Твои глаза, как горячий лед, Сила Богов к небесам зовет, Ветер ночной за тобой пойдет, Душа жива, тело отойдет… Твои глаза — ледяной огонь, А сердце бьет, завершая круг… Рекою темной застыла кровь И все навек замерло вокруг… White Hot Ice — Ангел Если ливни идут стороною, вспомни, тени тех ли историй? Чтил ты? Помнил? Небо короной, Земли любовью укроют тебя, Воздух станет горьким и пресным, если вдруг и жить станет тесно; Боль не убить и нет того места, где бы беда не застала тебя. Septem Voices — На краю
***
Герцогство Конлей, замок Вудроу Они вбежали через парадные ворота. Не обращали внимания ни на что вокруг. Граф Идрис едва поспевал за королями, хоть и понимал, что толку от его присутствия особо не будет. Джозеф перепрыгивал через три ступени, едва не сбил с ног кого-то из слуг и всё же налетел на кого-то из советников. Первый этаж миновали быстро. На подъёме от второго до третьего Джозеф буквально считал ступени. Сердце бешено билось в груди, а живот скрутил неприятный спазм. Дыхание участилось, но мужчина упорно не позволял плохим мыслям поселиться в голове. Гнал их прочь, не тратя время даже на их развитие. Едва оказавшись в коридоре третьего этажа, где находились королевские покои, короли заметили столпившихся у дверей покоев кронпринца людей: лекари, слуги, вельможи, советники и даже несколько гвардейцев. — С дороги! — рявкнул Джозеф, расталкивая толпу. Вихрем влетев в покои сына, он вбежал в спальню в тот самый момент, когда главный придворный лекарь опустил веки юноши. Стефан вбежал следом. Сглотнув подступивший к горлу ком, Джозеф первым шагнул к постели. — Мне искренне жаль, — внезапно охрипшим голосом проговорил Брендон, обернувшись к королям. Пальцы его рук заметно подрагивали. — Что случилось? — первым заговорил Джозеф. Он неотрывно смотрел на сына, сам еще не понимая, что здесь не так. — Что с Аланом? Он болен? Лекарь опустил голову, отрицательно мотнул ею. — Чего ты головой мотаешь? — внезапно разозлился монарх, подойдя вплотную к постели. — Разве так сложно ответить на мой вопрос? — Ваше Величество… — голос Брендона упал до шепота, полного скорби. — Мы… Я… ничего уже нельзя было сделать. Мы не успели… Было уже слишком поздно… Подняв руку, Джозеф призвал его замолчать. Осторожно склонившись над сыном, коснулся ладонью его лба. — Холодный, — промолвил в изумлении мужчина. — Он такой холодный. Брендон, где слуги? Пусть затопят ка… Голос так и оборвался. Рука Джозефа надо лбом сына дрогнула. Взгляд устремился вниз. Грудная клетка не вздымалась. Дыхания не было слышно. — Алан… — подступивший к горлу ком мешал нормально говорить. — Мне очень жаль, — низко опустил голову Брендон, сложив руки перед собой. — Мы ничего не успели сделать. Было слишком поздно. Его Высочество… мёртв. Облизнув пересохшие губы, Стефан недоверчиво посмотрел на согнутую спину лекаря. Перевёл взгляд на Алана, безмятежно лежащего на постели. Плечи Джозефа дрогнули. Его напряженный взор был устремлён только на принца с побледневшим лицом и посиневшими губами. По светлой шее тянулись подозрительные тёмно-синие венки. — Алан, сынок, — позвал Джозеф, протянув дрожащие руки, приподнимая тело юноши за плечи и прижимая к груди. — Очнись, слышишь? Не нужно так нас пугать. — Ваше Величество… — попытался было вмешаться Брендон, но прикусил язык. Попятился назад на выход, проходя мимо венценосного реверида. — Алан, проснись, — нервная улыбка тронула губы Джозефа. В голосе послышались слёзы. Мужчина переменился в лице. — Алан? Неверие сменилось осознанием. — Алан? Алан! Крепко прижав бездыханное тело сына к груди, Джозеф беспомощно огляделся: — Стефан, он же не… Это ведь не взаправду? Он ведь не умер, так? Этого не может быть… — Боюсь, что это правда, — с трудом вымолвил Стефан, сжав кулаки от бессилия. Больнее всего было видеть, как опускаются плечи мужа, как руки крепко сжимают мёртвого сына, а серые глаза наполняются слезами. — Нет, он просто спит, — твердит Джозеф, но в глубине души прекрасно понимает, что врёт сам себе. Врёт, пытаясь сдержать эмоции. Врёт, не желая признавать страшную правду. Стефан и сам не замечает, как начинает отступать. Выходит из спальни первым. Лекари во главе с Брендоном что-то говорят, но он не слышит их. Лишь видит, что губы шевелятся, но никаких звуков они не издают. Люди в коридоре поднимали руки, вроде бы касались плеч младшего короля, но Стефан этого не чувствовал. Видел, их лица, выражающие соболезнования. Видел их опущенные головы. Мир вокруг внезапно перестал существовать. Смолкли все звуки. Перед глазами всё поплыло, размывая образы впереди. Ревериду понадобилось время, чтобы понять, что мир вокруг заволокла отнюдь не странная пелена, а лишь его собственные слёзы, внезапно проступившие. Они текли по щекам быстрым потоком, капали с подбородка, но Стефан их особо не чувствовал. Сердце билось уже не так быстро, как прежде. Подозрительно медленно, едва ощутимо, что заставило короля прижать руку к груди и сжать в кулак. Странная пустота. Такая необычная, несвойственная ему, причиняющая нестерпимую боль. Судорожный вздох, сорвавшийся с уст Стефана, стал первым звуком, который он услышал за то время, что брёл от покоев сына. Отрешенный, ничего не видящий взгляд скользнул по лестнице, ведущей на нижние этажи. Стефан всегда боялся потерять Джозефа. Даже мысли о кончине мужа заставляли сердце болезненно сжаться, а к горлу подступить противный ком. Но реверид никогда не думал, что переживёт сына. Никогда не думал, что будет так больно и тяжело осознавать, что Алана больше нет. Конечно, как у многих порой проскальзывало мимолётное «а что если…», но оно так и не получало развития. И до сего дня Стефан никогда бы не подумал, что будет оплакивать Алана, нежеланного ребёнка, на которого ему всё же было не всё равно. Положив руки на перила и вцепившись в них до побелевших костяшек, младший король как-то потерянно посмотрел перед собой.***
Лето 934 года. — Папа, смотри! — маленький Алан уверенно подбежал к семнадцатилетнему родителю, протягивая едва распустившуюся тёмно-красную розу. Ручки мальчика были в царапинах, но сам малыш не замечал этого, как и того, что шипы впиваются в нежную кожу. — Правда красиво? Стефан растерянно посмотрел сначала на сына, затем на протянутый цветок. Не так давно Джозеф уехал в Хоард, дабы разобраться с мятежом, вспыхнувшим среди пограничных войск. Разногласия между супругами, как и холод в их отношениях, были заметны и понятны каждому. Вот уже несколько дней младший король ходил с непроницаемым лицом, умело скрывая недовольство и обиду, когда едва уехав Джозеф послал гонца с письмом для барона Калеба Эдена, беременного Мыша, вставшего между супругами. Оставшись один, Стефан часто проводил время в компании стражников и графа Фергуса Диггори, что порой проявлял чудеса сдержанности и не пытался зажать венценосного реверида при первой же возможности. Но чаще всего это случалось ближе к вечеру, а в дневное время, когда особо ни с кем не хотелось говорить, юноша иногда наведывался в детскую к сыну или же бесцельно гулял по саду, как сегодня. — Тебе нравится? — миндалевидные серые глаза Алана смотрели застенчиво. Стряхнув с себя оцепенение, Стефан принял розу, взяв так, чтобы не уколоть пальцы. — Да, спасибо, — немного растерянно пробормотал он, присев на корточки и внимательно осмотрев поцарапанные ручки сына. — И куда только эти курицы смотрят? Казню. — Они у фонтана, на рыбок смотрят, — тут же сдал своих нянек с потрохами мальчик. Подавшись вперёд, он обнял отца за шею, тесно прижавшись. Блаженно улыбнулся. — Можно побыть с тобой? Не хочу с ними. Они скучные, а с тобой всегда интересно. — Ладно, побудь, но только при условии, что не будешь действовать мне на нервы, — сдался Стефан, оцепенев. Ему всё еще было сложно находить общий язык с сыном. Он просто не знал, что делать с детьми, как с ними надо говорить. Вернее, видел, как няньки сюсюкают с Аланом, но морщился от этого, как и сам кронпринц. — Ура! — громко крикнул на ухо ревериду мальчик, еще сильнее стиснув его шею. — Полегче, маленький убийца, я еще жить хочу, — скривившись, Стефан отстранил сына от себя. Встав и выпрямившись, неспешно двинулся дальше, задумчиво вертя в руке сорванную розу. Алан шел рядом, привычно о чем-то щебетал. Судя по обрывкам того, что слышал Стефан, снова жаловался на своих нянек и учителей. Ничего удивительного, ведь в отсутствие Джозефа те часто любили бездельничать и забывали о своих прямых обязанностях. — Ты скучаешь по папе, — неожиданно сказал Алан, вынуждая младшего короля отвлечься от своих мыслей. — С чего ты взял? — как можно более равнодушно вопросил юноша. — Видно. Ты всегда молчалив и много думаешь, если тебя что-то тревожит. — Наблюдательный. — Ага, — воспринял это как похвалу Алан, совсем не обидевшись на то, что губы родителя скривились. — Папа не прав, что выбрал Мышь. Он воняет. Стефан едва заметно улыбнулся, когда лицо мальчика скривилось в гримасе отвращения и неприязни. Приятно осознавать, что у твоего сына такие же мысли по поводу новой пассии мужа. — Но ты не волнуйся, — застенчиво улыбнувшись, Алан протянул руку и стиснул пальчиками ладонь родителя, — я тебя никогда не обижу. И не оставлю.***
Шумно выдохнув, заставляя себя успокоиться и собраться с мыслями, Стефан наконец-то отцепился от перил. Двинулся дальше по коридору. Мимо шли слуги, вельможи, стражники. У всех шевелились губы, но слов по прежнему не было слышно. Лишь оглушительно билось сердце в груди венценосного реверида, тщетно пытавшегося скрыть от всего мира свою трагедию. Ноги отчего-то подкашивало, но он продолжал идти, минуя детскую…***
Март 940 года. До чего же приятно вернуться домой, занять своё законное место! Закалённый ссылкой в монастырь Святого Кевана и войной с Бранкией, Стефан заметно возмужал. Но не он один успел измениться за эти шесть лет, что лишь по-началу казались вечностью, а теперь — лишь мигом. — Папа! — радостный крик Алана заставил его учителя по военному делу и нянек встрепенуться, обернуться. Стефан привычно хмыкнул, окинув оценивающим взглядом сына. Мальчику этим летом исполнится девять, а он уже достаточно хорошо сложен, заметно подрос, лишившись очаровательной детской припухлости и еще больше стал похож на Джозефа. Ухмылка пропала с лица реверида, сменившись недоумением, когда Алан подлетел к нему и крепко обнял. — Наконец-то ты вернулся, пап, — зарывшись лицом в грудь Стефана, кронпринц шумно выдохнул. Крепче стиснул талию родителя руками, сжав ткань черной шелковой рубашки на спине. — Я скучал по тебе. Я думал, что больше никогда тебя не увижу. — И тем не менее, я здесь, — едва заметно улыбнувшись, Стефан обнял сына за плечи. Сначала робко, а затем крепче прижал к себе, подавшись порыву и поцеловав его в черную макушку. — Отец поступил глупо, что отослал тебя, ведь… — подняв голову, Алан умолк. Серые, похожие на пасмурное небо, глаза расширились. Рука мальчика потянулась к лицу реверида, осторожно коснулась шрама-клейма на правой щеке. — Это… Откуда? Король криво усмехнулся. Ну да, когда Джозеф клеймил его, то Стефан до самой ссылки в монастырь провалялся в постели, отходя от побоев. И разумеется, что сына к нему не пускали, так что последний раз он видел Алана той самой ночью, когда трое неизвестных поставили его перед выбором. — Пап? — в голосе мальчика слышалась тревога. — Что это? Откуда? — Постыдился бы, — буркнула какая-то тучная матрона, не скрывая своего презрительного взгляда по отношению к младшему королю. — Ты что-то сказала? — расправив плечи, Стефан свысока посмотрел на женщину, словно на ничтожество. — Да, сказала, — смело ответила та. — К кому ты вернулся? Только мужа да сына позорить. Или думаешь, что они будут рады терпеть рядом с собой потаскуна с клеймом шлюхи? — Следи за языком! — внезапно вмешался Алан, обернувшись к няньке, продолжая обнимать реверида. Серые глаза потемнели от ярости. — Не смей так говорить о короле. Папа не шлюха. — Ваше Величество, всё в порядке? — нарисовавшийся из-за спины генерал Теодорих Норрис заставил кронпринца изумлённо приоткрыть рот. — Почти, — как-то зловеще улыбнулся Стефан, продолжая буравить взглядом наглую матрону. — Не соизволите ли, генерал, поучить манерам эту даму? Думаю, что вырванный язык и зашитый рот будут лучшим наказанием за её несдержанность и болтливость. — С радостью, — сухо отозвался Теодорих, кивнув стоявшим рядом с ним стражникам. Те тут же двинулись к женщине, которая зашлась криком. — Совсем распустились, — фыркнул младший король, потрепав сына по волосам. — А шрам… это ведь отец? — Алан поджал губы. — Это из-за того, что было тогда, когда те трое..? — Не будем об этом. Всё равно ничего не вернёшь и не исправишь. — Но это неправильно! Ты ведь пытался меня защитить. Почему никто не хочет мне верить? Почему никто не понимает, что ты меня защищал? — Алан, спокойно, — одёрнул сына Стефан, нахмурившись. — Не стоит пытаться что-то доказывать тем, кто всё равно не видит дальше собственного носа. Никогда не пытайся оправдываться перед другими. Они этого не достойны. — Хорошо, — кивнул мальчик, и снова крепко стиснул талию реверида, уткнувшись лицом ему в торс. — Не бойся, теперь я вырос и стал сильнее. Я защищу тебя от кого угодно. Даже от отца. Тень улыбки легла на тёмные уста Стефана.***
Собственные комнаты встретили звенящей тишиной и привычным холодом. Пройдя мимо слуг, он вышел на балкон. Глаза всё же стало неприятно пощипывать. Затаив дыхание, в очередной безуспешной попытке приказывая себе успокоиться, Стефан поднял взгляд к тёмному беззвёздному небу. «Нужно взять себя в руки, — твердил он себе. — Никому твои слёзы не нужны. Все умирают, рано или поздно. Это неизбежно». Но отчего же тогда так больно? Отчего слёзы никак не проходят? А ведь он столько лет жил с мыслью, что Алан для него не так уж и важен.***
Осень 942 года. — Мы ведь победим? — Алан с тревогой и надеждой заглянул в глаза родителю, пока его младший брат жался к плечу младшего короля, храня молчание. Каин был немногословен, а в последние дни, чувствуя общее напряжение, и вовсе постоянно помалкивал. Говорил мало и то по делу. Знал, что Стефан не любит бессмысленный трёп, да еще и тревога сильно давила. — Попытаемся, но в таких случаях никогда нельзя быть до конца уверенными, — спокойно ответил Стефан, задумчиво глядя перед собой. — Как бы нам того не хотелось, но может так случиться, что победят враги. — Но это неправильно, — недовольно буркнул кронпринц. — Невозможно всегда выходить победителем из ситуации, битв и войн, — усмехнулся отец. — Увы, но так устроена жизнь. Нужно уметь проигрывать и принимать поражение достойно. — А потом нанести врагу удар в спину, когда он не будет этого ожидать? — всё же подал голос Каин, за что был удостоен одобрительной улыбки венценосного реверида. — Да, именно так. Главное остаться в живых, чтобы исполнить задуманное. — А папа, он ведь выживет? — снова забеспокоился Алан, и его тревога мгновенно передалась младшему брату. — Он ведь не умрёт? — Пусть только попробует, — фыркнул Стефан, — с того света достану ублюдка этого. Алан всё же улыбнулся. Осторожно разместившись на диване, примостил голову на коленях величественного молодого отца. — Пап, если что, то я защищу тебя, — твёрдо заявил он. — Сомневаюсь, — отозвался Стефан, принявшись ласково перебирать черные волосы сына. — Ты еще маленький. Боюсь, что даже сделать толком ничего не успеешь, а тебя уже убьют. — Но пап… — Тише. Твоё время еще не пришло. Это я вас должен защищать. И поверь, я сделаю всё возможное, чтобы вы остались не только живы, но и целы. Это мой долг. Как короля и как отца, не дать пострадать принцам. Не дать погибнуть моему сыну.***
— Ваше Величество? — голос, пронзивший тишину, заставил вздрогнуть и обернуться. Младший король даже не стал утирать слёзы. — Я хотел кое-что вам сказать, — тихо сказал Брендон, обернувшись и убедившись, что в королевских покоях нет больше никого. — Как понимаете, смерть кронпринца была безвременной. Примите мои соболезнования. — Оставь это для других, — устало проговорил Стефан, мгновенно почувствовав себя опустошенным, резко состарившимся и замученным. — Твои соболезнования не сделают мне легче, не вернут моего сына. — Простите, — смиренно склонил голову лекарь. — Что стало причиной смерти Алана? Яд? — Так бы решил каждый, и отчасти оказался бы прав. Принца действительно отравили, но это не основная причина его смерти. — Вот как? — покинув балкон, пройдя к столу, Стефан взял не привычную бутылку красного полусладкого, а виски. Налил янтарную жидкость в гранённый стакан на половину и тут же опрокинул в себя целиком. Поморщился, приложив запястье ко рту и носу. — Хотя, должен признать, что яд в его организме всё же был, — продолжал Брендон, наблюдая за реакцией короля. — Об этом свидетельствует почерневший язык. Уверяю вас, что его было ничтожно мало, чтобы кронпринц умер. Да, было бы лёгкое недомогание и отравление, но не более. — Так в чем причина? — по телу разлилась слабость, не то от выпитого виски, не то от произошедшего. — Мужайтесь, Ваше Величество, мужайтесь, — с нотками сожаления в голосе проговорил лекарь. — Его Высочество умер от передозировки наркотиком. Гранённый стакан, так и не донесённый до рта, с грохотом упал, осколками разлетелся по полу, расплескав выпивку. — Он… — что? — медленно повернувшись к Брендону, Стефан не смог скрыть ноток недоверия в голосе, вперемешку со страхом. — Нет, такого не может быть. — К сожалению, но это так, Ваше Величество. Сжав руки в кулаки, старясь унять дрожь, Стефан сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями и вынуждая себя успокоиться. Хочется того или нет, а правду придётся принять. Даже если ты не веришь в это. — Ты кому-нибудь еще говорил об этом? — Нет. Король Джозеф уверен, что кронпринца отравили. Да и большинство схожи в этом мнении. — Значит, будут искать отравителя, — вслух размышлял реверид. — Нет, не будут, — отрицательно качнул головой Брендон, и тут же поспешил ответить на вопросительный взгляд младшего короля. — По правде говоря, его уже нашли. Почти. Все так сильно верят в версию про отравление, что немедленно стали искать отравителя. Долго думать не пришлось, и большинство сошлись во мнении, что яд мог подать кронпринцу его личный слуга. — Ник? Сомневаюсь. — И всё же мальчишку схватили и по приказу короля Джозефа допрашивают в пыточной. Разумеется, что если несчастный действительно не виновен, то ему не позавидуешь. — Джозеф приказал его пытать? — недоверчиво косясь на лекаря, Стефан в напряжении закусил щеку изнутри. Он сильно сомневался, что Доминик мог быть причастен к отравлению Алана, а вот знать о том, что употреблял кронпринц — вполне. — Пойдёшь со мной. — Как прикажите, Ваше Величество, — ответил Брендон, быстро посмотрев на светлеющее предрассветное небо.***
Джозеф был бледен. Покои короля были погружены во мрак. Окна плотно зашторены, никого из слуг поблизости нет. Бутылка коньяка была пуста наполовину, но алкоголь не помог забыться, успокоиться и отвлечься от произошедшего. Джозеф и дальше бы оставался с телом сына, стискивая Алана в крепких объятиях, прижимая к груди, если бы его не увели. Слёзы иссякли в тот же миг, когда короля под руки вывели в коридор. В какой-то момент просто пришло понимание, что рыданиями Алана не вернуть, но это не убавляло той боли, что всё еще терзала мужчину изнутри. Он отчаянно хотел найти убийц, не верил, что сын умер естественной смертью. Кто-то осторожно высказал версию об отравлении, и взгляд Джозефа в тот же миг упал на Доминика. Мальчик был бледен, напуган. В глазах стояли слёзы. В следующий миг сознание Джозефа отключилось. Он и сам не помнил, когда приблизился к мальчишке. Зато отчетливо слышал крики Ника, когда стал осыпать его ударами кулаков, не то собираясь и вовсе забить до смерти, не то просто сделать больнее. Мужчина был уверен, что мальчишка каким-то образом причастен к гибели Алана. Скорее всего даже и сам подливал яд кронпринцу, исполняя чью-то волю. И всё же Джозефу пришлось остановиться, когда в разборку вмешались Фергус и Винсент. Первый пытался вразумить короля, уверяя, что сначала нужно до всего дознаться, а второй просто стоял в стороне, поддерживая избитого реверида-слугу. Не помня себя, Джозеф приказал отвести Ника в пыточную и допрашивать, не щадить, а сделать всё, чтобы мальчишка испытал как можно больше боли. И если Фергус еще пытался вразумить друга, требовал не спешить с выводами и изменить решение, то Винсент принялся исполнять приказ. За выпивкой и раздумьями время текло быстро, уходило словно вода сквозь пальцы. Первее всего Джозеф пытался свыкнуться с мыслью, что Алана больше нет. Видеть он никого не хотел и был искренне благодарен Стефану, что тот куда-то ушел и не пытался лезть в душу. Впрочем, слова соболезнования, которые сразу же обрушились, только еще больше раздражали и вызывали зубной скрежет. Джозеф всегда боялся потерять Алана, желанного первенца, самого любимого из всех детей. И как же больно осознавать, что страхи оказались не напрасны. Но куда больнее осознавать, что он, Джозеф, так и не смог защитить сына от этого, не смог уберечь. В покоях стояла звенящая тишина, так что тихий звук открывающейся двери показался оглушительным эхом, заставившим короля выпрямиться в кресле. Тихие робкие шаги приближались, но Джозеф даже не спешил оборачиваться к вошедшему. Сделал пару больших глотков коньяка из горла. Тонкие пальчики с перстнем из розового золота и арбузного турмалина коснулись руки короля. Ларс осторожно опустился на пол, положив голову на колено мужчине. Какое-то время сидел так, не говоря ни слова. Да и Джозеф не особо-то и обратил внимание на его присутствие, вернувшись к своим мыслям. Принять смерть сына нелегко, но придётся. Скорее всего первым делом необходимо будет заняться похоронами, отложив прочие дела на потом. — Джозеф, — голос Ларса прозвучал тихо, на грани слышимости, но мужчина всё же услышал и мрачно посмотрел на фаворита. Тот продолжал сидеть у его ног, положив голову на колено. — Боюсь, что мои слова не принесут тебе облегчения, но мне жаль. Искренне жаль, что кронпринца не стало. Король ничего не ответил. Лишь рукой коснулся пшеничных волос любовника, перебирая светлые мягкие пряди. На удивление присутствие Ларса не раздражало и не злило. Наоборот, как-то даже успокаивало. Позволяло почувствовать себя не до конца одиноким, хотя именного этого, — одиночества, Джозеф и хотел первоначально. — Я… — снова заговорил Ларс, повернувшись к королю и подняв на него твёрдый взгляд. — Я должен тебе кое-что сказать. Прости, если сейчас не подходящее время, но больше нет смысла скрывать. Джозеф лишь едва заметно кивнул, позволяя любовнику продолжить. — Я беременный… Рука мужчины дрогнула, выпустив светлую прядь. Серые очи недоверчиво воззрились на реверида, притаившегося у его ног в напряженном ожидании. — Я приму любое твоё решение, каким бы оно ни было, — уже совсем тихо сообщил Ларс. В голосе и во взгляде читалось полное смирение, которое в любое другое время непременно вызвало бы раздражение у Джозефа, но только не сегодня, не сейчас. — Ты уверен… в своём положении? — Джозеф всё же заговорил, тихо и хрипло, словно боясь, что их могут услышать. — Да, уверен. — И какой срок? — Месяц, но точнее скажут лишь лекари. Грубо ухватив Ларса за подбородок, мужчина вынудил его подняться с пола. Сам встал с кресла, долго и пристально вглядываясь в лицо любовника. А затем привлёк к себе, стиснув в крепких объятиях. Не было больше привычного аромата лаванды, даже самых слабых его отголосков невозможно было уловить из-за внезапной беременности. Впрочем, Джозеф догадывался, что секс в течку не может быть без последствий. И если раньше он был твёрд в намерении в случае чего отправить Ларса к Брендону на чистку, дабы избавиться от бастарда, то теперь подобного желания и в мыслях не было. Хоть в душе и понимал, что никто никогда не сможет заменить Алана, но мысли о грядущем рождении нового ребёнка хоть немного давали надежды. И тут Джозефа пронзила не утешительная догадка. Все его дети так или иначе умирают. Маргарет, четверо детей от Рамоны, а теперь еще и Алан. Живыми на данный момент пока еще остаются лишь Каин и Реджинальд. «Перед смертью мадам Шарлотта Теранс прокляла вас. Она пожелала, чтобы род Неванов навсегда прервался. Твердила, что трон Рэйнфога достанется лишь истинному королю». Не то, чтобы Джозеф верил во весь этот бред, но всё же семя сомнения зародилось в его душе. И начало прорастать. — Я приму любое твоё решение, — нарушил затянувшееся молчание Ларс, напомнив о своём существовании. — Оставим, — не сразу ответил Джозеф, выдержав паузу. — Мы оставим его. У короля должен быть наследник. Законный наследник. Прижимая реверида к груди, мужчина не мог видеть, как губы первого растянулись в победной ухмылке, а фиолетовые глаза зажглись ликованием. Казалось, словно бы Джозеф успел забыть, что у него и так есть наследник, маленький принц Реджинальд, которому вот-вот исполнится год.***
Едва они успели спуститься в подвал, как услышали душераздирающие крики. Стефан совсем не изменился в лице, и шага не ускорил, а вот Брендон заметно напрягся. Многие придворные боялись королевских палачей, обитающих в тёмном подвале и вершащих свои мрачные дела в камерах пыток. Так уж повелось, что слава всегда опережала их. Непокорных и неумелых слуг часто запугивали палачами, приписывая последним такие зверства, о которых не каждый надумает подумать, не то что заикнуться. У дверей одной из камер пыток стояли караульные, которые напряженно смотрели перед собой или под ноги. Но они тут же подобрались, едва младший король приблизился к ним. — Ваше Величество, вы пришли немного не вовремя… — Боитесь, что я помешаю Асеру и дальше развлекаться? — наградив стражников холодным взглядом, Стефан уверенно толкнул дверь, проходя внутрь. Брендон проскользнул следом. В нос тут же ударил целый букет неприятных ароматов: мочи, кала, жаренного мяса, крови, пота и рвоты. Поморщившись, реверид посмотрел на огромного широкоплечего мужчину в льняных тёмных штанах, кожаном фартуке мясника на голый торс и в тёмном капюшоне, из-за которого не были видно ни волос, ни лица палача. Он стоял так, что спиной загораживал обзор вошедшим, и судя по воплям пытаемого, там происходило что-то ужасное. — Довольно, Асер, — громко приказал Стефан, снова поморщившись. На этот раз от хриплости собственного голоса. Палач тут же обернулся. Смерил тяжелым взглядом младшего короля, но всё же поспешил исполнить приказ. Шагнул вперёд, за поводок уводя в сторону тучного кабана, который яростно рвался к своей жертве. Брендон поджал губы, отведя взгляд. Доминик, слуга и любовник покойного кронпринца, лежал на полу, поскуливая. А ведь от силы прошло не больше пяти-шести часов, но как оказалось, этого было более чем достаточно, чтобы в умелых руках Асера мальчишка превратился в чудовищное замученное нечто. Одежды на Нике не было, да она была ему явно не к чему. Бронзовую кожу украшают сильные кровоподтёки. Пальцы рук крупно дрожат и если приглядеться, то можно заметить, что ногти вырваны с мясом, а кровоточащие раны местами прижжены. Бёдра Ника широко раздвинуты, внутренняя сторона вся в тёмных и алых подтёках. Но отнюдь не это повергло пухлощекого лекаря в ужас. Спина мальчишки. Местами она покрыта глубокими порезами и следами от плети, но на уровне лопаток и у плеч кожи нет вовсе, мясо в некоторых местах вырвано кусками. Теперь-то понятно, что именно делал ручной кабан Асера. С удовольствием медленно пожирал Доминика, отрывая куски плоти от живого ужина острыми желтыми клыками. Нисколько не изменившись в лице, Стефан равнодушно кивнул Бредону, позволяя приблизиться к юному ревериду. Ник всхлипывал, тяжело дышал, поскуливая. Его тело била крупная дрожь, а лицо исказила гримаса боли и ужаса. То, что мальчишка до сих пор жив, а не скончался от болевого шока, было едва ли не чудом. Еще в те времена, когда Стефан был в первой ссылке и нёс службу в гарнизоне Проклятых, он хорошо помнил тот ужас, что творили бывшие ревериды. Как обращались с полноценными мужчинами и мальчиками, что попали к ним случайно или же в ходе войны. Но когда в руки бывших двуполых попадали бранкийцы, то с пленными обходились особенно жестоко. Излюбленной пыткой было сломать врагу ноги и руки, или же вовсе отрубить кисти и стопы, а затем бросить в вольер с натасканными псами, которые убивали отнюдь не сразу, а рвали на куски, пожирая несчастных. На тот момент Стефан уже успел стать достаточно жестоким, чтобы подобное зрелище если не приносило удовольствия, то вынуждало оставаться равнодушным, безучастным. Иногда он начинал задумываться о том, что ревериды по природе своей кровожадны и жестоки, иначе и не объяснишь едва ли не поголовную любовь к изощрённым пыткам, казням и безжалостным убийствам, а также к унижению. — Живой, — хоть Брендон и сказал это тихо, но его голос показался оглушительно громким. — Жить будет, но вот сможет ли он сам жить с этим… — Сможет, — холодно перебил его Стефан, скрестив руки на груди. — Если сам не захочет жить, то заставим. Ник, ты ведь хочешь жить? Хочешь, чтобы этот кошмар закончился? Раз и навсегда? Но слуга ничего не ответил. Лишь болезненно застонал, когда руки лекаря стали его переворачивать. Решив, что смотреть больше не на что, да и от полутрупа вряд ли можно что-то узнать, Стефан удалился. Предчувствовал, что Джозеф будет зол из-за этого, но он сможет ему всё объяснить, хоть и придётся рассказать правду. В любом случае придётся рассказать об истинной причине смерти Алана.***
Похороны Алана состоялись спустя два дня после его смерти. Гроб с телом кронпринца поместили в фамильный склеп. Массивный, из благородного красного дерева, обитый изнутри бархатом насыщенного красно-винного цвета, он помещался в саркофаг из черного мрамора с льдисто-голубыми прожилками, инкрустированный драгоценными камнями, золотом и украшенный фамильным гербом Неванов: крылатым змеем с короной над головой. И вновь весь двор был облачен в белоснежные одежды. Вновь играла тихая похоронная музыка, а столы в пиршественной зале были накрыты белоснежными скатертями и среди яств можно было увидеть кувшины и графины с белым вином. Но далеко не всё было так, как в дни похорон королевы Рамоны и её детей. Не было слышно причитаний, слов соболезнования или стенаний. Всё это уже было ранее, в ту самую ночь, когда Алан скончался. И поднимать эту тему снова никто не рисковал. Отчасти из-за того, что большинство придворных напрягал мрачный сосредоточенный взгляд Джозефа, будто бы ушедшего в себя, и внешний вид Стефана, который всё же решился и облачился в траурные одеяния. Возможно, что кто-то уже успел фыркнуть о лицемерной натуре младшего короля и его желании подлизать зад старшему, но лишь самые близкие друзья и товарищи знали, что ничего подобного не было. Стефан действительно оплакивал сына, всё же Алан был ему не безразличен. А то, что с той ночи реверид не проронил больше ни одной слезинки и на похоронах не кинулся на крышку гроба, рыдая, — было вполне в его духе. На общем фоне выделялись лишь гости из Гюсолота, которые переоделись в черные одежды. Их оба короля старательно избегали. По крайней мере, Джозеф сейчас меньше всего хотел обсуждать с ними перспективы мирного договора. Не видел в этом смысла и был уверен, что гюсолотцам не помешало бы вернуться к себе домой, ведь и дураку понятно, что никакой свадьбы теперь не будет, даже если мир всё же будет заключен. И всё же, как бы ни хотелось, а пришлось вновь сесть за стол переговоров. Стефан сменил траурный наряд на привычные одеяния уже на следующий день после похорон, чем вызвал тихое возмущение у большинство придворных и даже гостей. Но Джозеф не пытался попрекнуть супруга в равнодушии или лицемерии, ибо последнего никогда за ним просто не замечал. Хотя сам при этом не спешил снимать белые одежды. — Еще раз примите наши соболезнования, — говорил посол Игнацио Нестор, стараясь придать своему голосу как можно больше скорби. — Для любого родителя большая боль и утрата пережить своих детей. Тем более, когда подобное случается не впервой. — Я думаю, что нам особо нечего обсуждать, — заговорил Джозеф, бросив быстрый взгляд на Стефана и заметив его кислую физиономию. — Моё предложение о торговых отношениях всё еще остаётся в силе. Конечно, оно совсем не подходит под те условия, которые вы выдвинули, но зато позволяет заключить хотя бы такой мир. Вы ведь и сами понимаете, что теперь, когда моего сына не стало, то ни о каком браке не может быть и речи. — Да, жаль, что так всё вышло, — заговорил дон Буджардини, переплетя пальцы между собой и поставив на них свой острый подбородок. Он пристально смотрел на старшего монарха своими тёмными глазами. — Но вы забываете, Ваше Величество, что есть еще один человек, который вполне способен послужить нашим целям. — Реджинальд еще слишком мал, а Каин… сомневаюсь, что вы готовы переступить через себя и свои убеждения, — Джозеф начинал раздражаться, хоть внешне этого и не было заметно. — Но мы не говорим о ваших детях, Ваше Величество, — продолжал седовласый, совсем не замечая недоумевающего взгляда посла. — Мы говорим о вас. Мы предлагаем заключить брак во имя мира между вами и прекрасной донной Лукрецией. Донна Лукреция тут же вскинула голову, уставившись на старшего короля своими серо-голубыми глазами. Щеки мгновенно вспыхнули, а сама девушка как-то странно напряглась. Нахмурившись, Стефан нервно поигрывал гранатовым кулоном, иногда стискивая его так, что крошечные шипы больно впивались в подушечки пальцев. — Весьма любопытное предложение, дон Буджардини, — заговорил реверид, опередив мужа, — но вам не кажется ли слишком жестоким обрекать столь юное создание на этот брак? — Все мы должны идти на жертвы во имя чего-то большего, Ваше Величество. — Скосив взгляд на младшем короле, Михель Буджаржини с трудом подавил отвращение, что так и норовило нарисоваться на его лице. — Уж вам ли не знать это? — Нет, — уверенно сказал Джозеф. — Ни о каком браке не может быть и речи. Кроме того, как правильно заметил мой супруг, не стоит обрекать столь юное дитя на такую ужасную жизнь. Или вы не знаете про ситуацию при моём дворе? Перестав поигрывать кулоном, Стефан пристально посмотрел на мужа. «Это ты сейчас так тонко намекаешь, что девчонка долго не проживёт?» — Знаем, — кивнул посол дон Нестор. — Вроде бы среди народа молва ходит, что над вами нависло проклятие. Иначе черни сложно понять, почему почти все ваши супруги и любовники либо так легко теряют своё положение, либо же умирают. Все, кроме одного. — На всё воля Деудедита, — ядовито улыбнувшись, Стефан потянулся за чашей с густым красным вином. Отсалютовав ею, сделал большой глоток, и тут же встал из-за стола. — Прошу меня простить. Полагаю, что дальше вы и без меня справитесь. Джозеф лишь едва заметно пошевелил пальцами, но не стал пытаться остановить супруга. Чувствуя спиной недовольные взгляды гюсолотцев, Стефан вышел в коридор. И сразу же отправился в лазарет. Еще прошлым вечером Брендон сообщил, что Ник пришел в себя. Мальчишку почти постоянно опаивали маковым отваром, дабы он как можно меньше чувствовал боли и набирался сил, ведь впереди его ждал долгий разговор с одним из королей. Когда Джозеф узнал, что «отравителя» не только перестали пытать, но и отправили в лазарет, он был в ярости. И первым делом потребовал объяснений. Делать было нечего и пришлось рассказать правду. Говорил в основном Брендон, который перед похоронами еще раз тщательно осмотрел тело Алана. Джозеф слушал молча, не перебивая. Но от правды он не перестал злиться и обвинять Доминика во всех смертных грехах. Однако, в отличие от мужа, горящего желанием изничтожить несчастного слугу, Стефан куда больше хотел дознаться до истинны. Сомневался, что наркотики и смерть Алана были случайными. В лазарете привычно пахло травами и лекарствами. Пройдя в дальние помещения, где находились койки для больных, отгороженные друг от друга ширмами, король остановился у той, что была ближе к окну. Ник был в сознании, бледный, с осунувшимся лицом и затравленным взглядом, он лежал на боку. Лекари запретили лишний раз тревожить раны на спине, так что приходилось быть всё время либо на боку, либо на животе. — Ваше… — начал было Ник, но тут же замолк, едва мужчина поднял руку. — Не трать силы на всякие любезности, — Стефан смотрел на мальчика с равнодушием, не испытывая к нему ни жалости, ни соболезнования, ни особо сильного гнева и ненависти. — Я хочу знать правду. Ты ведь наверняка знаешь, когда и почему Алан стал принимать наркотики? Расскажешь? Слуга слабо кивнул. Нервно сглотнул подступивший к горлу ком, сжав стёганное покрывало. Ему ничего не оставалось, кроме как рассказать всё, что знал. Стефан почти не изменился в лице, когда узнал, что перемены в Алане случились после того случая на охоте. Младший король даже засомневался: а стоит ли пересказывать обо всём этом Джозефу? Что-то подсказывало ему, что муж окончательно впадёт в депрессию, если узнает, что именно их ссоры и послужили причиной того, что Алан подсел на наркотики, а они сами были слишком увлечены собственными разногласиями, чтобы заметить подозрительное поведение сына. Сжав кулаки, Стефан вспомнил, как много раз замечал то, что Алан слишком уж странно чесал руки и выглядел порой потерянным. Вспомнил и расширенные зрачки, за которыми совсем пропадала серая радужка и обильный пот. Вспомнил и то, что с конца весны сын стал носить рубашки только с длинным рукавом и перестал их подворачивать, даже если на улице было жарко. Ник продолжал рассказ. Говорил медленно, подбирая слова, часто прерываясь, дабы перевести дух и поморщиться от боли в теле. Глаза сами собой слезились, а голос юного реверида всё чаще надламывался, выдавая его эмоции. Едва Ник упомянул новых стражников, прибывших из Тилара за некоторое время до той самой злосчастной охоты, как Стефан моментально переменился в лице. Маска спокойного равнодушия дала трещину, и фиолетовые глаза короля угрожающе сверкнули. — Говоришь, они просто предложили Алану попробовать наркотик? — то, что голос Стефана завибрировал от гнева, не укрылось от слуги и тот испуганно посмотрел на мужчину. — Да… то есть, нет. Они потом стали поставлять ему «Блаженный туман»… Король даже переспросить ничего не успел, когда со стороны двери раздался громкий вздох главного придворного лекаря. — Что не так, Брендон? — обернулся к пухлощекому мужчине Стефан. — «Блаженный туман», — заговорил тот, заметно нервничая. — Еще повезло, что Его Высочество умер так. Простите, если мои слова прозвучат не очень корректно, но хорошо, что жизнь кронпринца оборвалась именно так, а не иначе. — О чем ты таком говоришь, глупец?! — О том, что знаю, Ваше Величество. У «Тумана» есть последствия, которые намного страшнее смерти от передозировки. Мало того, что он вызывает сильную зависимость, так еще и бросить эту дрянь практически невозможно. Люди, употребляющие данный наркотик, в среднем живут лишь полтора года, но их жизнь больше похожа на ад. Зуд на руках или на теле — лишь малая часть того, чем чревато употребление «Тумана». В последствии всё это перерастает в кровоточащие язвы, а после человек начинает заживо гнить. Уж поверьте мне, Ваше Величество, я видел людей, которые подсели на этот наркотик и употребляли его не больше года. Всё начинается именно с конечностей. У кого-то гниют ноги, а у кого-то руки, и чаще всего, это происходит достаточно быстро, так что оглянуться не успеете, как на одной кости будут болтаться ступни или кисти. У Его Высочества язвы были на руках, а многие из ранок уже начали гнить. Если бы не яд и передозировка, то ваш сын скончался бы в страшных муках! Стефан недовольно прыснул. То, что рассказал Брендон звучало еще не лучше, чем-то, что в итоге случилось. И всё же, Стефан не собирался давать спуску ни тем ублюдкам, что пичкали сына «Блаженным туманом», ни тому, кто посмел его отравить. — Ты ведь помнишь тех стражников? — сжимая кулаки, вопросил король, обращаясь к слуге. — Знаешь их имена? — Да, знаю, — робко кивнул Ник. — Его Высочество довольно часто проводил с ними время. Наклонившись к нему, Стефан весь обратился во слух, запоминая каждое услышанное имя. Он уже заранее знал, что сделает с теми стражниками. Их смерть послужит примером для остальных, а заодно и предупреждением. Пусть все знают, что никому не позволено безнаказанно идти против королевской семьи! Выпрямившись, не сказав больше ни слова, Стефан покинул комнату покоя, кивком головы велев главному лекарю следовать за ним. Реверид выглядел сосредоточенным, о чем свидетельствовала стиснутая челюсть, нахмуренные брови и скованные движения. — Избавься от него, — неожиданно приказал король. — Простите? — опешил Брендон, вопросительно посмотрев на него. — Ты всё правильно слышал. Избавься от мальчишки. Он не меньше других повинен в смерти Алана. Знал обо всём, но молчал в тряпочку. А это равносильно предательству. — При всём уважении к вам, то по такой логике вас нужно винить в смерти кронпринца так же, как и мальчика, — набравшись смелости, заговорил лекарь. Поёжился, поймав на себе испепеляющий взгляд короля. — Ведь если верить словам слуги, то ваши с королём Джозефом разногласия привели к столь плачевному исходу. — Поговори мне тут! — угрожающе процедил Стефан. — Тебе отдали приказ, так что исполняй его. — Исполню, но прежде вам бы следовало знать, что мальчик в положении. И судя по всему, этот ребёнок будет от покойного кронпринца. Если Брендон надеялся таким способом воззвать к здравомыслию Стефана, то жестко просчитался. Для такого реверида, как Железный Король, не было причин для помилования виновных, даже если этой причиной были дети. — Избавься, — твёрдо повторил Стефан. Покидая лазарет, он громко хлопнул дверью. Прислонившись к стене, провёл пятернёй по волосам. Дёрнул себя за прядь на затылке, приводя себя в чувство и уверенно двинулся на тренировочное поле. Именно там проводили время нужные ему люди. Реверид отчасти удивился, что вся четвёрка оказалась в одном месте. Винсент усердно гонял молодых стражников, отчитывая их за леность. Фергус, Эдуард и Фредрик сошлись втроём в тренировочном поединке. Бились не в полную силу, что-то обсуждая между собой. — Маркиз! — окликнув военного министра, Стефан кивнул головой, приглашая пройтись. Фергус тут же передал меч своему помощнику и поспешил к королю. «Всегда готовый прийти на помощь, исполнительный и верный друг двух королей», — про себя фыркнул реверид, отчего-то испытав странное чувство недоверия к тому, кто все эти годы помогал ему избавляться от неугодных личностей. Но отнюдь не один Фергус прошел следом за королём. Винсент Рамиро, Эдуард Кланкей и Фредрик Идрис встали рядом со Стефаном, глядя на него с выжиданием. Венценосный реверид даже позволил себе усмехнуться, видя, как на дне глаз его соратников плещется верность наравне с кровожадностью. — Ваше Величество, вы о чем-то хотели поговорить? — маркиз Диггори зловеще оскалился, подобно волку, учуявшему свежую добычу. — Есть несколько человек, от которых следует избавиться, — заговорил Стефан, стараясь особо не показывать своего злорадства. — Но сделать это нужно так, чтобы донести истину до всех. Четверо мужчин дружно переглянулись. — Назовите их имена, — с готовностью потребовал Фредрик, облизнув пересохшие губы. Фиолетовые глаза короля хищно сверкнули. Переполох, случившийся на следующее утро, заставил весь Вудроу поёжиться. Собравшиеся придворные бурно обсуждали увиденное, вслух строя догадки. Гости из Гюсолота, мигом слетевшиеся на переполох, все как один стали громко причитать, осенять себя знамением и просить у Деудедита защиты от тёмных сил, ибо такое мог сотворить только дьявол. Ларс едва поспевал за Джозефом, который уверенным быстрым шагом пробирался через толпу, дабы вблизи узреть то, что вызвало такой ажиотаж. На высоких воротах раскачивались три изуродованных тела. Обнаженные молодые парни, которые были из числа новичков, прибывших из Тилара, безвольно висели на крюках, вонзённых в их глотки, что крепились цепями к острым пикам на вершине забора. Рты широко раскрыты и нижняя челюсть отъехала чуть в сторону. Руки, лишенные кожи и мяса по самые локти, связаны спереди, но не верёвкой, а колючей проволокой. Тоже самое было и с ногами. Остальные участки плоти покрывали следы пыток: глубокие ожоги от раскалённых щипцов, широкие надрезы лезвием, кое-где из мяса торчали осколки стекла. В соски были вдеты крючки с заострённым лезвием по всему изгибу, а от них тянулись верёвки, к которым были привязаны прозрачные небольшие колбочки с белым порошком. Над телами уже начинали виться мухи, а вороны нагло выклёвывали полные ужаса глаза несчастных. — Кто посмел? — прорычал Джозеф, чувствуя, что начинает злиться. Оглядевшись, он тут же выцепил взглядом из толпы Стефана. Тот стоял в стороне, в компании четырёх мужчин. И если Винсент лишь недовольно хмурился, скрестив руки на груди, то у остальных на лицах читалось явное удовлетворение. — Ужас какой! — где-то рядом охали и ахали гюсолотцы. — Как кому-то смелости хватило делать нечто подобное, да еще и в королевском замке? — Хватило, — мрачно буркнул граф Виктор Бертрам. — Тому, кто знает, что останется безнаказанным. — А вы знаете, кто этот мерзавец, лорд? Граф посмотрел в сторону младшего короля и его шайки, а гюсолотцы с радостью последовали его примеру. Мысленно Джозеф застонал от негодования. Гостям сложно будет объяснить, почему Стефан так жестоко обошелся со стражниками, и почему сам старший король ничего при этом не сделал. Мужчина всегда знал, что ничего просто так его любимый мальчик не делает, как и то, что тот не станет оправдывать свой поступок перед другими. И всё же, монарху было интересно узнать о причине, по которой они сегодня утром имеют честь наблюдать всё это. Решительно миновав толпу, он приблизился к Стефану. Фергус тут же перестал улыбаться, как-то странно кашлянул, на всякий случай отступив в сторону и остальной троице жестом велев следовать за ним. — Нет, Винсент, ты останешься здесь, — сказал Джозеф, вынуждая капитана королевской гвардии задержаться. Он тут же перевёл взгляд на реверида. — Я требую объяснений, Стефан. Назови мне причину, по которой я сейчас не должен тебя отправить в темницу за произвол и умышленное убийство. Или думал, что я не догадаюсь, чьих это… — Хочешь знать причину? — улыбка пропала в миг с посуровевшего лица Стефана. — Хорошо, я тебе скажу. Но не здесь.***
Двери были плотно закрыты изнутри, а стража снаружи была предусмотрительно отослана прочь. В покоях находились лишь трое. Выслушав супруга, Джозеф потянулся за выпивкой. В голове просто не укладывалось, что кому-то понадобилось избавляться от Алана ТАКИМ методом. Рука мужчины, стиснувшая гранённый стакан с виски, заметно дрожала. Он был напряжен, и если бы Стефан его не опередил, он бы сам лично разделался с теми ублюдками, превратив их жизнь в один сплошной кошмар. — Можешь идти, Винсент, — отпустил начальника стражи Джозеф, тяжело опустившись в кресло. Он шумно вздохнул, подняв на реверида грустный взгляд. — Если бы мы раньше заметили, что с Аланом что-то не так, мы бы его спасли. Мы бы ему помогли. — Если бы, — кивнул Стефан, подойдя к мужу. Наклонившись, он обнял его за плечи, прижимая к своей груди в утешительно-успокаивающем жесте. — Это мы виноваты, — говорил Джозеф, прислушиваясь в спокойному размеренному дыханию реверида и быстрому сердцебиению. — Мы допустили всё это. Довели нашего сына до последней черты. А ведь он всегда так болезненно переживал все наши ссоры. Что мы наделали, Стеф? Что мы наделали? Стефан молчал. Ему нечего было сказать. Оставалось только обнимать мужа, выслушивая его причитания, безуспешно пытаясь утешить себя тем, что смерть Алана отомщена. — Он не должен был умереть. Алан… наш сын… Наш маленький кронпринц… — Нам будет его не хватать, — всё же подал голос Стефан. И тут же почувствовал, как старший король сначала выбрался из его рук, а затем достаточно грубо оттолкнул. — Нам? — в голосе Джозефа, поднявшегося с кресла, звучала ярость, а вот глаза блестели и на щеках виднелись влажные дорожки. — Тебе? Да ты его никогда не любил! Ты даже его не хотел! — Успокойся, — невольно отступил на шаг назад Стефан, растерявшись. К подобному он явно не был готов. — Я и так спокоен! Что ты себе позволяешь? Ладно, убить виновников в смерти Алана — дело святое, но попытаться избавиться от нашего внука… — Внука? Какого еще внука? — Не прикидывайся идиотом! Ты знал, что Ник беременный от Алана. И что ты сделал? Приказал Брендону убить мальчика? Нашего внука! — А, Брендон… — медленно проговорил Стефан, недовольно цокнув языком. И как он только не подумал, что пухлощекий лекарь проболтается. Снова. — Как у тебя только язык повернулся? — Не ори, — поморщился реверид. — Сам-то не лучше. Отдал мальчишку палачу, даже не подумав разобраться. — Я тогда не знал, что он носит под сердцем сына нашего Алана. А ты, даже зная это, всё равно собирался избавиться от них двоих. — Прошу тебя, давай без истерик, — устало вздохнув, Стефан потёр переносицу. — Ладно, допустим, ты знаешь, что мальчишка в положении. И что теперь? Что ты с ним будешь делать? Простишь ему то, что он всё знал, но молчал только из-за наличия пуза? А ты тот еще глупец, Джозеф! — Замолкни. Я не собираюсь прощать Ника, но и убивать его не стану. Он выносит и родит нам внука, а после получит небольшое вознаграждение и право покинуть двор. Живым. Ребёнка мы воспитаем, как кронпринца. — Мы… — что? — опешив от такого заявления, Стефан изумлённо посмотрел на мужа. Он уже начинал сомневаться в его здравомыслии. — Ты совсем с ума сошел? Ребёнок еще не родился, а ты уже готов сделать его кронпринцем. Будущим королём Рэйнфога! А если родится девочка? Или реверид? А если он не оправдает возложенных на него ожиданий? Да мало ли что может случиться, а ты уже начинаешь ставить пока еще не родившийся кусок мяса выше другого принца, выше Реджинальда. — Придержи язык. Этот кусок мяса — сын нашего сына. Нашего Алана. И он займёт трон после нас. — Только из-за этого? Да ты хоть сам себя слышишь, Джозеф? — Слышу, и моё решение не обсуждается, — жестко проговорил Джозеф. — Скоро у Рэйнфога появятся двое принцев, одному из которых суждено стать королём. — Двое? — пальцы реверида предательски задрожали. Всем своим естеством он чувствовал что-то неладное. — Да, двое, — кивнул мужчина, устало опустившись в кресло и откинувшись на спинку. — Ларс в положении. — Это было ожидаемо, — ядовито прыснул Стефан, скрестив руки на груди и хмурясь. — Что ж, поздравляю со скорым рождением бастарда. — Законным сыном, — поправил Джозеф, встретившись со злым взглядом супруга. — Я собираюсь сделать Ларса своим супругом. Наш ребёнок родится в браке, так что бастардом не будет считаться. Тёмные губы младшего короля искривились. Почему-то это известие его особо не удивило. Привык уже к тому, что рано или поздно, а у Джозефа появлялся новый супруг, да еще и с пузом. Исключением были лишь Юсир, с которым брак был политическим, и Рамона, что была женщиной, да еще и навязанной. — Приятно знать, что ты не изменяешь себе, — процедил Стефан. Губы скривились в усмешке. — А чего же отказался от предложения гюсолотцев? Заимел бы молоденькую жену. Или она недостаточно хороша для тебя? Ах да, не реверид и не с брюхом. — Не язви. С Гюсолотом мы договорились о торговых отношениях. — О, так они всё же пошли на это? Удивительно. — Так что через несколько дней они благополучно отбудут в Гюсолот, а мы сыграем свадьбу. Твоё право, если надумаешь не присутствовать на ней. Но отныне ты обязан будешь уважать Ларса, ведь он практически равный тебе. — В том-то и дело, что лишь почти, — фиолетовые глаза угрожающе сверкнули. Оба короля буравили друг друга тяжелыми взглядами, полными взаимной злобы и неприязни. Каждый из них про себя уже успел отметить, что едва всё стало налаживаться, как все мосты вновь покрыла корка льда.***
«Однако, не дурно вышло, — заметил блондин, в сумерках стоя у забора и рассматривая изуродованные тела троих стражников, которых он знал. — Даже очень. Интересного супруга ты приобрёл, Джозеф». Тела никто так и не стал убирать. Было решено, что они так и будут здесь висеть в назидание всем, кто надумает идти против членов королевской семьи. О том, что эта троица была каким-то образом причастна к смерти кронпринца Алана — стало известно уже через несколько часов, после их обнаружения. И разумеется, что никто в действительности не стал разбираться в этом, решив поверить словам короля. Сложив руки за спиной, блондин с синими глазами про себя размышлял, о том, что у одного реверида в этой стране власти гораздо больше, чем у законного короля, унаследовавшего престол по праву старшинства.