Забыл совсем, за что дерусь, И крик мой для кого, Но попытаюсь прояснить я смысл своих слов. Не знаю как я стал таким, и это навсегда… Linkin park — Breaking The Habit (на русском Арт проект Живые) Закрой глаза, и пусть тебе приснится сон, Где ты идёшь по лепесткам роз. Закрой глаза, и все твои ванильные мечты Утонут в море из слёз! Винтаж — Кто хочет стать королевой
***
Весна 935 года. Герцогство Конлей, замок Вудроу — Велика судьба твоя, — уверенным, скрипучим голосом сказала старая карга, щуря на юного короля свои выцветшие желтоватые глаза. Широкий рот с гнилыми сломанными зубами искривился в плотоядной улыбке. — Всё в жизни у тебя будет хорошо. Вижу, как восходит на престол твой ребёнок. Сын, следующим непременно будет сын. Калеб нетерпеливо поёрзал на стуле, внимая каждому слову ведьмы. Рука покоилась на повторно округлившемся животе. — А мой муж, — заглядывая в глаза женщины, юноша с трудом скрывал тревогу, — он ведь меня любит? Как мне снова вернуть его внимание? Ведьма пожевала свои тонкие губы. Растёрла кору какого-то дерева, высыпала порошок в чугунную тарелку с всё еще горячими углями. Повалил серый дом, наполняя крошечную комнатёнку ароматом смолы и хвои. — Любит, очень любит, — вглядываясь в густую дымку, проскрежетала ведьма. — Не бойся. Он вернётся к тебе. Нагуляется и вернётся. У тебя великая судьба. Ты рождён быть победителем. Самый главный твой враг повержен, и больше никто не посмеет перейти тебе дорогу. — Это хорошо, — печально отозвался Калеб, не совсем доверяя словам женщины. Так-то оно так. Стефан действительно повержен и больше никогда не вернётся. Джозеф этого не допустит, да и негоже шлюхе выставлять на всеобщее обозрение свою суть. Но от этого юному королю было не легче. Да, была пышная свадьба, на которой Калеб почувствовал себя самым любимым и желанным на свете. Он был счастлив, когда его усадили на трон рядом с Джозефом, но отчего-то слева, а не справа, как положено. С трудом сдерживал слёзы, когда их руки связали алой лентой, а первая брачная ночь была исполнена такой нежности, что Калеб всё же не сдержался и разрыдался. Теперь он был младшим королём, соправителем. Законным супругом и спутником жизни своего возлюбленного. И хоть Джозеф до сих пор продолжал осыпать его подарками, приглашать на ужин и стараться по возможности проводить больше времени, Калеб отчего-то чувствовал, что муж отдаляется от него. Первый тревожный звоночек случился всего через полмесяца после свадьбы. Джозеф стал брать в постель других, объясняя это тем, что заботится о здоровье супруга и не хочет навредить их общему ребёнку. Тоже самое говорил придворный лекарь Уиллард, который теперь чуть ли не сутками находился рядом с плаксивым юношей. Беременность странно влияла на Калеба. Он не мог контролировать эмоции. Порой мог начать плакать или смеяться без причины. Раздражался и быстро злился, а потом долго сетовал на мнимую ненависть и нелюбовь окружающих. Кроме того у Калеба просыпался зверский аппетит, после которого непременно следовала тошнота. В итоге за время первой беременности юноша поправился, так что пришлось срочно обновлять гардероб. Маркиз Броуди и кардинал Каллум сетовали, твердили, что просто необходимо сбросить лишний вес и немедленно начать приводить себя в порядок, дабы после родов попытаться вернуть расположение короля. Калеб был с ними согласен, но ничего не мог поделать. Видя, как Джозеф приветлив со своими любовниками и ведёт их в свои покои, юноша тут же начинал заедать горе, а потом проводил большую часть ночи в слезах. Наконец-то, раздутый как шар, Калеб разрешился от бремени одной из ноябрьских ночей, когда за окном вовсю завывала метель. Пусть бёдра и были узкими, однако опытные повитухи, не впустившие отчего-то Уилларда, хоть тот и был лекарем, помогли быстро разродиться. Маленькая принцесса возвестила о своём появлении миру громким криком. Разумеется, что Калеб был сильно огорчен, что родился не сын, но дочка тоже хорошо. Да и Джозеф был ей рад, так что посреди ночи не сдержался и пришел проведать супруга. Правда, поцелуй во взмокший лоб показался Калебу каким-то отстранённым, но юноша быстро отбросил эту мысль, когда увидел, как муж рад дочери. Маленькую принцессу назвали Маргарет, в честь покойной матери монарха. У девочки были светло-серые глазки и черный пушок на макушке. Калеб не мог нарадоваться дочери и даже сам вызвался её кормить грудью, когда появилось молоко. Джозеф, которому всё это было только в новинку, с любопытством смотрел на разбухшие, некогда плоские груди двуполого и стоящие торчком соски. Наблюдал, как с жадностью маленькая Маргарет пьёт молоко, сжимая крошечные кулачки. Калеб был счастлив, но его настроение порой омрачали любовники мужа, которые так и не исчезли даже после рождения. — Раз уж не смог стать единственным, то терпи, — категорично бросил маркиз Броуди. — Джозеф — король, и он вправе брать в постель кого угодно. Будь умнее. Любовники приходят и уходят, а супруг — один и надолго. Юноша бы и рад в это поверить, да вот сложно это, когда, будто специально, тебя внезапно перестают замечать и отдают куда большее предпочтение другому. Да еще и полноценному мужчине! Лишь только после рождения дочери Калеб смог присмотреться ко всем любовникам мужа, и к своему ужасу среди них был самый обычный молодой парень двадцати одного года, виконт Реган Уорик. И хоть советники уверяли, что в этом нет ничего страшного, разве что странность такого выбора, юный король серьёзно опасался за своё положение. Положенные сорок дней, которые приписывала церковь для очищения, были стойко выжданы и уже в первую же ночь Калеб попытался попасть в постель мужа. И словно желая поскорее избавиться от юного супруга, Джозеф принял юношу, но сразу же после соития отослал прочь. Ту ночь и все последующие Калеб провёл в слезах. Не понимал, чем провинился перед возлюбленным. Но вскоре всё нормализовалось. Виконт Уорик стал всё чаще покидать замок, поскольку нёс службу в пограничных войсках на юге Морлей у границ Расса. И хоть он и являлся королевским фаворитом, это не позволяло ему отлынивать от своих прямых обязанностей. Так что как только виконт отбыл, Калеб сразу же оказался рядом, чтобы скрасить одиночество мужа. И пусть со дня отбытия виконта Уорика прошло всего-то менее трёх месяцев, юный соправитель снова оказался в положении и в этот раз живот рос еще сильнее. «В этот раз точно будет сын, — твердил себе Калеб, встав из-за стола и вложив в высохшую костлявую руку ведьмы мешочек с золотом. — Наследник. Будущий король Рэйнфога».***
Тяжело вздохнув, прикладываясь в бессчетный раз к кувшину с вином, Джозеф окинул раздраженным взглядом юного супруга. Наивно и глупо было полагать, что Калеб оправдает всех его надежд, но признавать собственную ошибку не хотелось. Нет, мужчина всё еще находил общество юноши приятным. Непринуждённые беседы обо всём кроме политики и государственных дел. Калеб мог часами распинаться о поэзии или прочитанных книгах. Щебетать о своих чувствах без умолку, а еще строить планы на будущее. Но Джозефу хотелось хоть какого-то разнообразия, поэтому он попытался приобщить супруга к политике. Стал водить за собой в Зал Совета, пытаться спрашивать его о тех или иных вопросах, даже заставлял по вечерам сидеть рядом и читать какие-нибудь не сильно значительные документы. И до чего же Джозеф был поражен, когда в сиреневых очах юноши появлялись страх, недоумение и растерянность. — Я полагаю, что если человек не сведущ в таких делах, то и соваться туда не стоит, — робко как-то заметил Калеб после пары нескольких заседаний на совещании. — Да, но ведь почему бы просто не начать интересоваться политикой? — как можно более спокойно говорил Джозеф. — Кроме того, ты же теперь тоже король, а раз так, то твой долг интересоваться всем, что происходит в нашей стране и давать мне мудрые советы. — Но муж мой, разве долг младшего супруга или жены не в послушании, верности, вынашивании и рождении детей? — на полном серьёзе вопрошал юноша, поглаживая свой круглый живот, в котором тогда еще находилась маленькая Маргарет. Разочарование и досада в тот вечер заставили монарха невольно задуматься о том, кого же он взял в мужья. Простота, искренность и любовь Калеба очаровывали. Но очень скоро в браке это всё начинало меркнуть, открывая Джозефу неприятную сторону реальности. Мужчина и раньше был убеждён, что Калеб является противоположностью Стефана, а теперь еще и понимал, что юноша был противоположностью самому Джозефу. Юный соправитель не интересовался политикой, убеждённый, что реверидам, подобно женщинам, не пристало равняться на мужчин и их место у домашнего очага, рожать и растить детей. Калеб больше предпочитал тихие прогулки по саду, а если и выбирался на охоту, то в основном сидел в карете или ждал в лагере возвращения мужа и его друзей. Он не видел ничего интересного в стрельбе из лука или в тренировках с мечом. Иногда, глядя на него, Джозеф невольно ловил себя на мысли, что всё же взял себе не мужа, а жену, ибо Калеб уж слишком сильно уподоблялся женщинам. И нет, не тем роковым красавицам с живым и коварным умом, что подчиняли себе весь мужской мир, а самым обычным, покорным и смиренным миловидным барышням, что знали своё место и не смели идти против слова мужского. Но даже на это мужчина был готов закрыть глаза. Как и на те обвинения, которые предъявил Калебу граф Иниго, обвинённый в покушении на жизнь кронпринца Алана. Джозеф решил, что мстительный мужчина, потерявший своего единственного сына в несчастном случае, просто решил сделать как можно больнее самому монарху, потому и затеял покушение и попытался оболгать барона Эдена. Но монарх не поверил ни единому слову графа Иниго. Разве Калеб способен на какие-то интриги и заговоры? Вряд ли. Весна подходила к концу, но даже сейчас было невыносимо душно, что заставляло носить одежды из лёгких тканей и чуть ли не по два раза на дню принимать прохладные ванны. Калеб привычно прогуливался по цветущему саду в сопровождении стражников, слуг, друзей, а также нянек и кормилиц, что несли на руках маленькую принцессу. Маргарет была капризной, много плакала и требовала к себе внимания. И пусть сейчас такое поведение прощалось ей, ибо она была младенцем, Джозеф стал замечать, что его первенец Алан смотрит на сестру с неприязнью. Да и не на неё одну. Алан никогда не питал особой любви к Калебу, а теперь, когда последний стал младшим королём и отчимом, то мальчик и вовсе его возненавидел. Маленькому кронпринцу скоро должно было исполниться четыре года, но он уже во всю показывал свой характер. Нет, он не был избалованным мальчишкой, который бы заботился лишь о собственном удовольствии. Алан прилежно учился, был спокойным и уравновешенным ребёнком. Умел принимать поражения, не отрицал если был где-то неправ и очень любил проводить время с отцом-монархом. Но даже будучи еще совсем ребёнком, он прекрасно понимал всё происходящее вокруг. И когда после свадьбы Алан стал спрашивать о Стефане, а Джозеф не придумал ничего лучше, чем сказать правду, мальчик впервые посмотрел на отца с ненавистью и злобой и обозвал «предателем». Монарх и подумать не мог, что за столь короткое время мальчик успеет привязаться к своему второму отцу. Кронпринц не стеснялся открыто выказывать ненависть и пренебрежение к отчиму, на манер своего сосланного родителя именуя его никак иначе, чем Мышью. Сам Калеб пытался подружиться с мальчиком, даже подарками задаривал, но Алан вежливо отказывался от подачек. Разумеется, что подобное огорчало Джозефа, но он ничего не мог поделать. И словно сына было мало, так ту же песню заливал теперь еще и Фергус, который никогда не скрывал своего отвращения и пренебрежения к Калебу. — Что, любовь всё еще застилает твой взор? — язвительно бросал граф Диггори, не стесняясь говорить этого порой в присутствии самого младшего короля. — Воистину она делает людей слепыми, глухими и тупыми. — Фергус, мать твою, придержи своё мнение при себе! — рычал в ответ Джозеф, грозя другу кулаком. Нет, король не был глух, слеп или туп. Он видел, как стремительно после свадьбы менялся Калеб. Всего за месяц юноша сильно поправился, утратив свою привычную хрупкость. Теперь под некогда острым подбородком пролегала складка кожи, скулы скрылись за щеками, а маленький рот стал еще меньше. Тонкие пальчики потолстели, угловатые плечи стали покатыми и плотными. И хоть Джозеф старался делать вид, что его отношение к супругу не изменилось, — в конце концов он был убеждён, что Калеб именно то самое родное и единственное, — в постель он стал брать других. Благо Уиллард и другие придворные лекари подтвердили, что юному королю стоит не рисковать ребёнком. Всего за несколько месяцев до родов Фергус познакомил монарха со своим подопечным, виконтом Уориком. Молодой полноценный мужчина был приятен в общении, умён, образован и идеально подходил самому Джозефу. Король даже подшучивал, как-то назвав старого друга сводником, а Фергус на это лишь удивлённо уставился на него: — Уж не собираешься ли ты сделать Регана своим любовником? — А почему бы и нет? В конце концов, он мне очень даже симпатичен. — Прям как Стефан, ведь так? — ядовито бросил граф Диггори. На это Джозеф лишь поморщился. Не любил он вспоминать о первом супруге. Вернее, вспоминать — вспоминал, но не хотел, чтобы о нём упоминали другие. Джозеф всё же надеялся, что когда-нибудь забудет о Стефане и о том, что сделал с ним. Даже нарочно из чувства упрямства не интересовался его жизнью в монастыре Святого Кевана, но и не запрещал Фергусу от своего имени писать аббату Бенедикту. И всё же чем дальше, тем больше Джозеф сравнивал обоих своих супругов. Не хотелось признаваться, но порой ему не хватало дерзкого взгляда и дельного совета по тому или иному поводу. От Калеба ничего подобного не добьёшься. Он слишком идеальный супруг. О таком мечтают многие, если не все мужчины. Так что монарх был только рад, когда ему представили виконта Уорика. Реган покорил Джозефа не только своим характером, замечательным складом ума и любовью к охоте, но и внешностью. Подтянутое телосложение молодого воина бросалось в глаза и виконт всегда намеренно надевал одежду, которая бы выгодно подчеркнула его идеальный торс, мускулистые руки, ноги и узкие бёдра. Черные кучерявые волосы были чуть выше плеч. Высокий открытый лоб, дугообразные густые брови, продолговатые тёмно-синие глаза с насмешливым блеском. Прямой породистый нос, слегка пухловатые чувственные губы, волевой подбородок. Реган был не только хорошим собеседником, партнёром по тренировкам и охоте, но и ненасытным любовником, который не стеснялся быть отзывчивым, податливым и мог с охотой принять любую позу. Жаль, что он служил в пограничных войсках и не мог долго находиться при дворе. Поэтому приходилось возвращаться к младшему мужу. В ту первую ночь спустя долгое время после беременности и родов, Джозеф смог в подробностях рассмотреть располневшее тело Калеба. Когда-то от юноши приятно пахло вереском. От него и сейчас им иногда пахнет, но чаще этот горьковато-сладкий аромат перекрывает кислый запах молока. Налитые маленькие груди Калеба не прельщали. Разбухшие торчащие соски, покрытые трещинками, казались отвратительными, так что Джозеф перестал ласкать супруга. Просто брал его, а потом сразу же отсылал прочь, дабы потом пригласить к себе кого-то из миловидных мальчиков-слуг или титулованных сынков. И вот теперь Калеб снова в положении. Живот быстро рос, а сам младший король стал стремительно терять в весе, словно бы недоедал или заболел. Груди теперь приходилось перевязывать, чтобы они потом не сдулись и не обвисли, а кисломолочный аромат, казалось, пропитал его всего.***
— Может, всё же поедешь со мной? — Джозеф стоял на крыльце, возвышаясь на две головы над супругом. — Тебе не помешало бы хоть немного подышать свежим воздухом, а не томиться в замковых стенах. — Как бы ребёнку это не повредило, — тихо промолвил Калеб, поглаживая свой живот. — Не говори ерунды, — отмахнулся мужчина, хоть и понимал, что бесполезно упрашивать юношу. — С тобой поедут слуги и лекари. Разве может короткая прогулка в карете навредить? — И всё же, я воздержусь и предпочту остаться дожидаться вас здесь. — Поддавшись вперёд, Калеб робко поцеловал мужа в уголок рта. — Я люблю вас, муж мой. — Фу! — брезгливо бросил Алан, поморщившись. — Опять сопли распускать начал… И в самом деле, в сиреневых глазах Калеба стояли слёзы. — Что на этот раз заставляет тебя грустить? — хоть это и начинало раздражать, но Джозеф старался не показывать этого, мягко прижав супруга к себе. — Я боюсь… — надломленным голосом прошептал юноша, положив маленькие ладошки на широкую грудь монарха. Поднял своё осунувшееся лицо, позволяя слезам скатиться по заострившимся скулам и впалым щекам. — Я боюсь потерять вас. Вы всё дальше отдаляетесь от меня… — Ерунда, это не так. — Поспешил успокоить его Джозеф, крепче стиснув в своих объятиях и сцеловывая солёные капельки. — Кстати, почему ты обращаешься ко мне на «вы»? Мы же не чужие друг другу. — Ну, так вы же мой муж, — невинно улыбнулся Калеб, отведя взгляд в сторону. — Я обязан вас уважать. Фергус и Алан дружно закатили глаза, застонав. Одарив их предупреждающим взглядом, Джозеф пылко поцеловал супруга, стиснув его хрупкие плечи. Отстранился и забрался в седло серого жеребца. «Беременные!» — про себя сетовал мужчина. Лето 935 года. Жизнь текла своим чередом. Из-за моря приходили вести о том, что новый правитель Трайдории, император Маркус Альварес легко поднимает своё государство с колен. Иногда Джозеф переписывался с ним, а сам задумывался о том, что такой сильный союзник его стране не помешал бы. Тем более, что Маркус ясно дал понять, что не намерен и далее потыкать прихотям церковников, а потому объявил, что религия не сможет более влиять на правителей. По крайней мере, так теперь есть в Трайдории, за что разумеется Верховные Кардиналы из Гюсолота сильно разозлились на молодого императора, и покрывали проклятиями, призывая на голову еретика самые страшные кары небесные. Церковники были как всегда в своём репертуаре. Даже кардинал Каллум не стеснялся в присутствии Джозефа осуждать политику Маркуса Альвареса, который внезапно объявил, что не намерен довольствоваться имеющимися землями и желает расширить территории империи. Это напрягало и заставляло опасаться, что когда-нибудь взгляд Трайдорийского правителя падёт и на Рэйнфог.***
Мрачно сведя брови, мужчина никак не мог заставить себя расслабиться. Между его раздвинутых ног умело работал ртом виконт Уорик, постанывая и лаская себя, а Джозеф от происходящего получал мало удовольствия. В Совете всё не так гладко, как хотелось бы. Советники наперебой предлагают заключить выгодный брачный союз с Гюсолотом или Бранкией, ибо негоже стране оставаться в стороне от всего мира и пора бы задуматься о дружеских и не только отношениях. Так-то оно так, но не всё так радужно, как думают советники. Гюсолот требовал сделать деудеанство государственной религией, а также настаивал, чтобы Церкви вернули былую власть. Так уж и быть, Верховные Кардиналы готовы закрыть глаза на то, что Джозеф признал за людей реверидов, но на этом их милость и заканчивается. — Заручимся поддержкой главной деудеанской страны и тогда нам никто не страшен! — говорил кардинал Каллум, которого поддержали почти все советники. — С нами будет сила божья! Но в случае войны эта самая сила не больно уж и поможет, скорее даже наоборот. С Бранкией не лучше. Рэйнфог всегда с ней враждовал, а теперь советники предлагают заключить мирный договор путём брачного союза. Король Эдуард Готье желает женить своего сына Одриха на принцессе Маргарет. Это означает, что часть земель перейдёт во владения Бранкии, а этого никак нельзя было допустить. — Пора бы прекратить эту бессмысленную вражду, — говорил Оливер Бенет, когда-то бывший другом Джозефа, но теперь примкнувший к стану напыщенных индюков. — Зато, мы, быть может, сможем вернуть себе Расс, Хэдлей и Лудо. Скрипя зубами, Джозеф заставил Оливера заткнуться и ясно всем дал понять, что не желает даже слушать о подобном. — Если и заключим с кем-то союз, то с Трайдорией, поскольку она по духу больше ближе нам! — говорил монарх. Посмотрел на восседающего рядом Калеба, ища поддержки, но супруг лишь глупо улыбнулся, так и не проронил ни слова. В тот же вечер Джозеф взбесился и впервые накричал на юношу. Высказал всё, что думает о нём и даже попрекнул, что тот умом вышел не лучше деревенской доярки. Разумеется, что обиженный Калеб не придумал ничего лучше, чем разрыдаться и упасть мужу в ноги, умоляя простить и обещая исправиться. — Во имя всех богов, зачем я только взял тебя в мужья, если ты совершенно бесполезен? — в сердцах выпалил Джозеф. — Толку от тебя никакого. Только и можешь, что рыдать, да рожать. — Пусть и так, зато я тебе никогда не изменял и не изменю! — сквозь слёзы выпалил Калеб, невольно напомнив о Стефане. — И головой думать тоже не научишься! — не сдержался от колкости мужчина, отвесив супругу пощечину. — Прочь с глаз моих. И лучше найди другой способ, чтобы заинтересовать меня хоть чем-то, иначе разведусь. Последнее он сказал не подумав, но отчего-то от мысли о разводе с Калебом даже не испытал угрызения совести. В памяти невольно всплыл образ короля Харланда, на которого Джозеф никогда не хотел быть похож. Наутро первым, кого он увидел, были придворные лекари, которые сообщили о несчастном случае. Не то из-за переживаний, не то из-за случайного падения с лестницы, но у Калеба случился выкидыш. Отчасти Джозеф винил в этом себя, но упрямство не позволяло переступить через себя, так что он даже не навестил супруга, который оплакивал утрату их не рождённого ребёнка. Закрывшись в своих покоях и позвав лишь Регана, король не мог сосредоточиться на получении удовольствия из-за мрачных мыслей, поэтому раздраженно за волосы оттолкнул от себя любовника и убрал нисколько не затвердевший член в штаны. — Что не так? — поинтересовался виконт, не показав обиды, даже если таковая была. — Настроения нет, — отмахнулся Джозеф, потянувшись за выпивкой. На выпивку он начал активно налегать еще с начала зимы и продолжал это делать до сих пор, иногда пренебрегая тренировками и вылазками на охоту. — Быть может, есть что-то способное вам его вернуть? — поднявшись с пола, Реган подошел вплотную к монарху, оседлал его бёдра и прижался губами к его устам в долгом поцелуе. Джозеф вяло ответил, но только этим и ограничился. Равнодушно посмотрел на любовника, который еще не так давно вызывал у него сильное желание и страсть. Казалось, будто король пресытился, подобно старикам прожившим более шести десятков лет, хотя самому монарху этой осенью должно исполниться лишь тридцать. Отстранившись и понимая, что продолжения не будет, виконт Уорик слез с колен мужчины, стал одеваться, приводя себя в порядок. — Печально, — заметил Реган после недолгого молчания, — я надеялся хотя бы на страстное прощание. — Прощание? — словно выйдя из дрёмы, Джозеф недоумённо посмотрел на любовника. — До следующего лета я не смогу покинуть границу, — спокойно пояснил виконт. — Чертовы бранкийцы только и делают, что пытаются переступить наши рубежи, еще и постоянно совершают набеги на приграничные поселения. Кто-то же должен отражать их атаки и охранять наши земли. — Да, в этом ты прав, — кивнул каким-то своим мыслям король, понимая, что либо придётся возвращаться к супругу, либо заводить новых любовников. Не став задерживаться, Реган пожелал монарху долгих лет жизни и покинул королевские покои, оставив Джозефа наедине с самим собой и выпивкой.***
Рабочий кабинет графа Диггори, куда попадаешь, едва переступив порог его трёхкомнатных апартаментов, занимавший бывший зал, был погружен в привычный полумрак. Камин из голубого мрамора прекрасно сочетался с тёмно-синими стенами в серебристых прожилках. Мебель — из тёмного дерева, обитая благородным тёмно-зелёным бархатом или же светло-коричневой кожей. Полы из светлого мрамора были устланы расписными коврами, привезёнными из дальнего востока. На одном из них маленький Алан играл солдатиками в сторонке, краем уха подслушивая разговор взрослых. Кронпринц часто напрашивался с отцом в гости к «дяде Феру», когда не желал оставаться наедине с многочисленными ворчливыми учителями, няньками и слугами, или же рисковал случайно оказаться в компании ненавистного Калеба, которого на манер своему сосланному родителю называл не иначе, как «Мышью». В креслах друг напротив друга сидели оба старых друга. Джозеф привычно пил. На этот раз не вино, а неразбавленный виски, который легко заставлял людей пьянеть. Низкий круглый столик из лакированного тёмного дерева, стоявший между ними, был завален стопкой писем: копиями оригиналов, которые граф Диггори оставлял себе и ответами от адресатов. Слуги бесшумно передвигались по комнатам военного министра. На прямоугольный стол, расположенный у окон, тихонько ставили подносы с ужином. Камердинер распоряжался горсткой лакеев в спальне, раздавая приказы тихим голосом. — Не удивлюсь, если этот толстый затворник каждый раз переписывает одно и то же письмо, — проворчал Фергус, пройдясь взглядом по короткому письму, которое только сегодня доставили из монастыря Святого Кевана. — Может, пора бы тогда прекратить эту бессмысленную переписку? — хмуря брови, Джозеф посмотрел исподлобья на кучу вскрытых конвертов и исписанных листов желтой бумаги, увенчанной подписью аббата Бенедикта. — Тогда у меня встречное предложение, — жестоко улыбнулся друг, — почему бы тебе не разорвать этот бессмысленный брак? Или тобой всё еще движет любовь к… — К Мыши! — тут же выпалил Алан, перестав играть и с интересом поглядывая на взрослых. — Да, именно так, Ваше Высочество, — благодарно улыбнулся ему граф, но тут же посерьёзнел, обрушив свой взор на короля. — Хватит об этом, — бесцветным голосом велел Джозеф, устало откинувшись на спинку кресла. — Фергус… с сегодняшнего дня я запрещаю тебе впредь вести переписку с аббатством Святого Кевана. Довольно. — Ты это серьёзно? — прожигая короля долгим взглядом, военный министр стал еще мрачнее. — Но разве тебе… — Мне не интересно, что там происходит. — Холодно оборвал его Джозеф, рассматривая янтарную жидкость в стакане. — И тем более не интересна судьба шлюхи. — Папа не шлюха! — внезапно выпалил Алан, резко встав на ноги. Оба взрослых удивлённо посмотрели на него, словно только вспомнили о существовании кронпринца. И если Фергус одобрительно кивнул мальчику, то Джозеф только раздраженно поморщился. — Нечего ребёнку встревать в разговор взрослых, — с укором сказал король, — тем более подслушивать. — Я не подслушивал, — сжав кулачки, Алан смотрел на отца исподлобья своими потемневшими серыми глазами. — Но я не позволю никому оскорблять моего папу. Даже тебе. — С каких это пор ты успел так к нему привязаться? — всё же недоумевал Джозеф, ведь за год мальчик обязан был уже забыть о сосланном родителе. Мужчина бросил подозрительный взгляд на Фергуса, словно тот мог отчасти быть причастен к этому. Мало ли что вливает в уши маленького принца военный министр, когда король их не видит. — Ох, Алан, ты ведь даже не знаешь, что был ему совсем не нужен… — Это неправда! — упрямился мальчик. — Когда тебя не было, он был рядом. Он заботился обо мне. Папа часто приходил ко мне. Даже слуг наказывал. И он защитил меня, когда рядом никого не было. Только темнота и злые голоса, грозившиеся сделать что-то ужасное. Фергус тут же выпрямился в кресле, едва не выронив из рук письма. Обменялся ошарашенным взглядом с монархом, перевёл взгляд на Алана. — Что вы имеете в виду, Ваше Высочество? — осторожно поинтересовался граф Диггори, стараясь говорить привычным тоном, дабы не спугнуть мальчика. — То, что сказал. — Непослушная черная челка упала на свинцовые глаза ребёнка. — Я помню лишь, как меня нянечки уложили спать и молча ушли, а потом явились трое мужчин. Стражники. Незнакомые. Потом я помню темноту, словно что-то накрыло глаза. Кажется, меня раздели. Они о чем-то говорили, смеялись, а потом я услышал грохот и голос папы. Он ругался с ними. Я не видел, что там происходило, только слышал. Какие-то странные звуки… А потом я заснул, но когда проснулся, то глаза не накрывала тьма и я видел слуг. — Джозеф, ты это слышал? — тут же встрепенулся Фергус. — Слышал, — кивнул король. Крепче стиснув стакан с виски, дабы не выронить его из рук, Джозеф постарался принять безмятежный вид. — Воистину, это был ужасный сон. — Сон?! — разом ахнули кронпринц и военный министр. — Да, именно так, — монарх выразительно посмотрел на каждого из них. — Тебе приснился дурной сон, Алан. Но не стоит о нём вспоминать. — Но отец, это вовсе не так… — попытался было возразить мальчик, но повинуясь жесту родителя, замолк. Однако рвущееся наружу негодование и обида, заставляли снова заговорить. — Это всё Мышь? Это из-за него ты избавился от папы и теперь не веришь мне! — Нет, Алан, это не так… — Именно так! — глаза кронпринца увлажнились, но он намеренно сдерживал злые слёзы. — Ненавижу! Ненавижу тебя и твою Крысу. — Алан! — стакан в руке Джозефа всё же раскололся, осколками впился в ладонь, причиняя боль. Кровь быстрыми каплями закапала на ковёр. — Не смей говорить со мной в таком тоне. Дерзкий мальчишка, ты забываешься, что в первую очередь перед тобой стоит король, а уже потом — отец. И не смей больше давать отвратительных прозвищ Калебу. Нравится тебе это или нет, но он тоже король и вот уже как год является твоим вторым отцом. Принимай это как должное. Дрожа от злости, Алан стиснул зубы, лишь бы не высказать отцу всё, что думает о нём. Сжимая кулаки и не говоря ни слова, он быстро покинул покои военного министра, громко хлопнув дверью. — Что, черт тебя дери, ты творишь, Джозеф? — дрожащий от ярости голос Фергуса вывел монарха из задумчивости. — Ты вообще в своём уме? — Не начинай, — недовольно хмурился Джозеф, положив на стол осколки разбитого стакана. Не постеснялся порвать рукав собственной тонкой рубашки, дабы перевязать порезанную ладонь, пытаясь остановить кровотечение. — А если это правда? А если мальчику не приснилось? — никак не желал униматься граф. — Если ему угрожала опасность и Стефан… — Хватит постоянно упоминать при мне эту шлюху! — раздраженно рявкнул король. — Фергус, не смей испытывать моё терпение. Еще хоть слово и я не просто сошлю тебя на восточную границу, где ты до конца дней будешь охранять наши земли от набегов кочевых племён, а лишу всех титулов и привилегий. — Доброй ночи, Ваше Величество, — сквозь зубы процедил граф Диггори, давая понять, что не желает более видеть старого друга. Ничего не сказав, Джозеф вышел в коридор. О том, что происходило той ночью, Алан обычно не говорил. Разве что начинал иногда хныкать и боязливо поглядывать на стражников, но Джозеф не обращал на это внимания. И вот, что-то всё же заставило спустя год Алана заговорить об этом. «У меня не было выбора… Меня заставили… их было трое. Если бы я отказался, то они бы сделали это с Аланом. Я лишь…» — В памяти всплыли слова Стефана, когда Джозеф предъявил ему обвинение в супружеской измене. Всё сходилось. Он говорил о троих мужчинах. И Алан говорил о них. А если всё же правда? «Надо было дать тем ублюдкам трахнуть твоего любимого сыночка! Уж тогда бы ты говорил иначе, Джозеф! Ничего, мальчишка бы пережил троих взрослых мужиков. В конце концов, задница всегда способна подстраиваться под размеры членов. А если бы не пережил… то не велика потеря. Мышь родит тебе еще одного щенка!» — другие слова, брошенные в пылу обиды и злости, немедленно заставили сердце короля вновь ожесточиться. Даже если всё, что сказали Алан и Стефан — правда, это не означает, что решение монарха будет изменено. И всё же тем же вечером Джозеф приказал стражникам схватить всех слуг и нянек, что прислуживают кронпринцу и казнить их, путём отсечения головы, а Корентину, получившему должность управляющего Вудроу, подобрать новую прислугу.***
Раннее утро принесло с собой головную боль от сильного похмелья. Не помня, что было накануне, Джозеф с трудом встал с постели, взглядом наткнувшись на обнаженное тело своего камердинера. Попытался вспомнить, что было вчера, но в памяти всплывали лишь размытые образы. Сев на край постели, прислушиваясь к ровному дыханию камердинера-любовника, Джозеф помассировал пальцами ноющие виски. И только сейчас понял, что проснулся из-за странного шума снаружи. В коридоре царила суматоха, будто бы что-то случилось. И не успел монарх хотя бы ради приличия натянуть на голое тело штаны и рубашку, как в спальню влетел белый словно мел Корентин, а за ним несколько стражников и экономка леди Сибил. — Ваше Величество… — запыхавшийся управляющий даже не удостоил презрительного взгляда обнаженного и только начавшего просыпаться камердинера. — Что стряслось? — хмуря брови и морщась от мучительной головной боли, а также от подступившей к горлу тошноты, Джозеф надеялся, что Корентин слишком преувеличивает важность чего бы то ни было. — Его Величество… — сделав глубокий вдох, худосочный мужчина быстро затараторил. — Страшное, Ваше Величество. Произошло нечто ужасное. Его Величество… — Стефан? — не понимая почему, но отчего-то монарх подумал о сосланном супруге. — Что-то со Стефаном? — Что? — округлил глаза Корентин, явно изумившись такому вопросу. — Нет, с королём Калебом беда. Кто-то пробрался ночью в его покои и устроил там резню. Быстро подскочив и наспех облачившись в штаны и рубашку, Джозеф вылетел из своих покоев, ринулся в опочивальни второго супруга. По коридору бегали слуги, унося вёдра с розовой от крови водой и алое постельное бельё. Стражники несли караул у покоев младшего короля. Буквально влетев в зал, Джозеф сразу же встретился взглядом с бледным и дрожащим от страха Калебом. Юноша сидел в кресле, обхватив себя руками. По щекам текли слёзы, а придворные лекари усердно подсовывали отвар из мелиссы. — Джозеф! — всхлипнув, Калеб вспорхнул с кресла и упал на грудь мужа, зайдясь рыданиями, сотрясающими тело. — Мне страшно… Но мужчина ничего не сказал. Даже не утешил его, а отстранил и прошел в соседние комнаты. Там лежали тела служанок с перерезанными глотками. У некоторых были вырезаны глаза. В спальне младшего короля на узкой подстилке лежала камеристка. Раскрытые стеклянные голубые глаза смотрели в потолок, грудь была залита кровью от перерезанного горла. Рядом с ней лежал труп двуполого слуги, в котором Джозеф без труда узнал Эрика. Именно этот самый парень год назад свидетельствовал об измене Стефана с Фергусом, а теперь он был убит. Две зияющие дыры устремлены в сторону кровати, а вырванные глазные яблоки смотрели на постель из открытого рта, лишенного губ, куда их вставил убийца. — Как так вышло, что никто ничего не видел и не слышал? — недоумевал Джозеф, которому всё это казалось странным. Стены и пол были залиты кровью. Кто-то намеренно устроил это, либо желая запугать королей, либо же намекая о грядущем покушении на соправителя. — Стража на посту никого не видела, — тут же возник рядом Винсент Рамиро. — Они вообще никого не могли видеть, ибо уснули. — Как — уснули?! — прорычал ему в лицо Джозеф. — На посту? А если бы моего супруга убили? — Сомневаюсь, что именно это было целью убийцы, — хмурил брови Уиллард, принюхавшись к остаткам вина в золоченном кувшине. — Кто-то подмешал в питьё снотворное, хотя с таким же успехом можно было и яд. — Снотворное? — брови короля поползли вверх. Да, теперь понятно, почему стража уснула и ничего не заметила. Но похоже, что снотворным опоили всех слуг Калеба, да и его самого в придачу, иначе бы он наверняка проснулся от шума. Не могло быть так, чтобы убийца действовал тихо, совершая весь этот ужас. — Я прослежу, чтобы нерасторопных стражников допросили под пытками и подвергли казни, — сообщил Винсент, не дожидаясь приказов монарха. Он прекрасно знал свою работу, чтобы порой воздерживаться от ожидания поручений. Джозеф лишь одобрительно кивнул. Но как ни старались палачи, ничего толком так и не удалось вытянуть из заспавшихся стражников. Разве что они упомянули какого-то юношу, что принёс им вина, после которого их потянуло в сон. Но описанного слугу так и не удалось найти. На уборку трупов и мытьё королевских покоев ушел целый день, но даже после Калеб наотрез отказался возвращаться в них. Он был напуган и постоянно причитал о том, что кто-то желает ему смерти. В это было легко поверить. Но еще до вечера случилось еще два происшествия, которые нарушили спокойную мирную жизнь двора. На барона Оливера Бенета, друга короля Джозефа и члена Совета, кто-то посмел совершить покушение. Бедолагу пырнули в пах, а после ему отрезали большие и указательные пальцы на руках. Кто это сделал и за что — непонятно. Но удивляло и пугало не это, а скорее то, что по замку спокойно передвигается сумасшедший убийца. Стражникам было приказано немедленно обыскать каждый закоулок Вудроу и взять под стражу всех, кто вызывает хоть какое-то подозрение. И хоть Оливер выжил, хоть и потерял много крови, но он не мог припомнить лица нападавшего. — Всё произошло слишком стремительно, — говорил спустя несколько часов барон, бледный, как полотно. А через некоторое время пришло известие с юга о том, что армии короля Бранкии Эдуарда Готье перешли границы Морлей, объявив о начале войны. Пришлось спешно собирать войска и готовиться к войне, а пока оставалось надеяться, что пограничные войска сумеют хотя бы ненадолго задержать врага. И без того плохое настроение Джозефа стало еще более ужасным. Слишком много всего резко обрушилось на его плечи, так еще и в один день. Королю ничего не оставалось, как немедленно созвать своих военачальников и седлать коней.***
Герцогство Норвуд, замок Фелан. Кардинал Каллум нервно мерил шагами тёмный кабинет, сцепив руки за спиной. За столом привычно восседал мрачный маркиз Броуди. Из-за начавшейся внезапно войны Джозеф приказал двору немедленно покинуть Вудроу и отправиться в Фелан. В конце концов, он намного дальше, чем фамильный замок уничтоженного рода Крофордов, так что враг еще не скоро доберётся до королевской семьи. Но всё же было опасение, что в стане придворных могут затесаться предатели. Недавняя резня в покоях младшего короля и покушение на барона Бенета в итоге были списаны на то, что в замок пробрался кто-то из людей Эдуарда Готье и просто решил запугать всех. По крайней мере, эта версия была лучше, чем неизвестность, поскольку убийцу так и не поймали, и не понятно, кому это вообще понадобилось. — С этого дня — ни шагу без стражи, — хмуро сказал маркиз Броуди, наградив Калеба испепеляющим взглядом. — Мы столько лет шли к этой цели и не можем позволить всему рухнуть. Будем надеяться, что король не погибнет в первой же битве. — А если всё же погибнет? — голос юноши предательски дрогнул. Он еще не отошел от пережитого ужаса, а теперь был вынужден бояться за возлюбленного. Ведь если Джозеф умрёт, то Калеб потеряет не только любимого мужа, но и всё то, что имеет теперь. — Тогда молись, чтобы это был мальчик, — практически прорычал маркиз, многозначительно посмотрев на живот юного короля. Калеб поджал губы, смутился. Он снова был в положении, а ведь после выкидыша Джозеф брал его в постель всего пару раз. Уиллард удивлялся такой завидной плодовитости юного короля, но потом вспоминал, что перед ним стоит реверид и все изумлённые взгляды тухли. Сам же Калеб был убеждён, что дело не в его двуполой природе, а в благодати божьей. Это заставляло юношу чуть ли не каждый день совершать молитвы и отправлять большие пожертвования в окрестные приходы, тратя деньги из государственной казны. Положив ладонь на пока еще плоский живот, король нежно улыбнулся тому созданию, которое появится на свет через восемь месяцев. Мысленно Калеб поклялся, что защитит дитя и сделает всё, чтобы не потерять его. Он был уверен, что выкидыш был не случайным. Когда он шел от мужа, рыдая от обиды и непонимания, кто-то врезался в него в бок, столкнув с крутой длинной лестницы. Калеб лишь чудом не свернул себе шею и ничего не сломал, пока летел вниз, но ребёнка не смог сохранить. Молча, в пол-уха слушая покровителей, юноша внезапно задумался о том, что всё происходящее с ним с момента свадьбы как-то взаимосвязано. Понимал, что при дворе у него появился серьёзный враг, который хладнокровно напоминал о своём присутствии. Эта мысль посетила Калеба, когда он увидел, что сотворили с Эриком, его глазами и ушами. Молодому слуге также как и всем перерезали горло, вот только отрезанные уши и вырванный язык вложили в руки, а глазные яблоки вставили в рот. Казалось, словно убийца хотел что-то сказать этим, напомнить о чем-то, в чем повинен юный король. Вот только пока и в голову не приходило, кто и зачем совершал все эти жестокости.