Если ты со мной Нам путь укажет ветер. Птицей воспарим, Познаем все на свете. И лета зной и лёд зимы Идем скорей за мной! Но если против ты… Будешь мне врагом И сможешь только драться. Всего бояться днем И по ночам скрываться. Выбор твой — рай иль ад, Но не играй со мной! Получишь шах и мат! Symphodia — Шах и Мат
***
Зима 966 года. Герцогство Норвуд, замок Фелан — Госпожа, вы же простудитесь! — в который раз обеспокоенным голосом повторяла Жанна, держа в руках тёплую, но колючую шаль. Королева не слушала её, стоя на балконе своих покоев в замке Фелан. Ладони прижались к плоскому животу, скрытому под слоями тканей платьев и корсетов. Женщина давно переживала свою собственную трагедию, которую давно следовало бы забыть, похоронить, вместе с последним ребёнком, которого она так ждала и любила. Вместе со всеми теми надеждами и планами, которыми она жила всё то время, что состоит в браке с Джозефом Неваном, Бессмертным королём Рэйнфога, чьё здоровье уже и не такое крепкое. Полные боли и грусти зелёные глаза женщины скользили, оглядывая заснеженные просторы. В этом жестоком, холодном и беспощадном мире она была одинока. Не было рядом никого, кто бы мог утешить, поддержать, помочь. А виной тому тот змей, тот шлюх, который сидит на троне, затмевая собой даже Джозефа! Если не станет его, то всё будет хорошо. Всё будет так, как и должно быть. Так любила думать Элиан. Так любила повторять Жанна. Такого мнения придерживались некоторые придворные. В это верили крестьяне, не забывшие порядки Крофордов и деудеанские заповеди. Вдохнув морозный воздух полной грудью, ощущая, как он режет лёгкие, заставляя закашляться, Элиан посмотрела вниз. Третий этаж, а внизу земля, лишь слегка припорошенная свежим снегом: слуги хорошо постарались, убирая заснеженные горы. Так просто перекинуться через перила и отправиться в свободный полёт. Жаль, что она не сможет разбиться, но если падать вниз головой, то либо череп не выдержит, либо шея. Королева отпрянула, передёрнула плечами. Сама ужаснулась собственных мыслей. Нет, она должна жить! Ради себя, ради тех детей, что живы и остались при ней. Ради светлого будущего страны, ведь она королева, мать, женщина. Как когда-то Святая Иммакулэта Кора взрастила Деудедита и низвергла богомерзких реверидов с их вершины, так и она повторит подвиг этой великой женщины, воспитав сына и сбросив змея-шлюха с его трона!***
Снег приятно скрипел под подошвами высоких черных сапог. Холодный ветер направлял снежинки в лицо, заставлял жмуриться, а мороз пощипывал щеки и обнаженные руки. На расстоянии за младшим королём следовали стражники и слуги на случай, если тому что-то понадобится. Гуляя по саду, Стефан поднял голову, взглянув на балкон, на котором стояла королева Элиан. Женщина тут же поспешила скрыться, но от внимательного взгляда короля не укрылось, что соперница если не подавлена, то раздражена и зла. И в этом есть его заслуга. Два с чем-то года назад леди Хелен благополучно разродилась реверидом, которого назвала Харландом. Этот жест оценили многие придворные, которые одобрительно восприняли такой выпад, а вот Джозеф негодовал. Он ненавидел своего отца, ненавидел, когда его сравнивали с ним, а тут еще и невестка посмела наречь своего первенца этим именем! Хелен менять своего решения не собиралась, и дабы ей ничем не навредил разгневанный Джозеф, её вместе с ребёнком пришлось спешно отправлять в Расс к мужу. Благо, Реджинальд, в отличие от старшего отца, не был так категорически настроен, так что принял решение жены. От того, что ребёнку дали имя, принадлежавшее ненавистному человеку, малыш не станет таким же. Подобного мнения придерживался и Стефан, так что не сильно-то и понимал вспышек гнева Джозефа. Но едва уехала Хелен, а это было где-то ближе к концу сентября, как раз ближе ко дню рождения Реджинальда, Элиан с радостью объявила о своей беременности. Восьмая беременность, которую все считали добрым знаком. Придворные едва ли не на руках носили королеву, восхваляя её плодовитость. Её личный духовник уверял, что это дар Свыше за то, что Элиан ведёт праведную жизнь, что душой и помыслами она чиста. А чернь вторила его словам, ведь для них королева была едва ли не Святой. И лишь только воины, ученые мужи и политические деятели закатывали глаза. Они бы еще поняли, если бы спустя много лет брака это была бы первая беременность королевы, но это далеко не так, а значит и нет смысла так носиться с интересным положением, пусть даже первой женщины страны. В это время Стефан редко появлялся при дворе, решив всё же тоже проведать сына и посмотреть, как он устроился в своих новых имениях. На счастье Реджинальду хватило сил, чтобы казнить заключенных в темницы людей и не шугаться всего и вся. Из привычного уклада остались лишь постоянные тренировки и наставники, что помогали в управлении Расса и Хэдлей. И Филипп. Младший сын Тодда всегда вызывал у Стефана подозрения: слишком уж тот часто крутился возле Реджинальда, и слишком часто они запирались в комнатах, оставаясь наедине. И в одну из холодных декабрьских ночей король без предупреждения явился к сыну, чтобы разобраться с кое-какими ошибками в документах, что принц подписал. Переплетённые обнаженные тела двигались в едином ритме на кровати, пока два голоса постанывали в унисон. Брови Стефана поползли вверх. Вид раскрасневшегося, обнаженного, с затуманенным взглядом сына, стонущего под Филиппом, заставил реверида впасть в шоковое состояние. Однако, его радовало, что несмотря на изнасилование, Реджинальд не чурается получать удовольствие и от пассивной роли в сексе. Правда удивляет, что до этого вообще дошло. И всё же, кашлянув, отвлекая юных любовников, Стефан даже и рта раскрыть не успел, когда в него сначала полетела подушка, а затем Реджинальд обрушил целую тираду на отца, не поскупившись на бранные слова. Усмехнувшись, про себя порадовавшись, что сына он хорошо воспитал, Стефан удалился. В итоге разговор пришлось отложить до утра. Реджинальд краснел, стыдливо прятал взгляд, недовольно бурчал, наверное, ожидая, что отец будет его ругать за такое непотребство. — Всё же я в тебе не ошибся, — только и сказал тогда Стефан, чем ввёл в ступор принца. И всё же к сыну он приехал для того, чтобы взглянуть на подросшего внука. Хотел убедиться, что Харланд от Реджинальда, а не от Джозефа. У малыша были черные жидкие волосики, фиолетовые миндалевидные глаза и светлая кожа. Так что что-либо утверждать было крайне трудно. В середине зимы Стефан вернулся ко двору, и едва ли глаза не закатывал, ибо с Элиан все продолжали носиться, как с дорогой реликвией. Королева так высоко стала задирать нос, не стеснялась открыто бросать младшему королю замечания о том, что смысл держать реверида, когда он не может исполнить долг перед мужем и страной. Элиан гордо несла свой огромный живот, словно некую святыню. Рядом с ней всегда находились дамы из самых богатых и знатных семей, повитухи и лекари, служанки и стражники, что оберегали королеву. В период своей беременности женщина решила усердно заняться благотворительностью, так что по её просьбе был открыт один из давно заброшенных приходов недалеко от замка, куда стекались все нуждающиеся, получая серебро, тёплую пищу и кров. Бедняки, крестьяне и сироты боготворили Элиан, сравнивая её с Богородицей Иммакулэтой Корой, а Джозеф закатывал глаза и потребовал сократить расходы жены, ибо уж слишком сильно она разогналась. Нет, никто не запрещал королеве тратить своё содержание на милостыни и прочую ерунду, но не стоит уж так яростно стараться опустошить казну ради того, чтобы люди сравнивали тебя с обликом святой шлюхи. И именно последние слова были сказаны вслух, как упрёк, как намёк, что не стоит уподобляться другим, не нужно равняться на сомнительные личности. И это просто вывело Элиан из себя: — И это говорит мне тот, кто сам поставил во главе страны шлюху, даровав ей корону! Иммакулэта раскаялась в своих грехах, творила добро, стала на путь истинный, была благочестива. А твой Стефан, как упивался чужой кровью и страданиями, так и продолжает это делать! — Мужчины и женщины разные, Элиан, — устало отвечал Джозеф, уже жалея, что вообще затеял весь этот разговор. — Женщину красят доброта, скромность и благочестие, а мужчину — сила, ум и железная хватка. И не мы придумали это. Когда-то всё это решили за нас, а в мире полно людей, которые будут придерживаться подобного мнения. Посади на трон доброго и скромного правителя, и его назовут слабаком, глупцом. Первым же делом его либо убьют, либо им будут управлять. Посади на трон сильную и умную женщину с железной хваткой, и её в народе заклеймят тираншей и ведьмой. Уж тебе ли не знать, что Церковь создала идеалы, которые сложно разрушить. — Зато ревериды при любом раскладе будут демонами! Стефан так и не смог подавить смешок. Что может быть смешнее женщины, превозносящей свой пол, как венец творения, но при этом глубоко почитающей религию, в которой эти же женщины не более, чем рабыни, созданные для подчинения мужчинам и деторождения? Впрочем, вдаваться в такие вещи ревериду хотелось меньше всего. Куда больше его терзало желание спустить Элиан с небес на землю, немного испортить ей жизнь, причинить боль. Не составило никакого труда подкупить нескольких слуг из свиты королевы, чтобы те своей госпоже давали пищу с ничтожно малым количеством яда. Сначала Элиан просто плохо себя чувствовала, но повитухи уверяли, что ничего страшного в этом нет, что при беременности женщины часто плохо себя чувствуют. Так что стоит даже радоваться, что тебя тошнит, что кружится голова, стреляет в пояснице и нет сил в теле. Интересное положение, дурное самочувствие и переменчивое настроение не помешали Элиан продолжить враждовать с ненавистным реверидом и пытаться его устранить. Что началась серьёзная игра, Стефан понял, когда на одном из тренировочных боёв против него вышел стражник, которого он прежде не видел. Новенький, про себя отмахнулся король, не придавая этому особого значения. Поединок был яростным, с виду ничем не отличающийся от всех предыдущих, за исключением того, что в какой-то момент противник достал из рукава тонкий стилет и едва не всадил его в горло ревериду. Лишь благодаря быстрой реакции, Стефан сумел увернуться. Но атаки повторились, а потом новенький и вовсе едва ли не впал в боевое безумие, принявшись кидаться на короля с яростью, используя не только оружие, но и кулаки. То, что это не учебный бой, стало ясно тогда, когда мужчина рубанув по левой руке реверида, тем самым выбив оружие, повалил его на землю и стал душить. Выхватив из ножен кинжал, который он всегда носил с собой, Стефан вспорол живот противнику и тот повалился на бок. То, что это всё же было покушение, говорил яд на лезвии стилета, которым порезали младшему королю руку и попытка удушения. Нападавший оказался родственником кого-то из казнённых выходцев из Расса. На счастье яд был не сильным, так что при должной обработке, Стефан отделался лишь несколько дневной температурой, вялостью и рвотой. И пока весь двор искал того, кто притащил убийцу в замок, реверид не мог не заметить, как с досадой Элиан поджимала губы. Она явно была разочарована тем, что её план провалился и ничего не вышло. Подкупленные Стефаном люди всё так же давали Элиан отравленную еду, только на этот раз вместо обычного яда там были травы, которые способны были вызвать выкидыш. И вот на сроке в восемь месяцев королева стала истекать кровью, подняв такой крик, что сбежался весь двор. Выкидыш. Королева потеряла ребёнка, который был полностью мужского пола. Сын. Долгожданный, любимый уже в утробе, но так и не увидевший свет. Элиан в истерике металась по постели, истекала кровью, пока повитухи и Брендон пытались спасти ей жизнь. Слишком много крови она теряла, слишком слабым было её тело. Джозеф переживал за жену, даже собирался побыть рядом с ней, утешить, но заметив смеющиеся горящие адским пламенем глаза Стефана, насторожился. Не нравилось ему всё это, а Элиан, словно не в себе, кричала, рыдала, обвиняла в произошедшем младшего короля. Кое-как удалось остановить кровотечение, успокоить королеву, заставить уснуть. А потом внезапно пропали несколько человек из числа её слуг, которых подкупил Стефан. Их тела так и не нашли. Теперь же буквально все старались утешить, поддержать Элиан в её горе, пока Джозеф деликатно пытался выведать у супруга, не причастен ли тот к произошедшему. Стефан лишь скривил губы и заявил, что не имеет никакого отношения к природным процессам, не забыв напомнить, что королеве уже отнюдь не двадцать и организм женщин намного быстрее изнашивается, чем у мужчин или реверидов. Не прошло и пары месяцев, как Брендон сообщил неутешительную весть — королева стала бесплодной. Это подтвердили и повитухи, и городские лекари, и даже несколько ведьм, к которым ездила Элиан надеясь, что страшный приговор лишь ложь. Горе женщины было настолько сильным, что она сначала заперлась в своих покоях, а потом и вовсе пожелала вернуться в отчий дом, но лишь на время. Так что полгода Рэйнфог отдыхал от Элиан, а придворным не нужно было разыгрывать сожаление. Джозеф же, уже давно привыкший к тому, что с его мужьями и женами вечно случается какое-то несчастье, лишь сухо выразил своё соболезнование. Времена, когда он страстно хотел детей, когда вместе с супругами оплакивал каждый выкидыш или мертворожденного младенца, прошли. Многие придворные дамы и некоторые ревериды обвиняли старшего короля в черствости, называли жестоко сердечным и властным. И они продолжали мимоходом вспоминать несчастную королеву. Продолжая смотреть на пустующий балкон, где еще не так давно стояла Элиан, Стефан гадал, как же женщина решит отомстить ему. Несомненно, королева еще больше уверилась, что именно он, младший король, а не кто иной причастен к её трагедии. В родительском доме Элиан провела полгода, так что ближе к концу января девятьсот шестьдесят пятого года вернулась в Рэйнфог, где вновь впала в уныние и тоску. Она заметно побледнела, исхудала, а придворные льстецы, поэты и художники отмечали, что не видели еще в жизни женщины прекраснее в своём горе, чем королеву Элиан Бранкийскую. И это выражение так сильно забавляло Стефана, что он не постеснялся озвучить его прямо в лицо королеве, которая тогда не сдержалась и набросилась на соперника, оцарапав ногтями ему лицо и шею. Ступая дальше по слегка припорошенной свежим снегом дорожке, Стефан заметил, как через парадные ворота в Фелан въехала карета в сопровождении дюжины всадников-воинов. Не припоминал он, чтобы здесь ждали кого-то из гостей. По крайней мере, ни камергер, ни канцлер, ни тем более мажордом не известили младшего короля о том, что кто-то должен прибыть в Фелан. Карета остановилась недалеко от замкового крыльца. Один из всадников спешился, отворив дверь, протянул руку, помогая выбраться наружу нежданному гостю. Порыв ветра, взметнувший полы подбитого волчьим мехом плаща, донёс до Стефана аромат лаванды. Тот, который ни с чем не спутаешь. — Спустя столько лет, что-то вынудило Птичку вернуться в «змеиное логово»? — недобро сощурил глаза король. В последнее время он был слишком занят делами государства, усмирением бунтов, осмотром собственных войск, чтобы беспокоиться о когда-то выбывшем из «игры» сопернике. И хоть Ларс уже давно не был супругом Джозефа, давно не казал своего носа при дворе, а в памяти Стефана еще свежи были воспоминания, как эта Птичка впервые появилась рядом со старшим королём в качестве камердинера, затем любовника, возлюбленного и по итогу стал заменой Железному Королю, принцем-консортом. Словно почувствовав чей-то пристальный взгляд, Ларс обернулся. Издалека не было видно его лицо, но по сгорбленной фигуре было понятно, что он боится и находиться здесь ему неприятно. Накинув капюшон на голову, он заспешил за слугой в замок. Не переставая хмуриться, Стефан двинулся следом, ускоряя шаг.***
Отхлебнув отвар из листьев крыжовника, Джозеф устало потёр виски. Сколько лет прошло, а он всё продолжал пить настойки и целебные отвары, приготовленные Брендоном, лишь бы притупить болезнь. Они помогали. Джозеф начинал чувствовать себя лучше, к нему возвращался аппетит, его больше не знобило, он спокойно спал по ночам, пропадала усталость, да и вес вернулся в норму. Вот только притягательная бледность кожи и лихорадочный блеск в глазах никуда не делись. Но как только король переставал их пить, так буквально через несколько месяцев болезнь возвращалась вновь. Брендон разводил руками, не знал, с чем это связано, но советовал Джозефу не прерывать лечение. Было подозрение, что в пищу или питьё кто-то добавляет яд, но слуги, пробовавшие всё первыми, так и не слегли с хворью, и не умерли в муках, как это обычно бывает. Придворные лекари, лучшие из лучших, лишь разводили руками, в один голос твердя, что монарху уготована смерть, а с помощью лекарств Брендона он лишь оттягивает время. Думать о смерти не хотелось. Как и о том, что будет после неё. Он ведь не так-то уж и стар! Всего-то пятьдесят девять лет, жить да жить. Но здоровье уже изрядно подводит, в переменную погоду ломит кости, мучают головные боли… Стук в дверь отвлёк от неутешительных мыслей. — Входи, — собственный голос звучит устало, что заставляет Джозефа поморщиться, прочистить горло. Слуга попросил прощения, провёл за собой графа Гровера, и король нахмурился. Только этого ему не хватало! Сжав кулаки, Джозеф бросил быстрый взгляд на шкаф, в котором лежали десятки гневных писем, что были написаны за последний год от его бывшего супруга. Не сомневался, что Ларс пришел на этот раз высказать всё в лицо, а не марать очередную бумагу своим корявым почерком. — Джозеф, — не дожидаясь, когда уйдёт слуга, без всяких церемоний и титулов начал реверид, — я требую, чтобы ты… — Снова решил высказать своё негодование? — хмыкнул король, встав из-за стола и выйдя вперёд. — Ты не можешь лишить меня моего сына, Джозеф! Я не позволю, чтобы с ним что-то случилось. — А что с ним может случиться? Кажется, ему нравится. — Нравится?! Нравится идти против моей воли?! — вспылил Ларс, повышая голос, срываясь на неприятный визг. Джозеф поморщился: — Алану уже почти пятнадцать, так что я не вижу смысла ему и дальше прятаться за твоей юбкой. К тому же, он сам попросил меня о том, чтобы я отправил его нести службу в один из восточных гарнизонов Норвуда. — Юбку?! — Перестань кричать. Давай лучше спокойно обсудим это? Ларс недоверчиво косился на короля, а сам мужчина уповал на то, что удастся по-быстрому отделаться от графа. Причиной конфликта был факт того, что Алан, вопреки увещеваниям Ларса, не собирался отсиживаться в поместьях, становиться книжным червём, а тяготел к воинскому делу. И разумеется, что сильно устав от опеки своего трусливого отца, не постеснялся написать Джозефу с просьбой дать ему возможность самому вершить свою судьбу. Как отец, монарх желал сыну только лучшего, потому не посмел отказать в просьбе, предварительно отправив в поместье графа Гровера одного из своих людей убедиться, что ничто не помешает Алану стать хотя бы лучником в гарнизоне. Едва стало ясно, что мальчик может при желании стать и замечательным мечником, Джозеф сразу же прислал за ним людей и те увезли бывшего принца, не обращая внимания на причитания, мольбы и слёзы Ларса, который не хотел отпускать сына куда-то от себя. И с тех пор Джозеф не знал покоя. Он намеренно не сообщал Ларсу, в каком именно гарнизоне находится Алан, чтобы реверид своими письма не доводил мальчика и не отвлекал от учений. Даже тамошним командирам приказал перехватывать и отсылать письма к королевскому двору. Ничего хорошего в тех посланиях не было. Ларс угрожал, сыпал проклятиями и называл Джозефа последними словами, обвиняя во всех смертных грехах. Молил Алана вернуться, давил на жалость, обещал исправиться. — Хватит носиться с ним, как с беззащитным младенцем, — спокойно сказал Джозеф, сложив руки за спиной. — Наш сын заслуживает лучшей участи, чем ту, которую ты ему уготовил. — Но он не может стать воином! — не желал сдаваться Ларс. — Его рука… — Каких-то два пальца, Ларс! Каких-то два жалких пальца, которые не играют особой роли, да еще и не на ведущей руке! Хватит, Ларс, довольно! Это ты решил похоронить себя, придавая слишком большое значение тому, что давно следовало бы забыть. Но я не позволю сделать то же самое с нашим сыном! — Но Алан калека. Над ним все будут смеяться, дразнить. Ты подвергаешь его жизнь большой опасности, позволив нести службу на границе. — Никто над ним не будет смеяться, идиот. Алан находится среди воинов, а у каждого из них есть то или иное увечье, шрамы. И никто из них не дразнит друг друга. Таким только дети занимаются, да недалёкие мамаши. И некоторые папаши. Ларс собирался еще было что-то сказать, но Джозеф поднял руку, заставляя его молчать. — Хватит! Я не намерен больше выслушивать твой вздор. Если наш сын пожелал стать воином, то так тому и быть! По твоей милости я лишил его статуса принца и моего наследника, но больше я не стану тебе потакать. А теперь успокойся, и вместо того, чтобы истерить, лучше бы порадовался за Алана. Он делает большие успехи, командиры его хвалят и возлагают большие надежды. Наш сын будет хорошим воином. Реверид закусил нижнюю губу, глядя на бывшего мужа исподлобья. «Упрямый глупец! — про себя фыркнул Джозеф. — Иногда он всё же бывает невообразимо глуп. Хорошо, что Алан не в него». — Это всё, о чем ты хотел поговорить? — Я… — Ларс замялся, напряженно сжимая кулаки. Он лихорадочно обдумывал свои следующие слова, дабы еще больше не разозлить короля. — Я лишь надеюсь, что ты позволишь мне вновь увидеть Алана. — Во имя всех богов, Ларс! — застонал мужчина, подняв взгляд к потолку. — Не делай из меня чудовище. Я не запрещаю тебе видеться с сыном, но при условии, что Алан сам того пожелает. Всё же ты слишком долго держал его взаперти, ограждая от всего мира. Графу ничего не оставалось, кроме как согласно кивнуть, и еще больше поникнув, направиться к выходу. Он явно был подавлен, но Джозеф больше не собирался идти навстречу бывшему супругу. Достаточно! Повернувшись к столу, он провёл кончиками пальцев по гладкой лакированной поверхности. Нужно было что-то делать с Элиан, которая слишком увлеклась своими горестями. — А я-то всё гадал, для чего Птичка покинула свою клетку, — раздался за спиной насмешливый голос Стефана. Джозеф обернулся, хмуро посмотрев на супруга, который явно подслушивал их разговор. — Что? — вопросительно изогнул бровь реверид, поигрывая в руках гранатовым кулоном. — Я не виноват, что вы говорили слишком громко. Даже в коридоре было слышно. — В коридоре или под дверью? — серые глаза недобро сверкнули. — Я позволяю и прощаю тебе слишком многое, Стеф. А следовало бы тебя наказывать. — Прости, но я уже слишком стар, чтобы ты спокойно мог взять розги и отхлестать меня по заду, — холодно возразил Стефан, подойдя вплотную к мужу. — Я рад, что у Алана хватило мозгов сбежать подальше от Ларса. С таким отцом в пору отправиться в монастырь и вести праведную жизнь послушницы. — Ты хотел сказать «послушника»? — Нет, именно послушницы. Кстати о монастырях. Может туда стоит отправить Элиан? Подобное предложение не сильно понравилось Джозефу, что было видно по его скривившейся физиономии. — Толку от неё никакого, а там она сможет сутками напролёт предаваться своему горю, — продолжал реверид, как ни в чем не бывало. — Стефан, прояви хоть немного к ней уважения! — всё же не выдержал и вспылил Джозеф. Не любил он, когда ему указывали, что делать с супругами и любовниками. А Стефан явно переходил эту грань, слишком увлёкшись высказыванием своего мнения. — Она всё же потеряла ребёнка и осталась бесплодной. Для многих это трагедия. — Не понимаю я этой трагедии, тем более когда есть еще шестеро живых детей, — фыркнув, реверид прошел мимо, плюхнувшись в кресло и потянулся за миндалём в хрустальной вазочке. — Мне кажется, что она просто уже накручивает. Прошло уже достаточно времени, чтобы Элиан могла отойти и вернуться к прежней жизни. — Для некоторых подобные вещи сродни самой страшной трагедии, — терпеливо пояснил старший король. — Но ты прав, Элиан слишком затянула со своим горем. Поэтому я подумал, что следовало бы пригласить в гости Реджинальда с семьёй и Эрика. Уверен, что Элиан сможет немного развеяться в компании Хелен и Селины. — Конечно сможет, — ядовито усмехнулся Стефан. — Прахом над Мирроггером, когда-нибудь. Джозеф предупреждающе посмотрел на него. В последние годы Стефан стал более придирчив к людям, а от его черного юмора становилось жутко. Попробуй угадай, шутит он или угрожает. И отнюдь не редкость, когда после подобных «шуточек» потом пропадали люди, которым они были брошены, или же обнаружены убитыми. Джозеф уже давно перестал пытаться докопаться до правды и наказать реверида за все эти выходки. По крайней мере, был готов закрывать глаза до тех пор, пока дело не касалось очень важных государственных лиц и тех, чья смерть может вызвать целый скандал.***
Слуги выгружали вещи, заносили их в замок. Суетились у карет, вертелись рядом со своими господами. Придворные кланялись, приветствовали прибывших принцев с их семьями, выказывали восхищение и почтение. О чем-то мимоходом спрашивали. Поводы для обсуждения всё же были: жена Эрика, совсем юная леди Селина наконец-то оказалась в положении и теперь эта бледная, немного располневшая и измученная долгой дорогой и своим положением девчонка гордо демонстрировала свой живот. Со скучающим видом Стефан отметил, что Эрик совсем не изменился. Всё такой же тучный, неуклюжий и высокомерный мальчишка с поросячьими глазками и характером крысы. За время его правления Хоард не пришел в упадок лишь потому, что к Эрику были приставлены люди, которые всё делали за принца-герцога. А вот Реджинальд изменился. Подрос, стал едва ли не выше самого Стефана на два пальца. Широкоплечий, статный юноша, красивый, с едва заметным изгибом талии и слегка округлыми бёдрами. Реджинальд не отращивал волосы, опуская их не ниже ушей, но даже так он был хорош собой. Глаза цвета красного дерева смотрели величественно, свысока, а губы кривились в надменной усмешке. Сразу видно Этельхардскую породу. Вместе с Реджинальдом в Фелан прибыла Хелен с детьми. В ноябре девятьсот шестьдесят пятого года она благополучно произвела на свет полноценного мальчика, которого нарекли Эгбертом. Маленького герцога, одетого в тёплые тёмно-фиолетовые одежды, несли служанки, которых выбирала сама Хелен. Он отличался от своего старшего двуполого брата: каштановые волосы, карие глаза, такие же, как у его отца, и оливковая кожа. — Опасно их было собирать всех в одном месте, — заметил Стефан, от которого не ускользнуло, что Эрик и Реджинальд обменялись убийственными взглядами. — Время от времени необходимо вспоминать, что мы все одна большая семья, — тихо ответил Джозеф, наблюдая за тем, как Элиан тут же метнулась тискать маленького Эгберта и трепать по волосам угрюмого Харланда. На это утверждение Стефан лишь фыркнул и в привычной манере холодно поприветствовал всех, кроме сына. Его он даже соизволил обнять, но лишь затем, чтобы на ухо высказать своё недовольство по поводу того, что Реджинальд додумался притащить с собой еще и своего любовника. А Филипп, облаченный в одежды стражника, гордо выпятил грудь, вскинув подбородок. Он высокомерно смотрел в спину Хелен и ревниво кривился всякий раз, когда муж и жена стояли рядом. Что-то подсказывало Стефану, что если Хелен до сих пор не знает о любовнике своего мужа, то очень скоро узнает, и тогда неизвестно что случится первее: она ли пожелает избавиться от соперника или любовник надумает устранить её? Одно было ясно: о спокойной жизни стоит забыть!***
— Ты в этом уверена? — Элиан прикрывала губы ладонью, то и дело бросая взгляды на обеих герцогинь, что находились в её покоях и хранили молчание. — Один из слуг проболтался, Ваше Величество, — ответила Жанна, гордо выпрямившись, будто это она была свидетельницей того случая. — Если это использовать в наших целях… — И без тебя знаю! — зашипела королева. Передёрнув плечами, она жестом велела маркизе помалкивать, а сама вернулась к своим гостьям. Один из слуг, уверял, что много раз видел, как один стражник заходит в покои принца Реджинальда в неурочное время, и остаётся там до утра. Обычно он уходит до прихода слуг, но те, кто следят за хозяйской постелью, не раз отмечали, что простыни подозрительно мокрые, будто после страстной ночи. И как же удачно, что этот слуга решил поведать о таком маркизе Лайонел, за что получил несколько золотых и обещание мучительной смерти, если проболтается кому-либо еще. Элиан переполняли отвращение и радость одновременно. Отвращение, поскольку Реджинальд оказался еще отвратительнее своего двуполого отца. Ладно брать в постель реверида, у тех хотя бы лоно есть, но полноценного мужчину! Отвратительно! Разве можно использовать заднее отверстие, созданное для избавления организма от нечистот, для секса? Элиан просто забывала, что когда-то у Джозефа в любовниках ходил полноценный мужчина, виконт Реган Уорик. А ликовала женщина оттого, что с помощью этой информации можно было нанести еще больший вред самому Реджинальду и заставить помучиться Стефана. Сомневалась Элиан, что будь младшему королю безразличен его сын, то он бы стал устраивать резню в Рассе. Королева вернулась к герцогиням. — Селина, милая, ты такая бледная, — приторно-сладким голосом пропела она, изображая заботу. Накрыла своей рукой руку русоволосой девушки. — Ты хорошо себя чувствуешь? Тебя никто не обижает? — Нет, никто, Ваше Величество, — ответила Селина, но в её голубых глазах читалась такая усталость, что этого просто невозможно было не заметить. Усталость и страх. — Правда… меня тошнит постоянно. И голова кружится… — Бедная девочка, тебе нужно отдохнуть, — не переставала играть свою роль Элиан. Повернулась к кому-то из своих дам. — Проводите Её Светлость до покоев. И пусть повитухи осмотрят её. — Повитухи? — удивилась жена Эрика, с трудом поднимаясь и придерживая свой живот. — А почему не Брендон? — Милая моя, Брендон верно служит королю Стефану, а я не хочу, чтобы с тобой и твоим малышом что-то случилось. Нельзя доверять тем, кто служит реверидам. То слуги дьяволов, ибо ревериды есть истинное зло на земле! Так учит Церковь и так говорила Свята Иммакулэта Кора. — Вере! — отозвались находящиеся в покоях женщины. Более Селина противиться не стала, позволяя увести себя. Едва она ушла, как Элиан переключила своё внимание на Хелен, и к своему удивлению заметила, что девушка смотрит на неё пристально, чуть хмурясь. — Ваше Величество, при всём уважении к вам, хочу напомнить, что неразумно настраивать людей против младшего короля. И уж тем более так открыто высказываться против реверидов. Вам ли не знать, что это чревато последствиями. — Её Величество сказала правду, — вмешалась Жанна, опираясь о клюку и коршуном глядя на герцогиню, — а вам, леди Хелен, должно быть стыдно, что вы выступаете против первой женщины королевства, защищая богомерзких тварей. Женщины должны быть заодно, ведь у нас общее горе. — Вот именно, Хелен, мы должны быть заодно, — Элиан наигранно изобразила вздох сожаления. Перехватила руки девушки, сжала их в своих. — Тем более, когда нас роднит общее горе. — Какое такое горе? — нахмурилась Хелен, мягко пытаясь высвободиться из пальцев королевы. Не нравилось ей всё это. — Мы обе женщины, жены, матери, которые вынуждены терпеть измены наших мужей, — Элиан жадно вперилась в лицо герцогини. — Увы, но Реджинальд недалеко ушел от своих отцов. Особенно от Стефана… Крепитесь, моя дорогая, но это неизбежно. Все мужчины изменяют. С женщинами. С реверидами. И с другими мужчинами… — И? — герцогиня осталась хладнокровна, совсем не изменилась в лице. Это ввело в ступор королеву, и та даже не сразу нашлась, что ответить. Она была готова ко всему, кроме этого. Ждала любых эмоций и реакций, кроме холодного спокойствия, будто ничего страшного не произошло. — Милая, тебя это разве не обижает? Не оскорбляет? То, что твой муж тебе изменяет с другим мужчиной… — Откуда такие сведения, Ваше Величество? — Хелен сощурила глаза, и в синеве сверкнули фиолетовые искорки. — Вы сами были тому свидетельницей? — Я? Н-нет… — замялась Элиан, чувствуя, как к лицу приливает кровь. — Я лишь… — Мой муж вам об этом сказал? — Что? Нет, конечно же, нет! — Тогда мой вам совет, Ваше Величество: не нужно собирать глупые сплетни и верить им. Кажется, я вам когда-то говорила, что это не делает вам чести. Королева поджала губы, метнула испепеляющий взгляд на Жанну. Она только что выставила себя полной идиоткой, посмев что-то предъявлять без доказательств, еще и утверждать. — С вашего позволения я хочу удалиться, — Хелен встала со своего места, сделала глубокий реверанс, но не склонила голову, как положено. Смотрела на черноволосую прямо, уверенно, впервые не пытаясь отвести взгляд, не боясь, что кто-то может заметить странный фиолетовый оттенок в её глазах. — Меня уже заждались дети и мой супруг. С этими словами герцогиня направилась к дверям. Элиан продолжала сжимать подлокотники кресла, буравя возмущенный взглядом спину девушки. — Вот же хамка! — фыркнула Жанна, опираясь о клюку. Желваки заходили на её суровом лице. — Нет, вы это видели, Ваше Величество? Что эта девка себе позволяет? — Она еще очень юна и не понимает, что её преданность никому не нужна. Ничего, у нас еще есть козырь в рукаве.***
«Двуличные твари!» — с отвращением отметил Реджинальд, бросив взгляд на собравшихся недалеко от тренировочного поля знатных леди и юных лордов, что щебетали, восхищенно наблюдая за тренировками старшего принца. Придворная знать, та большая часть, что шипела в спину, бросая оскорбления, обсуждала и не лестно выражалась о Стефане и его сыне, сейчас ластилась, подлизывалась и любезничала с Реджинальдом, словно это не они еще не так давно называли его безродным ублюдком и сыном шлюхи. И вот этими тварями ему потом после смерти обоих отцов придётся править? Этими трусами, лживыми лицемерными ублюдками, готовыми в любой момент всадить нож в спину? Нет, он пока еще не готов к такому. Он пока еще не знает, как ими лучше управлять, но обязательно научится. И Стефан ему в этом поможет, ведь не зря же реверид таскает отпрыска по советам и заставляет вникать в дела государства, не забывая при этом ставить на место некоторых «змей». — Ваше Высочество, браво! — воскликнул какой-то миловидный юноша, сынок одного из графов, что вечно критикует методы правления Стефана. — Пустоголовые твари, — буркнул себе под нос Реджинальд, быстро двигаясь вокруг тренировочного чучела, нанося ему удары настоящим мечом, пока то раскачивалось на прочной цепи, едва не задевая торчащими из его тела палками толщиною в три пальца, в которые были вбиты заточенные гвозди и лезвия. Это было необходимо для того, чтобы при тренировках воины не расслаблялись и получали увечья в качестве урока и наказания за свою медлительность, оплошность и не внимательность. Подобное чучело было в Вилфреде, и по детству Реджинальд его сильно побаивался. Когда-то в девять лет Стефан попытался заставить сына тренироваться на нём, но после первых болезненных порезов, принц зарёкся больше никогда не подходить к этому чудовищному истукану. Но спустя годы Реджинальд сам стал засматриваться на чучело. — Умей преодолевать свои страхи, — любил повторять Стефан, наблюдая за успехами и провалами сына. — Если упал, то вставай и дерись снова. Поднимайся и борись до тех пор, пока можешь дышать. Поверь, это стоит того. Лишь слабак и трус будет отступать, даже не попытавшись попробовать снова. «Будь сильным». «Не позволяй никому увидеть твои страхи». «Докажи себе и им, что ты выше их всех!» «Не бывает непреодолимых препятствий, есть лишь слабые люди». Палка с лезвием просвистела прямо на уровне лица Реджинальда, всего в паре миллиметров от глаза. «Близко!» — отметил юноша, и тут же разозлился на себя. Из-за того, что отвлекался на глазеющих придворных, он совсем потерял бдительность, стал не внимательным. Нужно больше концентрации! — Эх, жаль, — раздался громкий голос, от которого Реджинальда передёргивало всякий раз, когда он его слышал. — А я был уверен, что сегодня снег станет красным. Старший принц обернулся, опустив меч. Угрюмо посмотрел на разодетого в добротный парчовый тёмно-синий камзол Эрика. — И что наша барышня забыла на тренировочном поле? — ядовито бросил Реджинальд, скривив губы на манер своего двуполого отца. — Увы, здесь нет еды, которой можно было бы полакомиться. Робкий смех придворных заставил Эрика побагроветь от гнева. — Кто бы тут про барышню говорил, мужеложец! — рявкнул он, сжимая кулаки. За смехом последовало сначало неловкое молчание, а затем тихие шепотки. Карие глаза Реджинальда почернели от гнева, и он двинулся к племяннику. — Что ты там прохрюкал, свинья?! — злость и ненависть одолевали его, заставляли сильнее сжимать в руке меч, пока еще смотрящий клинком вниз. — Правду! — слишком смело ответил Эрик, расправив плечи. Он не боялся старшего принца, но всё же поглядывал на оружие. — Что, решил до конца быть во всём похожим на своего шлюха-папашу? Может тогда еще клеймо тебе вырежем на лице? А что, тебя ведь уже трахали толпой! Сколько их было? Десять? Двадцать? Реджинальда словно молнией прошило. Воспоминания о том самом первом дне в Рассе, когда их окружила разгневанная толпа, а его самого скрутили, увели в сторону и насиловали с дюжину мужчин, разрывая зад до крови, заливая спермой. — Откуда ты знаешь? — голос старшего принца дрожал, в нём появились рокочущие нотки. Словно дикий зверь, он немигающим взглядом вперился в Эрика, медленно приближаясь. — Да это все знают! — не унимался тот, уверенный, что ему ничего не будет. Разве Реджинальд посмеет напасть на него, любимого внука Джозефа, в присутствии множества свидетелей? — И никто этого открыто не говорит лишь потому, что деда приказал молчать. Ну да, нельзя ранить чувства несчастной «принцессы». — Замолчи, — прорычал Реджинальд, чувствуя, как теряет самообладание. — Знаешь, если бы не твой папаша, то тебя бы в Рассе порвали, вернись ты туда. Думаешь, что все тебе подчиняются лишь потому, что признали твои права и власть? Отнюдь. Они просто боятся Стефана. Даже интересно, смог бы ты сам чего-то добиться без своего отца? Свидетели их конфликта вскрикнули. Стражники тут же бросились вперёд, обнажив оружие. Реджинальд пошел в атаку, взмахнул мечом. Острое лезвие, выкинутое вперёд, оцарапало пухлую щеку младшего принца, резануло по уху, срезав прядь черных волос. От шока и изумления Эрик даже не почувствовал боли. Страх вынудил его широко раскрыть глаза, икнуть. — Ваше Высочество, успокойтесь! — вмешались стражники, отводя старшего принца от младшего, заставляя опустить руку с мечом. — Не нужно совершать опрометчивые поступки, о которых потом можно пожалеть… А внутри Реджинальда всё клокотало от возмущения, гнева и ненависти. Он хотел выпустить кишки этой наглой свинье. Ну или изнасиловать ножом, кинжалом, мечом… Да чем угодно, лишь бы было острым и Эрик визжал от боли, как истинная свинья на бойне! — Хех, ты меня не тронешь, — уверенно заявил младший принц, отступая в сторону. — Не сможешь, потому что иначе деда тебе этого не простит. Я всё же его любимый внук! — Вот именно — внук! — фыркнул Реджинальд, жалея о том, что во дворе слишком много свидетелей, которые могут помешать ему убить племянника. — Зато он меня любит и признаёт, не то что тебя, Реджи! Не обидно, ведь пусть ты и старше, однако выше военного министра ты вряд ли поднимешься. Не переживай, когда я стану королём, то так уж и быть, не стану мешать тебе размахивать мечом… — С чего ты взял, что так вообще будет? Кронпринцем ты так до сих пор и не стал. — Стану! Рано или поздно, но стану. В самом деле, не передавать же корону тебе, общественной подстилке? Реджинальд зарычал, крепче перехватил рукоять меча, набросившись на младшего принца. — Ваше Высочество, остановитесь! — Не надо! Но он никого не слышал. Перед ним был враг, которого нужно убить. Эрик попятился назад, прикрываясь руками. Пронзительно вскрикнул, захрипев, когда клинок вгрызся ему в живот, заскользил наверх, вспарывая плоть, позволяя лиловым кишкам вывалиться наружу дымящейся кучей. Реджинальд не контролировал себя. Вынув меч из тела Эрика, он стал обрушивать удары сверху и сбоку, рубя младшего принца. Дамы взвизгнули, стали кричать, бросились бежать, побледнев от страха. Снег стремительно окрашивался в алый. — Ваше Высочество, остановитесь! Хватит! — стражники набросились на Реджинальда. Не постеснялись применить силу, выбивая меч из его рук, нанося болезненные удары, вынуждая успокоиться. Попытались оттащить его от завалившегося на бок хрипящего Эрика, который прикрывал руками вывалившиеся кишки и смотрел на Реджинальда единственным целым глазом. Младший принц надсадно хрипел, булькал кровью. А Реджинальд продолжал рваться, желая разделаться с ненавистным родственником. Сколько лет эта свинья портила ему кровь и нервы! Любимый внук, будущий наследник престола, который всё получал слишком легко. Почему ему должно достаться всё: любовь и внимание Джозефа, власть и хорошая жизнь, а не Реджинальду, родному сыну, который несмотря на все старания так и не заслужил даже толики тепла, что старший король распространял на внука и прочих своих детей? Юноша смотрел на изувеченное тело, лежавшее на снегу, и совсем не думал о последствиях, что не заставят ждать. Главное, что он наконец-то избавился от Эрика. От этой свиньи с повадками крысы, который слишком долгое время получал всё за просто так. Мир слишком несправедлив, если кому-то приходится из кожи вон лезть, лишь бы заслужить скупую улыбку строгого родителя, а кому-то нужно просто быть и иметь целый мир и любовь у своих ног.***
— Ричард уже достаточно созрел для брака, — говорила Элиан, поглаживая своего единственного полноценного сына по черным волосам. — Ну или хотя бы для помолвки. Джозеф задумчиво посмотрел на мальчика. Тому как раз исполнилось одиннадцать лет, и о помолвке действительно можно было бы подумать. В Рэйнфоге еще много девочек и мальчиков-реверидов, которые могут составить замечательную партию для Ричарда. — Мы могли бы через этот брак заключить просто замечательную сделку с Гюсолотом или той же Трайдорией, — продолжала королева, многозначительно посмотрев на мужа. Ей просто необходим был этот брак, ведь если он случится, то можно будет рассчитывать на поддержку Церкви и Верховных Кардиналов в устранении Стефана, а там можно будет со временем вновь ввести закон, по которому бы как и прежде умерщвлялись бы ревериды. Только в этот раз женщин бы не трогали. — Посмотрим, — не стал ничего обещать Джозеф, пока не настроенный на яростные споры. Внезапно навалившаяся усталость, заставила его зевнуть в кулак. После приезда принцев с их семьями, Элиан вновь ожила и теперь, если не проводила всё время в компании леди Селины и леди Хелен, то старалась уделять внимание сыну, который в изумлении шарахался от матери и с мольбой смотрел на отца. То, что двери без стука распахнулись, впуская кого-то из запыхавшихся стражников, стало таким обыденным, что Джозеф даже не возмутился и не удивился. — Ваше Величество, случилось несчастье, — набрав в грудь побольше воздуха, стражник быстро заговорил. — Между принцами Реджинальдом и Эриком случилась драка. Последний серьёзно ранен… — А вы куда смотрели, тупые ублюдки?! — тут же подскочив со своего места, король вихрем вылетел в коридор. К сожалению, он не мог видеть, как губы Элиан растянулись в победной усмешке. Джозеф спешил по коридорам к лазарету, где царила суета. Слуги и подмастерья носились туда-сюда, меняя тазы с окровавленной водой на чистые, заменяли простыни и тряпки, криками отдавали друг другу указания. В коридоре у лазарета уже столпилась часть придворной знати. Они переспрашивали друг друга о чем-то, переговаривались и замолчали, отводя взгляды, когда появился Джозеф. Король прошел мимо них, направился в комнату, откуда были слышны крики Брендона. Тот в компании еще нескольких лекарей корпел над изувеченным телом с множественными рубленными ранениями, в котором сложно было узнать принца Эрика. Джозеф едва за сердце не схватился, увидев внука. Шок, пожалуй, был самым сильным из всех чувств, что он испытывал в данный момент. Затем пришли боль и ужас. Мужчина уже заранее знал, что Эрик не выживет. Потерять любимого внука, единственное напоминание о любимом первенце… Но все чувства тут же притупили гнев и ненависть. — Ваше Величество, — Брендон обернулся к Джозефу, заламывая залитые кровью руки, — мне очень жаль, но мы сделали всё возможное… — Подготовьте тело к погребению, — коротко приказал король, выходя из лазарета. Окрикнул кого-то из стражников. — Где Реджинальд? — В темнице, Ваше Величество. Когда его схватили, то он продолжал вырываться. Мы решили, что ему нужно время, дабы успокоиться. — Хорошо. Сообщите палачу, что я буду ждать его в темнице. Перед законом все едины. С этими словами Джозеф направился в темницу. Он не позволит Реджинальду остаться безнаказанным.