Ты считаешь, что я неразумное дитя. Мне так мало того, что Ты дал мне в Эдеме. Лгал, что Ты есть любовь, Боль за боль, кровь за кровь, Это истина жжётся подобно экземе. И никто никого не любит в этом мире, Хватит врать. Хватит спать. Раскройте глазки шире. Otto Dix — Победителей не судят Открылись двери в новый мир, Где жизнь затёрта всеми до дыр, А я хочу в один из дней Забытой юности моей. Nirvana — Smell like teen spirit [Russian cover]
***
Лето 940 года. Герцогство Конлей, замок Вудроу И вновь они собрались. Вновь полные недовольства взгляды обрушены на одного-единственного реверида в помещении. На этот раз их было лишь двое. Кардинал Каллум да маркиз Броуди, ибо барон Бенет отбыл по приказу короля Джозефа домой в Норвуд, а графы Бриан и Бертрам были вынуждены заняться своими поместьями в Хоарде. Калеб уже заранее знал, о чем, вернее о ком пойдёт речь и лишь тяжко вздохнул, не скрывая своего мрачного настроения. Двадцати однолетний юноша в последнее время всё чаще пребывал в дурном настроении. Мало того, что проклятый клеймённый распутник вернулся, так еще и Джозеф не спешил его выдворять, а ведь столько монастырей в отдалении существует! — И что теперь? — первым нарушил тишину Калеб, нервно заламывая тоненькие пальчики. — Мы ведь проиграли, да? — Мы? — возмущенно фыркнул маркиз, сложив руки на своём толстом животе. — Ничего подобного. Это ты проиграл. Бесполезный мальчишка. Толку от тебя, если ты кроме как рожать детей больше ничего не можешь? Это ты не способен удержать внимание короля, раз не заставил его за это время забыть о безродном щенке. Так что это ты проиграл, а не мы. К лицу невольно прилила кровь. Поджав губы, Калеб смотрел на мужчин исподлобья. — Хоть этот безродный и вернулся, но их отношения с Джозефом всё еще остаются довольно прохладными, — продолжил Джонатан. — В конце концов, у нас еще есть шанс. Ты должен снова возлечь с Джозефом и молись, чтобы на этот раз получился мальчик. Полноценный мальчик. Калеб лишь молча кивнул. Не хотел говорить, что секс с мужем ему кажется несбыточной мечтой. Там обосновался ненавистный Фируз. Когда Калеб его увидел, то утешал себя мыслью, что это будет такая же временная подстилка как и Реган Уорик, который погиб на войне. Радовало еще и то, что Фируз был мужчиной и не мог подарить монарху наследников. А теперь, когда вернулся Стефан, то даже фаворит внезапно оказался подвинут в сторонку. И хоть клеймённый реверид и проводит ночи в компании Джозефа, подкупленные слуги говорили, что постель так и оставалась нетронутой, да и вообще оба монарха обычно вели лишь беседы. — Калеб, мальчик мой, — заговорил до этого молчавший кардинал Каллум, — ты ведь веруешь в бога нашего, Деудедита? Помни, что ты — Его меч, Его оружие в борьбе со злом. Да, это тяжело, но ведь всякий Путь Веры Истинной никогда не бывает лёгким. Воодушевлённые речи кардинала звучали не убедительно. Быть может, еще два года назад Калеб и поверил бы в свою божественную миссию, но не в этот раз. Уж слишком многое говорит об обратном, однако сдаваться он не собирался. Маркиз Броуди еще долго распинался о важности заиметь наследника мужского пола, ибо ни он, ни кто-либо из вельмож не желал, чтобы трон достался кронпринцу Алану, чей характер был еще хуже, чем у Джозефа. Терпеливо дождавшись, когда советник и кардинал позволят ему уйти, Калеб заспешил в свои покои. В коридоре его уже ждала преданная камеристка Ванда и сэр Флурри. Молодая женщина присела в реверансе, низко склонив голову, и безмолвной тенью двинулась за младшим королём. А вот стражник так и порывался спросить, что же стряслось, но понимал, что этого нельзя делать так открыто, поэтому кое-как дотерпел до покоев своего возлюбленного. Едва оказавшись в стенах своих комнат, Калеб сжал кулаки. Его острые плечи дрожали от напряжения. — Что случилось, Ваше Величество? — наконец вопросил Морган. — Зачем вас звали эти старики? Неужели всё настолько ужасно? — Ванда, — голос Калеба звучал хрипло, — найди мне ворожею, ведьму, кого угодно, но найди и приведи сюда. И чем скорее, тем лучше. — Будет исполнено, Ваше Величество, — снова присев в реверансе, Ванда тут же бросилась исполнять приказ. Всегда исполнительная, не задающая лишних вопросов, преданная и надёжная. — Зачем вам это? — нахмурился Морган, обойдя реверида и встав перед ним. — Разве Церковь не порицает ведовство? — Это крайняя мера, так что сейчас мне нет дела до того, что позволяет Мать-Церковь, а что нет, — резко ответил ему Калеб. — У меня безвыходная ситуация. Мой муж всё больше отдаляется от меня. Кажется, будто он изменился после войны. Он уже не смотрит на меня так, как прежде. И меня это пугает. — Разве вам недостаточно моей любви? — в душе сэра Флурри всколыхнулась ревность. — Глупец, это другое! Если не будет хотя бы симпатии ко мне, то я всего лишусь. Я уже многое теряю, а мне просто необходимо как можно скорее родить сына. Стражник прикусил язык, потупил взгляд. Иногда он забывал, что короли отличаются от простых смертных и у них полно своих заморочек.***
У невысокого ограждения тренировочного поля собрались стражники и придворные, дабы понаблюдать за тем, как маленький кронпринц орудует пока еще деревянным мечом. Тренер был безжалостен к нему и не давал поблажек, хоть Алан и был королевских кровей. Попивая вино, Стефан довольно поглядывал на сына. Про себя радовался, что в его отсутствие мальчик нисколько не испортился характером, а всё больше становился достойным наследником, вобрав в себя лучшее от обоих отцов. Стефану нравился взгляд сына. Уверенный, целеустремлённый и горящий, отчего серые, словно грозовое небо глаза Алана, становились тёмными. Нравился его характер, дерзкий, напористый, расчетливый, но при этом преданный. Если всё сложится удачно, то в будущем Алан станет превосходным королём, а пока девятилетний кронпринц радовал Стефана своими успехами. Услышав нарочито громкий смех, реверид обернулся на его источник. Фируз привычно был рядом с Джозефом. Следовал за ним по пятам, подобно тени. О том, что Фируз — кастрат, было известно всем, ведь сложно было не разглядеть в нём любимца покойного Эдуарда Готье, мальчишку по имени Дидье. Да вот только этот самый кастрат слишком уж пытается казаться значимым. Да, было в Фирузе некое очарование. Его яркая, — типичная для бехремских народов, — красота бросалась в глаза и пленяла, а утонченные манеры и интересная манера жалить без слов, одним взглядом, вызывали восхищение. И Стефан признавал, что ему подвернулся достойный соперник. Несомненно, Фируз стоял выше Калеба, однако последний так и не потерял своего положения. Заливаясь звонким смехом, Фируз привлекал к себе всеобщее внимание, но стоявший рядом Джозеф смотрел совсем не на него. Взгляд Стефана встретился со свинцовыми глазами мужа. Затаившаяся обида вновь пробудилась в его душе, но пришлось немедленно её подавить, ибо она только мешала. Со дня возвращения они часто встречались взглядами. Днём вели себя практически, как и раньше, до клеймения, ссылки и войны, за исключением того, что Стефан не смотрел больше на Джозефа с восхищением и любовью, не льнул к нему. Казалось, что этот холод был осязаем и виден всем придворным. Как и прежде они часто проводили время вместе, решая государственные дела. Порой засиживались по ночам в покоях друг у друга, но дальше поцелуев обычно дело не заходило. То Джозеф сам отстранялся, то Стефан его останавливал. Иногда они засыпали на одной постели, слишком уставшие от насущных дел и сморённые обилием выпитого алкоголя. Просыпаясь посреди ночи от сильного жара, Стефан долго вглядывался в расслабленные черты лица мужа. Мучился от желания забыть о былом, прижаться всем телом и сделать вид, будто они всё еще король и его камердинер. За те годы, что они не виделись, Джозеф успел измениться. Его тело стало более мускулистым, отчего монарх выглядел внушительно. Кожу покрывали многочисленные боевые шрамы. Левую бровь надвое разделял широкий шрамик, который придавал его облику некую привлекательность. В густых волосах цвета воронового крыла затесались седые пряди. В уголках глаз появились лучики морщинок, но радужка всё так же оставалась насыщенного свинцового цвета. Со дня возвращения с войны Джозеф стал оставлять недельную щетину, не желая отращивать бороду или же начисто бриться. Его и без того тонкие губы часто поджимались, превращаясь в тонкую линию. Ладони и пальцы стали более шершавыми и твёрдыми от мозолей, натёртых от рукояти меча. Джозеф стал еще привлекательней. Красивый, харизматичный и величественный король-воин. Истинное воплощение снежного бога Волдсома. Разглядывая мужа, облаченного в роскошные черные парчовые одеяния, расшитые серебряными нитями и украшенные адулярами, Стефан не мог подавить своего восхищения. «Мой король», — словно отголосок былых дней пронеслось в голове. Внутри что-то болезненно кольнуло. Тряхнув головой, желая вернуть трезвость рассудка, Стефан снова обрушил всё своё внимание на сына. Алан уже выучил основные движения, но всё еще был не внимателен. Казалось, словно в Вудроу он был едва ли не единственным, кто искренне радовалась возвращению Стефана. Реверид даже растерялся, когда Алан крепко прижался к нему и защебетал о том, как ему было плохо одному. В тот вечер Стефану так и не удалось избавиться от сына, так что пришлось выслушивать его нескончаемый поток жалоб, восхищения желаний и страхов. Это забавляло и умиляло в какой-то степени, так что Стефан не стал прогонять Алана от себя. Наоборот, опустошив две бутылки красного полусладкого вина, сам прижал сына к себе и задремал с ним. Это потом слуги сказали, что Джозеф пришел для какого-то разговора и застав данную картину, просидел в кресле напротив большую часть ночи, а потом отнёс Алана на руках в его комнаты. — Стефан, — ровный голос раздаётся совсем рядом. Напустив на себя личину холодного величия, реверид поворачивается к мужу. — Алан делает большие успехи, — отмечает Стефан, замечая, что Фируз тут же оказывается рядом с ними, подозрительно косясь на клеймо на щеке. — Да, он весьма способный ребёнок, чему я никак не могу нарадоваться, — согласился Джозеф, возвышаясь над супругом на целую голову. — Генерал Норрис скоро отбудет. Я выделил ему поместье в герцогстве Тилар. Разумеется, я не надеюсь, что он оставит службу ради спокойной жизни в имении. — Нам будет очень вас не хватать, Ваше Величество, — внезапно подал голос Фируз, за что был удостоен испепеляющего взгляда сразу двух пар глаз. — С чего бы это вдруг? — сжав кулаки, Стефан продолжал буравить фаворита. — Ни с чего, — резко ответил Джозеф, жестом отсылая Фируза прочь. — Глупый кастрат сам не понимает, что несёт. — Правда? А я уже было подумал, что ты снова решил от меня избавиться? — грустная усмешка искривила тёмные губы реверида. Даже если так, он не позволит этому случиться. — Нет, я не собираюсь тебя больше отсылать, мой мальчик, — шершавая ладонь коснулась щеки Стефана, кончиками пальцев коснулась шрама. — Но знай, что следующая ошибка будет стоить тебе всего, в том числе и жизни. Невольно потянувшись за неожиданной лаской, реверид понимал, что таких ошибок может быть много, если не избавиться от некоторых личностей.***
Дождавшись, когда Вудроу погрузится в сон, Стефан проник в покои военного министра. Первоначально он хотел использовать в своём замысле Теодориха, но тот отказался принимать участие в дворцовых интригах. Он воин, а не придворный, и король принимал его решение. Прикрыв за собой дверь, он вздрогнул, услышав шелест бумаг. — Какой неожиданный сюрприз, Ваше Величество, — голос Фергуса был полон удивления. — Разве уже не поздно для полуночных бесед? — Избавь меня от этих любезностей, — поморщился Стефан, пройдя на середину зала и опустившись в одно из кресел. Бросил мимолётный взгляд на гору писем, сложенных на низком столике и покрытых пылью. — И всё же, я искренне рад, что с вами всё в порядке и вы вернулись, — в серо-зелёных глазах графа Диггори появилось прежнее обожание смешанное со страстью. Со дня возвращения Стефана им так и не представилось возможности даже обменяться парою слов. И вот теперь, оказавшись наедине, реверид чувствовал себя немного напряженным. — Вернулся, — медленно, словно смакуя, подтвердил он, — и больше никуда уезжать не собираюсь. Однако и оставлять всё просто так не собираюсь. — Жаждете мести за своё унижение, — догадался Фергус и понимающе кивнул. — Да, такое действительно нельзя оставлять без внимания. Однако смею ли я предположить, уж не причастны ли вы к тому случаю, что произошел здесь перед войной с Бранкией? — К какому случаю? — сощурив глаза, Стефан ничем не выдал себя. Он прекрасно знал, о чем шла речь. О той резне, что произошла в покоях Калеба. Но выдавать себя не хотел. Мало ли чем это будет чревато. Всё-таки Фергус друг Джозефа, а не его. — Неужели что-то случилось в моё отсутствие? Граф Диггори молчит. Смотрит пристально, скрестив руки на груди. Наконец отвечает: — Кто-то проник в покои Калеба и прирезал всех его слуг. В том числе и нескольких стражников, а потом неизвестный совершил покушение на Оливера Бенета. Увы, убийцу так и не нашли. — Звучит ужасно, но я почти уверен, что Мышь сам нарвался, — достаточно холодно бросил Стефан. — Мне кое-что нужно. Сделаешь для меня? — Смотря что, — осторожничает граф Диггори, всё еще недоверчиво поглядывая на младшего короля. Взгляд серо-зелёных глаз блуждает по стройному телу, скрытому за тёмно-красным бархатом одежд. — Это ведь касается… Мыши, так? Если думаете совершить на него покушение, Ваше Величество, то вы только себя подставите. — Покушение? О чем ты? — изобразил удивление Стефан. — Нет, у меня и в мыслях такого не было. Я лишь хочу, чтобы ты сделал всё возможное, дабы кардинал Каллум оказался завтра в саду в ночное время. Один и без свидетелей. — Что вы задумали? — Ничего. Хочу обсудить с ним некоторые особенности жизни в монастыре. Вновь бросив недоверчивый взгляд на короля, Фергус всё же был вынужден ответить согласием. Ему было даже любопытно, чем всё это закончится.***
Пальцы дрожали, когда он выливал в чашу с вином приготовленное ведьмой снадобье, отдававшее мятой и миндалём. Старуха уверяла, что это идеальное средство. Что оно еще никогда не подводило, и он поверил. А что еще ему оставалось? Калеб совсем уже отчаялся. Не верил, что будет, как раньше. А потому надежда была лишь на приворот. Церковь порицала всякое колдовство, равно как и природу реверидов. И Калеб уже был готов к тому, что после смерти его бессмертную душу будет ждать Ад, а не Рай, но это того стоило. В конце концов, он это делал ради себя, ради детей и страны. Добиться аудиенции с Джозефом было сложно. Пришлось даже выпить специальный отвар, после коего Калеб сразу же начинал сильно благоухать вереском. Даже пришлось прибегнуть к уговорам, уловкам и заискиванию, так что по итогу монарх согласился провести вечер в компании второго супруга. Правда Калеб подозревал, что это связано больше с желанием поскорее отделаться от надоедливого реверида. Он успел спрятать флакон как раз вовремя, ибо двери спальни распахнулись и камеристка попятилась в сторону, пропуская короля. — Ваше Величество, — как и в первую их совместную ночь на Калебе была полупрозрачная шелковая сорочка в пол. Пепельно-русые волосы рассыпаны по плечам и завиты на концах. По комнате плыл аромат вереска. — Давай без этой официальности, Калеб, — устало велел Джозеф, окинув супруга мимолётным взглядом. — Простите, — виновато прошептал реверид. Протянул мужчине чашу с вином. — Я просто хотел выпить с вами немного вина. Мы так давно не сидели вот так, вдвоём. Я так скучал по этим временам. Скучал по вам. Ах, как же ужасна была война… — Да-да, она ужасна, — кивнул Джозеф. Ничего не подозревая, он залпом испил вина. Вино оказалось забористым, кислым и слегка горчило из-за миндаля. Глаза Калеба победно сверкнули. Теперь нужно было лишь убедиться, что оно подействовало. Приблизившись к Джозефу, Калеб обвил руками его шею, сам прижался к его губам своими. Пораженный внезапной инициативой супруга, мужчина даже растерялся, но быстро взял ситуацию в свои руки. Крепко обнял реверида, шаря руками по худенькому угловатому телу. В какой-то момент Калеб теряется в реальности. С удивлением замечает, что он уже лежит на кровати. С еще большим изумлением осознаёт, что на нём нет сорочки, как и эластичных бинтов, которыми он перевязывал грудь. Уже не такую плоскую, но и не полную, а пустую и слегка обвислую после кормления сначала дочери, а затем и сына. Кожа так и не подтянулась. Джозеф изучает взглядом тело супруга. Бледную алебастровую кожу, на которой так легко проступают синяки. Подтянувшийся за годы после последних родов живот, испещрён бледными разрывами. От пупка к паху тянутся тёмные волосы. Джозеф припадает к губам Калеба. Целует жадно, причиняя боль, когда кусает за кончик языка или за нижнюю губу. Реверид под ним судорожно вздыхает. Закрывает глаза лишь на мгновение, и разомкнув их видит, что мужчина нависает над ним совершенно обнаженным. Шершавые мозолистые руки разводят худые ноги в стороны. Калеб отводит взгляд, лишь бы не видеть вздыбленного твёрдого члена мужа. К лицу приливает румянец смущения. Проникновение приносит дискомфорт, но Калеб старается этого никак не показывать. Выгибается, когда Джозеф начинает двигаться. Сначала плавно, не забывая ласкать и целовать супруга, а затем наращивает темп. Невольно реверид сравнивает своего мужа с Морганом. Сэр Флурри всегда нежен и старается не причинять боли, и даже удовлетворившись, не забывает о младшем короле, которого после доводит до экстаза руками или ртом. Сам Калеб практически никогда не возбуждается в постели настолько, чтобы его лоно было достаточно влажным, а член затвердевал. Вот и сейчас, тихо постанывая от движений внутри, реверид вглядывался в искаженное страстью лицо монарха и терпеливо принимал его. Он и не заметил, когда всё закончилось. Потерял счет времени. Просто вздрогнул, когда в него толкнулись на всю длину, залили семенем. Уже было вздохнул с облегчением, собираясь отстраниться, но Джозеф внезапно перевернул его, заставил поднять зад. Калеб попытался возмутиться, но король не слышал его. Надавил на затылок, вжимая лицом в постель, и вновь взял, на этот раз уже сзади. Жестко, безжалостно, кончая раз за разом, причиняя ревериду боль. Так продолжалось достаточно долгое время. Как бы Калеб не сопротивлялся, но Джозеф был сильнее. Когда всё закончилось, младший король сидел на краю постели, сжимая кулаки и раскачиваясь из стороны в сторону. Внизу живота пульсировала тягучая боль. Лоно всё зудело, сводило судорогой, но не той приятной, а болезненной, внезапной. Джозефа уже не было в спальне. Едва он удовлетворил свою похоть, как поднялся, привёл себя в порядок и ушел, пожелав добрых снов. Калеб кусал губы в напряжении. Он не мог сказать наверняка, подействовал приворот или нет, но то, что он понесёт — не было сомнений. Калебу всегда удавалось легко забеременеть, ведь такова природа реверидов.***
С раннего утра садовники подняли шум. Бледные и перепуганные, они не знали, как бы подобрать слова и только могли, что рукой указывать в сторону сада. Джозефа о случившемся оповестили следом за начальником королевской стражи. Так что когда придворные только подтягивались, он уже был на месте и хмуро смотрел на болтающееся на дереве тело кардинала Каллума. Висельник был полностью раздет, а его одежда разорванными лоскутами лежала у подножия дерева. Руки были спереди связаны так, что конечности почернели. Тело испещрено следами побоев и порезов. Глаза навыкате. На подбородке и губах запёкшаяся кровь. Джозеф уже догадывался, что бедняге вырвали или отрезали язык. Однако мужчину беспокоило не то, что где-то по замку бродит убийца, который это совершил и может представлять опасность для придворных. Больше тревожило, что кардинала Каллума предали смерти символично. Его раздели и вырвали язык, как заговорщику или лжецу. А повесили, дабы предупредить, что такое случится с каждым. — О боже! — воскликнул подоспевший Калеб, прикрыв рот рукой. Поравнявшийся с ним Фируз поморщился от отвращения, но в его черных глазах промелькнул страх. Джозеф даже не сомневался, что скорее всего никто ничего не видел и не слышал. Было бы удивительно, будь всё иначе. — Снимите труп с дерева и предайте земле, — приказал Джозеф, развернувшись на пятках. Он уже собирался уйти, когда его взгляд зацепился за Стефана. Рядом с ним стояли генерал Норрис и Фергус, словно верные псы, охраняющие своего хозяина. Джозеф всматривался в маску ледяного равнодушия своего первого супруга, но смог разглядеть лишь удовлетворённый блеск в глазах. Несомненно, монарх знал, кто стоит за смертью кардинала, но не стал ничего предпринимать, хоть и сам не мог объяснить причину своего решения.***
Видеть страх и панику в глазах врагов — бесценно. Забавно наблюдать, как кровь отходит от вытянутых, перекошенных непониманием и ужасом лиц. Любопытно слышать, как слуги обсуждают внезапный недуг кого-то из придворных. Как вельможи шепчутся, опасаясь за собственные шкуры. Сначала из жизни ушел кардинал Каллум, чью кончину оплакивали правоверные деудеане, из-за чего был устроен среди них негласный траур. Следом умерли при странных обстоятельствах малозначимые вельможи. Сначала их пропажу списали на внезапный отъезд, и какого же было удивление всего двора, когда два изувеченных до неузнаваемости трупа, нагих, связанных и со срезанными лицами, были обнаружены в колодце. Воины, повидавшие за последние пять лет все ужасы войны, остались равнодушны к таким вещам. Скупо поделились мыслями на этот счет и сразу же забыли о случившемся. Стефан с трудом подавлял садистскую улыбку, когда и без того светлое личико Калеба становилось белым, словно полотно. О да, час расплаты был близок. От прямого и немедленного действа его сдерживали подозрительные взгляды Джозефа. Но если муж воздерживался от комментариев, то вот двое сторонников были же напротив изрядно разговорчивыми. — Ты заходишь слишком далеко, — мрачно говорил Теодорих, прижимая к себе ненасытного любовника. — Во всём нужно знать меру, а так ты только сам себе роешь могилу. — Невозможно вырыть могилу, будучи уже покоящимся в ней, — раздраженно усмехнулся Стефан, вновь оседлав бёдра генерала и двигаясь на его всё еще твёрдом члене. — Не переживай, Тео, я знаю, что делаю. — Знает он! — огрызнулся генерал, болезненно сжав ягодицы короля. — Ага, как же. Если остальные такие глупые, это не значит, что твой муж такой же. Джозеф уже что-то подозревает и если что-то случится с его обожаемой Мышью, то подозрения падут на тебя. Тогда тебе не отвертеться от плахи. — Если всё грамотно обставить, то о моей причастности никто не узнает, — не сказал, а простонал Стефан, прикрыв глаза от удовольствия, когда он полностью насаживался, позволяя члену болезненно распирать его.***
Округлившийся живот вызывал у Калеба двойственные чувства. С одной стороны он был несказанно рад, а с другой — озадачен. С момента совместной с Джозефом ночи прошло меньше месяца, а живот уже такой, будто второй или третий пошел. И это напрягало. Были опасения, что придворные лекари догадаются его осмотреть и сообщат Джозефу неприятную новость. Калеб мозгом понимал, что этот ребёнок, зреющий в его чреве, вовсе не от мужа, но заставить себя избавиться от него не мог. Не хотел убивать невинное дитя, да и верил, что всё обойдётся. Однако внезапное прибытие стражников заставило Калеба напрячься. Ему не позволено взять с собой кого-то из свиты. Даже Моргана оттеснили и отправили прочь с каким-то поручением. Словно идя на смерть, ощущая странную тяжесть на плечах, Калеб следовал за стражниками. Горло сдавила невидимая рука, отчего стало тяжело дышать. Ему ничего не говорили, а молча вели по коридорам до Зала Совета, где уже столпилось достаточно народу. — Ч-что происходит? — слова давались с трудом, но Калеб нашел в себе силы их произнести. В центре помещения на коленях стоял Фируз. Избитый, обнаженный по пояс, со слезящимися черными глазами, он с мольбой смотрел на Джозефа. — Поверьте… я не виноват… — хрипел кастрат. Было заметно, что у него отсутствуют передние зубы, из-за чего он говорил невнятно и со свистом. Нос разбит, и запёкшаяся корка крови покрывала губы и подбородок. В Зале Совета лишь начальник королевской стражи, военный министр, Джозеф, Стефан и сам Калеб. И все их взоры обрушены на Фируза. Взгляд Джозефа безжалостен, хоть на мгновение в нём и промелькнуло разочарование. — В твоих же интересах сознаться, зачем ты это делал, — настаивал монарх, восседая на своём привычном месте. — Это не я… — захрипел Фируз, оглядываясь в поисках защиты. — Меня… подставили… Сапог Винсента Рамиро приходится точно по лицу, заставляя кастрата завалиться на бок и заскулить. — Что происходит? — повторяет свой вопрос Калеб, невольно сжимаясь в кресле. Один из стражников всё же наклоняется к его уху, тихо шепча: — Фируза поймали с поличным. Он убил барона Оливера Бенета. При нём обнаружили окровавленный нож. Как и всем предыдущим жертвам он вырезал барону язык. Его Величество король Джозеф пришел к выводу, что кастрат так мстит за своего прежнего хозяина, покойного Эдуарда Готье. Услышанное заставило реверида изумиться. Он-то считал, что Фируз намного умнее, чтобы совершать подобное. Впрочем, он изначально не нравился Калебу, так что младший король был только рад такому исходу. Украдкой вздохнул, огладив свой живот. — Сначала кардинал Каллум, — перечислял Джозеф, с холодным презрением глядя на того, кого еще недавно называл фаворитом. — Чем тебе так не угодил набожный деудеанин? Или ты боялся, что правда всплывёт наружу? — Какая… правда? — едва ворочая языком, Фируз смотрит на монарха исподлобья. На пол летят письма, подписанные кардиналом и королём Эдуардом. — Не прикидывайся, будто ничего не понимаешь. Эдуард писал Каллуму. Обещал вознаграждение, если тот поможет ему одержать победу и избавится от моих детей. Каллум ответил отказом, а ты из мести решил убить его, ведь твой король проиграл. Отрицательно качнув головой, Фируз снова получил сапогом Винсента по лицу. Калебу стоило больших усилий, чтобы не встать со своего места. Ложь. Всё, что говорилось, было ложью, и он это знал. Кардинал Каллум никогда не получал писем от Эдуарда, никогда не вёл переписок с Бранкией, тем более во время войны. Нервно облизнув пересохшие губы, Калеб обвёл подозрительным взглядом присутствующих. — А те двое? — продолжил Джозеф. — Виконт и баронет, насколько я знаю. Ты их убил, потому что эти глупцы не смогли исполнить волю Эдуарда и не убили моего второго супруга и моих детей? Хотел отомстить за промах? Поздравляю, ты лишил моих палачей работы. А барона Бенета ты убил, потому что он был моим другом? — Нет… это не я. Меня подставили. Я этого не делал! Поморщившись, Джозеф сделал молчаливый жест рукой. Фируза тут же вынудили подняться с пола. — В нашей стране король играет роль судьи, а порой и палача, — леденящим голосом душу продолжил монарх. — И моё слово будет всегда решающим. Я в праве карать и миловать, если сочту это нужным. Но тебе не будет пощады, Фируз. Ты доказал, что опасен и тебе нельзя доверять. Потому ты приговариваешься к мучительной казни, которую установили мои славные предки. Тебе вспорют живот, один конец кишок привяжут к стене справа от меня. Посмотрим, сколько шагов ты сделаешь к выходу, прежде чем умрёшь. Фируз тут же зашелся в рыданиях и мольбах. — Меня подставили. Подставили! — словно молитву повторял он вновь и вновь. К горлу Калеба подступила тошнота. Ему стало дурно, но покинуть Зал Совета он не мог даже под серьёзным предлогом. Винсент и Фергус Диггори равнодушно наблюдали за исполнением приговора. На привычном месте, слева от Джозефа, сидел Стефан. Его глаза горели, но лицо ничего не выражало кроме безразличия. Фируз снова кричит, умоляет, рыдает. Его отводят в указанный угол, быстрым движением кинжала вспарывают живот. Кастрат снова кричит, хрипит и дёргается в агонии, когда его внутренности медленно вытаскивают и перерезают. Конец кишки тут же прибивают к стене кинжалом, а затем Фируза толкают в спину, вынуждая сделать шаг. Орошая пол кровью, на негнущихся ногах бывший фаворит ступает лишь пару раз, прежде чем падает. Свернувшись в комок, пытается подобрать внутренности, засунуть их во вспоротый живот и заходится предсмертным воем. Из глаз, носа и рта течет. Калеб всё же не выдерживает и его тошнит. Его рвёт долго и болезненно, едва не выворачивая наизнанку. Когда желудок унимается, Калеб возвращается взглядом к Фирузу и понимает, что тот мёртв. Удовлетворившись представлением, Джозеф поднимается со своего троноподобного кресла. Даже не смотрит в сторону Калеба, словно того и нет. Однако уходить не спешит. Возвышается над Стефаном, вглядываясь в его лицо, словно желая что-то разглядеть. — Хочу прогуляться верхом. Составь мне компанию. Глаза первого супруга загораются, в них отражается тёплое удивление. Лицо озаряет сдержанная улыбка. — Только при условии, что мы действительно поедем вдвоём, а не в компании целого эскорта, — дерзко отвечает Стефан, на что получает одобрительный кивок. Пораженный тем, как быстро удача отвернулась от него, Калеб только и мог, что бросать непонимающие взоры на мужа и прожигать ненавистным взглядом соперника. Приворотное зелье не сработало, о чем Калеб догадался практически сразу после совместной ночи с мужем. Руки невольно опускались. Он не знал, как еще воздействовать на мужа.***
Лучшего времени для верховой прогулки просто не существовало. Раннее утро, когда только-только взошло солнце, и ночная прохлада еще не уступила место дневной жаре. Ведя серого жеребца под уздцы, Джозеф вёл непринуждённую беседу со Стефаном. Никто из них не хотел затрагивать тему недавних событий, а потому говорили обо всём, кроме недавних происшествий в замке. «В кого ты превратился, мой мальчик? — мысленно задавался вопросами мужчина, поглядывая на супруга. — Когда ты успел стать таким?» Он был не так глуп, чтобы поверить, что всё устроенное в замке — дело рук Фируза. Нет, кастрат никогда не был предан Эдуарду. Не стал бы так сильно подставлять себя, рушить собственную жизнь. Нет, Фируз совсем не такой. Он предпочитал оставаться в стороне, а не принимать активные меры. Бросив на супруга взгляд, Джозеф невольно вспомнил их прошлое, которое, казалось, было целую вечность тому назад. Это вызвало нежную улыбку. — Что тебя так развеселило? — сощурив глаза, Стефан недоверчиво поглядывал на монарха. Его рыжая кобылка громко фыркнула, махнула хвостом, отгоняя комаров. — Помнишь, когда ты еще был моим камердинером, я взял тебя с собой на охоту? Я тогда с таким усердием убивал черных волков, предполагая, что подарю эти прекрасные шкуры своему будущему супругу, и одновременно с этим хотел поразить тебя. Кто ж знал, что шкуры достанутся тебе. — Да, я помню, как ты целыми днями слонялся по лесу, пугая знать своими «варварскими» методами охоты, — усмехнулся Стефан, тоже невольно вспомнив то время. Губ коснулась тёплая улыбка, а взгляд смягчился. Больше не было того бушующего адского пламени, лишь нежный огонёк. — Признаюсь, такая охота мне больше импонировала, чем тупо сидеть в седле и ждать, пока слуги или собаки загонят несчастного зайца. — Вот, ты меня понимаешь, — хлопнул его по плечу Джозеф, словно они были закадычными друзьями. — А вот Калеба вообще никуда не вытащишь. Только и знает, что по саду меж розовых кустов гулять, да строить из себя нежную даму. Если бы мне нужна была матрона, я бы женился на полноценной женщине. — Зачем же тогда вообще взял его в мужья? — вопросил реверид, хотя на языке вертелось совсем иное: «что в нём такого, что делает его лучше меня?». — Хотел позлить тебя, — неожиданно и для него, и для себя ответил Джозеф. Он никогда не думал о браке с Калебом, как бы сильно не любил его. Даже когда тот забеременел, не спешил делать предложение, уверенный, что и без этого признает ребёнка. Но случай со Стефаном заставил принять это решение. Это была своего рода месть, которая должна была причинить боль униженному, но несломленному супругу. — Ты и так злил меня, когда крутил роман с этой Мышью, — брови Стефана сошлись на переносице. Он и сам не ожидал, что когда-нибудь будет так сильно ревновать мужа, своего короля, к какой-то доярке деревенского типа с титулом и землями. Никто, кроме него самого и Фергуса не знал, какую боль ему это причиняет. Видя задумчивость супруга, Джозеф отпустил своего коня пастись. Взял свободную руку Стефана в свою, развернул ладонью кверху и запечатлел тёплый поцелуй. Пораженный произошедшим, реверид выпустил уздцы своей кобылки. Вздрогнул, когда рука мужа коснулась его щеки, очертила линии клейма. — Хоть ты вырос и возмужал, а перед собой я всё равно вижу мальчика, которого ничто не может остановить от дерзости королю, — как-то грустно улыбнулся Джозеф. — Тогда ты смотрел на меня с восхищением… — Прошу, не стоит ворошить прошлое, — голос Стефана упал до шепота, выдавая предательскую дрожь. — …и ты любил меня, — продолжал Джозеф. — Я это сразу понял, Стефан. Для тебя я был не просто королём. Я был ТВОИМ королём. — Перестань… Это не так. — И ты до сих пор любишь меня. — Не вопрос, а утверждение срывается с уст мужчины, заставляя Стефана растерянно посмотреть на него. — Как самонадеянно, — наконец он находится, что сказать. — С чего такие выводы? Только из-за того, что я до сих пор не выжег у тебя на лбу подобное клеймо в отместку? — Вышло бы забавно, — искренне рассмеялся Джозеф, вообразив себе эту картину. — Только представь, короли Рэйнфога, два заклеймённых распутника. Тогда весь деудеанский мир точно сойдёт с ума. — Ненормальный, — закатил глаза реверид. — Тебя послушай, так можно предположить, что ты совсем разум потерял на войне. — Нет, разум при мне, — отсмеявшись, Джозеф поцеловал супруга. Лицо его приобрело скорбный вид. — А вот корону я потерял. — Неужели? — склонил голову на бок Стефан, лукаво сверкнув глазами. — А разве ты её не оставил в замке, чтобы не мешала? — Тебе лишь бы язвить, дерзкий мальчишка! — изобразил гнев мужчина, но сразу же порывисто прижал супруга к себе. Зарылся носом в короткие каштановые волосы, вдыхая их приятный аромат. Горячим поцелуем обжег лоб, щеки и губы супруга. Но Джозефу этого было мало. Он успел соскучиться по Стефану. Соскучиться по его страсти, телу, ненасытности и стонам. Джозеф углубил поцелуй, стискивая супруга в крепких объятиях. Стефан даже и не думал противиться, с охотой пропуская в рот его язык. Тихо постанывая от удовольствия, желания и нетерпения, когда пальцы мужа принимаются расстёгивать и снимать одежду, едва не разрывая её. К щекам прилила кровь, окрасив их бледно-красным румянцем. Внизу живота зародились приятные тепло и тяжесть. Одежда с шелестом полетела на землю. Издав гортанный рык, Джозеф повалил Стефана на траву, навалившись сверху. Продолжал с упоением терзать распухшие и покрасневшие губы реверида, пока одной рукой проник между его бёдер, пальцами толкнувшись во влажное и горячее от желания лоно. — Ах… Джозеф… — невольно сорвалось с уст Стефана. Его затуманенный страстью и желанием взгляд был таким же, как и шесть лет назад. Тот самый, которого Джозефу так не хватало всё это время. Тот, которого он больше не видел ни у кого. В фиолетовых глазах разом перемешались желание, восхищение, страсть, любовь и какая-то необъяснимая тоска. Разорвав поцелуй, Джозеф невольно вгляделся в черты лица супруга. Правильный овал в обрамлении коротких неровно стриженных каштановых волос. Тонкий слегка вздёрнутый нос с небольшой горбинкой, что появилась в результате перелома. Миндалевидные затуманенные глаза, полуприкрытые и взирающие на монарха из-под полуопущенных трепещущих черных ресниц. Изогнутые брови порой сходились на переносице и внезапно приподнимались, когда с приоткрытых истерзанных тёмных губ Стефана слетали стоны удовольствия. На правой щеке алело клеймо: нижняя часть месяца с рваными краями — символ шлюхи. Если не знать его значения, то оно вполне может сойти и за красивое украшение, ведь когда-то воины древности часто украшали свою кожу татуировками и узорами из шрамов. Убедившись, что внутри Стефана достаточно влажно, Джозеф извлёк пальцы, обхватил ими затвердевший член супруга, размазывая прозрачные соки по всей длине и надрачивая. Застонав и двинув бёдрами навстречу, Стефан сам раздвинул ноги. Слова были излишни. Приняв приглашение, Джозеф с удовольствием погрузился в податливое тело супруга. Сам застонал от удовольствия, когда головку взяли в плен тугие мышцы горячего лона. Сделал нетерпеливый рывок вперёд, вгоняя член на всю длину. Стефан задушено застонал от удовольствия, выгнувшись. Ухватился за плечи Джозефа, оставляя на коже следы от ногтей. Мужчина тут же взял быстрый ритм, буквально вбивая реверида в землю, срывая с его уст крики, стоны и всхлипы наслаждения. Джозеф с удовольствием припадал к губам Стефана. Глотал каждый судорожный вздох, каждый звук. Обжигал горящим дыханием открытую шею, когда Стефан запрокидывал голову. Не стеснялся пускать вход зубы, оставляя на оливковой коже лилово-багровые следы укусов. Стефан не кричал, не морщился от боли и не пытался отстраниться, как это бы сделал Калеб или тот же покойный Фируз. Последний был страстным в постели, затмевая второго младшего супруга, но всё же и он был не идеален. Наоборот, Стефан только сильнее тёк от этой сладкой боли. Сильнее сжимался, активнее подмахивая бёдрами. Его тело взмокло от пота и даже прохладный ветерок не мог остудить. Однако это не мешало обоим королям наслаждаться друг другом. Джозеф был ненасытен, как и Стефан. Кончив в первый раз, не давая передышки партнёру, он тут же брал его снова. Джозеф проникал в податливое тело до конца, по самые яйца, распирая и принося приятную тянущую боль, от которой всегда сходил с ума Стефан, которую всегда жаждал получить. Плечи монарха покрывали едва заметные синяки, — настолько сильно их сжимал реверид, — а спина была исполосована алыми полосами от ногтей. Никто из них не сдерживался в своей страсти, постанывая в унисон, практически одновременно вскидываясь в экстазе. С уст то и дело слетали имена друг друга. — Как же я скучал по тебе, мой мальчик, — Джозеф и сам удивился, когда произнёс это с теплотой и даже некой любовью. — Мой Стефан, мой прекрасный король. Активнее подмахивая бёдрами, прекрасный король выгнулся, громко вскрикнув от волны удовольствия, прошившей всё его тело. В глазах на мгновение потемнело. Практически сразу Стефан ощутил, как за следом излился в него Джозеф, простонав имя первого супруга. Без сил откинувшись на траву, реверид прикрыл глаза. В горле першило от сухости. Мышцы сводила приятная судорога, а по телу разлилась слабость. Кончиками пальцев вырисовывая какие-то замысловатые узоры на плечах Джозефа, Стефан наслаждался ощущениями. Ему была приятна тяжесть мужского тела, как и приятно осознавать, что у него еще не всё потеряно. Какое-то время они пролежали в молчании, наслаждаясь звуками природы и пытаясь остыть. И только теперь стало ощутимо неудобно лежать обнаженными на земле, пусть и покрытой зелёной травой. В кожу впивались мелкие камешки, засохшие прошлогодние иголочки травинок и пожухлая листва, порой кусались насекомые. — Я прикажу, чтобы сегодня подали ужин в моих покоях, — поднявшись, говорил Джозеф, помогая встать супругу. — Надеюсь, что ты составишь мне компанию. Есть много вещей, которые нужно нам с тобой обсудить. — Так говоришь, словно я могу отказать? — усмехнулся Стефан, позволяя монарху себя заботливо отряхнуть от налипших травинок и земли. Лукаво сверкнул фиолетовыми очами. — Даже если бы не позвал, я бы сам напросился на ужин. — Да, это ты можешь, даже сомневаться не приходиться. — Одеваясь, Джозеф рассматривал тело реверида. Стройное и подтянутое, носящее отпечатки множества битв — шрамы. Под оливковой кожей поигрывала умеренная мускулатура, и до чего же удивительно стройный торс с прессом сочетались с округлыми бёдрами. — Ты изменился, Стефан. Стал еще красивее и возмужал. Поистине, воинственная красота. — А ты ожидал, что я внезапно стану бледной тростинкой? — язвительно бросил Стефан. — Жаль, ты не видел, как бледная тростинка во время первой беременности внезапно превратилась в настоящую тыкву, — рассмеялся Джозеф, вспомнив, как резко после свадьбы потолстел Калеб. — Если он и дальше будет так много рожать, то рискует стать настоящей свиньёй, — с жеманной улыбкой ядовито заметил Стефан. — У короля должно быть достаточно наследников, чтобы было кому передать бразды правления, а также для заключения выгодных браков. — Изрёк простую истину Джозеф, прижав супруга к себе и наградив пылким поцелуем. — Хотя, признаюсь, я бы хотел, чтобы Рэйнфогом и Бранкией правили дети от тебя. Жаль, что ты больше не собираешься рожать. Алан растёт прекрасным наследником, будущим королём. И характером весь в тебя. Такой точно не даст стране пасть. — То, что один ребёнок вышел таким удачным, не означает, что последующие будут такими же, — категорично ответил Стефан, чуть отстраняясь. — Кроме того, даже если бы я внезапно захотел еще детей, всё равно бы ничего не вышло. Джозеф нахмурился, бросив подозрительный взгляд на плоский живот супруга: — Пьёшь сильные подавляющие? Разве не проще ли лечь под нож Уилларда и позволить вырезать всё лишнее? Тогда бы не пришлось опасаться, что сможешь понести. — Меня и так всё устраивает. — Какой же ты упрямый. Годы идут, а всё не меняешься. — Люди редко меняются, а если такое и случается, то меняются в худшую сторону. — Увы, — согласно кивнул Джозеф, заботливо поправив воротник черной шелковой рубашки реверида. Крепко обняв Стефана, мужчина наградил его долгим и трепетным поцелуем. Никто из них не заметил, как спешно бежала прочь женская фигура.***
— Что?! — взвизгнул Калеб, заставляя служанок отвлечься от своей работы. — Клянусь, Ваше Величество, именно так всё и было, — низко склонив голову, Ванда говорила уверенно, но тихо, стараясь выразить как можно больше уважения своему господину королю. — Я сама видела. — Но этого не может быть! — закусив тонкую нижнюю губу, реверид весь напрягся. — Джозеф не мог опуститься так низко, чтобы прикоснуться к заклеймённой шлюхе! Камеристка только еще ниже склонилась. — Проклятый колдун! — взорвался Калеб, принявшись мерить шагами балкон, на котором он отдыхал, принимая солнечные ванны, когда молодая женщина принесла ему недобрые вести. — Чертов распутник! О Господи, за что мне все эти мучения? Чем я заслужил всё это? — Ваше Величество, прошу вас, не нервничайте, — тут же напомнила Ванда, выпрямившись. — В вашем положении это чревато кое-какими последствиями… — Как бы эта шлюха не заимела последствия после такой прогулки! — никак не желал униматься юноша. Положив руку на свой округлый живот, он всё же остановился. — Боже, как же всё ужасно складывается. Как же я был рад, когда мой возлюбленный супруг и король узрел истинную суть этого распутника. Я искренне ликовал, когда шлюху заклеймили и отослали. Верил, что победил, а теперь он вернулся и Джозеф даже не пытается испытывать к нему ненависть. Почему так? Чем эта шлюха так хороша, что Джозеф сам бежит к нему в объятия, а мне приходится их буквально вымаливать? По щекам Калеба текли слёзы. — С вашего позволения, Ваше Величество, но так устроена жизнь, — робко заговорила Ванда, подойдя ближе. — Всегда благочестивые супруги вынуждены страдать и терпеть, позволяя себя унижать, пока их мужья ищут чего-то непостижимого и неземного в объятиях дешевых шлюх без совести и чести. Вам не стоит сильно переживать из-за этого. В конце концов, у вас есть множество преимуществ перед этим выскочкой. Калеб недоверчиво приподнял бровь. — Вы благородного происхождения, Ваше Величество, — продолжала камеристка. — Вы из рода Эденов. Аристократ. Вас король любил и любит, и это видели все. Кроме того, вы носите под сердцем еще одного наследника. Вам есть чем гордиться, Ваше Величество. Однако эти слова не подействовали должным образом. В них Калеб не нашел утешения. Только сухое перечисление чистейших случайностей, которые выстроились в цепочку судьбы. Да, он знатного происхождения. Да, любим или же был любим, и носит под сердцем очередного ребёнка. Четвёртая беременность и третьи роды. И даже при всём при этом Джозеф отдаёт предпочтение безродной шавке, развратной шлюхе, чьё клеймо у всех на виду. Не обращая внимания на поток слов, лившихся из уст Ванды, призванных утешить, Калеб позволял слезам стекать по щекам. Оставалось надеяться, что родится сын и Джозеф забудет о своём первом супруге.