Кровь за кровь! В том воля не людей, а богов. Смерть за смерть! Ты должен не роптать, а терпеть. Здесь твой ад! Ты знаешь — нет дороги назад. Пей свой яд!.. Ария — Кровь за кровь Я душу сломаю твою… Надежду на завтра убью… Уже не жалеешь себя… И скоро ты будешь как я… Уставшее сердце — Тёмное прошлое
***
Лето 963 года. Герцогство Хоард, окраины поместья покойного графа Рочестера Ехать сюда категорически не хотелось. Слишком много не приятных воспоминаний об этом месте. Но Джозеф настоял. К тому же, это была замечательная возможность поскорее избавиться от Эрика, вручив ему во владения поместье графа Рочестера, ныне покойного, но до сих пор известного своими извращенными и кровавыми вечерами. Теперь же толстому внуку вместе с его женой предстоит жить именно там, вдали от двора, дабы не нервировать лишний раз обоих королей. Монархи привычно ехали верхом, в сопровождении свыше сотни воинов, нескольких повозок и дормезов. В одном из таких и находились принц Эрик с супругой. Одна из младших дочерей Юджина Колина, герцога Тилара, леди Селина, была совсем еще малышкой. Ей было всего одиннадцать лет, и похожа она была на милую куколку со своим хорошеньким личиком в форме сердечка, ямочками на пухлых щечках, маленьким розовым ротиком и большими голубыми глазами. Русые тяжелые локоны вились до плеч, а платья из голубого, розового, персикового и кремового цветов только подчеркивали её миловидность. Но ввиду слишком юного возраста и пока еще отсутствия месячных, Селина так и не разделила брачное ложе со своим мужем. Они просто полежали немного в кровати, а потом разошлись. Эрик своей женой был доволен. Еще бы! Ведь он сам её выбирал. Красивую, молоденькую и послушную, да еще и скромную. Еще в доме Колинов Джозеф успел наслушаться Эрика вдоволь, и теперь был только рад поскорее избавиться от внука. Нет, он его любил, даже больше многих своих детей, ведь он же сын Алана! Но меру тоже нужно знать. Тем более, что Эрик уже не маленький и ему нужна дисциплина. Правда, Стефан уверял, что об этом уже поздно задумываться. И всё же, одного внука Джозеф побоялся отпускать в герцогство Хоард, поэтому сам вызвался его сопровождать. И супруга потащил за собой. Заодно он хотел посмотреть, что успело измениться здесь с его последнего визита, который был много лет назад, еще во времена войны с императором Трайдории Маркусом Альваресом. А вот Стефан меньше всего горел желанием появляться в этом герцогстве. Здесь он прожил первые двенадцать лет своей жизни, здесь же жил после «измены» и клеймения, сначала год маясь в монастыре Святого Кевана, а затем в гарнизоне Проклятых, которым тогда командовал генерал Теодорих Норрис. Всю дорогу реверид был мрачен. И его настроение еще больше ухудшилось, когда они стали подъезжать к землям, что принадлежали когда-то Рочестеру. И если везде росли в основном могучие дубы, хвойные деревья, кедр, берёзы и рябины, то здесь были в изобилии тополя. А учитывая то, что на дворе стоял знойный июнь, причем самая середина, то пух не только покрывал собой всё вокруг, но и летел в лицо, в глаза, рот и ноздри, вызывая раздражение и приступы отборного мата или кашля у ехавших мужчин. — Почему нельзя было подождать хотя бы месяц с поездкой? — фыркал Стефан, прикрывая рот и нос ситцевым сиреневым платком, пропитанным мятной эссенцией. От пуха он еще больше начинал выходить из себя, время от времени бросая на мужа злые взгляды. — Не вижу смысла тянуть с этим, — повёл плечами Джозеф, стараясь изображать невозмутимость. — Тем более, что свободного времени у меня не так-то уж и много. Нахмурившись, реверид пристально на него посмотрел. Джозеф выглядел уставшим. Он стал довольно быстро утомляться, порой забывал поесть, уверяя, что это из-за работы, а еще настроение менялось быстро. Помимо прочего старшего короля по ночам мучил жар, из-за которого он обливался потом во время сна. С грустью Стефан понимал, что старость стоит уже на пороге, протягивая руки к пока еще сильному и подтянутому Джозефу. И именно старости старший король боялся больше всего. Оттого не прекращал своих тренировок, продолжал ездить верхом, а не в каретах. Красил волосы привезёнными с востока красками, лишь бы скрыть седину. Даже стал пользоваться мазями и притираниями, которые подтягивали кожу лица, замедляя появление морщин. Наверное, все люди боятся старости. Особенно правители и воины, которые понимают, что с приходом осени и зимы в их жизни, до неминуемой смерти остаётся совсем немного. Поджав губы, Стефан отнял платок от лица. Протянул руку, коснувшись плеча мужа. — Мой любимый король, — тихо проговорил реверид, сам поражаясь тому, что к горлу подступил колючий ком, — вы прекрасны. Густые брови монарха взметнулись вверх в изумлении. — Ты что, во время стоянки успел напиться? — пораженный услышанным, Джозеф недоверчиво покосился на супруга. — Нет, а следовало бы, — тут же взяв себя в руки, сбросив с себя всю эту внезапную нежность, Стефан демонстративно выпрямился в седле, снова прикрыв лицо платком. — Тогда бы меня этот чертов пух не выводил из себя! Вот какой идиот додумался сажать в изобилии эти тополя?! Будто деревьев больше не существует… — И я тебя люблю, мой мальчик, — коротко усмехнувшись, с теплом посмотрел на него старший король, накрыв своей ладонью руку реверида, сжимающую поводья. Наклонился в седле, поцеловав супруга в щеку через ткань платка, вдыхая приятный аромат мяты. И тут же как ни в чем не бывало, выпрямился, устремив взор перед собой. — Давно мы вместе никуда не выбирались, — сказал Джозеф, не обращая внимания на некоторых воинов, что косились на королей с любопытством. — Разве это не замечательный повод отдохнуть от двора и побыть наедине? — Так уж прям наедине? — сощурив глаза, Стефан кивнул на процессию, что тянулась за ними. — Сомневаюсь, что им всем найдётся место в нашей спальне, — серые глаза смеялись, нисколько не утратив того живого блеска, что был в молодости. — Им, может и нет, а вот Эрик… не упустит возможности подгадить нам. Давно нужно было отослать его подальше. — Так сильно его ненавидишь, — не спрашивал, а констатировал факт Джозеф, вздохнув. Он никогда не пытался заставить Стефана полюбить их внука. Не попрекал, хотя бы потому, что знал, что это чревато еще большей неприязнью. — Не все должны питать любовь и симпатию к родственникам, — просто ответил младший король, невольно вспомнив о сыне. Реджинальд с Хелен еще недели две назад покинули замок Вилфред, отправившись осматривать свои владения. И отчего-то Стефан переживал за сына. Вроде бы и понимал, что того сопровождают верные и бесстрашные воины, да и сам принц способен постоять за себя, но всё же… Странное чувство тревоги заставляло время от времени нервно закусывать щеку изнутри. Не хотелось самому себе признаваться в том, что он успел за эти годы привязаться к Реджинальду. Даже любил его, по-своему. Наверное из-за того, что мальчик лет с трёх был всецело при нём, рос на глазах, делал успехи и терпел неудачи, проявлял зачатки будущего характера. Так или иначе, а Стефан привязался к сыну, переживал за него временами. Сейчас же, тряхнув головой, отгоняя неприятные мысли прочь, он старался сосредоточиться на том, что им предстоит. Вернее, ему. Реверид уже знал, что по прибытию в поместье покойного графа Рочестера, быстро осмотрит его, а затем отправиться в одну из подчинённых деревень. Хотел посмотреть, как много всего успело там измениться за больше, чем тридцать лет.***
Герцогство Расс Как и подобает хозяину, Реджинальд въехал в главный город Расса верхом на коне. Пегий огромный жеребец, на удивление спокойный, уверенной поступью шел по мостовой, громко позвякивая подкованными копытами. Принц держался в седле прямо, облаченный в бархатные черные штаны и кафтан, из-под которого выглядывала шелковая алая рубашка, расшитая золотой нитью. Черные волосы чуть вились на концах, были чуть ниже ушей. Голову венчала корона из белого золота с гранатами, аметистами и черными турмалинами шерл. Рядом с ним на богатых носилках несли беременную жену, чей живот заметно выделялся на фоне её хрупкой фигуры. Сама же Хелен была облачена в лёгкое шелковое платье цвета морской волны, расшитое серебряной нитью. Светло-каштановые волосы были уложены в прическу, в которую вплели нити жемчуга и голубого топаза. Из-за того, что погода была жаркой, она активно обмахивалась веером, время от времени утирая проступившие на шее и лбу пот ситцевым платочком. Она была рада вернуться домой, пусть и под знаменем Этельхардов, чей герб теперь гордо развивался впереди и позади высокородной пары. Процессия была длинной, и состояла по меньшей мере из двух с чем-то сотен вооруженных до зубов воинов, что обязаны были оберегать своего юного господина и его жену. Командовали ими генерал Тодд Киф и граф Фредрик Идрис, что оба при короле Уильяме Крофорде делили пост военных министров, но лишь последнему удалось удержаться на этом месте при Джозефе Неване. Улицы города были отнюдь не такие серые, как в Норвуде, но всё же не выражали какого-либо приветствия. Дорога была выложена из камня кирпичного цвета, оттеняя светлые тротуары и улочки. Дома с одним, двумя и даже тремя этажами плотно теснились друг к другу. Стены их были либо из серого кирпича, либо же выкрашены известью и украшены незамысловатыми простенькими узорами или рисунками. Крыши все как на подбор горизонтальные, дабы трубочисты с них не падали и не ломали себе ничего при работе. На некоторых из домов висели деревянные или железные вывески с названиями заведений. По главной улице, по которой шествовала процессия, в основном находились различные ателье, продуктовые лавки, дома ломбардцев, ювелирные лавки, да приличные питейные заведения и закусочные, а также гостиницы, где можно было отдохнуть с дороги. В последних трёх, если верить вывескам, всё было прилично, так что пощупать красавицу-официантку за прелести или предложить интим не менее красивому мальчику не получиться. Для этого есть другие кварталы. Среди добротно одетых людей шли и простые, одетые порой в поношенные одежды, горожане. Было здесь и много приезжих крестьян, которых выделяли слишком свободные рубахи и штаны, а также своеобразная манера говорить и грязь на изношенной обуви. Для Реджинальда было весьма непривычно увидеть среди простых людей и городской стражи беспечно шествовавших монахов в рясах, которые понурив головы, бормотали слова молитвы, перебирая четки. Гуськом они семенили, не замечая никого и ничего вокруг. Лишь один из них вскинул голову, наградив принца таким взглядом, что мурашки пробежали по спине. Перестав рассматривать всё вокруг, Реджинальд стал приглядываться к лицам горожан. Те смотрели с неприязнью, ненавистью и злобой. Многие из них перешептывались, останавливаясь, и тыкая пальцами сначала в Реджинальда, затем в носилки, где находилась Хелен, а затем на герб. Всё это не нравилось принцу. Процессия свернула с главной улицы, шествовала уже между домами, которые являли контраст с предыдущими. Серые, грязные, в стоках которых гнили трупы убиенных дворовых животных, человеческие нечистоты и мусор. А учитывая то, что стоял зной, то смердело это всё в разы сильнее, так что от запаха гнили Хелен закашлялась, усердно зажимая платочком рот и нос. Реджинальд же лишь поморщился. Но узкая улочка вскоре должна была смениться более просторной, по которой они бы покинули город и направились прямо к поместьям бывших герцогов Расса Перринов. Крик кого-то из воинов даже не сразу донёсся до Реджинальда. Он только и успел повернуться в седле, чтобы увидеть, как на головы мужчин обрушился град стрел, выпущенных с крыш домов. — Ловушка! — догадался юноша, и тут же вздрогнул, когда его прикрыл щит, в который с глухим стуком вонзилась стрела. — Ваше Высочество, нужно спешно выбираться отсюда! — Тодд Киф помог ему спешиться с лошади. Еще двое воинов вытаскивали из носилок леди Хелен, которая, задрав юбку платья, поспешила к мужу. Граф Идрис командовал воинами, отдавая указания лучникам. Часть процессии отделилась, присоединилась к принцу с его женой, дабы защитить и прикрыть. На удивление, лучники с крыш старались не попасть в принцессу, отстреливая в основном тех, кто был рядом с ней. — Что всё это значит? — недоумевала Хелен, поравнявшись с супругом. — Что нам здесь не очень-то и рады! — достаточно резко ответил Реджинальд. Они выбрались из узкой улочки, и почти сразу же на них налетели несколько повозок, придавив тех воинов, что шли впереди. Хелен вскрикнула от ужаса, ухватилась за живот. — Убийцы! Узурпаторы! — слышались крики. Из окон ближайших домов в них летели тухлые овощи и яйца, какие-то ошмётки и камни. С обеих сторон улицы приближалась разъярённая толпа с факелами, вилами и оружием. Всё это было похоже на один сплошной ночной кошмар. — Быстрее, сюда! — подтолкнув замершую от шока принцессу в спину, Тодд кивнул Реджинальду на переулок, что маячил впереди. Юноша первым устремился туда, и именно в этот момент толпа с обеих сторон хлынула на них. Всё перемешалось. Крики ужаса и мольбы Хелен. Обвинения, угрозы и упрёки горожан. Ругать и проклятия. Тодд и его люди отбивались, пытались защитить своих подопечных, но силы были слишком не равны. Толпа буквально их сминала, безжалостно била, рубила, топтала. Обнажив висевший на поясе меч, Реджинальд пошел в бой, защищая себя и жену. Рубил уверенно, не зная пощады. Но даже при всём своём мастерстве, он не мог долго выстоять против бушевавшей толпы, которая решительно оттесняла его от остальной свиты. Хелен куда-то поволокли, хватая за руки и платье, из-за чего девушка кричала и вырывалась. Но её хотя бы никто не бил. — Госпожа, мы вас спасаем… — раздался голос из толпы, едва слышимый. — Хелен! — Реджинальд рвался из рук людей, что оттесняли его прочь. — Хелен... Удар по голове заставил пошатнуться. Кто-то схватил за руку, болезненно выкручивая её назад и ударяя тяжелой тупой стороной тесака ниже локтя, вынуждая принца выронить меч. — Твои жадные до власти папаши посмели покуситься на наших господ! — выплюнул кто-то в лицо, ударяя кулаком в солнечное сплетение. — Они думают, что возмездие их не настигнет. Ничего, мы их убедим в обратном… Одобрительный гул едва не оглушил Реджинальда, когда его увели в какой-то грязный переулок. Правая рука болела, но он продолжал рваться, отбивался и сыпал угрозами. Хоть и понимал, что с дюжиной рослых мужчин ему не справиться. Те были вооруженны топорами, вилами, булавами и копиями. — Как вы посмели напасть на своего господина?! — расправив плечи, стараясь держаться уверенно и величественно, Реджинальд окинул их холодным взглядом. — Кто это придумал? — На — кого? — вульгарно заржал один из мужчин, угрожающе поигрывая дубинкой в руках. — Ты что ли мнишь себя господином? Ты?! Отпрыск тирана и шлюхи! — Поговорите мне тут! — вспылил принц, оглядываясь, надеясь, что воины подоспеют сюда. — Всем языки вырву! На виселицу отправлю воронов кормить! — Ой как страшно, — загоготали мужчины, тесня его к грязной стене. — А силёнок-то хватит исполнить свою угрозу? Все вы высокородные сучоныши только и можете, что языком молоть. — Говорят, что он очень похож на своего папашу-реверида, — фыркнул один из них, щуря свои водянистые глаза. — Может стоит проверить, во всём ли так похож? Мужчины переглянулись, снова зашлись неприличным смехом. Их взгляды… Захотелось сжаться, спрятаться, лишь бы не видеть их, ибо ничего хорошего они не сулили. — Кто вас нанял? — Реджинальд постарался придать голосу побольше твёрдости, но получалось плохо. Он предательски дрожал, выдавая его страх и тревогу. — На кого вы работаете? Если скажете, то я заплачу вам больше. — Простите, Ваше Высочество, но не в наших правилах лишать себя развлечения, за которое мы получим золото, — ответил самый коренастый, который ударил дубинкой юношу по лицу. Голова принца дёрнулась. Он едва устоял на ногах, схватившись за стену. Во рту слишком ярко ощущался вкус крови. Взгляд уцепился за лежащий на земле камень. Спешно подняв его, Реджинальд набросился на того, что стоял ближе всего к нему, целя прямо в голову. Брызнула кровь, а за ней раздались крики. Сначала взвыл тот, кому проломили лоб, а затем и сам Реджинальд, когда его скрутили и принялись избивать, нисколько не щадя. На него в основном обрушивались кулаки и пинки. Юноша пытался отбиваться, прикрываться, даже кому-то умудрился сломать не только нос, но и отбить причинное место. Но даже при всей своей подготовке, будучи ниже ростом и слабее, он не мог справиться с дюжиной мужчин, что превосходили его физически, да еще и были вооружены. И если Реджинальду казалось, что всё ограничится лишь побоями, то он ошибался. И вскоре понял это, когда с треском на нём стали рвать одежду и заваливать на землю. Удары не прекращались. Кулаки и ботинки выбивали из лёгких воздух, заставляя надсадно хрипеть и отплёвываться кровью. Кто-то перевернул его, заставил приложиться щекой о землю, приподнять зад. — Нет, стойте! — страх заставил предательски вскрикнуть, едва ли не начать молить о пощаде, когда что-то упёрлось ему между ягодиц. — С-стойте… Вопль боли вырвался из груди. Реджинальда мгновенно бросило в жар. Ему показалось, что его рвут изнутри. Пока мужчины, столпившись полукругом гоготали, улюлюкали, насмехались, один из них безжалостно вбивался в дрожащее тело принца рваными рывками, причиняя боль. Короткий, но толстый член нещадно разрывал мышцы сфинктера, из-за чего выступила кровь, которая немного способствовала более свободному проникновению. Реджинальд под ним выл, извивался, то вскидывался, то наоборот приникал грудью к грязной земле. Закусывал губы до крови, пытаясь подавить крики. Но выходил лишь гортанный хрип. Глаза предательски щипало, а щеки обжигали нескончаемые потоки слёз. То ли из-за шока, то ли из-за выдержки, а Реджинальд не позволял себе впасть в истерику. Просто не до конца осознавал всё происходящее. А насильник тем временем продолжал двигаться, до боли впиваясь загрубевшими пальцами в бёдра принца, удерживая и вынуждая невольно двигаться навстречу рваным толчкам. — Ну как есть шлюха, — гоготал мужчина, готовый вот-вот спустить в содрогающееся от боли сломленное тельце. — Только уж больно узкая… тяжело двигаться, однако… — Мы это легко исправим, — неприлично заржал кто-то из толпы, заражая смехом всех остальных. Реджинальд не уловил того момента, когда первый насильник кончил в него. Заметил лишь, что тот замер, сдавленно застонав, а затем отстранился. Решив воспользоваться шансом, юноша попытался отползти прочь, но боль между ягодиц распространилась и на поясницу, едва ли не парализовав. А затем последовал увесистый пинок под рёбра, от которого перехватило дыхание и на миг всё потемнело в глазах. Реджинальда перевернули, заставили лечь на спину. Кто-то сел в изголовье, перехватил за запястья, прижимая руки к земле, удерживая. Кто-то другой тут же устроился между ног, разводя их еще шире, давя на бёдра так, что они вот-вот грозили сломаться. Юноша взвыл, когда его чуть не согнули пополам, наваливаясь всем телом. Чужой член вошел в изувеченный зад, раздражая, вырывая из груди новый крик боли. Реджинальд забился, попытался было вырваться. Он не помнил, что кричал насильникам. Вроде бы угрожал и проклинал, а между этим просил отпустить его. Всё перемешалось. Над головой были видны крыши черных грязных домов, лазуревая синева небес без единого облачка и лица насильников, что сменяли друг друга. Боль, отвращение, гнев, ненависть и страх перемешались в Реджинальде, слились воедино. Иногда какое-то из этих чувств брало верх, затмевало остальные. Но чаще всего главенствовала боль. Принц уже не слышал, что говорили мужчины. Не слышал их сальных шуточек, гортанного вульгарного смеха. Боль полностью поглотила его. Она пульсацией билась между ягодиц, и от развороченного ануса разливалась по всему телу, заставляя ныть напряженные мышцы, простреливала мозг, из-за чего в глазах темнело, а в висках набатом пульсировала кровь. Кровь… Он чувствовал её. Чувствовал, как она стекает вниз, в ложбинку между ягодиц, устремляется к копчику и дальше по спине, если его сгибали пополам. Стекала по внутренней стороне бёдер, если его снова ставили на четвереньки. Она практически мгновенно засыхала, противно стягивала кожу. Но на это Реджинальд не обращал внимания. В какой-то момент не осталось даже сил на сопротивление. Он просто лежал, глядя в одну точку немигающим взглядом, лишь иногда коротко вскрикивая, если его избивали или пытались вставить помимо члена в зад еще что-то. Дальнейшее было в тумане. Вот раздался крик кого-то из насильников. Затем еще один. Полетела чья-то голова, покатилась по земле. Капли чужой крови оросили лицо и остатки одежды принца. Перекошенное от гнева лицо генерала Тодда Кифа, чьи русые волосы слиплись и потемнели от крови у разбитого виска. Он что-то кричал, отдавал какие-то указания своим людям, что безжалостно разделывались с насильниками. — Реджинальд?! — полный ужаса голос жены всё же смог пробиться сквозь оглушающую пульсацию крови в голове. Чьи-то руки подняли его с земли, удержали, не давая упасть. Хелен стояла перед принцем. Бледная от ужаса, с запёкшейся кровью на лице, шее и одежде. Волосы пребывали в беспорядке, платье изодрано, а в одной руке девушка сжимала окровавленную дубинку. А может ему показалось? — Что они с тобой сделали? — сине-фиолетовые глаза Хелен были полны ужаса. Реджинальд лишь горько усмехнулся, прежде чем потерять сознание, обмякнув в руках воинов, слыша едва различимый приказ Тодда: — Немедленно найдите лекаря! И гонца… нужно сообщить о произошедшем королям…***
Герцогство Хоард, окрестности поместья покойного графа Рочестера Поместье особо не изменилось. Если верить доносам, то оно сильно пострадало во время войны с Трайдорией, но было благополучно восстановлено. Большой двухэтажный особняк был выложен из светлого камня, по цвету очень похожий на беж. И как контраст с ним были ставни, парапеты и двери из тёмного дуба с причудливой резьбой. Мраморные ступени крыльца отражали лучи пылающего закатного солнца. Ладони Стефана вспотели от волнения и напряжения. Давно он здесь не был. Очень давно. Прошло уже тридцать четыре года с тех пор, как Стефан, еще будучи Пятнадцатым, покинул стены этого злосчастного поместья. А почти тридцать семь лет назад впервые прошел по этой дорожке, совсем еще ребёнок, не знающий, что конкретно его ждёт в доме местного лорда и хозяина, которому родители, истинные деудеане, продавали своих двуполых сыновей. — Стефан, — заметив напряжение супруга, Джозеф положил руку ему на плечо, — всё в порядке? Реверид вздрогнул, бросил на него полный тревоги взгляд. Взгляд загнанного зверя, который был вынужден возвращаться туда, где когда-то ему причинили много боли и страданий. — Да, всё нормально, — не совсем уверенно отозвался Стефан. Нервно облизнув пересохшие губы, он уверенно поднялся по ступеням крыльца, входя в дом. На счастье внутри практически ничего не напоминало о прежнем владельце. Бордовые стены с узорами золотых геральдических лилий заменил персиковый мрамор с белёсыми прожилками. Ковров на полу, заглушавших шаги — тоже не было, лишь половицы из светлого дерева. Мебели было по минимуму, тоже вся светлая. Эрик со своей маленькой женой тут же принялись всё изучать, рассматривать. Мальчик пищал от восторга, радуясь тому, что такое добротное поместье теперь будет принадлежать лишь ему. Даже на радостях умудрился разбить какую-то вазу. Слуги тут же бросились убирать осколки. — Долго этот дом не просуществует, — закатил глаза Стефан, не горя желанием покидать гостевой зал и продвигаться вперёд, дабы осмотреть поместье. — Свинка уничтожит его раньше, чем у его женушки первые месячные пойдут. Леди Селина тут же густо покраснела, потупила взор. Что ж, ей еще только предстоит свыкнуться с тем, что у младшего короля отсутствуют какие-либо принципы морали, а про скромность и стыд и вовсе говорить нечего. — Главное, чтобы этого не случилось до того, как мы соберёмся уехать, — вздохнул Джозеф, всё больше разочаровываясь во внуке, хоть и продолжая его любить. Эрик носился по всему дому, заглядывал во все комнаты, в какие только мог. Путался под ногами у слуг, толкал их, не желая никого слушать. Селина хоть и старалась не отставать от мужа, всё же была воспитана лучше, поэтому не видела ничего зазорного в том, чтобы извиниться перед слугами за поведение принца. Не желая слушать визги восторга и то, как что-то ломается или бьётся, Стефан вышел на улицу. Солнце уже село, сгущались сумерки. Наконец-то повеяло вечерней прохладой. Вдохнув воздух полной грудью, Стефан уверенно направился к конюшням. Захотелось прогуляться, осмотреть окрестности. А заодно и заглянуть в одно место, в котором он последний раз был почти тридцать семь лет назад. Конюхи если и удивились странному желанию младшего короля прогуляться едва ли не на ночь глядя, то не пытались протестовать. Просто запрягли рыжего мерина, и уже собирались вернуться к своим делам, как тут же склонились в почтительном поклоне перед старшим монархом. — Куда-то собрался и даже не сообщил мне, — нахмурился Джозеф, подойдя ближе к супругу и смерив его недовольным взглядом. — А разве я должен отчитываться? — хмыкнув, Стефан повернулся к нему. — Должен, Стеф, обязан, — вздохнув, понимая, что за годы брака можно было бы и смириться со своенравным характером младшего мужа, старший король приказал слугам седлать лошадь и для него. — Поеду с тобой. Мне тоже не помешает отдохнуть от некоторых личностей… Понимающе усмехнувшись, реверид не стал протестовать. Хотя и понимал, что теперь не получится остаться наедине со своими мыслями. — Поедем без сопровождения? — на всякий случай уточнил Стефан, запрыгнув в седло. Рыжий мерин под ним заплясал, всхрапнул, качая головой. Ударил копытом по земле, попятился назад. Явно пытался показывать норов, но быстро успокоился, стоило только натянуть поводья. — А к чему они нам? — ответил вопросом на вопрос Джозеф, демонстративно положив ладонь на гарду меча. — Сомневаюсь, что здесь где-то есть разбойники. Хотя, говорят, что чернь в этих местах очень наглая и своенравная. Не удивительно, ведь за столько лет, будучи фактически без строгого хозяина, они распустились и стали слишком… независимыми. — А разве эти земли не отошли к Брианам или Бертрамам? — Отошли, но те довольно быстро о них забыли, перепродавая друг другу, а после войны с Трайдорией, как только поместье и земли разорились, то и вовсе забросили здесь всё. Когда конюхи закончили запрягать лошадь, Джозеф взобрался в седло. Уже не так ловко, как в былые годы, прилагая больше усилий. Но от помощи отказался, выпрямился, заметил тревожный взгляд Стефана, но на это лишь улыбнулся. — Время беспощадно ко всем, мой мальчик. Так куда мы едем? Ни за что не поверю, что ты действительно решил просто бесцельно прогуляться, не наметив того места, куда бы хотел попасть. — Догадливый, — усмехнулся реверид, направляя мерина к главным воротам. — Увидишь. Есть одно место, где я очень давно не был. Хочу посмотреть, что изменилось за эти годы. Изменилось ли что-то вообще? Всё такая же широкая дорога, от которой между домов тянулись протоптанные дорожки. Покосившиеся строения, старые, если не древние, почерневшие, в большинстве своём поросшие мхом, плющом, а кое-где и вовсе покрытые плесенью. Крыши многих домов, сложенные из соломы, давно стали гнить, наверняка и протекали, не спасали от непогоды, но никто не спешил их пока менять. По крайней мере так казалось при свете луны и редких фонарей, что освещали деревню, над которой уже сгустились сумерки. Людей почти не было. Лишь изредка на лавках еще продолжали сидеть старики, курить самокрутки. Где-то у местной забегаловки, единственной на всю деревню питейной, горланили пьяные мужики. Мамаши и некоторые отцы пытались угомонить своих детей, уложить их спать, при этом оглашая округу своими криками с крепким словцом. В некоторых окнах домов горел свет от пламени печи или свечи. Мрачной тенью над низкими домами возвышалась деревянная церковь, которая каким-то чудом продолжала стоять. Даже спустя столько лет она была обитаема. И как Стефан не старался вглядываться в темноту, а знакомых каменных домов не мог найти. Когда-то здесь было несколько таких, что считались едва ли не поместьями. В одном из них он и жил со своим отцом, пока тот не привёл в дом новую жену и не решил продать сына графу Рочестеру. Конь под младшим королём нервно переступал на месте, тряс головой, шевелил ушами, прислушиваясь к звукам вокруг. — Мы что-то конкретное ищем или ты просто решил полюбоваться развалинами? — недоверчиво покосился на супруга Джозеф. В темноте он видел лишь очертания каких-то руин, особо не пытаясь к ним приглядываться. — Нет, ничего, — передёрнув плечами, повернув лошадь, Стефан направил её обратно по дороге к питейной, у которой было весьма шумно. — Выпьем? Правда, не уверен, что местное пойло будет хорошим и не разбавленным водой, но всё же… — Если что, то мы можем и своё выпить, — похлопав по серебряной фляге, что висела на поясе, старший монарх усмехнулся. Питейное заведение, очень похожее на самый захудалый кабак, было одноэтажным, из брусьев. Возле него имелась перекладина, куда можно было привязать лошадей. Местные любители выпить затихли, покосились на парочку чужаков, что были одеты пусть и не в дорогие, но в чистые и опрятные тёмные одежды. Сама питейная изнутри была небольшой, достаточно тёмной по цветовой гамме, и освещалась за счет пылающего в июне месяце камина и нескольких масляных ламп. В помещении было душно, ощутимо воняло немытыми телами, кислой разлитой выпивкой, тушенной капустой, бобовыми и варящимся мясом. — Кажется, мы только что вдохнули глоток крестьянской жизни, — поморщился Стефан, взглядом отыскав свободный столик у приоткрытого маленького окошка, через который с трудом проникал свежий воздух. Двинулся туда, не обращая внимания на пристальные взгляды постояльцев, что косились на клеймённого реверида и его спутника. Едва оба короля сели, как тут же подлетела хрупкая девчонка, явно не старше четырнадцати лет, которая с вежливой улыбкой, но горящими любопытством светло-серыми глазами узнала, чего желают гости. — Пусть твой хозяин потрудится и достанет вина, только не эту кислую бодягу, которую он предлагает остальным, — ответил Джозеф, положив на стол пару золотых монет. — И… что есть на перекусить? — Пирог из черешни, — живо ответила девчушка, тряхнув огненно-рыжей косой. — И принеси пирог с черешней. Откинувшись на спинку резного стула, Джозеф прошелся взглядом по посетителям заведения. В основном полноценные мужчины от совсем молодых юношей не младше шестнадцати и взрослые до глубокой старости. Народу немного, может быть с два десятка. Кто-то пил в стороне тёмное пиво, угрюмо поглядывая перед собой. Кто-то сидел в компании с друзьями, распивая кислое вино или брагу, а кто-то уже изрядно надравшись, с трудом переставляя ноги, ковылял к выходу. — Ничего не изменилось, — как бы невзначай заметил Стефан, скрестив руки на груди и насупившись. — У местных крестьян всегда было несколько забав: напиваться после рабочего дня, устраивать драки или же насиловать чью-нибудь бесполезную дочку или ненавистного сына. — А местные знают толк в развлечении, — хмыкнув, Джозеф не мог не обратить внимания на слишком сосредоточенный взгляд супруга, скользивший по лицам посетителей. — А ты… потащил меня за собой, чтобы не было скучно одному или был какой-то важный повод? — С чего ты это решил? Рыжеволосая девчушка вернулась довольно быстро. Поставила перед гостями кувшин с вином, две глиняные кружки и тарелку с остывшим пирогом. Исчезла сразу же, как только Джозеф махнул рукой. — С того, что ты мог бы взять с собой Элиан, — налив себе вина, Стефан пригубил его. Посмаковал на языке, про себя отмечая, что с винами из королевских погребов этот забродивший сок не сравнится, но пить можно. — Уверен, она бы только обрадовалась возможности остаться с тобой наедине. Хотя, ты ведь и сам мог никуда не ехать, а просто приставить к Свинке и его женушке своих людей в качестве сопровождения. Так в чем дело, Джозеф? Зачем нужно было сюда тащиться? — Был повод, — вздохнув, откусив кусок от пирога с черешней, чья начинка была на удивление сладкой и вкусной, Джозеф собирался с мыслями. Было кое-что, что он хранил долгие годы их брака, и о чем практически ни разу не вспоминал, забывая сразу же, как только ему об этом докладывали. — Очень давно, наверное после первого твоего возвращения из ссылки, почти сразу после войны с Бранкией, к воротам Вудроу приходил человек. Как мне передали стражники, то этот мужчина, крестьянин из Хоарда, уверял, что желает видеть своего сына. — И что? — хмыкнул реверид, вскинув на мужа мрачный взгляд. Не нравилось ему всё это. — Тот крестьянин уверял, что его сын является младшим королём, — а вот мужчина внимательно следил за эмоциями супруга. — Разумеется, что ему никто не поверил, и прогнали прочь. А потом стали приходить письма. Довольно редко, не чаще пары раз за год, но приходить. И все адресованы тебе, король Стефан. Уголки рта нервно дёрнулись, кривя губы. Сжимая в руке глиняную кружку, Стефан внимательно слушал. — Ничего особенного в этих письмах не было, — продолжал Джозеф. — Да и написаны они были сначала неумело, даже безграмотно. В основном писавший рассказывал о том, как все эти годы его семья терпела голод и лишения. Что чума унесла его жену и пятерых детей и прочее. Это только первые пару лет. Затем наступило затишье. Именно тогда, когда мы с тобой развелись и я, лишив тебя всего, оставил слугой в Фелане. Никаких писем не было. Видимо, писавший решил, что раз ты больше никто, то и продолжать тщетную переписку бессмысленно. Потянувшись за вином, сделав большой глоток, мужчина снова откусил пирог. — Но они повалили со значительно новой силой, когда ты вернулся во второй раз. Чего там только не было. В основном писавший рассказывал о том, как скучает, как переживает, что надеется когда-нибудь встретиться с «любимым сыном»… При последней фразе Стефан заметно переменился в лице, скривился так, будто бы ему предложили вместо вина уксус с опарышами и крысиным помётом. — …попрекал, что ты не пишешь. Обижался, что, мол, королю нет дела до своих родственников, до единственных родных, до семьи… Насколько я понял, когда трон захватил Уил, то письма снова прекратились. Но ненадолго. Буквально до тех пор, пока ты не уехал в Вилфред… — И что, письма стали приходить уже туда? — предложил реверид, которому это всё не очень нравилось. — Да, именно туда. Но мои люди их сразу же перехватывали и доставляли мне. Почти сразу же в них говорилось о том, что писавший остался совсем один. Что он уже стар, что с трудом передвигается. Просил, чтобы ты ему помог, опомнился, простил. Да и вообще, Стеф, как тебе не стыдно, что при таких богатствах у тебя чуть ли не умирает от голода и немощности старик-отец? — Он мне не отец! — слишком резко ответил Стефан, ударив кулаком по столу. Сидевшие за соседними столиками мужчины затихли, с интересом прислушиваясь к разговору чужаков. А Стефан, не обращая на них внимания, но всё же понизив голос до свистящего шепота, зло зашипел: — Никогда не смей называть этого ублюдка так! Он мне никто. Так, грязь под ногами, ничтожная тварь, из-за которой я с ранних лет страдал. Он… — Лоуренс, старый пёс, чего дома не сидится? — громкий смех за столиком у противоположной стены заставил реверида осечься. — Ну как, внуков еще не начал продавать? Громкий смех, последовавший за этим, пронёсся под потолком заведения, заглушая все остальные голоса. Стефан неотрывно смотрел на человека, которого назвали Лоуренсом. Сердце в груди бешено заколотилось, когда последний, чувствуя чужой взгляд, обернулся. Да, действительно уже старик. Ему явно давно минуло за шестьдесят лет. Кожа лица и на руках достаточно загорелая, в морщинах. Фигура у Лоуренса всегда была худой, он редко толстел. Вот и сейчас был тощ, сутулился, одетый в мешковатые штаны и рубашку с заплатками на коленях и локтях. Под миндалевидными карими глазами виднелись синие мешки, тонкая полоска губ кривилась в ухмылке. В коротких волосах среди обильной седины еще угадывались тёмно-каштановые пряди. Джозеф хранил напряженное молчание, переводя взгляд с супруга на мужчину. Прекрасно понимал, на кого смотрел Стефан и надеялся, что из питейной они уйдут без лишних скандалов. — Васко? — Лоуренс, хлопая глазами, не обращая внимания на своих приятелей, достаточно шустро для своих лет направился к столику, за которым сидели короли. — Васко, сыночек, это же ты? Кулаки реверида сжались сами собой. Ах, до чего же руки чесались свернуть шею этому ублюдку, родителю, которого по детству приходилось величать «Господином», по чьей вине ему, Стефану, пришлось пережить ад в поместье графа Рочестера. — Вы ошиблись, — выплюнул реверид, вставая из-за стола и кивая мужу на выход. И сам прекрасно понимал, что близок к срыву, поэтому спешил уйти. Только открытых столкновений с призраками прошлого не хватало. — Нет, не ошибся, — упрямился старик, схватив мужчину за рукав. Щурясь, вгляделся в перекошенное злобой лицо с клеймом. — А ты вырос, Васко… Совсем взрослый. Каков красавец… — Довольно, старик! — рявкнул Стефан, отдёрнув руку. — Иди, проспись. Выйдя следом за Джозефом на улицу, он надеялся, что у Лоуренса хватит мозгов отстать и не нарываться. Только бы хватило, иначе этой ночью прольётся кровь. — Васко, подожди, Васко! — никак не хотел отставать седовласый мужчина. — Только не делай глупостей, Стеф, — вздохнул Джозеф, не зная, что делать: за шкирку усаживать супруга в седло и скакать прочь или пинком под зад отправить внезапно нарисовавшегося отца реверида обратно в питейную? — Стефан… — неуверенно сказал Лоуренс, не обращая внимания на горящие злобой и ненавистью фиолетовые глаза отпрыска. — Да, я слышал… мне говорили, что ты жив. Что поднялся до таких высот… стал королём. Я не верил, но сын нашего священника, который ушел в монастырь Святого Кевана рассказывал, что видел тебя. Да уж, не сильно-то ты и изменился, чтобы я тебя не узнал совсем, Васко. — Всё сказал, что хотел? — реверид подошел ближе к нему. — Нет, не всё. Почему ты не отвечал на письма? Я писал тебе. Переживал. — А был ли смысл отвечать? — облизнув губы, Стефан бросил на Джозефа быстрый взгляд. — Мог бы хоть раз вспомнить об отце, — с нотками обиды заявил Лоуренс. — Поинтересоваться, как я. Мы же не чужие, Васко. Дети должны заботиться о своих родителях. Это их долг. И это стало последней каплей. Гнев, с трудом сдерживаемый внутри реверида, вырвался наружу. — Вспомнить?! А ты хоть раз обо мне вспомнил?! Вспоминал ли, когда я жил у Рочестера? Когда меня там чуть ли не толпами насиловали, избивали и унижали? — Избавь меня от этих грязных подробностей, — поморщился отец. — Что, слушать противно? А об этом ты не думал, когда меня продавал тому извращенцу… — Я думал о тебе. Зато посмотри, что из этого вышло. Да, пришлось, наверное, пережить многое, но зато ты стал королём. Супругом короля. Правишь страной, купаешься в золоте и шелках. Ты должен быть мне благодарен. Ведь это моими стараниями ты получил всё, что имеешь теперь… Сжатая в кулак рука обрушилась на скулу Лоуренса, заставила его пошатнуться, застонать от боли, что мириадами звёзд вспыхнула в глазах. — Стефан, не надо, — попытался вмешаться Джозеф. — Оно того не стоит… — Заткнись! — угрожающе прорычал младший король, не удостоив его даже взглядом. — В этот раз не смей вмешиваться! Постанывая от боли, приложив ладонь к ударенному месту, Лоуренс поднял на отпрыска бешеный взгляд. — Неблагодарный ублюдок! Ты обязан в ногах у меня ползать, благодарить за то, что я устроил твою судьбу. За то, что ты вообще родился и продолжаешь жить, а ведь я мог бы и убить тебя. Но ты жив, и что? Никакой благодарности! Ты всегда был неблагодарным выродком! Я-то думал, что пребывание в поместье Рочестера научит тебя ценить то, что ты имел. Что поймёшь, что отец с тобой был добр. Но ты так ничего не понял! Зато нашел своё законное место. Шлюха, вот кто ты. Наверняка с первых же дней охотно стонал под дружками графа… — Не слушай его, Стеф, — взяв реверида за плечи, Джозеф попытался отвести его к лошадям. — Поехали назад. А тебе, старик, следовало бы придержать язык за зубами. Свой пьяный бред будешь рассказывать кому-нибудь другому. — О нет, я трезв, как никогда трезв, — гортанно рассмеялся Лоуренс, намеренно делая шаг к тихо рычащему от злости сыну. — А клеймо-то за дело стоит, я смотрю. Жаль только, что у твоего муженька не хватило ума добить такую неблагодарную тварь. — Ублюдок! — оскалившись, Стефан вырвался из рук Джозефа, набросился на родителя. Удары сжатых кулаков безжалостно обрушились на худое тело, на седую голову. О как же давно он хотел этого! Как давно мечтал, что когда-нибудь станет достаточно сильным, чтобы противостоять отцу. Отомстить за все те страдания, что ему пришлось пережить.***
Зима 923 года. — Чертов ублюдок! — рычал мужчина, держа сына за волосы и отвешивая сильную пощечину. — Одни беды от тебя! Ничего не можешь сделать нормально. Какой смысл тебя держать, если ты бесполезен?! — Не надо, папа, больно! — рыдал ребёнок пяти лет. Говорить было тяжело из-за разбухшей и налившейся кровью левой щеки, на которой очень скоро начнёт зреть синяк. — Как ты меня называешь, бесовское отродье?! — взревел Лоуренс, встряхнув мальчика и сильным ударом кулака в глаз отбросив его в сторону. — Сколько раз тебе повторять, сукин ты сын, я твой господин! Ты должен называть меня только так! Упав на холодный пол, сжавшись в комок, ребёнок дрожал всем телом. Недалеко валялись черенки от разбитого кувшина, пролито было кислое белое вино, которое выскользнуло из рук мальчика. Отец всегда гневался, если ребёнок делал что-то не так. А ребёнок ли это? Богомерзкий реверид! Не то девочка, не то мальчик, но одновременно и то и другое. Бесовское отродье, порождение древнего бога осени Ревера. Таких принято сжигать на кострах, умерщвлять. И быть может, Лоуренс и поступил бы так, как положено праведному деудеанину, если бы жена перед смертью не попросила заботиться об их сыне. — Лучше бы я тебя убил, — немного успокоившись, выпустив основной пар, мужчина подошел к дрожащему и глотающему слёзы отпрыску. — П-простите… Г-Господин… — мальчик еще сильнее весь сжался, прекрасно понимая, что отец не успокоится, пока не забьёт его до потери сознания. Так уже бывало несколько раз, когда ребёнок провинился. Тогда Лоуренс перепугался и местную знахарку позвал, чтобы выходила маленького реверида. Даже зачем-то наврал, что сын с лестницы неудачно упал, хотя бабке Луизе никакие объяснения не нужны были. По крайней мере, на двуполых детей ей было плевать, ведь как праведная деудеанка, а тем более женщина, она ненавидела и презирала этих странных жено-мужей. После прихода Луизы мальчика обычно потом пару недель не трогали, давая отдохнуть, а потом всё начиналось заново. Лоуренс любил выпить, иногда охотился и рыбачил, но всю работу по дому взваливал на нелюбимого сына. Считал, что реверид обязан отрабатывать свои кров и хлеб. И вот сейчас, глядя на этот дрожащий и всхлипывающий худосочный комок, который по ошибке имеет мужской половой член и называется человеком, Лоуренс брезгливо скривился. — Иди, подумай о своём поведении, — схватив сына за волосы, он вытолкнул его в мороз за дверь. Босые ноги тут же погрузились по колено в снег, что обжигал обнаженную кожу. — Нет, папа, пожалуйста! Впусти меня, папа! — слёзы текли по щекам мальчика. Он стучал в закрытую деревянную дверь, не замечая, что в кожу впиваются занозы. Одетый лишь в мешковатую рубаху, обдуваемый промозглыми ветрами, ребёнок дрожал. Переступал с ноги на ногу, дул на ладошки, пытаясь согреть их дыханием, прятал под мышками. Слёзы быстро застывали, превращались в колючие льдинки. Он уже не плакал. Только дрожал, задавался вопросом почему он такой неуклюжий, и почему не родился обычным мальчиком? Или хотя бы девочкой? В свои пока еще пять лет он пусть и обижался на отца, но винил во всём себя. Мама умерла из-за него, потому что не пережила родов. Так сказала бабка Луиза. Отец пьёт из-за него, потому что у него родился ребёнок-монстр. Так сказал священник отец Александр. Побои, упрёки, издевательства — всё это расплата за грехи, за богомерзкую двуполую сущность. Так говорят все в деревне. Он всё это заслужил. Он сам виноват. Виноват, что родился таким. Что живёт. Что дышит. Что просто существует. «Лишь страданиями мы искупаем грехи наши!» — любил повторять отец Александр на своих мессах, при этом не стесняясь бросать испепеляющие взгляды на мальчика-реверида. И ребёнок верил этому. Каждому слову, что говорили взрослые. Верил, пока стоя на морозе, замерзая, дрожа, не задумался о том, что на самом деле происходит в его жизни и кто во всём этом виноват.***
Лето 963 года. — Что, не нравится? — рычал Стефан, схватив старика за волосы, отшвырнул от себя. Джозеф пытался вначале вмешаться, но потом отбросил эту попытку. Не хватало только еще самому угодить под горячую руку супруга. Поэтому только и оставалось, что время от времени поглядывать на дверь питейной и надеяться, что местные не надумают вмешаться. — Ты же сам говорил, что за провинность нужно наказывать! — сжимая кулаки, реверид пнул отца под рёбра. Навис над ним, брезгливо глядя. — Что же тебе теперь не нравится, ведь я делаю всё, как ты говорил. Как ты меня учил. Что тебе теперь не так, ничтожество? — Васко… — хрипел Лоуренс, пытаясь прикрыться руками и встать с земли. Он хрипло дышал, из уголка рта стекала струйка крови. — Прошу тебя, выслушай меня… Новая порция ударов обрушилась на него. На этот раз Стефан выхватил из ножен кинжал, занеся его над родителем. Взор и разум застилали ярость и обида, что копились долгие годы и только теперь нашли выход.***
Осень 924 года. — Прошу тебя, выслушай меня! — отступая в сторону, мальчик затравленно и с ужасом смотрел на отца, что приближался к нему, сжимая в руке ивовую ветку. — Я ни в чем не виноват. Это случайность… Случайность… Он всего-лишь отбивался от местного забияки, сына плотника, который попытался стянуть с реверида штаны и проверить, действительно ли у него есть девичья дырочка. Мальчик отбивался, пытался защититься и когда под руку подвернулся камень, то не задумываясь воспользовался им, разбив сыну плотника лоб. Крики, кровь и плачь ввели в оцепенение реверида. Его заметно трясло, а в руке он продолжал сжимать камень, которым ударил обидчика. Не прошло и нескольких минут, как на горизонте показался сам плотник. За шкирку отволок к Лоуренсу, где высказал всё, что думает и о самом мужчине и об его двуполом ублюдке. — Ты выставил меня не в лучшем свете, — голос отца звучал холодно, но в тёмных глазах цвета красного дерева плескалась злоба. — Почему от тебя одни проблемы, ублюдок? — Я защищался… он сам… он хотел меня… — мальчик запинался, отступал назад до тех пор, пока не упёрся спиной в стену. — Папа… то есть, Господин… я лишь… — Молчать! — удар веткой пришелся по лицу, рассёк кожу у левого глаза. — Ты сам виноват, сволочь. Если сын плотника дошел до такого, то ты сам этого хотел. Вечно от тебя одни беды. Ничтожество. Спиной ко мне, и сними штаны. — Но я… — попытался было возразить реверид, за что снова получил веткой, но на этот раз по плечу. От боли хотелось вскрикнуть, но он терпел. Понимал, что если будет плакать и кричать, то станет только хуже. — Делай, что я сказал, если не хочешь, чтобы с тобой случилось чего похуже, — процедил Лоуренс, хотя было видно, что ему тяжело даётся сдерживаться. И не дожидаясь, когда сын подчинится, рывком развернул лицом к стене, стянул вниз штанишки и стал наносить удары. Мальчик терпел сколько мог, тихо скулил, ногтями царапая стену. Закусывал губы до крови, глотая слёзы. Каждый новый удар обжигал, приносил сильную боль, распарывал кожу на ягодицах и бёдрах, оставляя кровоподтёки и кровавые полосы. Сидеть потом будет невозможно, не то что ходить. Ребёнок старался уйти мыслями от боли. Отец винил его во всём. Но он ни в чем не виноват. Мальчик знал это уже наверняка. Мать умерла потому, что бабка Луиза не захотела приходить в дождливую погоду. Потому что была очень слаба, истощена побоями, голодом и родами. Отец пил потому, что просто любил это дело. Алкоголь позволял расслабиться. Да и разве можно отказать, когда друзья тебя угощают? Он не виноват, что родился реверидом. Просто такова прихоть природы. И нет за ним, маленьким мальчиком, никакого греха. Ноги уже не держали. Реверид не слышал собственного голоса, своих всхлипов. Медленно сползая на пол по стене, он дрожал всем телом. Отец угомонился. Выпустил пар, и теперь смотрел на испещрённые багровыми бороздами ягодицы и бёдра сына. Еще не знал, что в душе ребёнка уже проросло семя ненависти и злобы, которые когда-нибудь толкнут на месть.***
Лето 963 года. — Вас… — старик захрипел, когда рука зажала ему рот. Его глаза широко раскрылись, когда клинок кинжала стал стремительно опускаться, вгрызаясь в живот и грудь, причиняя колющую боль. Стефан безумно скалился, ничего не слыша и не видя вокруг. Весь мир сузился лишь до него и отца, по воли которого он всё детство страдал. Из-за которого попал к Рочестеру. Из-за которого чуть не умер в муках на званном ужине графа. «Я ни в чем не виноват! — твердил голос в сознании реверида. — Не я убил маму. Не я заливал тебе в глотку выпивку! Не я выбирал, кем родиться. Я не хотел всего этого. Я не виноват…» — Не виноват, — выдохнул Стефан, когда он отнял руку от губ Лоуренса и обеими руками перехватил рукоять поудобнее, дабы вонзить кинжал в горло. Старик уже не кричал, не сопротивлялся. Лишь тихо хрипел и время от времени подёргивался. Встав, держа кинжал в руке, Стефан пошатнулся. Нервно усмехнулся, глядя на плоды своих трудом. — Поехали, Стефан, — шепотом просил Джозеф, до сих пор удивляясь, как к ним еще никто не вышел, чтобы вмешаться. — Да, поехали, — дрожащей рукой проведя по взмокшему лицу, младший король согласно кивнул. И всё же не удержался, пнул Лоуренса напоследок в бок. Только потом взобрался в седло, и послал лошадь в галоп. Чувство облегчения не наступало еще долгое время. Внутри всё клокотало, мысли метались в голове. И всё же, Стефан был рад тому, что смог разделаться с еще одним врагом, обидчиком, который не заслуживает ничего иного, кроме смерти.