать в ногах и вымаливать пощаду! Плевок в лицо был неожиданным. Равно как и внезапный поцелуй, болезненный, мстительный, исполненный яда, закончившийся укусом за губу. Ошарашенный, Джозеф грубо оттолкнул Стефана от себя. Утёр плевок и выступившую кровь. Встретился с холодным взглядом, процедил сквозь стиснутые зубы: — Глупость совершил я тогда. Знай наперёд, я бы никогда не поехал к Рочестеру. Лучше бы мы опоздали и ты бы сдох. Да, надо было дать Рочестеру и его дружкам с тобой позабавиться. Или мне самому это сделать? Я ведь могу отдать тебя в казарму на ночь. Или в темницу к голодным до секса заключенным. Пусть повеселятся со шлюхой. — Не сможешь… — неуверенно промолвил Стефан, чей голос предательски дрогнул. Как бы ни храбрился, а он всё же был слаб и прекрасно понимал, что полностью зависит от воли мужа и его настроения. Однако Джозеф всё же добился своего. Смог причинить своенравному мальчишке боль. Но так и не дождавшись рыданий, лишь удостоившись пустого взгляда, поспешил уйти. Необходимо было объявить о грядущей свадьбе, заодно велеть подготовить всё к торжеству. Тяжелой походкой ступая по коридорам, Джозеф громким, раздраженным голосом отдавал приказы. На затраты было плевать, лишь бы праздник вышел на славу, чтобы о нём говорили. Ничего, это тоже заставит Стефана немного позлиться, в этом не приходилось сомневаться. Конечно, было бы неплохо оставить провинившегося супруга еще на длительный срок при себе, дабы он мог присутствовать на церемонии бракосочетания. Дабы стоял рядом и видел, как рядом с королём Джозефом на трон восходит его новый соправитель. Но опасение, что даже в таком тяжелом состоянии, как сейчас, Стефан может навредить Калебу, заставляло отказаться от этой мысли. Нет, от мальчишки нужно избавиться и чем скорее, тем лучше. — Винсент! — найдя капитана королевской стражи в казарме за отдачей указаний, Джозеф сурово свёл брови. — Да, Ваше Величество? — отвесив дежурный поклон, молодой мужчина принялся внимать. — На своё усмотрение выбери людей, которым доверяешь сам лично. Завтра на рассвете поедешь вместе с ними в монастырь Святого Кевана. Будешь сопровождать опального короля Стефана. — Всё будет исполнено, — заверил Винсент, не став задавать лишние вопросы, за что Джозеф был ему благодарен. Он бы и сам не мог объяснить, с чего это вдруг решил выделить провинившемуся супругу охрану из хороших воинов. Размышлять над причинами не хотелось. Отдав капитану Рамиро еще несколько указаний, Джозеф отправился на поиски Калеба. К счастью долго ходить не пришлось. Юный барон Эден неспешным шагом прогуливался по цветущему саду. В этот раз на нём была серебристая нижняя туника и надетая поверх полупрозрачная персиковая стола, что шуршала при каждом движении. Пепельно-русые волосы были распущены, но завиты в локоны на концах. Голову венчал венок из сплетённых ромашек и маргариток. Лёгкий макияж придавал лицу свежести и делал сиреневые глаза более выразительными. Руками юноша поддерживал свой живот, словно боялся, что он может пропасть. — Калеб, нам нужно поговорить. — Подойдя к любовнику, Джозеф бросил раздраженный взгляд на его свиту состоящую из служанок, но в которой значительно выделялся на общем фоне Эрик. — У тебя новый слуга? — Решил, что не помешает иметь в окружении себе подобного, — застенчиво ответил барон Эден, привычно потупив глаза. Слугам и стражником не пришлось отдавать приказа, чтобы они пошли прочь. Сами догадались и, одарив монарха почтительным поклоном, отошли на приличное расстояние. — Вы хотели о чем-то поговорить, Ваше Величество? — чуть склонив голову на бок, Калеб всё же осмелился поднять взгляд. — Да, это касается нас. — Окинув его оценивающим взглядом, улавливая слабый аромат вереска, который исходил от барона независимо от того, есть у него течка или нет, Джозеф на мгновение засомневался. Но быстро отринул эти мысли, как только вспомнил, как сильно до сих пор жаждет общества юноши. — Ты ведь всё еще меня любишь? Щеки Калеба украсил нежный румянец. В сиреневых очах плавились нежность и влюблённость. Точно такая же, какую Джозеф видел у большинства своих любовников. Такой же взгляд, каким его одаривал первый камердинер Лерой. — Люблю, — наконец ответил Калеб, чьи глаза отчего-то увлажнились. — Я вас очень люблю, Ваше Величество. Жизни не вижу без вас. Знаю, это не может быть взаимно, ведь вы — король, а я — всего лишь барон. — Ты такого низкого о себе мнения? — подойдя совсем вплотную, мужчина взял его за подбородок. Приторные, словно патока, слова заливали уши. Заставляли невольно вспомнить всех таких вот мальчиков, которые были уверены, что занижением себя сделают честь монарху. — Я лишь говорю как есть, Ваше Величество, — голос Калеба упал до шепота. Ресницы затрепетали, а маленький ротик чуть приоткрылся. — Тогда тебе придётся научиться думать иначе. — Улыбнувшись уголком рта, Джозеф наклонился, запечатлев на тонких устах юноши осторожный поцелуй. — Выходи за меня, Калеб. Глаза барона раскрылись от удивления. Изумлённо глядя на короля, юноша было подумал, что ему послышалось. — Вы… — Я совершенно серьёзно. Или ты собираешься мне отказать? — Нет, не откажу, — глаза юноши заблестели от выступивших слёз счастья. В порыве, позабыв о статусах и всяких манерах, он поддался вперёд, повиснув на шее будущего мужа. Прижав его к себе, Джозеф поцеловал Калеба в макушку. И пока юноша щебетал о том, что и помыслить о таком не мог, что он счастлив и обещает быть верным и любящим мужем, мужчина предпочитал не думать, что их ждёт через год-два. Взгляд серых, словно грозовое небо глаз, устремился на одно из окон, которое принадлежало покоям Стефана. Джозефу даже стало интересно, как бы отреагировал юный соправитель на такую картину, если бы у него хватило сил встать с постели?