Пряча улыбку, ступая на камни. Иду на Голгофу, объятый ветрами. Разбужены стаи вновь ищущих птиц. Я вижу презренье обманутых лиц. И море размоет, и ветер осушит Всё то, что пугало усталую душу. И, следуя ветру и току по венам. Отдам своё тело голодным гиенам. Деформ — Жертвоприношение
***
Зима 942 года. Герцогство Норвуд, замок Фелан Морозный воздух приятно резал лёгкие. Ветер раздувал подол тёплого плаща, подбитого черным волчьим мехом. Развернувшийся на открытой местности лагерь бурлил жизнью. Хоть шел снег и зима была лютой, это не помешало выбраться на охоту. Слишком долго они засиделись при дворе, предпочитая активному отдыху праздность в каменных стенах. Лай собак был слышен издалека. Ржали лошади. Кричали разгоряченные азартом охотники. Вскинув лук, Стефан выпустил стрелу, точно угодившую в перепела, затаившегося под елью. Под ногами хрустел снег. Подняв свою добычу, он двинулся в сторону лагеря. Всего день назад они с Джозефом завалили добротного самца марала, чьи рога украсят очередную стену в Фелане. Внезапная подступившая к горлу тошнота заставила остановиться. Содержимое желудка нещадно вырвалось наружу, заставляя тело молодого короля сотрясаться в мучительном рвотном кашле. Сильные спазмы причиняли боль, заставляли едва ли не складываться пополам. На глаза навернулись слёзы. Когда всё закончилось, Стефан выпрямился и тут же пожалел об этом. Закружилась голова, а по телу разлилась сильная слабость. Застонав и выругавшись, король жадно хватал ртом воздух. Он ненавидел это состояние, но ничего не мог поделать. Настойки Уилларда и других придворных лекарей приносили лишь временное облегчение, но не более. Потом его снова рвало, снова появлялась невыносимая слабость. Причиной всему этому была беременность. Долгожданная, пусть и не в таком плане, в каком обычно подразумевают многие родители. Стефан не хотел, чтобы в один из дней в их жизни появился очередной Калеб, который не только станет новым супругом, но и принесёт с собой массу проблем. Хочешь не хочешь, а коли ты стал супругом короля, то обязан исполнять свой долг. Родить наследников. Рассудив, что от одного раза ничего плохого не будет, Стефан перестал принимать подавляющие травы и всего через полтора месяца появилась течка. Трудно в таком состоянии управлять собой, пытаться здраво мыслить, когда тебя терзает зуд в одном месте и непреодолимое желание быть оттраханным до потери сознания. Вроде бы ничего необычного, но только не тогда, когда ты годами пил сильное подавляющее, а перестав это делать, потёк так, словно никогда ничего и не употреблял. — Лживый ублюдок! — бушевал Стефан, набросившись на Уилларда. — Ты же уверял, что от этих трав, если их часто и долго принимать можно стать бесплодным. Как ты посмел мне солгать, сволочь? — Ваше Величество, успокойтесь, — до раздражения спокойным тоном заговорил лекарь. — Ничего же страшного не случилось. — Не случилось? — лоб покрылся испариной. Даже прикосновение одежды к разгоряченной коже вызывало мучительный приступ желания. — Ты меня обманул, скотина! — А что мне еще оставалось? Не соври я вам тогда, вы бы что-нибудь себе вырезали по примеру вашего сородича, а отвечать перед Джозефом за такую выходку не хотелось. Кроме того, травы ведь действительно оказались очень сильными. Вас не терзали ежемесячные приступы течки, вы не забеременели. Я не самоубийца, чтобы давать вам опасные сборы. А про то, что они вызывают бесплодие, да, соврал, лишь бы вы действительно не навредили себе. Кстати, а почему вы их внезапно перестали пить? — Не твоё дело! — окончательно выйдя из себя, вихрем покинув лазарет, Стефан отправился на поиски мужа. Джозефа было не сложно найти. Он всегда уделял много времени тренировкам с мечом, вот и в этот раз реверид застал его на тренировочной площадке. Распространяя пьянящий аромат вина с пряностями, Стефан прям там же и набросился на Джозефа, не обращая внимания на посторонних. Если Джозеф и был удивлён, то вида не подал. Скорее даже наоборот, будто бы только и ждал этого момента, дабы в полной мере насладиться приятным ароматом супруга. Конечно, это было необходимо ради исполнения плана, но Стефану совершенно не нравилось быть рабом своего тела и своей природы. Поэтому он уговорил Уилларда приготовить отвар, который позволит сохранять трезвость ума и не воспрепятствует зачатию. С того времени прошло добрых полтора года. Чего только не случилось за этот период времени. Внезапная кончина маркиза Броуди, якобы от сердечного приступа. Однако никто не оплакивал его и не пытался даже докопаться до правды. Вслед за ним либо покинули свои посты, либо скончались несколько советников, которые особенно рьяно подсовывали Джозефу документы на подпись с двойным подтекстом и пытались воззвать к «благоразумию», предлагая мир с Гюсолотом. Двор как всегда был полон красивых реверидов из благородных семей. Среди них иногда появлялись новые фавориты монарха, но ненадолго. Кто-то побывал на ложе Джозефа лишь раз, кто-то несколько дней, а то и недель, но не более. Мужчина потом разрывал отношения с подстилками и возвращался к своему страстному и дерзкому супругу, с которым они вместе вновь принимали все важные решения, присутствовали на заседании Совета, на важных мероприятиях и ездили на охоту. Разумеется, не обошлось и без прецедентов. От нескольких особенно настырных любовников мужа Стефану пришлось избавиться. И не только потому, что те были настроены решительно, но и просто из мер предосторожности. От еще нескольких Джозеф избавился сам лично. Причем те трое умудрились даже забеременеть. Однако Джозеф не хотел плодить бастардов, поэтому без зазрения совести сначала отвёл любовников к придворным лекарям, а после «чистки» отправил их на плаху по обвинению в готовящихся заговорах против членов королевской семьи. Дождавшись, когда пройдут тошнота и головокружение, Стефан поднял подбитую птицу и неспешно побрёл обратно в лагерь. Вторую неделю он испытывал все эти недомогания. Вторую неделю страдал и тщательно скрывал своё положение. Первую беременность он не ощущал. Её словно и не было, но эта приносила страдания и была тяжелой, а ведь только начало второго месяца. Даже было страшно представить, что же будет дальше. Уиллард предупреждал, что это могло быть следствием регулярного приёма тех подавляющих трав, которые Стефан пил последние годы. В лагерь уже вернулись с добротным уловом Джозеф с друзьями. Мужчины хвастались друг перед другом, как именно уложили свою добычу. Лисы, песцы, волки, олени и даже медведь, теперь выгружались из саней и складывались на снег, дабы потом слуги освежевали тушки, хорошо почистив мех, вырвав клыки, когти и рога. — Признай, что я лучший охотник, чем ты, — поддевал друга Джозеф, с гордостью указав на медведя и двух огненно-рыжих лисиц. — Еще чего не хватало! — с вызовом бросил Фергус, подняв белоснежную тушку песца. Увидев приближающегося младшего короля, он тут же двинулся ему навстречу. — Ваше Величество, как же вы посмели оставить нас без своего внимания? В качестве расплаты за это вы просто обязаны принять в дар этого прелестного песца. Застигнутый врасплох, Стефан даже не сразу сообразил о чем идёт речь. Растеряно посмотрел на протянутую тушку, перевёл взгляд на графа Диггори. — Б-благодарю, — хрипло произнёс реверид. — Что-то не так, Ваше Величество? — забеспокоился Фергус, проявив вольность и прижавшись губами к покрытому испариной лбу младшего короля. — Вам нездоровится… — Фергус, мать твою! — тут же отстранился Стефан, одарив мужчину гневным взглядом. — Фергус! — тут же подхватил Джозеф, встав между ними и оттеснив супруга от друга. — Ты так и напрашиваешься, чтобы я отправил тебя куда-нибудь на приграничную заставу. — Ты так забавно выглядишь, когда начинаешь строить из себя собственника, Джозеф, — рассмеялся граф Диггори. — Однако, я не шутил насчет дара. Уверен, что этот песец станет замечательным воротником. Что скажете, Ваше Величество? Стефан уже собирался было привычно съязвить, как ему резко стало плохо. Побледнев, он отошел в сторону, где позволил желчи выйти из желудка. — Съел чего? — склонил голову на бок Фергус, вопросительно посмотрев на друга. — Или его снова пытались отравить? — Что-то не похоже, — нахмурил брови Джозеф, вспомнив, что довольно часто видел подобное состояние у Калеба. Его одолели смутные догадки. Подойдя к супругу, Джозеф заботливо протянул ему хлопковый платок. — Может стоит сходить к лекарю? — Нет, я в порядке, — отмахнулся Стефан, сплюнув остатки желчи и утерев рот платком. Волосы липли к мокрому лбу. — Что-то я не уверен в этом, — с подозрением произнёс мужчина. — Не скрывай ничего от меня. Если что-то случилось, ты всегда можешь рассказать мне. Недоверчиво покосившись на мужа, Стефан несколько секунд размышлял. Не было смысла и дальше скрывать своё положение, тем более, что Уиллард всегда может проболтаться. Подавшись вперёд, реверид шепнул всего пару слов, и тут же отстранился, имея честь наблюдать, как сначала брови Джозефа сошлись на переносице, затем приподнялись, вытянулось лицо, а в свинцовых глазах промелькнуло изумление, мгновенно сменившееся радостью. — Правда? — только и смог вопросить мужчина, глядя на супруга, словно на самое дорогое и прекрасное сокровище, каким он когда-либо владел. — Да, — выдохнул Стефан, невольно вспомнив, что такой же взгляд Джозеф бросал на него еще во времена первой беременности. «Некоторые мужчины весьма странно реагируют на такие вещи. Изменилось бы их отношение к этому, если бы им пришлось самим рожать?» Прижав ладонь к плоскому животу Стефана, Джозеф тепло улыбнулся. Тут же заключил супруга в объятия, расцеловав в лоб, щеки и губы. — Сворачиваем лагерь! — громко приказал Джозеф, не скрывая своей радости. — Мы возвращаемся в Фелан. Пошлите кого-нибудь вперёд, пусть прикажет готовиться слугам и поварам к пиру. У меня будет сын. Еще один прекрасный принц. Сначала замершие в изумлении придворные уставились на монарха, но когда до них дошел смысл сказанного, тут же разделились на два лагеря: одни искренне сыпали поздравлениями, а другие отделались лишь сухими пожеланиями родить здорового наследника. Лукаво усмехнувшись, Стефан взглядом вычислял тех, кто в будущем мог стать потенциальным врагом. Встретился глазами с угрюмым графом Диггори, который теперь изучающе смотрел на него, словно видел впервые.***
Столы ломились от яств и выпивки. Тосты за здравие, поздравления и пожелания долгих лет жизни звучали тут и там. Придворные наперебой поднимали свои чаши полные хмельных напитков. И хоть был весомый повод для радости, многие всё же с подозрением косились на обоих королей. Казалось, что многие знали о том, что Стефан пьёт сильные подавляющие травы с эффектом противозачаточного. Кто-то даже думал, что безродный реверид стал бесплодным, и тут такая новость. И ладно бы просто объявили о беременности Стефана, так Джозефу понадобилось устроить пир в честь этого случая, в честь еще не рождённого сына. То, что будет сын, даже не приходилось сомневаться. Ревериды чаще всего рожают именно мальчиков, и очень редко девочек или себе подобных. Это Калеб был каким-то неправильным, что умудрился родить сначала дочь Маргарет, а затем сына-реверида Каина. Счастливый Джозеф сам лично несколько раз вставал, поднимая свой золотой кубок с вином. Восхвалял красоту и ум Стефана, а также желал, чтобы и этот ребёнок получился таким же замечательным, как и их первенец Алан. — Догадываюсь, из каких побуждений ты пошел на этот шаг, — усевшись на место, шепнул супругу Джозеф, — но я рад, что именно ты мне подаришь еще одного сына. — Как бы там ни было, однако у меня тоже есть свой долг перед страной и троном, — попытался изобразить холод голосом Стефан, пригубив разбавленного красного вина. — Не беспокойся, я не стану заставлять тебя любить этого ребёнка и возиться с ним, — пообещал мужчина, обняв парня за талию, прижимая к себе. — Для этого есть слуги и няньки. Кроме того, двоих сыновей-наследников мне более чем достаточно. Едва заметно усмехнувшись, Стефан положил голову мужу на плечо. Внезапное чувство безмятежности поглотило его, а по телу растеклось странное тепло, когда ладонь Джозефа легла на живот.***
Помимо зверских морозов и постоянно завывающей метели, февраль принёс с собой и удивительные вести из-за границы. Из Бехрема пришло письмо от одного из ханов северных земель, который предлагал заключить мирный союз и объединить силы. Довольно выгодное предложение, тем более, что союзники на востоке могли оказаться полезными. Хан Сафияр просил помочь в войне с южными соседями, что постоянно совершают на них набеги и клевещут другим соседним племенам. По законам Бехрема единственный способ доказать свою правоту — одержать победу в войне и убить врага. Джозеф должен был выделить войска в десять тысяч воинов. Большего от Рэйнфога не требовалось. Зато какие возможности открывались перед ними. Сафияр владел обширными землями северной части Бехрема, простиравшихся дальше на восток. Можно было бы наладить замечательные торговые отношения, тем более, что обеим сторонам было, что предложить друг другу. Племя Сафияра разводило замечательных лошадей, выносливых и мощных, пригодных как для очень длительных путешествий, так и для войн. Кроме того они умели делать прекрасную мозаику, расписную плитку, посуду из фарфора, ковры и производили самый высококачественный шелк. — Думаю, что союз с племенем Сафияра пойдёт нам на пользу, — откинувшись в кресле, Джозеф равнодушно посмотрел на советников. — Конечно, нам придётся пожертвовать частью своей армии, но зато мирный договор обяжет их помогать нам в случае, если у нас случится война. — Но Ваше Величество, как так можно? — тут же возмутился юный кардинал Гуидо Мадесто. — Они же — варвары, дикари! — Пора бы уже перестать называть варварами и дикарями всех, кто отличается от нас по цвету кожи, обычаям и не принимает деудеанство, — холодно заявил Стефан, бросив на юношу предупреждающий взгляд. — Замечательно, что вы беспокоитесь о нашей стране, кардинал, однако в политике нужно думать о том, что пойдёт на пользу стране. — Я и думаю! — повысил голос Гуидо, но поняв, что привлёк излишнее внимание, уже более спокойно продолжил. — Простите, Ваше Величество. Насколько я помню в своё время Рэйнфогу уже выдавался случай сражаться против одного из племён Бехрема, когда шла война с Бранкией. Не понимаю, как можно доверять и заключать союзы с варварами, которые уже выступали против нас? — А как же ваше деудеанское учение о прощении? — ядовито бросил Фергус Диггори, скрестив руки на груди. — Кроме того, король Стефан прав. Нам выгоден этот союз, да и если на то пошло, то не все племена Бехрема одинаковы. Сразу видно, что вы не очень сильны в политике, кардинал. От унижения Гуидо покраснел, но больше ничего не сказал, уткнувшись в свою тетрадь, куда всё записывал. — Раз возражений нет, то следует подготовиться к приезду дорогих гостей, — принял решение Джозеф, поставив на документе оттиск своей печати: фамильный герб Неванов поверх своей личной подписи. — Перед нами открываются новые горизонты и возможности. От Стефана не укрылось, как невольно сошлись на переносице брови мужа. Еще год назад Джозеф отправил императору Трайдории письмо с предложением о мире и сотрудничестве. По идее за это время должен был прийти ответ или прибыть посол, который бы объявил волю Маркуса Альвареса, но ни того, ни другого не произошло, что вызывало у Джозефа беспокойство. Решив, что раз в Трайдории не спешат с решением, монарх не видел ничего плохого в мире с одним из племён Бехрема. — Каждый мирный договор подразумевает брак, — напомнил Стефан, оставшись с мужем наедине, когда все покинули Зал Совета. — Об этом не стоит беспокоиться, — заверил Джозеф. — У нас есть Маргарет и Каин. Уверен, что кто-то из них да заинтересует Сафияра или его сыновей. В Бехреме, как и у нас в Рэйнфоге, практикуют многоженство. — Или же они предложат одну из своих дочерей для нашего Алана, — предположил парень, серьёзно задумавшись. Что-то тревожило его, но что именно — он не знал, поэтому решил особо не обращать внимания на свою чрезмерную подозрительность, решив, что это следствие беременности. — И такое тоже возможно, — кивнул монарх, обняв Стефана за плечо. — Зато какие перед нами откроются возможности. Своим предложением Сафияр сам открывает нам двери в Бехрем. Со временем мы расширим свои территории. Кто знает, может даже когда-нибудь сможем потягаться с Трайдорией. При улыбке в уголках губ Джозефа появились морщинки. В волосах цвета воронова крыла серебрились редкие прядки седины, которые прибавляли королю только больше харизмы и солидности. В последнее время Джозеф буквально загорелся идеей расширения своих владений. Он мечтал войти в историю, не просто как реформатор и мудрый правитель, но и как завоеватель. — Помимо Рэйнфога я уже правлю Бранкией и скоро обзаведусь землями в Бехреме, — с гордостью говорил мужчина. — Это уже повод, чтобы я мог называться императором. — Сперва нужно добиться, чтобы наши земли приобрели статус империи, — разумно напомнил Стефан, облокотившись о стол, рассматривая карту Калиса. — Сам ведь понимаешь, что на это нужно время. — Ничего страшного, я готов подождать, — подойдя вплотную. Джозеф обнял его со спины, обхватив руками за талию, зарылся носом в распущенные волосы. — Только представь, мы оба станем императорами. Разве это не замечательно? — Замечательно, если ты готов к еще большим заботам и ответственности. Такое едкое, но разумное замечание, только позабавило мужчину. Джозефа не переставал радовать факт положения супруга, как и то, что несмотря на беременность, Стефан не собирался меняться. Как бы сильно его не мучили приступы тошноты и слабость во всём теле, реверид не позволял себе отлынивать от государственных дел. Присутствовал на всех совещаниях Совета, продолжал тренироваться с мечом и выбираться на конную прогулку, а также с еще большим рвением стал затаскивать мужа в постель. Отчего-то Джозеф внезапно начал чувствовать себя юным мальчишкой. Украдкой супруги при посторонних обменивались пылкими многообещающими взглядами. При возможности прикасались друг к другу, словно были тайными любовниками. Порой даже до спальни не удавалось дойти, и приходилось довольствоваться любым другим помещением, а порой и нишами в коридорах, чтобы удовлетворить обоюдную похоть. Джозефу всё это нравилось. Он с охотой брал Стефана при любой возможности, где и как угодно. Не сдерживался, когда вжимал в стену, или вбивал в горизонтальную поверхность. Порой запечатывал рот реверида властными поцелуями, а порой просто зажимал ладонью, перекрывая доступ к кислороду. Это с Калебом когда-то Джозеф носился, словно с фарфоровой куклой, беря в постель других, дабы не навредить их будущим детям. Со Стефаном такого не было. Даже наоборот, хотелось оттрахать до потери сознания, до разрыва узких дырок и лёгкого кровотечения. Собственно, именно это Джозеф и проделывал со Стефаном каждую ночь, да и не только ночью.***
Совещание едва закончилось, и не успели двери Зала Совета закрыться за спиной последнего советника, как младший король опустился на колени между ног Джозефа. Потемневшие от вожделения фиолетовые глаза приобрели глубокий сливовый оттенок. Джозеф ничего не успел возразить, когда его член оказался в плену горячего рта. Губы плотно обхватывали ствол, язык ласкал снизу под уздечкой, иногда проходясь по вздувшимся венам и пунцовой головке. Прикрыв глаза, с трудом сдерживая тихие стоны, Стефан пропускал член до самой глотки, старался вобрать по самое основание. Он всегда был страстным. Ненасытным в сексе, но старался сдерживать свои порывы. Тем более, что на то были причины. Теперь же этого не нужно было делать. Едва только Калеба отослали на восточную границу Морлей в качестве гарнизонной шлюхи, Стефан внезапно осознал, что вновь готов отдаваться Джозефу без остатка. Как в те славные времена до появления ненавистного Мыша. Как во времена мальчика-камердинера и его возлюбленного короля. Хоть Уиллард и предупреждал, что во время беременности лучше воздержаться от многих вещей, в том числе от выпивки, секса, тренировок и верховой езды, Стефан делал всё с точностью наоборот. Не его вина, что годами сдерживаемая страсть вырвалась наружу, и теперь была неутолима. При сглатывании мышцы горла невольно сокращались, принося Джозефу еще большее наслаждение. Откинувшись на спинку троноподобного кресла, он запустил пятерню в волосы супруга. Из горла вырывались приглушенные стоны. В самый пик наслаждения, Джозеф резко надавил на затылок Стефана, полностью насадив его рот на свой член и несколько раз глубоко двинулся внутрь, кончая в глотку. От столь неожиданного порыва, реверид едва не задохнулся, но всё же сумел проглотить всё прежде, чем сперма пошла носом. — Мой мальчик, ты очень жесток, — шумно выдохнул Джозеф, прикрыв глаза и усадив Стефана к себе на колени, предварительно заправив опавший член в штаны. — Нельзя же так издеваться над стариком. — Когда это ты успел резко состариться? — одарил его скептическим взглядом реверид. — Хотя, да, ты такой древний, что тебе в самый раз внезапно стать немощным и начать ходить под себя. — Язва, — игриво ущипнув супруга за бедро, Джозеф припал к его губам, ощущая солоноватый привкус собственного семени.***
Весна 942 года. Норвуд, замок Фелан Переполох в замке не утихал со времён приезда королевской четы. Но именно в последние двенадцать дней слуги особенно усердно сновали туда-сюда, пока управляющие их подгоняли, отдавая приказы и отчитывая. На королевской кухне трудилось свыше сотни поваров, готовивших блюда для гостей и своих высших господ. Гости начали прибывать в замок еще со вчерашнего вечера. Многие придворные тогда вывалились из окон и балконов, а кто посмелее, так и на улицу выходили, дабы взглянуть на «варваров» из Бехрема. Как и всегда, в марте всё еще лежал снег, но ветра уже были не такими пробирающими до костей, а приносили приятную прохладу, которая удивительно сочеталась с тёплом выглянувшего солнца. Бехремцы передвигались в основном верхом на выносливых коренастых лошадях. Впереди ехали всадники, облаченные в кожаные дублеты, подбитые собачьим мехом; шерстяные шаровары и обувь из тёмного войлока. За спиной у них виднелись лук и стрелы. На поясе висели в красивых ножнах изогнутые кинжалы и короткие мечи. За первыми пятью десятками всадников ехала крытая повозка, накрытая плотной материей, какую используют для шатров. Дальше на мулах и в повозках поменьше ехали люди в простых, но чистых одеждах в коричневых и рыжих тонах. Замыкали процессию полчища всадников. Всего в Вудроу прибыло свыше трёх сотен людей хана Сафияра, не считая его самого. В первый же день гостей разместили в гостевых покоях, однако в них изволили поселиться лишь сам хан и несколько его приближенных. Остальные предпочли расположиться снаружи во дворе или же за стенами замка. Объяснялось это тем, что бехремцы были людьми вольными и ценили простор, а также предпочитали в чужих землях спать под открытым небом. Уже на следующий день, Джозеф принял гостей. В тронном зале специально подготовили место для посиделок, постелив на пол ковры из мягкого ворса. Низкие диванчики плотно сдвинули вместе, поставив в круг, оставив лишь с нескольких сторон небольшие зазоры для прохода. Накидали подушек, а в центре поставили низкий столик, на который заранее поставили хмельные напитки. Джозеф совсем немного знал об обычаях бехремцев, — об этом ему когда-то в своё время рассказал Фируз, — и чисто из собственного интереса, а не из раболепия перед гостями, решил использовать некоторые традиции. Вот и теперь по тронному залу из курильниц плыл сладкий аромат ванили и сандалового дерева. Спиной к возвышению с троном на диване восседали Джозеф и Стефан. Оба в строгих парчовых одеждах тёмно-синего и тёмно-пурпурных цветов. Голову Джозефа венчала тяжелая золотая корона, инкрустированная сапфирами, изумрудами и бриллиантами. Напротив сидел Сафияр в компании троих своих приближенных. Хан был низкорослым коренастым мужчиной, разменявшим шестой десяток, с грубыми чертами лица. Его многослойные одежды тяжелого шелка состояли из шаровар, нижней рубахи, длинной туники с широкими рукавами по колени и просторного халата красно-коричневого цвета с золотой вышивкой. В длинных, гладко зачесанных назад и схваченных в высокий хвост медных волосах обильно серебрилась седина. Раскосые серо-синие глаза с нависшим веком смотрели пристально и даже строго. — Великий Сафияр-хан выражает своё почтение и благодарность за этот приём, — перевёл грубое восклицание хана его толмач. То был достаточно худосочный смуглокожий мужчина с обветренным морщинистым лицом. Он был ровесником своего хана, если не старше. Как у всех бехремцев, у толмача были прямые волосы зачесанные назад, но заплетённые в длинную косу. Среди многочисленной седины проглядывали еще не утратившие свой цвет медные пряди. Раскосые голубые глаза смотрели с умным видом, но порой щурились. Полные губы то и дело кривились, а длинная седая козлиная бородка доставала мужчине до живота. В отличие от Сафияра, толмач был одет преимущественно в светло-коричневый и бежевый шелк. — Меня зовут Уракай. Я личный толмач Сафияр-хана. Его доверенное лицо и правая рука, занимающий эту скромную должность последние тридцать восемь лет. — От всей души рады приветствовать Сафияр-хана и его людей в наших землях, — стараясь подбирать слова, говорил Джозеф. Он хотел произвести хорошее впечатление, а заодно и блеснуть дипломатией, коль выдалась такая возможность. — Мы с моим супругом, королём Стефаном, надеемся, что путь до нас не утомил вас и не выдался слишком тяжелым. Украдкой вздохнув, Стефан заранее предчувствовал, что из-за этих реверансов беседа станет совсем унылой, лишенной в большей степени хоть какого-то толка. Именно так всё и вышло. Обмен любезностями затянулся надолго, из-за чего реверид успел заскучать. Откинувшись на высокую спинку низкого дивана, подперев кулаком голову, он не обращал внимания на неодобрительные взгляды мужа и гостей, как и на то, что Сафияр уже давно буравит взглядом его шрам на щеке. Помимо взаимных любезностей, оба правителя похвалялись тем, чем владели: землями, войсками, скотиной, урожаем, климатическими условиями и тем, что делали их люди своими руками. Сделав знак слуге, Стефан дождался пока ему наполнят кубок неразбавленным белым вином с имбирём, сделал пару больших глотков, позволяя полусладкому чуть терпкому напитку теплом разлиться по всем внутренностям. К принесённым блюдам он так и не притронулся, разве что из вежливости попробовал бехремское блюдо: запеченная конина, фаршированная вяленой бараниной и курдюком в остром красном соусе. От одного вида и запаха Стефана начало слегка подташнивать, а от вкуса полу-тухлой баранины и жира курдюка, так и вовсе едва не вывернуло наизнанку. Побледнев и спешно запив это обильным количеством вина, реверид предпочел больше ничего не пробовать из иностранной кухни. Этот жест не остался незамеченным. Пока гости недовольно хмурились, явно оскорблённые таким поведением, Джозеф всё же решил пояснить, дабы не вышло недопонимания. — Прошу простить моего супруга, — накрыв своей рукой пальцы Стефана и сжав их, Джозеф говорил спокойно, не раболепствуя, — ему порой нездоровится. Полагаю, что не мне говорить о том, что даже короли становятся немного слабее, когда вынашивают наследника. Едва воздержавшись от едкого возражения, мол он вовсе не слаб, а просто еда действительно отвратительна, реверид с трудом выдавил из себя жеманную улыбку. Уракай быстро перевёл это для своего хана. Приподняв бровь в удивлении, Сафияр недоверчиво покосился на младшего короля, что с вызовом расправил плечо. Живота совсем не было видно, из-за чего невозможно догадаться о положении Стефана, и отчасти это связано с тем, что реверид ограничивал себя в еде и старался не запускать себя. При первой беременности ему повезло. Он поправился лишь немного, и то всем телом, а в этот раз приходилось быть осторожным и внимательным к себе, ибо если в прошлый раз Стефан совсем не чувствовал своего интересного положения, то в этот раз страдал от сильного токсикоза. Постепенно разговор перетёк в нужное русло. Наконец-то стали обсуждать причины и условия грядущего мира между Рэйнфогом и племенем Сафияра. — Великий Сафияр-хан просит небольшое войско для борьбы и восстановления справедливости с южным племенем Маннафа, — говорил толмач, поглаживая свою длинную козлиную бороду. — Как и было ранее сказано, взамен мы всегда будем готовы помочь собственными силами в военных делах. Кроме того это открывает новые возможности для обоих наших владений. У каждого из нас есть то, что заинтересует другого, будь то ткани, ковры, оружие или же люди. — Весьма выгодное предложение, — подметил Джозеф, — которое я не могу отклонить. Полагаю, что тут и думать нечего. Миру быть. Кивнув, Уракай спешно перевёл его слова своему хану. Сафияр закивал, словно болванчик, что-то пробурчал и повелительно взмахнул рукой. Толмач снова повернулся к короля Рэйнфога: — Великий Сафияр-хан искренне благодарит вас, о мудрый Джозеф-хан. Однако прежде чем будут подписаны все бумаги, необходимо этот союз скрепить браком. Не желаете ли прямо сейчас взглянуть на прекрасных сатышей? — Кого? — оживился Стефан, у которого странное слово вызвало интерес. — Сатышей, — терпеливо пояснил Уракай, неодобрительно цокнув языком. — Так у нас называют подобных Вашему Величеству существ. Тех, кто по воле богов внешне похож на мужчину, но ниже пояса является женщиной. Сатыш. Это слово применимо только к таким детям. И то лишь потому, что подобных существ, коли они рождаются, после растят лишь для одной цели: для рождения наследников выбранному для них мужу. Джозеф бросил быстрый взгляд на посерьёзневшего супруга. Для него всегда было интересным всё новое, вот и сейчас он увлеченно слушал Уракая. — Сразу видно, что ваши обычаи сильно отличаются от наших, — кивнул каким-то своим мыслям толмач. — Не сочтите за грубость, но в наших землях лишь женщинам дозволено присутствовать при разговоре мужчин, и то лишь для того, чтобы подлить кумыса, да подать блюда. Сатышам же, или как у вас говорят, реверидам, нельзя вот так вольно сидеть рядом. И упасите боги, ежели он заговорит без дозволения, это же сразу позор для мужа. — Какое счастье, что у нас разный менталитет, — процедил сквозь зубы Стефан, прекрасно поняв намёк. Но следовать ему не собирался. — Что ж, ведите своих сатышей. Уракай побагровел от гнева, однако отдал приказ толпившимся в стороне слугам. Усмехнувшись, Джозеф наклонился к Стефану, опалил его ухо горячим дыханием, заставляя вздрогнуть: — Недолго бы ты прожил среди племён Бехрема. Довёл бы своего мужа до того, что он стал бы подчиняться тебе, а не наоборот. Для мужчин Бехрема это позор и несчастному пришлось бы наложить на себя руки, чтобы смыть позор, предварительно публично казнив тебя за непокорность и наглость. — Это намёк? — одарил его холодным взглядом реверид. — Думаешь, что я настолько безумен, чтобы лишать себя собственной Короны? — голос Джозефа внезапно упал до интимного шепота. Мужчина и сам удивился тому, как внезапно подкралось возбуждение. — Говорят, что прежде чем убить своенравного сатыша, мужчина предварительно трахает его до потери сознания, как бы самоутвердждаясь. Мне аж любопытно теперь узнать твой предел. После скольки раз ты потеряешь сознание от многочисленных оргазмов? К лицу парня невольно прилила кровь, а губы расплылись в многообещающей улыбке. Глаза тут же загорелись, утратив привычный холод. — Сегодня… — одними губами шепнул Стефан, и Джозеф не сумел сдержать своего оскала. Если бы они сидели за обычным столом, то он бы с радостью приласкал колени и промежность супруга, возбуждая, подогревая желание, но приходилось контролировать себя. Уракай кашлянул, привлекая внимание обоих королей и указал на вставших полукругом юношей. Как и все бехремцы эти ревериды-сатыши были низкорослыми, с раскосыми глазами, немного грубыми чертами лица, но обладающих грушевидными фигурами. Все представленные юноши были недурны собой, хоть и имели экзотическую для Рэйнфога внешность, но самым младшим среди них от силы было не меньше четырнадцати, а старшим — семнадцати. — Нужно будет позвать Алана, — сообщил Джозефу Стефан. — Пусть кронпринц сам оценит и выберет себе будущего супруга. И не успел Джозеф согласно кивнуть, как тут же вмешался Уракай: — Кронпринц? О нет, нет же! Принц еще очень мал, а для скрепления нашего союза необходимо как можно скорее заиметь дитя от этих выгодных отношений. Эти сатыши вовсе не для кронпринца, а для Джозеф-хана. Маска спокойствия дала трещину. Стефан нервно прошелся языком по внезапно пересохшим губам, окинул взглядом бехремских реверидов. Теперь понятно, почему тут представлены лишь двуполые и нет ни одной девушки. Учитывались предпочтения старшего короля. Сжав кулаки, хоть и стараясь скрывать своё недовольство, Стефан посмотрел на Джозефа. Тот в свою очередь с еще большим интересом теперь рассматривал представленных кандидатов. — Мы выбирали только лучших из лучших, — с гордостью сообщил Уракай, словно представлял потенциальному покупателю племенных кобыл. — Все эти сатыши дети нашего уважаемого Сафияр-хана. Их с детства обучали, готовили к подобной жизни. Разумеется, что все они нетронутые, но тем не менее знают, как доставить мужчине удовольствие. Все они уже пережили свои первые «сладкие луны» и способны понести королевского ребёнка. Джозеф-хан, вы вправе выбрать одного или нескольких из сатышей. — А что именно означает это слово «сатыш»? — внезапно задумался Джозеф, действительно присматриваясь к претендентам на роль второго младшего мужа. — Если дословно, то «продаваемый ребёнок», — соблаговолил пояснить толмач, не переставая широко улыбаться. — Коль они рождаются, то их хорошо обучают всему, что необходимо, а затем «продают» замуж. Разумеется, вас никто не торопит. Присматривайтесь, выбирайте. Вообще-то удивительно, что у такого великого правителя всего один супруг. В наших землях у каждого хана есть гарем из десятка жен и стольких же сатышей, это если не говорить о множестве наложниц и наложников. — У меня есть принципы, которые я обычно не желаю нарушать, — ответил Джозеф. Сразу же перевёл разговор в другое русло, продолжая обсуждать условия мирного соглашения. Всё это время Стефан сидел словно на иголках, пытаясь скрыть напряжение за обильным потреблением алкоголя, и украдкой рассматривая представленных реверидов, решая кто же из них займёт место рядом с Джозефом. Посиделки длились долго и затянулись до самой ночи. Сам хан Сафияр общался исключительно через своего толмача и выглядел крайне довольным. Предложенных сатышей увели прочь сразу же, как разговор вернулся в русло политики. Из всех захмелеть успел лишь Стефан. Джозеф пил крайне мало, да и то постоянно разбавлял выпивку водой, дабы сохранять трезвость ума. И хоть он бросал немного обеспокоенные взгляды на пьющего супруга, но ничего говорить не стал. Знал о причине. Опираясь о руку монарха, Стефан пошатывался, идя в покои мужа. Он хранил мрачное молчание, хоть и за переговорами нарочито активно вёл себя, как бы давая понять гостям, что от его слова тоже здесь многое зависит. Ввалившись в монаршие покои, реверид жестом отослал слуг прочь. Тяжелой походкой проковылял до спальни, где рухнул лицом вниз на мягкую постель. — Что-то мне подсказывает, что завтра ты будешь проклинать свою любовь к выпивке, — заметил Джозеф, подойдя ближе. — Скорее хитрожопых гостей, — ядовито прыснул Стефан, со стоном перевернувшись на спину и непослушными пальцами пытаясь расстегнуть одежды. — Эти сволочи слишком высокого о себе мнения. — Твоя злость мне понятна, но прошу, не разочаровывай меня, — неожиданно серьёзным тоном сказал мужчина, раздевая супруга. — Ты прекрасно знаешь, что у королей не так-то уж и много свободы. Помни, что нельзя мешать политику с личным. Это политический брак. Не более того. — Не говори со мной, как с неразумным ребёнком, — буркнул парень, приподнявшись, позволяя мужу избавить себя от штанов. Оставшись совершенно обнаженным, он соблазнительно выгнулся, чуть раздвинув ноги. Облизнув губы, Стефан просунул обе руки между бёдер. Пальцами одной стал проникать в себя, а второй обхватил свой член. — Я лишь хотел напомнить, что мы… короли должны… обязаны… — с вожделением наблюдая за происходящим, Джозеф спешно избавился от собственной одежды. Умудрился запутаться в нижней рубахе и едва не потерял равновесие, снимая штаны. Взобрался на кровать, нависая над Стефаном. Перехватил его руки, прижав к постели возле головы. — Наглый мальчишка, кто позволил тебе играться с собой? Твоё поведение оскорбляет меня и мою мужественность. — Чего же ты тогда еще здесь? — обхватив талию короля ногами, парень прижался к его паху своими бёдрами, позволяя ощутить жар собственных чресл. — Почему не совершаешь самоубийство, восстанавливая растоптанную гордость? — Сперва я обязан оттрахать тебя до потери сознания, а потом убить, — голос Джозефа упал до возбуждённого хрипа. Заведя руки Стефана над головой, но более их не удерживая, направил собственный член, проникая в горячее и влажное от желания лоно. Застонав, реверид выгнулся, но продолжал держать руки так, словно их кто-то удерживал. — Убить? — усмехнулся он, приподняв голову и куснув мужа за нижнюю губу. — А ты уверен, что сможешь это сделать? — Сволочь, — коротко хихикнув, мужчина набросился на супруга, тут же взяв быстрый темп и буквально вбивая желанное тело в постель. — Гха-х… — громко застонав от удовольствия, Стефан стал подмахивать бёдрами. И вновь его жестко трахали. Член Джозефа, еще больше затвердевший, ставший практически каменным, с хлюпаньем двигался во всё еще узком лоне. Привычка Стефана постоянно держать мышцы лона в напряжении и сжимать их при удобной возможности, благоприятно сказалась на самой дырочке, из-за чего она не превратилась в дупло. Позабыв о беременности, Джозеф всем весом наваливался на Стефана, вбивал его в постель, вгоняя член по самые яйца и едва не разрывая. Мужчина и сам постанывал от удовольствия, не сдерживая себя. С наслаждением ловил ртом стоны, крики и всхлипы молодого супруга, что с годами становился только красивее, становясь отнюдь не изнеженным томным цветочком, а величественным роковым красавцем с яркой внешностью. От чрезмерного усердия Джозеф аж весь взмок, но пот не раздражал. Тяжело дыша, яростно двигаясь, он чуть приподнялся, перехватив Стефана под колени и с силой разведя бёдра на всю ширину, до предела. Так младший король только сильнее раскрывался и проникновение становилось настолько глубоким, что казалось еще чуть-чуть и член исчезнет в лоне вместе с яйцами. — Еще… прошу, не сдерживайся… — стоны мольбы срывались на крик, переходили на всхлипы. Глаза Стефана увлажнились, ярко загорелись. Припав к губам супруга, Джозеф терзал их, покусывая и сминая. Языком жадно исследовал горячий рот, ловя все эти сладострастные звуки. Мужчина первым испытал волну оргазма, кончая в сжимающееся лоно. Отстранился лишь для того, чтобы перевернуть Стефана на живот, подложив под бёдра подушку, дабы зад был приподнят повыше. Без предупреждения, разведя упругие ягодицы, Джозеф резко проник в сжатое колечко мышц ануса, сорвав с губ реверида крик боли. — Полегче, ублюдок… — шипя, Стефан попытался отстраниться, но мужчина навалился на него сверху всем весом, придавив к кровати. — Ничего, привыкнешь, — огрызнулся Джозеф, впившись в плечо супруга болезненным поцелуем-укусом. — Скоро и тебе самому понравится. Ну, не кричи так. Я же знаю, что ты любишь, когда тебя так берут. Сколько раз в прошлом ты нарывался, чтобы именно так я тебя трахал за твой слишком дерзкий нрав… Стефана бросило в жар. Яростные движения буквально разрывали, из-за чего он чувствовал, как рвутся напряженные мышцы анального отверстия. Джозеф не врал, и в самом деле вскоре стало очень даже приятно. Тупая пульсирующая боль постепенно сменялась волнами наслаждения, отчего крики перешли в сладкие стоны. Джозеф чуть отстранился, приподнявшись и практически перестал двигаться, позволяя ненасытному супругу самому довести их до разрядки. Полностью прижавшись грудью к постели, Стефан двигался вперёд-назад, яростно насаживался задом на член мужа, пока одновременно ласкал себя. Изо рта потекли слюни, но парень меньше всего думал об этом. Вдоволь наигравшись, Джозеф резко отстранился, но лишь для того, чтобы вновь перевернуть Стефана на спину и навалиться сверху, до предела раздвинув его ноги и ворвавшись в заполненное спермой лоно. Выгнувшись, Стефан шумно выдохнул. — Я только сейчас задумался о том, как ты жил в ссылке, — прорычал монарх, слизнув остывшую слюну с подбородка реверида. — Как же ты там справлялся, если меня рядом не было? — Как будто других мужчин там не было? — ответил вопросом на вопрос Стефан, в порыве страсти прокусив нижнюю губу Джозефа до крови. Словно ошпарившись, мужчина отстранился. Посмотрел на разгоряченного и тяжело дышащего супруга долгим угрюмым взглядом. Он подозревал, что в ссылке Стефан не хранил ему верность. Да и с чего бы? Его изгнали с позором, выжгли на щеке клеймо шлюхи и отправили туда, где помимо монахов обитает множество пограничных солдат. — Как много у тебя было любовников? — голос Джозефа звучал хрипло. Возобновив движения, он двигался теперь плавно и неспешно, словно дразня. — Ты бы еще десяток лет спустя спросил, — фыркнул Стефан, нетерпеливо поёрзав под ним. — Но если интересно, то двое. И они не из монастыря. — Я-то уже понял, что не оттуда, — вновь ощутив зарождающийся комок ревности, мужчина внезапно сорвался на резкий и грубый ритм. — Из гарнизона Теодориха? И каково это, трахаться с бывшими реверидами? Недовольно зашипев, Стефан протянул руку, с силой дёрнул мужа за черную прядь волос: — Заткнись и не отвлекайся. Поздно ревнивого супруга включил. Надо было думать, куда отправляешь. Пробормотав себе под нос неразборчивое ругательство, Джозеф постарался отвлечься. Но теперь, преисполненный ревности, он еще яростней вбивал Стефана в постель. То и дело, что заламывал ему руки над головой, сжимая запястья до синяков. Помимо поцелуев, покрывал шею, грудь и плечи супруга яркими засосами. Делал это намеренно, чтобы все видели, кому именно принадлежит младший король и кто имеет право с ним спать. Тело Стефана содрогнулось в конвульсиях. Реверид вскинулся, выгнувшись дугой, резким движением насадившись на член монарха до конца. Долгожданный оргазм накрыл с головой. Так, что даже в глазах на время потемнело. В висках стучала кровь, а во рту неожиданно пересохло. Но Джозеф не желал останавливаться. Он действительно хотел затрахать парня до потери сознания, и старательно исполнял свой план. Заставив Стефана лечь на бок, мужчина приподнял его ногу, закинув себе на бедро. Пристроился рядом, лицом к лицу и вновь проник в горячее лоно. Взял быстрый темп, заставляя Стефана кричать.***
Все бумаги о мирном соглашении уже были подписаны и оставалось дело за малым. Подготовка к свадьбе шла полным ходом и заняло от силы чуть больше недели, так что гости даже заскучать не успели. Согласно договорённости свадьба должна пройти по традициям обоих народов. Бехремцам было любопытно посмотреть на обряд, который используют в Рэйнфоге. По этому случаю слуги украшали не только тронный и обеденный залы, где всё должно произойти, но и подготавливали место в саду перед замком. Как оказалось, обряд бракосочетания бехремцев весьма прост. Жених и невеста, — в данном случае женихи, — обязаны предстать перед вождём племени. Будущий муж называет количество лошадей, которых собирается отдать за своего нареченного и как только сторона сатыша отвечает согласием, хан объявляет, что теперь они супруги. Перед замком поставили большую кушетку с мягкой обивкой и нагромоздили её подушками. То место для хана Сафияра, а справа от него будет стоять толмач Уракай, который и переведёт все сказанные слова. Полукругом на приличном расстоянии встанут бехремцы, а среди них смогут затесаться особенно любопытные новые союзники, которым не захочется любоваться зрелищем с балконов и из окон замка. Джозеф не спешил с выбором нового будущего супруга. Присматривался к сыновьям Сафияра внимательно. Хоть это и был политический брак и от мужчины требовалось лишь поскорее заделать выбранному ревериду ребёнка, но Джозеф не хотел видеть рядом с собой безмолвное красивое изваяние. Хватило с него в своё время Калеба. Но такого попробуй найди среди народа, в котором реверидам с пелёнок прививают полнейшее подчинение мужчинам. Несчастные сатыши не то что заговорить, даже посмотреть на мужчину не могли без дозволения членов семьи. До замужества двуполые мальчики подчиняются отцам и другим братьям, а после — только мужу. В Бехреме любят и уважают женщин, так что им даровано больше свободы. Как говорил Уракай, девушки вправе сами решать свою судьбу: они сами могут выбрать себе мужа и могут отказать навязчивому ухажеру, даже если его выбрали родители. Им дозволено сидеть за одним столом с мужчинами и вкушать пищу с ними, если девушка выбрала вместо семейной жизни седло и лук со стрелами. Да даже если она вышла замуж, то она вправе сама развестись, если муж плохо с ней обращается. Разумеется, что работы по дому у неё меньше. Подать на стол мужу и его гостям, может быть родить ребёнка, а потом отдавать приказы младшим мужьям возлюбленного, и заниматься уже потом своими делами. У сатышей всё в разы сложнее. Их с детства обучают работать по хозяйству: стирать, готовить, убираться и шить. Они обязаны улыбаться нежно и искренне, но не смеют поднять глаза без дозволения отца или мужа. С десяти лет их обучают ублажать мужчину, но при этом не нарушая целостность девственной плевы. У сатышей нет выбора. Они все становятся младшими мужьями, вынужденными подчиняться мужу, а если тот женится на женщине, то и его жене. Сатыши обязаны родить хотя бы троих детей. У них ни на что нет собственного мнения, голоса или мыслей. Лишь беспрекословное подчинение. Они не могут сидеть за одним столом с мужем или находиться в одной комнате с посторонними мужчинами и прислуживать им. Вот то немногое, что Уракай поведал об общепринятых законах своей страны, касательно двуполых. Теперь-то Джозеф понимал, почему бехремцы так фыркали и кривили морды, когда Стефан не только присутствовал при всех их посиделках, но и имел наглость сам вести переговоры. Разумеется, Джозеф уважает чужие обычаи, но именно бехремцы являются гостями на его земле, а не наоборот, так что им придётся со многим мириться. В том числе и с тем, что Стефан будет всегда рядом. Всего за день до всех церемоний Джозеф сделал свой выбор. Стоя на поляне перед чуть ли не возлежащим на подушках и диване Сафияром, монарх предложил за будущего супруга выкуп в размере тысячи лошадей. Для Бехремцев это была очень высокая цена, так что все тут же одобрительно загудели. — Принимаем, — перевёл Уракай слова своего хана. Джозеф довольно оскалился, рассматривая юношу, которого он выбрал. Прямоугольное лицо обрамляли рыжие локоны, водопадом ниспадающие на покатые плечи и ровную спину реверида. Прямые тёмные брови немного хмурились. На мужчину из-под опущенных ресниц с интересом смотрели тёмные подведённые сурьмой сливовые глаза, в которых горело робкое пламя. Прямой нос, пухлые слегка поджатые губы, выкрашенные коралловой краской. Полупрозрачная золотая шелковая ткань длинной рубахи свободного кроя с широкими рукавами не прикрывала наготы юноши, а наоборот позволяла Джозефу оценить всю прелесть его тела. Как и полагается грушевидной фигуре, верхняя часть была узкой, а низ — пышным. Сквозь тонкую полупрозрачную ткань Джозеф отчетливо видел плоскую грудь юноши; затвердевшие от прохлады бусинки тёмных сосков; тонкую талию с плоским животом, плавно переходящую в круглые широкие бёдра. В паху совершенно нет волос, что приятно радует глаз короля. Юношу звали Юсиром. По заверениям Уракая, ему совсем недавно исполнилось семнадцать и для своего племени он считается уже увядающим цветком, поскольку в Бехреме многие ревериды уже в четырнадцать обзаводятся первым потомством. От герцога Морлей, Адама Сеймура, Джозеф узнал, что ближе к тридцати годам у двуполых прекращается течка, а еще спустя время они становятся не способными более вынашивать и рожать потомство, зато как мужчины способны осеменить любую женщину. Поэтому в Бехреме чуть ли не с момента первой течки реверидов выдают замуж и они вынуждены рожать пока могут. По обычаю, завершая ритуал бракосочетания, Джозеф надел на шею Юсира плетённую веревку, но не стал затягивать. За свободный конец провёл до крыльца замка. «Странный обычай, — отметил про себя мужчина. — Будто лошадь или раба веду за собой, а не супруга». Уже в замке они разошлись. Слуги спешно уводили Юсира, дабы переодеть его в подобающие второй церемонии одежды. Тронный зал был полон гостей. По черной шелковой дорожке к трону шли рука об руку король Джозеф и его новоявленный супруг. Стоявшие по обе стороны гости приветствовали молодых радостными криками, пожеланиями счастливой жизни и прочее. На Юсире одежды из тёмно-синего шелка, расшитого золотом. Рыжие волосы распущены и ниспадают на ровную спину. Из украшений только золотой кулон с круглым рубином, но не более. Может быть кому-то и покажется, что новый супруг короля одет слишком сдержанно в столь важный день, однако яркой внешности реверида не требовались излишние украшения. Чего только стоило удивительное сочетание медной кожи, огненных волос и глаз сливового цвета. Стефан со стороны наблюдал за происходящим, невольно вспомнив день собственной свадьбы. Тогда он был еще совсем мальчишкой и точно так же брезгливо морщил нос, представляя рядом с Джозефом кого-то другого. Поджимая губы, облаченный в тёмно-пурпурный переливающийся бархат, он придирчиво следил за каждым движением и жестом молодых. Понимал, что это политический брак и не имеет права идти против него. Понимал, что Джозеф в любом случае выберет того, кто придётся ему по вкусу. Знал, что никогда не будет единственным, да и это невозможно. Будь ты хоть самым прекрасным и самым умелым, страстным любовником, всё равно тебя променяют на кого-то другого. Джозеф взял Юсира за руку, сплетая свои пальцы с его. Оба заняли свои места, пока кто-то из знати повязывал им на запястья красную атласную ленточку. На головы надели венки, созданные лучшими ювелирами страны: переплетённые между собой цветки тигровой лили — символ изобилия и процветания. — Обидно? — ехидный голос заставил вздрогнуть. Обернувшись, Стефан угрюмо посмотрел на графа Диггори. Тот тоже был мрачен, что не свойственно военному министру. — Похоже, что вы зря только пошли на это, Ваше Величество, — в голосе мужчины звучала сталь. Он встал рядом со Стефаном, но глаз не сводил со своего друга и его нового супруга. — Вас снова променяли на другого, а вы еще рожать собрались… — Это политический брак, — сухо напомнил молодой король, скорее себе, чем Фергусу. — Политика не должна идти в ногу с личным. — Любопытно, — криво усмехнулся граф. — Это беременность так лишила вас мозга или вы внезапно смирились со своей участью? — Придержи язык, Фергус, — зло зашипел реверид, оскорблённый такими нападками. — Это у тебя мозги куда-то пропали. Забыл, что короли — не простые люди и им многим приходится жертвовать? — Помнится, вы когда-то были в ярости, если Джозеф даже просто удостаивал кого-то другого взглядом. А тут он взял себе нового мужа. Разве вам не кажется, что это несправедливо? Почему именно Джозеф должен вступить в этот брак, а не ваш сын? Алану нужно всего пару лет, чтобы он мог заделать кому-нибудь ублюдка. Вы ведь и на рождение еще одного ребёнка пошли, лишь бы Джозеф больше не надумал снова вступить с кем-нибудь в брак. — Сделай милость и умолкни, — раздраженно приказал Стефан. Взяв у слуги с подноса кубок с неразбавленным красным вином, сделал пару больших глотков. Его раздражало, что Фергус так точно попадал в цель. Что смел копаться в его душе. Мозгом понимаешь, что это политика и здесь глупы такие чувства, как ревность и собственичество, но что-то внутри заставляло противиться здравому смыслу. Заставляло мысленно поддерживать каждое высказывание военного министра. — Да, тут вы правы, таков удел королей, — неожиданно спокойно сказал мужчина. Его рука украдкой скользнула по пояснице молодого короля в сторону, легла на талию, чуть опустившись на округлое бедро. — Не ту партию ты выбрал, Стефан. Со мной ты бы никогда не познал всего того, что тебе пришлось пережить с Джозефом. Я бы никогда не изменял тебе. Знаешь, цветы, как бы красивы и сладки не были, рано или поздно увядают. И лишь сапфиры остаются вечно прекрасными, ценными и манящими. Ни один цветок, каким бы редким он ни был, не посмеет затмить драгоценный камень. — Фергус, это заходит слишком далеко, — вздохнув, Стефан попытался отстраниться, но граф удержал его. — Неужели всё дело во власти? — зло зашипел на ухо военный министр, болезненно сжав пальцами бедро реверида. — Так сильно хочешь быть королём, что готов многое стерпеть? Расчетливая сука. — Не уберёшь руки, я прослежу за тем, чтобы их у тебя больше не было. — Пригрозил младший король, бросив на Фергуса испепеляющий взгляд. Он не думал о том, что своим поведением они оба привлекают лишнее внимание. — Сколько раз тебе повторять, что ты мне неинтересен? — А вы жестоки, Ваше Величество. — Нехотя мужчина всё же отнял руки, но не спешил удаляться. Смотрел на парня сверху вниз испытующим взглядом. — Вот только чем я хуже? Да, не король. Но ведь и Теодорих тоже не был королём, а вы с ним спали. Стефан невольно напрягся. Он ведь был уверен, что об этом никто не узнает. — Знаете, люди из гарнизона Проклятых те еще болтуны, — продолжал граф Диггори. — И какого оно? Трахаться с себе подобным? — Что ты имеешь в виду? — То, что генерал Теодорих Норрис — реверид, как и вы! Или скажите, что не знали этого? Ну да, он слишком умело скрывал свою природу. Подумать только, реверид, который дослужился до таких высот еще при Харланде! Ошарашенно глядя на мужчину, Стефан переваривал полученную информацию. Ему изначально казалось странным, что Теодорих постоянно щурится и хранит у себя подавляющие травы для реверидов. Во время занятий сексом никогда не давал касаться себя ниже пояса, не позволял делать минет. Брал только сзади и то всегда либо голову оттягивал назад за волосы, либо утыкал в подушку лицом. То, что Теодорих был реверидом, объясняло многое. Зал зашелся рукоплесканиями и воодушевляющими криками. Стефан отвлёкся от своих мыслей, посмотрел на возвышение, где восседали Джозеф и Юсир. Первый целовал последнего, причем с такой страстью и упоением, словно бы вновь влюбился. «Нет, если бы влюбился, то целовал бы иначе, — одёрнул себя Стефан, внезапно ощутив, как к горлу подступил противный ком. — Как Калеба бы целовал, нежно, словно боясь навредить». — Вы и сами поймёте, что просчитались, — шепнул Фергус, накрыв своей ладонью живот младшего короля и слегка надавив на него. — Когда он начнёт расти, вы будете проклинать день, когда нарушили собственные принципы. Потому что всё чаще вы будете оставаться в стороне, а Джозеф будет наслаждаться обществом нового супруга. Рано или поздно, а Юсир займёт ваше место. Знаете, что бывает с надоевшими супругами? С ними разводятся и их отсылают прочь. Тоже будет и с вами. Но еще не поздно всё исправить. Стефан молчал. Он не хотел терять то, что с большим трудом приобрёл, и с еще большим — вернул. Однако, им руководили не чувства, а гордость и собственные желания. Все хотят хорошей жизни, а власти так особенно. Невольно задумавшись: а вдруг Фергус прав и именно так всё и будет, Стефан для себя решил, что в случае необходимости сделает всё возможное, лишь бы не упасть вниз. Пышное застолье продолжалось вот уже несколько часов. Люди пили и ели, снова и снова поднимая свои чаши с хмельными напитками. В этот раз рядом с ним не было Стефана. Первый супруг сидел в одном ряду с именитыми герцогами, но даже так Джозеф чувствовал его колючий взгляд. «Это лишь политика, ничего личного» — убеждал себя мужчина. По правую руку от него за столом сидел новый супруг. Юсир держал глаза опущенными, робко ел мясные лакомства. Был молчалив, но Джозеф даже через ткань одежд чувствовал жар его тела. Юноша был готов к первой брачной ночи. Более того, сам жаждал того. Брачная ночь случится. По обычаям обоих народов. В Бехреме тоже она случается при свидетелях. Но если в Рэйнфоге это происходит при трёх свидетелях, то в Бехреме — при всех гостях. Со стороны бехремцев послышались громкие восклицания. Многие из них повставали из-за стола, поднимая чаши с хмельными напитками у себя над головой. — Они требуют зрелища, — тут же пояснил Уракай. — Соблюдения обычая. — И где я это должен сделать? — подивился Джозеф. — На столе что ли? — Да, именно на столе, — кивнул толмач. Делать было нечего. Хоть обычай и казался варварским, но свой долг необходимо исполнить. Сбросив со своей части стола все блюда и опрокинув несколько кубков, — чем он поверг своих людей в шок, — король тут же толкнул грудью на деревянную поверхность Юсира. Юноша коротко вскрикнул, но не стал сопротивляться. Обычай предписывал ему лежать ничком и терпеливо ждать, когда всё закончится. Задрав подол одежд и стянув с супруга штаны, Джозеф провёл рукой по своему члену, прежде чем направить головку в нетронутое лоно и в два рывка ворваться внутрь. Мужчина застонал от удовольствия, ощущая приятную узость девственной дырки. Бехремцы тут же стали подбадривать короля громкими возгласами. Они были довольны, как и некоторые придворные, которым подобное было в новинку. Врываясь в узкое тело, заставляя Юсира вскрикивать, Джозеф взглядом отыскал Стефана. Стефан, как и большинство, выглядел потрясенным. Однако даже на таком расстоянии мужчина мог видеть, как фиолетовые глаза вспыхнули гневом. Эта злость, это лицо оскорблённого собственника и обманутого ревнивого супруга… Они так возбуждали. Джозефу даже невольно стало интересно, что же сделает Стефан после всего увиденного. Продолжая трахать Юсира, король не сводил насмешливого взгляда с первого супруга. Демонстративно облизнувшись, Джозеф запустил пятерню в рыжие локоны. — Должен признать, что этот обычай достоин… внимания… — выдохнул он, засаживая в узкое лоно Юсира как можно глубже. Бехремцы довольно улыбались, в том числе и Уракай, который перевёл слова короля для своих соплеменников.