Забыл совсем, за что дерусь, И крик мой для кого, Но попытаюсь прояснить я смысл своих слов. Не знаю как я стал таким, и это навсегда, Но я сброшу оковы, я сброшу оковы сейчас. Linkin park — Breaking The Habit (Арт проект «Живые»)
***
Осень 935 года. Бранкия, герцогство Расс, бывшие земли Рэйнфога. Бранкийцы не ожидали такого исхода. Не верили, что кто-то посмеет напасть на них столь подлым способом. Впрочем, разве можно ожидать от войны честности? Пока вражеские войска отвлекались на основную армию Джозефа, отряды под командованием Фергуса и нескольких генералов из Хоарда взяли бранкийцев с запада и востока, замыкая кольцо с юга, и таким образом уничтожая тыл врага. Звон стали. Боевой клич. Стоны раненых и предсмертные крики. Хруст костей. Оружие, с чавкающим звуком вгрызающееся в плоть. Всё смешалось в одну единую песнь войны. Кровожадную. Страшную, но от этого еще более желанную и прекрасную, способную утолить голод любого воина. Снаряды от катапульт дробили всё, на что падали, уничтожая не только постройки, но и придавливая людей. Огненный дождь из зажженных стрел плотной свистящей стеной опускался на головы воинов обеих сторон. Джозеф неудержимо прорубал себе путь мечом к шатру короля Эдуарда. С яростным рыком уничтожал каждого, кто вставал у него на пути. Он не знал пощады, как и все его воины. То там то тут, он слышал душераздирающие вопли вражеских воинов. Густой едкий дым, подобно туману, стелился по лагерю бранкийцев. И временами казалось, что в нём поблескивают горящие фиолетовым пламенем глаза Проклятых. Этих совсем еще молодых, но жестоких и озлобленных реверидов побаивались многие обычные солдаты, ведь каких только слухов не ходило о них. Схлестнувшись на пути к конечной цели с, по меньшей мере, десятком противников, король мужественно терпел боль, когда вражеский меч вгрызался в плоть сквозь повреждённые доспехи. Следом за ним спешили остальные воины, не отставая от своего короля. С боевым кличем и яростным криком уничтожая всех на своём пути, взяли шатёр Эдуарда в плотное кольцо, так что никто не мог пройти мимо них незамеченным. Заставляя себя дышать ровно, Джозеф расправил плечи, входя в шатёр, когда несколько его воинов прошли вперёд и придержали полог. Внутри пахло приторно-сладкими благовониями. По устланному коврами полу были разбросаны вещи. Со стола капало красное вино, вылитое из опрокинутого золотого кувшина. Шатёр освещался за счет высоких жаровен и масляных ламп. Там же рядом стояли курильницы, из которых валил голубоватый дымок, распространяя сладкий аромат. Ворвавшиеся внутрь воины тут же принялись всё обыскивать, за волосы и шкирки волоча всех, кого могли найти. Джозеф терпеливо ждал в центре шатра. Сняв с головы шлем и убрав меч в ножны, хмурил густые брови. Перед ним в несколько рядов на колени упали юноши и девушки. Те, что были в шерстяных одеждах, явно приходились слугами Эдуарда, а вот другие, облаченные в шелк и бархат — подстилки или же придворные. — Мы всё тщательно обыскали, Ваше Величество, — немедленно доложил лейтенант, — но никого больше не обнаружили. Это всё. — И как только этот трусливый бранкиец сумел сбежать, когда мы взяли его в кольцо? — размышлял вслух Джозеф, с трудом скрывая недовольство. Сжав кулаки, король обвёл свирепым взглядом колено-преклонённых пленников, схватил за шкирку первого попавшегося слугу и притянул к себе. — Эдуард! Где он? — прорычал бледному пареньку в лицо мужчина. Но не получая быстрого ответа, встряхнул несколько раз со всей силы. — Где ваш король?! Он ведь был здесь? — Был, — отозвался спокойный голос с бехремским акцентом, — но отбыл еще вчера. Вы просчитались. Отшвырнув слугу от себя, Джозеф кивнул своим воинам и те быстро привели к нему говорившего пленника. К ногам короля Рэйнфога швырнули молодого парня. — Говори, куда сбежал Эдуард? — потребовал Джозеф, схватив его за волосы и заставляя поднять взгляд. — На восток, — облизнул губы парень, нарочито с вызовом заглядывая в тёмные от гнева серые очи короля. — Решил вместе с малой частью своих военачальников отправиться за помощью к хану Харысу. У них перемирие. Вы только зря потратили свои силы сегодня. Впереди вас ждёт куда более устрашающее побоище с кочевниками. — С чего мне знать, что ты не врёшь? — вскинув бровь, мужчина недоверчиво косился на выходца из Бехрема. — Разве мне есть смысл врать? — дерзко ответил вопросом на вопрос парень. — Кроме того, вы всё равно это узнаете из писем, что спрятаны на дне сундука у кровати Эдуарда, а мне очень дорога моя жизнь. — Оно и видно, что дорога, — пробурчал Джозеф. Оттолкнув парня от себя, обратился к своим воинам. — Обыскать тут всё. Любые переписки и записи принести мне. — А что делать с пленными? — поинтересовался кто-то из воинов. — Конкретно с этими… — задумчиво стиснув зубы, король посмотрел на бледные лица бранкийцев с полными страха глазами. — На ваше усмотрение. И только он собрался выйти из шатра, как его за руку схватил тот самый парень с бехремским акцентом. — А как же вы? Позволите своим воинам развлечься, а сами будете терпеть лишения? — Напрашиваешься в мою постель? — если Джозеф и был удивлён бесстыдству парня, то вида не подал. Только еще больше насупился. — Именно так, — обольстительно улыбнулся бесстыдник. Взгляд короля скользнул по стройному телу, облаченному в полупрозрачный золотой шелк, прекрасно сочетавшийся с медным оттенком кожи бехремца. Блестящие умасленные кудри угольно-черных волос, выбившиеся из низкого хвоста, схваченного золотой заколкой, обрамляли красивое овальное лицо с высокими скулами и впалыми щеками. Полные томные губы растянуты в улыбке. Слева в тонком прямом носу красовалось украшение с капелькой янтаря. Раскосые, как у всех бехремцев глаза, были тёмно-карего, практически черного цвета и над ними угольные изогнутые брови. Парень был красивым и даже во вкусе Джозефа, поэтому не было смысла отказывать себе в удовольствии. — Заковать его в кандалы и отвести в мой шатёр. — Распорядился мужчина, заметив, как самодовольно ухмыльнулся брюнет. Воины нисколько не удивились подобному решению. Сами прекрасно знали, что на войне не до выбора партнёра и приходилось делить постель с братьями по оружию. Это в безопасном мире дворян мужеложство считалось чем-то постыдным и отвратительным, но только не в армии или в крестьянских поселениях. Простой люд предпочитает не предавать значения тому, какого пола партнёр греет его постель. Главное, что это приносит удовольствие, а всё остальное — дело последнее. Тем более, если святые отцы Церкви не брезгуют монахами из аббатств и мальчиками из хора, то к чему простым людям ограничивать себя в этом? Раздраженно проведя рукой по сальным черным волосам, в которых появилось несколько седых прядок, Джозеф раздосадовано прорычал. А ведь казалось, что его план безупречен. Он был уверен, что одержит победу легко, но проклятый Эдуард спутал все его карты. Мало того, что сумел сбежать, так еще и заручился поддержкой хана Харыса. Предводитель кочевников вот уже более двадцати лет посылает своих людей совершать набеги на восточные границы Рэйнфога. Особенно часто подвергаются нападению Морлей и Конлей. И как бы тамошние пограничные войска не уничтожали кочевников, на их место всегда приходили новые, словно в племени Харыс-хана было бесконечное число воинов. Сыпая проклятиями и приказав казнить всех схваченных в плен воинов бежавшего короля Бранкии, Джозеф всё же прошел до своего шатра. Не скрывал своего раздражения, когда созвал всех имеющихся военачальников. Ударяя кулаком по столу, приказал немедленно направить все приграничные войска с севера на восток. — Отправить разведку. Нужно выяснить, сколько людей у Харыс-хана. И начинайте призывать в армию всех мужчин, способных держать оружие. Мы не должны проиграть эту войну. Пообещав всё немедленно исполнить, военачальники разбрелись прочь. Необходимо было подсчитать потери, составить указы и проследить за их исполнением. Пройдя во вторую половину шатра и скидывая доспехи, Джозеф не сразу заметил, что у кровати кто-то есть. Лишь после, когда полностью разоблачился, умылся и привёл себя в более-менее приемлемый вид, соизволил обернуться и встретиться с горящими тёмными очами пленного. — Вы победите, — утвердительно заявил парень, стоя у кровати и не решаясь хотя бы сесть. Руки были скованы наручниками спереди, но это не мешало ему держаться прямо. — Этой лестью ты не сыщешь себе лучшего положения, — предупредил Джозеф, подойдя ближе к смуглокожему красавцу. — Я лишь сказал правду, — пожал тот плечами. — Ты — воин, как и твой народ, а этого уже достаточно, чтобы вы бились до конца и в конечном итоге одержали победу. Я знаю, о чем говорю. Я был при Эдуарде долгие десять лет и за эти годы видел, как резко толстел, а потом истощался правитель Бранкии. Он не воин, как и его люди. Им не победить. — Зато он вступил в союз с Харыс-ханом, а этого уже достаточно, чтобы победить. — От ярости серые глаза короля потемнели. — Но племя Харыса не так страшно, как тебе кажется, сын Волдсома. Изогнув бровь, Джозеф удивлённо посмотрел на пленника. Когда-то давно, еще до прихода к власти Крофордов, народ Рэйнфога называл себя не иначе, как сынами Волдсома, древнего верховного бога их пантеона. Но так давно никто не говорил, потому и было удивительно услышать подобное из уст чужака из Бехрема. — Как и все кочевники, — продолжил говорить парень, не обращая внимания на удивление короля, — они прекрасные лучники. Прекрасно сидят в седле и на скаку способны убивать врагов, орудуя мечом, копиями и используя лук со стрелами. Но вне седла, на земле они совершенно беспомощны. Их ноги настолько сильно изогнуты, что они с трудом могут ходить. Это относится к племени Харыс-хана. — Много же ты всего знаешь, мальчишка, — отметил Джозеф. — Но откуда? Уж не хочешь ли сказать, что ты из этого племени? — Именно из этого. — И как тебя зовут? — Дидье, — ответил парень, но видя недоумение в серых глазах, решил пояснить. — Так меня называют при дворе. Так меня назвал Эдуард, когда заключил соглашение с моим отцом, ханом Харысом. Хан посчитал, что я стану хорошим подношением для короля, тем более, что стать фаворитом Эдуарда лучше, чем то, что меня бы ждало в племени. — Как тебя звали до всего этого? — чисто из любопытства спросил Джозеф. Парень невольно вздрогнул, словно от пощечины. Поднял на короля изумлённый взгляд. — Фируз, — облизнул он пересохшие губы. — Меня зовут Фируз. — Превосходно. Интересно, что скажет Харыс-хан, если я пошлю ему весточку о твоём пленении? — Бесполезно, — повёл плечами Фируз. — Поскольку я являюсь всего лишь вторым его сыном, то не так значим, как первый или третий. — Разве? — недоверчиво вскинул бровь Джозеф. Измотанный войной он меньше всего был настроен на разговор со своей новой подстилкой, но если из этого можно было что-то вынести, то приходилось терпеть. — У нас свои порядки, свои законы, отличимые от ваших. Первенец всегда является наследником отца, так что с детства его оберегают, сдувают пылинки и чуть ли не боготворят. Третий сын всегда становится правой рукой первого, практически военачальником. — А что со вторым? — А второй, дар богов, с которым необходимо делиться, — черные глаза Фируза странно блеснули. — По обычаю, второго сына еще до семи лет лишают признаков мужественности, из-за чего он становится бесполым существом. За ним присматривают шаманы племени, которые в угодный богам час сообщают, что ребёнок готов исполнить волю богов. — И что потом? Такие дети становятся новыми шаманами? — Нет, отнюдь. Такие становятся общественными шлюхами, — с губ Фируза сорвался горький смех. — Когда воины племени собираются на войну, то такой вот «избранный» обязан обслужить всех желающих, таким образом передав им благословение богов. — Но ты ведь избежал этой участи, так что не к чему об этом вспоминать. — Сухо произнёс Джозеф. К собственному удивлению, он не испытывал сострадания и жалости к парню. Может это вызвано утомлённостью от бесконечных боёв, а может ему в самом деле стали безразличны чужие проблемы. Бремя правления и войны сильно меняют людей, делая их жестокими. Глядя на монарха долгим испытующим взглядом, Фируз невольно хмурил брови, словно чем-то недоволен. Не став ждать, когда же бехремец соизволит сообщить о своей готовности служить, Джозеф толкнул его в плечо, вынуждая упасть спиной на кровать. И не обращая внимания на слабые протесты новой подстилки, сорвал с неё одежду. Медная кожа Фируза не имела никаких изъянов в виде шрамиков или тех же родинок. Чистая, шелковистая. От пупка тянулась тонкая дорожка черных жестких волос, переходящая в пах, где напрочь отсутствовали мошонка с яичками и даже член. Вместо пениса был крошечный обрубок, из которого торчал кончик гусиного пера. — Зачем это? — удивился Джозеф, который прежде не имел дела с полностью оскопленными мужчинами. — Иногда так случается, что после удаления органов это отверстие зарастает начисто, а это чревато мучительной смертью, поскольку не представляется возможности для опорожнения мочевого пузыря. Поэтому шаманы племени придумали вставлять туда гусиное перо. Оно позволяет отверстию не зарасти. — Ясно, — кивнул король и перестав рассматривать промежность Фируза, широко раздвинул его ноги, сразу же закинув их себе на плечи. Налившийся кровью член, был готов к бою. Приставив головку между ягодиц парня, Джозеф толкнулся внутрь. Если Фирузу и было больно, то вида он не подал. Разве что вздохнул судорожно, сжав простыни в руках над головой. Шелковые мышцы плотно обхватили королевский член. Не тратя время на всякие глупости, вроде прелюдий и нежностей, Джозеф взял быстрый ритм. Толкаясь внутрь податливого тела, срывая с пухлых губ Фируза сладкие тихие стоны, мужчина до синяков сжимал его щиколотки, складывая парня пополам и едва не ломая его. Тяжело дыша, король смотрел в затуманенные похотью и желанием черные глаза кастрата. Он не знал, действительно ли получает удовольствие Фируз от происходящего, или имитирует, да и это было не так уж важно. Джозеф заботился лишь о собственном удовольствии и желании показать, какая судьба теперь ждёт бехремца. Мужчина продержался недолго. Излившись в Фируза, отстранился. Теперь-то усталость обрушилась на него в полной мере. Кликнув караульных, нёсших службу у входа в его шатёр, Джозеф приказал отвести Фируза в общую палатку к пленным, но не трогать. Как только приказ был исполнен и бехремца увели, король позволил себе забыться сном.***
Герцогство Хоард, южная граница, гарнизон Проклятых. Война приобрела неожиданный поворот. Мало кто ожидал, что теперь придётся иметь дело не только с бранкийцами, но и кочевыми племенами Бехрема. Возможно, что Теодорих был бы рад бросить всё и отправиться на восточную границу Морлей или Конлей, лишь бы сразиться с дикарями, если бы не прямой указ Джозефа. Король велел всем военачальников южных гарнизонов оставаться на своих местах для отражения атак бранкийцев, чем и приходилось заниматься практически каждый день. С западной границы Хоарда и Тилара были присланы дополнительные войска, для укрепления южных границ. С севера и всего Рэйнфога в спешном порядке набирались солдаты, которых незамедлительно направляли на восток. Война обещала быть долгой. По крайней мере, так говорили мирные граждане. Со всех уголков Рэйнфога собирали провизию, подати и вооружение для укрепления армий. Джозеф даже наложил вето на распоряжение Калебом государственной казной, ибо уж слишком расточительно соправитель стал жертвовать большие подаяния храмам, когда вокруг царит война. Это известие заставило Стефана нервно, едва ли не истерично рассмеяться. — Глупая Мышь думает, что если отдаст Церкви всё, то Деудедит поможет удержать Джозефа рядом, — язвительно размышлял вслух сосланный король. — Как бы вкусно и желанно не пахла сука, кобель всегда будет искать себе новую подругу для случки. Боги, когда же эта доярка уже повзрослеет? Проклятые, хоть и косились недоумённо на него, однако ничего не сказали. Просто предположили, что война свела с ума клеймённого реверида. На самом же деле Стефан не был безумен. Вернее, так ему самому казалось. С каждой новой битвой он всё больше убеждался, что лик смерти ему приятен. Аромат крови пьянил. Стон стали, крики раненых и умирающих, хруст дробящихся костей и громкое чавканье, с каким оружие впивается в плоть — стали излюбленной музыкой для ушей сосланного короля. Его тело покрывалось ранами, которые обещали стать боевыми шрамами, свидетельством его мужественности, а порой и безрассудства. Как и годы назад, зимой, он яростно рубил тренировочное чучело, представляя на его месте Калеба, так и сейчас уничтожал врагов. Его воображение живо рисовало картины предсмертной агонии Мыши, и этого было достаточно, чтобы губы Стефана дрогнули в безумной улыбке. Стараясь пить подавляющие травы исключительно на исходе дня, чтобы во время битвы не валиться без сил, Стефан продолжал греть постель генерала Теодориха. Здесь было не только желание утолить свою плоть, но и кое-какая выгода. Так он хотя бы без труда мог узнавать о том, что творится на восточных границах и частично быть в курсе о последних событиях из двора. Так уж вышло, что Теодорих Норрис и Фергус Диггори были хорошими знакомыми и часто помимо сухих докладов писали о тех или иных вещах, которые больше всего их волновали. И как это водится, военный министр сетовал на безрассудного Калеба, а также не стеснялся писать обо всех любовниках Джозефа, уповая, что хоть кто-то из них сможет затмить Мышь. Хоть Теодорих и знал, что Стефан любит читать чужие переписки, никогда не упоминал об их содержании. Не видел необходимости напоминать мальчишке, что ему легко нашли замену. Такое могло случиться с каждым. И за это Стефан был благодарен генералу. Однако всё же появилось то, что заставило его испытать тревогу. Сильное подавляющее, которое пил Стефан, помогало не только избавиться от течки, но и не забеременеть. Разумеется, только в том случае, если принимающий этот сбор трав реверид уже не находится в положении. Будучи уверенным, что за время течки так и не свершилось ничего страшного, Стефан продолжал жить, не думая об этом. Однако последствия всё же дали о себе знать, когда его начало тошнить. Вначале король списывал это на плохую пищу. Затем на усталость и сильное головокружение, которое случалось после длительных боёв. Но проснувшись посреди ночи от тошноты, Стефан всё же прислушался к себе. Осознание заставило его встрепенуться и едва не застонать от досады. Тяжело было понимать, что семя генерала оказалось настолько сильным, что породило жизнь внутри него. Понимание произошедшего приводило Стефана в гнев. Его раздражало буквально всё, но говорить о своём интересном положении Теодориху не стал. Зачем, если всё равно собирается избавиться от плода? Что может быть ужаснее, чем понести, когда того не желаешь, так еще и во время войны, когда сам ты — воин? Худшего сценария просто не придумаешь. Но к счастью, выход есть всегда. И в данном случае тоже. Идти к полевому лекарю бесполезно. Вряд ли он держит при себе травы, способные вытравить нежеланный плод, когда должен заботиться лишь о состоянии воинов. Зато подобные вещи есть в даже в самом маленьком и ничтожном поселении, так что именно туда под покровом ночи отправился Стефан. Маленькая деревенька находилась к востоку от лагеря. И хоть люди там жили пугливые, недоверчивые и сторонящиеся чужаков, за пару золотых монет местный знахарь всё же отворил дверь своей землянки непрошеному гостю. Пусть и без радости, но дал Стефану нужный сбор, подробно объяснив, что и как. Вернувшись под утро в лагерь, реверид сразу же принял травы и принялся ждать. Проходив несколько часов, посчитал, что слишком медленно они действуют и решил немного помочь организму избавиться от плода. Спрятавшись в густых кустах шиповника, недалеко от отхожего места, Стефан избавился от штанов и просунул руку между бёдер, пальцами проник в собственное лоно и принялся яростно терзать вход в матку, стараясь расширить её настолько, чтобы протолкнуть хотя бы один палец. Колени дрожали, а самого его бросило в жар. По пальцам текла кровь. Закусывая губу, Стефан старался сдерживать болезненные стоны. Боль колючим комком пульсировала внизу живота, отдавалась в ноги и стреляла в поясницу. Судорожно выдохнув, Стефан отнял руку, давая себе передышку. Затем повторил процедуру несколько раз, насилуя себя в матку. От тупой, пульсирующей боли и напряжения темнело в глазах. В висках набатом билась кровь, а пот струился по лицу. Наконец, тело пронзила волна новой, более сильной боли. Кровь обильней потекла по ногам. Отняв руки, дрожащими окровавленными пальцами, Стефан порылся в сумке, что взял с собой и поставил на землю рядом с собой пару флаконов, вату и бинты для перевязки. Поскольку срок был еще небольшой, плод вышел из тела, не причинив существенных повреждений. Стефан даже смотреть не стал на багровое месиво, которое лишь немногим напоминало человеческое существо. Сразу принялся за себя. Действуя быстро, влил в себя содержимое одного пузырька. Зашипел от боли. Лекарство должно было обеззаразить, потому оно и щипало. Второе средство помогало остановить кровотечение, но на всякий случай Стефан всё же сложил в несколько слоёв небольшой отрезок бинта, вложив между слоями ваты и использовал, как прокладку. Не хотел замарать одежду. Вытерев руки об остатки бинтов и накрыв выкидыш опавшей листвой, Стефан спешно привёл себя в порядок и вернулся в лагерь, где сразу же и помыл руки более тщательно. Вздохнув с облегчением, он довольно улыбнулся.***
Март 940 года. Герцогство Конлей, замок Вудроу Восседая на троне, монарх устало смотрел перед собой, невольно стискивая подлокотники. Во всей его фигуре читались величие, напряжение и стать. Он вернулся домой с победой. С долгожданной и желанной победой, о которой мог лишь мечтать. Война была долгой и беспощадной. Она унесла с собой десятки тысяч жизней. Собрала свою вожделенную дань. Победить войска хана Харыса оказалось делом не проблемным. Как и утверждал Фируз, — нынешний фаворит короля, — кочевники из Бехрема беспомощны вне седла, поэтому войска Джозефа первым делом расправлялись с лошадьми, а потом с их всадниками. Хоть племя Харыс-хана и было большим, — состояло оно из сорока тысяч человеческих голов всех возрастов, — но оно пало. Правда это был лишь отвлекающий манёвр, ведь пока Джозеф вёл свои войска против бехремцев, армии подлого Эдуарда вновь попытались напасть с юга, на этот раз уже через Хоард. Армия Проклятых старательно удерживала позиции, насколько только хватало сил. К тому времени, когда с западной приморской границы Хоарда прибыло подкрепление, из гарнизона генерала Теодориха Норриса, состоявшего из более двадцати трёх тысяч воинов, осталось лишь полторы — настолько велики были потери. И тем не менее, с горем пополам всё обошлось. Войска Эдуарда были благополучно разбиты, а сам бранкийский король схвачен в плен. Эта мысль заставляла Джозефа зловеще скалиться. Наконец-то он увидит врага в лицо. Нужно лишь дождаться, когда генерал Норрис доставит пленного ко двору, для решения его дальнейшей судьбы. Джозеф уже знал, что сделает с Эдуардом и всей его семьёй. Нет, он не собирался проявлять сострадание или милосердие с Готье. Он уничтожит их всех, а Бранкия войдёт в состав Рэйнфога, станет королевством-побратимом, куда Джозеф посадит кого-то из своих доверенных людей, сделав регентом, чтобы потом трон Бранкии достался одному из принцев. Пока велась война, Калеб благополучно разродился. Известно, что ревериды зачастую рожают мальчиков и редко девочек, а про себе подобных и говорить нечего. Но Калеб старательно это опровергал. Первый раз он родил дочь, принцессу Маргарет, теперь же на свет появился маленький реверид. Разумеется, что его будут растить как мальчика, но он всегда будет знать о своей природе. И хоть принцем он и будет называться, однако наследником Джозеф его пока не спешил объявлять. Ревериды в таких делах, как женщины: их рождения ждут меньше всего, ибо если они станут наследниками, то имущество рода отойдёт будущему мужу, а это себе только в убыток. Джозеф вернулся домой чуть менее недели назад. И разумеется, что его и других воинов встретили со всеми полагающими случаю почестями. После длительного отсутствия мужчина был искренне рад увидеть подросшего за прошедшее время сына. Алан немного вытянулся в росте и теперь еще больше напоминал самого монарха в детстве. Уж по нему-то Джозеф скучал. Как-никак любимый сын. Но кроме Алана короля встречал еще и Калеб, в неизменном окружении своей свиты. Няньки держали на руках принцессу Маргарет и принца Каина, — именно так пожелал Джозеф назвать родившегося реверида, — а рядом с самим юным соправителем стояло несколько стражников. За это время Калеб практически не изменился. Видно, беременность в этот раз была достаточно тяжелой, поскольку юноша до сих пор оставался очень худым, бледным и с нездоровым цветом лица. Однако его сиреневые глаза тут же засияли, едва Джозеф подошел поприветствовать супруга. Вот только сам мужчина подивился тому, насколько ему внезапно стал безразличен младший король. Нет, отголоски того нежного чувства, что связало их, всё еще были, но не возникало желания внезапно прижать, поцеловать и шептать о любви, как это было прежде. «Это временно, — уверял себя тогда Джозеф. — Как только мы окажемся наедине, и я немного приду в себя, всё станет как прежде». Но, увы… Тронный зал не был богато украшен, как в день возвращения короля с войны. Но он полностью соответствовал случаю, с которым сегодня здесь собралась вся королевская чета, военачальники, советники и важные государственные деятели. Генерал Теодорих Норрис должен вот-вот привести пленённого бранкийского правителя. Безмолвный слуга наполнил золотую чашу монарха крепким подогретым красным вином с пряностями, отчего по тронному залу распространился пьянящий аромат цитруса и корицы. По правую руку от Джозефа на маленьком аккуратном троне восседал Калеб, облаченный в свой лучший наряд из бирюзового шелка с золотой вышивкой. Слева сидел Алан. Как кронпринц, он был уже достаточно взрослым, чтобы присутствовать при приёме послов и вынесения приговора. Тем более, что ему скоро исполнится девять. Когда-нибудь Алан станет королём, так что пусть набирается опыта смолоду. Именно так думал Джозеф, когда требовал поставить еще один маленький трон. Хмуря брови, Калеб украдкой бросал недовольные взгляды на мужа. И их причина была далеко не только в том, что Джозеф снова слишком много внимания уделял первенцу. Тут была еще и ревность. Среди придворных слева в первых рядах затесался Фируз. И хоть на кастрата недоверчиво косились многие, сам он держался с таким видом, словно был на своём законном месте. Еще бы ему нос не задирать! Джозеф сам сделал Фируза своим фаворитом, о чем теперь все перешептывались. Не трудно догадаться, что Калеб сразу же возненавидел чужака, чего не скрывал и в первый же вечер, едва монарх вернулся, устроил ему скандал. Из всего услышанного, Джозеф узнал, что он — безбожный распутник, жестокий и эгоистичный человек, который не думает о чувствах своего обиженного супруга. А он, Калеб, вынужден терпеть такое скотское отношение к себе. Именно тогда Джозеф ударил его второй раз за всё время брака. Мужчина был убеждён, что только так может заткнуть взорвавшегося супруга. — Надеюсь, что вы больше не покинете меня на столь длительный срок, — склонив голову, шепнул Калеб, робко накрыв своей ладонью руку мужа. В сиреневых ланьих очах стояли слёзы. — Сам ведь знаешь, что это не от меня зависит, — так же тихо ответил ему мужчина, понимая, что страдания супруга его меньше всего трогают. — Знаю, поэтому и прошу в следующий раз взять меня с собой. — Тонкие пальчики реверида дрожали, стиснули руку монарха так, словно тот боялся его потерять. — Зачем? — достаточно громко вопросил Джозеф, изумлённо уставившись на Калеба. Видя недовольство на его лице, нахмурился. — Не думай, что мы там развлекались. То была война, а на войне люди гибнут. Ты понятия не имеешь, насколько это ужасно. Дай боги, что никогда не познаешь, какого это убивать десятки, сотни людей, и при этом стараться не умереть самому, а потом после битвы чувствовать себя опустошенным, полностью разбитым. — Я просто думал, что могу оказаться вам полезным… — неуверенно пролепетал Калеб, потупив взор. На щеках вспыхнул стыдливый румянец. — Ты? — хмыкнув, мужчина сделал большой глоток, наслаждаясь приятным послевкусием пряного вина, который позволял на время отвлечься от горьковатого аромата вереска, коим всегда пах младший супруг. — Не говори глупостей. Ты даже стрелять из лука не умеешь, не говоря уже о холодном оружии. — А разве должен? Супруг, как и супруга, обязан хранить семейный очаг, растить детей… — И быть покорным главе семейства, — едко закончил Джозеф, сделав еще один глоток. — Знаю. Слышал уже. Тогда не жалуйся, коли сам избрал роль покорной матроны. Калеб обиженно поджал губы и отнял руку. Алан же, слышавший каждое слово, довольно усмехнулся. И словно подливая масла в огонь, добавил: — Отец, учителя говорят, что я стану замечательным воином. Они меня хвалят, и скоро я пересяду в седло настоящего боевого коня, а не пони. Ты ведь возьмёшь меня на войну? — Возьму, когда станешь еще немного старше, — пообещал мужчина, тут же одарив сына тёплым взглядом плавленого металла. На поникшего супруга он не обратил внимания. Подошедший стражник, сообщил о прибытии генерала Норриса и его отряда, на что король только одобрительно кивнул. Цокот копыт медленно стих, когда они въехали на территорию замка Вудроу. Спешившись, и позволяя конюхам позаботиться о лошадях, всадники не спешили идти к дверям. Для начала необходимо вытащить из клетки пленника, а потом дождавшись приказа генерала, проследовать за кем-то из королевских стражников. Сняв с головы капюшон походного плаща, парень окинул замок внимательным взглядом. Ничего не изменилось с тех пор, как пять лет назад он его покидал, тогда еще униженным и осуждаемым всеми. Но это лишь на первый взгляд. — Идёмте, — приказал Теодорих, схватив реверида за локоть и притянув к себе, вынуждая идти рядом. — Только без глупостей. Как бы там ни было, но теперь ты подчиняешься мне, а значит за все твои выходки отвечаю я. — Не беспокойся, Тео, я лишь возвращаю то, что принадлежит мне, — с язвительными нотками ответил ему парень, отдёрнув руку и гордо расправив плечи. Выпрямившись на троне, Джозеф передал пустую чашу слуге. Двери тронного зала распахнулись. Три фигуры двинулись в сторону королевской семьи, причем было видно, что одного чуть ли не за шкирку ведут. Поодаль на почтительном расстоянии следовало еще два десятка воинов. Чем ближе подходила троица, тем больше Джозеф хмурился. Генерала Теодориха Норриса он узнал по тяжелой походке и неизменному ёжику светлых волос. Того, кого буквально волокли за шкирку Джозеф сразу же распознал, как Эдуарда Готье, а вот третий… Со стороны Калеба раздался тихий пораженный вскрик, но король не обратил на супруга никакого внимания. Медленно поднявшись, он успел сделать лишь пару шагов вперёд, когда к подножию его трона швырнули бранкийского правителя. — Со свиньёй возникли кое-какие трудности, но всё в этой жизни терпимо, — с издёвкой произнёс тот, кто волочил за собой Эдуарда. Тёмные губы привычно изогнулись в ухмылке. Клеймо на правой щеке выделялось терракотовым цветом, а в фиолетовых глазах горело привычное дерзкое пламя вызова. Джозеф сразу же его узнал. Эту походку, эту манеру речи и этот голос. — Стефан… — едва слышно выдохнул монарх, наблюдая, как генерал и сосланный первый супруг синхронно опускаются на одно колено, приветствуя его, правителя Рэйнфога в почтительном жесте. — Ваше Величество, по вашему приказу пленный доставлен в целости и сохранности, — отрапортовал Теодорих, выпрямившись и бросив предупреждающий взгляд на Стефана. — Д-да, это хорошо, — невнятно пробормотал себе под нос Джозеф, стараясь взять себя в руки. Кашлянув, прочищая горло, он обрушил всё своё внимание на бранкийца. Эдуард Готье представлял из себя мужчину пятидесяти с лишним лет. Хоть плечи, руки и ноги были худыми, однако у него имелся круглый пивной живот. Из-за второго подбородка некогда треугольное лицо утратило былую форму. Скулы скрылись за обвислыми щеками. Мясистый нос картошкой, такие же полные губы. Сальные тёмные волосы патлами свисали до плеч. Рыбьи водянистые глаза смотрели с ненавистью и возмущением. «И вот это вот — король? — про себя усмехнулся Джозеф, внимательно рассматривая пленника. — Жалкое ничтожество, которое посмело развязать войну и еще надеялось на победу?» — Ты ведь не серьёзно думал, будто я позволю тебе так легко победить? — холодно произнёс монарх. — У меня бы всё получилось! — зло зарычал Эдуард, брызжа слюной. — Даже не надейся, что моя страна падёт, склонит колени перед грязным язычником и богохульником! — О, твой народ именно это и сделает, причем с большой радостью. В противном случае их всех будет ждать мучительная смерть. Твой народ жалок, ослаблен войнами. У них просто не будет иного выбора. — Такому никогда не бывать! Бранкийцы — народ гордый. Они никому не покорятся. — Мне — покорятся. Уже покорились, раз война закончилась и воины сложили оружие. — Грязный ублюдок! — сыпал ругательствами Эдуард. В его положении только это ему и остаётся. — Сын Норвудской шлюхи! Ты ведь даже не король. Ты — грязный, жалкий убийца! При этих словах Стефан издал тихий смешок. — Кто тут жалкий, так это ты, Готье. — Процедил сквозь стиснутые зубы Джозеф. Повернулся к стражникам. — Увести пленника. С ним я разберусь завтра. По залу тут же пошел недовольный шепоток. Все-то ожидали, что именно сегодня состоится суд над Эдуардом. Все ждали казни, ведь именно ради этого и собрались. — Вы сослужили добрую службу своей стране, генерал Норрис, — холодно заговорил Джозеф, не глядя на того, к кому обращался. — Будьте уверены, вы будете вознаграждены в полной мере. — Благодарю, ваше величество, однако в этом есть и заслуга моих людей, — отвесив благодарственный поклон, Теодорих привычно щурился. — В том числе и заслуга Его Величества, короля Стефана Этельхарда. Последняя фраза была произнесена нарочито громко, чтобы присутствующие в тронном зале окончательно были сражены наповал. Тут же прошла волна тихих изумлённо возмущенных голосов: — Король Стефан? Мы точно не ослышались? — А разве этого распутника не отправили в монастырь Святого Кевана для пожизненной ссылки? — Разве вы не знаете, что монастырь сгорел? Удивительно, что этот безродный щенок не подох там. — Вот уж право, горе-то какое… Слушая все эти пересуды, Джозеф даже не пытался заставить их стихнуть. Месяца два назад или около того пришло известие о сильном пожаре в монастыре Святого Кевана. По слухам, в огне погибли все монахи, включая аббата. Спасти не удалось никого, и тогда Джозеф предположил, что и его супруга постигла та же участь. Не то, чтобы он скорбел или радовался. В то время война еще не закончилось, и не было времени для выражения других эмоций, кроме гнева и ненависти к бранкийцам и кочевникам Бехрема. — Как я погляжу, а двор нисколько не изменился со времён моего отъезда, — громко сказал Стефан своим низким чуть хрипловатым голосом, вынуждая всех придворных замолкнуть. Его взгляд, полный ненависти и презрения был направлен за спину Джозефа, на Калеба. — Как был полон змей, таковым и остался, разве что Мышь еще жива. Удивительно даже, что её никто из гадюк не пожрал. — Есть вещи, которые никогда не изменятся, — попытался изобразить спокойствие Джозеф, хоть внутри у него всё и клокотало. И уж сам он не знал отчего: от желания поставить заклеймённого реверида на место или от радости услышать столь желанный его душе голос. — Почему нет? — вопросительно изогнув бровь, Стефан подошел вплотную к мужу. — Всё в жизни поправимо. Нужно лишь взять судьбу в свои руки и направлять её, как угодно тебе. Разве я не прав, мой король? Два упрямых взгляда схлестнулись. — Генерал Норрис, вы и ваши люди, наверняка, устали с дороги, — не отрывая глаз от супруга, проговорил Джозеф. — Слуги проводят в приготовленные для вас покои. Они полностью в вашем распоряжении, так что выполнят любой приказ. — Благодарствую, Ваше Величество, — вновь поклонился Теодорих. — Полагаю, что нам есть, что обсудить, — сказал монарх, на этот раз обращаясь к Стефану. Не дожидаясь ответа, мужчина повернулся к ним спиной, двинувшись к трону, но не для того, чтобы на него вновь опуститься, а чтобы покинуть зал. Однако едва он успел пройти мимо, как его за руку тронул Калеб. — Что всё это значит? — бледное лицо юноши всё еще было вытянуто, неся отпечаток изумления и недоумения. — Почему он здесь? — Возвращайся к себе и не донимай меня глупыми расспросами, Калеб, — строго велел Джозеф, не желая объясняться перед ним. — Но это важно, Джозеф! — голос соправителя дрогнул, наполнился плаксивыми нотками. — Разве ты не сослал его навсегда? Как он посмел явиться сюда? Ты ведь накажешь его? Бросив на супруга раздраженный взгляд, мужчина достаточно грубо отдёрнул руку и тяжелой поступью удалился к себе. Но до покоев ему так и не суждено было дойти, едва он свернул на повороте, ведущем из тронного зала, как столкнулся со Стефаном. Клеймённый король стоял, подперев спиной стену и скрестив руки на груди. — Неужели Мышь тоже нисколько не изменился? — в голосе так и звучали насмешка и презрение. — Я думал, что он хоть немного начнёт взрослеть, ведь уже двоих родил. Видимо, всё же, наличие ума не объясняется возрастом или жизненным опытом. — Зачем ты здесь? — всё же вопросил Джозеф, хоть и хотел начать с другого. — Кто дал тебе право приезжать сюда? Перестав ухмыляться, Стефан одарил мужа долгим, изучающим взглядом. Отлип от стены, медленно, непроизвольно покачивая округлыми бёдрами, подошел к нему. — Я не рассчитывал на тёплый приём, — холодно заговорил реверид вновь, — однако и большего презрения не заслуживаю, Джозеф. Хотя, повод для беспокойства у тебя всё же есть, ибо я решил вернуться. — Ты решил? — нервный смешок сдавил горло Джозефа. — Какая дерзость! И ты думаешь, что я тебе это позволю? Чего мне стоит вновь сослать тебя куда-нибудь прочь? На этот раз туда, откуда ты не сможешь сбежать. — Если бы хотел избавиться взаправду, то развёлся бы и лишил меня всего давным-давно, — аргументировал Стефан, подойдя вплотную к мужу и прильнув к нему своим телом. — Однако этого не произошло. Думаешь, что я ничего не заслуживаю? А кто тогда заслуживает? Мышь, который отсиживался всё это время в безопасности, пока мы оба рисковали жизнью защищая нашу страну? — Как же тебя угораздило вообще занести из монастыря в гарнизон Норриса? — хмурясь, Джозеф начинал злиться, но уже не на неверного супруга, а на себя. Отчего-то им овладела тоска. Он скучал по Стефану со всей присущей ему наглостью, пылкостью и дерзостью, но не хотел признаваться в этом себе. Оскалившись, Джозеф внезапно вскинул руку, рывком толкнул Стефана, вжимая его в стену и сжимая горло. — Назови мне хоть одну причину, по которой я не должен отослать тебя прочь вновь. — Да хоть сотню, — язвительно прохрипел реверид, но ощутив, как хватка стала сильнее, решил пока воздержаться от насмешек и уже спокойно ответил. — Всё очень просто, Джозеф. Король не может без короны. Я тебе нужен. И мы оба это знаем. Как бы ты ни любил своего Мыша, как бы не отрицал и не упирался, но ты всегда возвращался ко мне. И этот раз не будет исключением. Зарычав, Джозеф всё же с неохотой отстранился, отпуская супруга. Меньше всего ему хотелось признавать правоту Стефана, но ничего не поделаешь. Так оно и было. Джозефу не хватало наглости и дерзости в Калебе. Не хватало живого ума и активности на собраниях Совета, а допускать туда кого-то из своих любовников не хотел. Удар в челюсть оказался полной неожиданностью. Пошатнувшись, мужчина изумлённо посмотрел на мрачного реверида. — Это за тот гадюшник, куда ты меня отправил. — Растирая кулак, произнёс Стефан. — Знай своё место, наглый мальчишка! — прорычал в ярости Джозеф, замахнувшись. Но удара так и не последовало. Пальцы зарылись в короткие неровно обрезанные каштановые волосы, сжали их на затылке. Вжимая супруга в стену всем телом, Джозеф впился в его губы жадным поцелуем. Не став противиться, Стефан со страстью и упоением отвечал на поцелуй мужа, шумно дыша. Тихо рыкнув, монарх укусил его за нижнюю губу. За спиной раздался сдавленный вскрик. Уже заранее зная, кому он принадлежит, Джозеф мысленно проклинал нерадивого второго супруга. Отстранившись от Стефана и взглянув напоследок в затуманенные желанием фиолетовые глаза, мужчина обернулся. Калеб действительно стоял в стороне. Он выглядел удрученным и обиженным. — Не думай, что у тебя что-то получится, шлюха! — внезапно прорезался у Калеба голос, который дрожал не то от гнева, не то от обиды. — Ты уже потерял его доверие. То, что ты оказался здесь, это всего лишь ошибка. Джозеф, вы же выдворите этого распутника прочь? — Надо же, кто-то слишком многое о себе возомнил, — насмешливо бросил Стефан, пригладив рукой взъерошенные волосы. Демонстративно встал рядом с Джозефом, прижавшись тёплым бедром к его руке. — Забываешь, что положение младшего короля очень шаткое. — А тебе вообще никто не давал право голоса! — противно взвизгнул Калеб, сжав кулаки. — Муж мой, разве вы не должны наказать его за такую дерзость? Он посмел ослушаться вашей воли, вашего приказа и явился ко двору. Неужели вы ему спустите это? Нахмурившись, Джозеф бросил косой взгляд сначала на первого супруга, затем на второго. Он терпеть не мог, когда ему указывали или попрекали, а именно это и делал Калеб. — Угомонись, Калеб, — строго велел Джозеф, устав от неразумности второго супруга. — Какое бы решение я не принял, ты не имеешь права его обсуждать или критиковать. Не ты ли говорил, что супруг обязан подчиняться желаниям мужа и смиренно принимать все его решения? Так вот знай мою волю: Стефан останется при дворе на какое-то время. Я обязан проявлять уважение к воинам, которые внесли вклад в победу нашей страны. А дальше будет видно. Калеб пытался было что-то возразить, но был вынужден замолчать. Ему только и оставалось, что сверлить клеймённого соперника ненавистным взглядом и обиженно дуть губы.***
Глоток вина разлился по пустому желудку приятным теплом, оставляя во рту кисло-сладкое послевкусие. Зал Совета совсем не изменился, разве что за столом у головы мозаичного Феникса прибавилось кресел. Вслушиваясь в монотонные голоса, Стефан ловил на себе полные ненависти и презрения взгляды советников. Еще бы! Хоть и когда-то впавший в немилость, униженный и сосланный с позором, он вернулся с триумфом, как воин, как победитель. Об этом говорило то, что он сидел в Зале Совета пока еще по левую от Джозефа руку и имел право принимать участие в дебатах. Стефан чувствовал пристальные взгляды на своей правой щеке, где красовалось терракотовое клеймо. Но не вжимал голову в плечи, стыдливо отводя взгляд и испытывая неловкость. С чего бы? Это всего лишь шрам, не более того. Наоборот, расслабленно восседая в кресле, Стефан всматривался в лица каждому из присутствующих, прикидывая, какая из мразей стоит за его ссылкой, ведь не мог же трусливый и глупый Мышь сам всё придумать. Совещание шло полным ходом. Судьба короля Эдуарда была решена еще в самом начале, так что расчленённые куски его плоти были отправлены в Бранкию к остальным членам семейства Готье, а голова проигравшего была помещена в банку с соляным раствором и стояла в тронном зале на самом видном месте, чтобы всякий пришедший видел, что бывает с врагами Рэйнфога. На повестке дня обсуждалась судьба Бранкии. Разумеется, если выбирать регента, то самого доверенного, в котором не было бы сомнений, и который бы мог в случае необходимости поставить недовольных на своё место. И пока советники спорили, кто же из их родственников или протеже больше всего подходят на эту роль, Стефан коснулся кончиками пальцев руки Джозефа, привлекая его внимание. — Сам-то ты о чем думаешь? — тихим шепотом вопросил реверид. — Или полагаешь, что стоит доверить это бремя графу Диггори? Разумеется, Фергус был весьма заманчивым предложением. Мало того, что доверенное лицо, так еще и закадычный друг короля, причем имеющий тяжелую руку, и светлую голову на плечах. Изумлённо посмотрев на первого супруга, словно видел его впервые или же у Стефана внезапно появились рога, Джозеф даже не сразу нашелся, что ответить. Отвык он оттого, что сидящий рядом младший муж может раскрывать рот на собрании, когда не спрашивают и излагать дельные вещи. — Фергус хоть и подходит на эту роль, но он не из Неванов, — задумчиво ответил Джозеф, невольно накрыв пальцы Стефана своей рукой. — Да, в этом ты прав, — согласился реверид, хмуря брови в раздумье. — У тебя ведь есть кто-то на примете, так? — Есть, но он лишь кузен, двоюродный младший брат моей покойной матери, — сказал мужчина. — Однако, он всегда был верен Неванам и не раз доказал это. Полагаю, что он составит достойную кандидатуру. Стефан одобрительно кивнул, осторожно высвободив пальцы из плена тёплых, шершавых рук мужа. — Предлагаю на рассмотрение кандидатуру маркиза Ирнеста Граема, — громко сообщил Джозеф, заставляя советников на мгновение замолчать. Казалось бы, дремавший всё это время Калеб, внезапно очнулся ото сна и вперился в мужа изумлённым взглядом. Имя Ирнеста Граема, кузена Неванов, было известно всем. Именно он в своё время поднял весь род герцогов Норвуда, дабы отомстить Харланду за смерть Маргарет. Он же и сумел чудом избежать казни за измену короне, и он же заботился о Джозефе, когда тот был юн, потерял мать и был сослан в Фелан. — Поддерживаю, — неожиданно разрушил воцарившуюся тишину барон Оливер Бенет, бросив многозначительные взгляды на побагровевшего маркиза Броуди и кардинала Каллума. — Поддерживаю, — подхватил эстафету Фергус, одобрительно кивнув королям. — Поддерживаю. — Тут и там зазвучали ответы от советников. И даже угрюмые маркиз Броуди, — коего обратно вернул в Совет Калеб по своему собственному желанию, — кардинал Каллум, графы Бриан и Бертрам, а также виконт Эррал были вынуждены подать голос. Может повод для возражения и был, но оставшиеся в меньшинстве советники только грозились подставить себя под удар. Сжав подлокотники кресла, Калеб невнятно пробормотал слова согласия, ведь закон требовал, чтобы члены королевской семьи тоже одобрили данное решение. Чувствуя на себе взгляд Джозефа, Стефан ухмыльнулся уголком рта. — Да будет так, — отчетливо выдохнул он, поставив точку в собрании и принятом решении.