All of my memories keep you near In silent moments imagine you'd be here All of my memories keep you near The silent whispers, silent tears Together in all these memories I see your smile All the memories I hold dear Darling you know I love you till the end of time (Во всех моих воспоминаниях ты рядом. В тишине я представляю, что ты здесь. Во всех моих воспоминаниях ты рядом. Тихий шепот, немые слезы… Во всех воспоминаниях единых Я вижу твою улыбку. Все воспоминания я бережно храню. Дорогой, ты знаешь, я буду любить тебя До конца времен…) Withim Tempation — Memories
***
Апрель 966 года. Ночь была темна. За окном барабанил промозглый дождь. Весна в этом году не радовала, как и всё то, что творилось при дворе. Со дня похорон короля Джозефа Невана и месяца не прошло, а разговоры о погибели страны только набирали обороты. Знать, чернь — все гадали о том, кому в итоге достанется трон. По закону Рэйнфогом должен править Стефан, ибо был младшим королём, был вторым после Джозефа у власти. Но многим бы хотелось, чтобы ненавистный реверид ушел вслед за мужем, а во главе государства встала королева Элиан, став регентшей, пока её сын принц Ричард не достигнет шестнадцати лет. Об этом не стеснялись говорить в открытую, обсуждать на каждом углу замка Фелан. Словно забыть успели, что просто так Стефан не уступит власть и престол. Что за ним стоят воины, которые после смерти Джозефа сразу же наводнили замок, и теперь ждут лишь часа, когда их Железный Король с высоко поднятой головой объявит себя единоличным законным властителем, а своего сына принца Реджинальда Этельхарда наследником. Должна и решиться судьба королевы Элиан и её сына принца Ричарда Невана. Как вдова, она должна будет покинуть двор, отправиться либо в поместье, где ей предстоит жить на пожизненном содержании государства и том приданом, что осталось ей от Джозефа, или же вовсе поселиться в каком-нибудь женском монастыре, — даже если таковых особо нет, для неё специально такой организуют, — где она будет томиться в пожизненном трауре, вести скромный образ жизни. Её же сына, скорее всего, отправят либо к родственникам в Бранкию, либо служить в пограничный гарнизон. И дабы ничего этого не произошло, королева пошла на крайние меры. Вернее, все думали, что это её рук дело. Не прошло и пары дней после похорон, как на Стефана дважды умудрились совершить покушение. Отравленные блюда и питьё никого не удивили, даже реверида. А вот упавшая в Зале Совета огромная железная люстра, которая могла убить, заставила брови вдовствующего короля поползти наверх. — Повторяются, — равнодушно тогда бросил Стефан, не испугавшись, не разозлившись. Смерть Джозефа очень сильно сказалась на нём, подкосила. Да, он присутствовал на Совете, занимался государственными делами, но делал это всё по привычке, по инерции, без прежней заинтересованности. Когда же работы не было, то Стефан запирался в своих комнатах и придавался обильному возлиянию, опустошая одну бутылку вина за другой, не прикасаясь к еде. Реджинальд ступал по коридорам, практически безлюдным в столь поздний час, — было уже за полночь. Лишь стражники дежурили у дверей, да воины совершали обход, тихо переговариваясь. Все в белых одеждах. Поговаривали, что траур затянется надолго. И это казалось правдой. Воины и стражники кланялись принцу, а сам он недовольно кривил губы. В один вечер всё изменилось. Теперь он без пяти минут наследный принц, а вместе с тем практически вдовец и отец-одиночка. Хелен сразу же кинули в темницу, где ей предстояло дожидаться своей участи. Разумеется, что её ждала смертная казнь, ведь иного за убийство короля не положено. Но случится это не раньше, чем Стефан придёт в себя и решит, что уже пора. А Реджинальд и не сомневался, что отец сделает всё возможное, чтобы Хелен страдала и буквально молила о смерти. Быть может, именно сейчас она и думает о последнем. Один из слуг сообщил, что с тех пор, как прошли похороны Джозефа, по личному распоряжению короля Стефана леди Хелен теперь довольно часто навещают стражники и насилуют. Филиппа держали в отдельной камере. Благодаря стараниям венценосного реверида он был лишен правой руки по локоть. Его пока не трогали, но довольно часто морили голодом и жаждой. Уверенно миновав стражу и войдя в отцовские покои, Реджинальд был серьёзно настроен поговорить обо всём этом с родителем. Уже практически смирился с мыслью, что жену и друга-любовника не спасти, так хоть избавить их от мук еще можно. В комнатах было прохладно, окна и балконные двери распахнуты настежь. На столе, комоде, тумбочках и полу стояли пустые бутылки. Одно из кресел перевёрнуто, побиты вазы, какие-то графины. В спальне было темно. Войдя в неё, но так и не обнаружив родителя, Реджинальд вышел на балкон. Дождь уже не моросил, а ливнем обрушился на землю. Заливал пол балкона и часть комнаты. — Отец? — принц удивлённо посмотрел на короля. Тот стоял под дождём, опираясь о перила балкона, прикладываясь к горлышку бутылки. Из одежды были лишь белые шелковые штаны, да и те промокли насквозь, так что облипали ноги, бёдра и ягодицы реверида. — Отец, ты что делаешь? — Реджинальд подошел вплотную, коснулся плеча Стефана. — Весь промок… Так ведь и заболеть легко. — И что? — реверид пошатнулся, обернулся к сыну. Свет из комнаты падал так, что бросал тени на осунувшееся лицо, а фиолетовые глаза заставлял лихорадочно блестеть, словно от болезни. — Зачем явился? Я тебя не звал. — Нужно поговорить… — Тебе постоянно нужно поговорить! — раздраженно рявкнул Стефан, передёрнув плечами. Размашистым шагом, едва не поскользнувшись, он вернулся в комнаты. Снова приложился к бутылке. — Что, в замке людей больше не осталось, что тебе не с кем языком потрепать? — Увы, но не они решают судьбы других, — огрызнулся Реджинальд, идя за ним и хмурясь. — Судьбы, — задумчиво протянул Стефан, упав в кресло, присмотрелся к тёмной жидкости в бутылке. — Если бы я действительно решал судьбы, то Джозеф был бы жив. — Может хватит убиваться по нему? Он этого не заслужил. Столько зла он совершил. Или ты уже не помнишь, как он предавал тебя, отправлял в ссылки, клеймил, причинял боль, менял на других? — За всё в этой жизни нужно платить, Редж. За ту жизнь, что я обрёл. За ту власть, что я получил. За всё то, что у меня есть, я обязан был заплатить. — Вот и он тоже заплатил! За всё то, что сделал с тобой и остальными своими супругами. Этот человек, этот монстр не достоин того, чтобы его оплакивали. — Заткнись, глупый щенок! Джозеф был великим человеком, воином. Если бы не он, то реверидов до сих пор бы убивали вместе с женщинами их породившими. Если бы не он, мы бы так и прогибались под Гюсолотом, Бранкией и деудеанской церковью. С чего ты, мальчишка, ничего в жизни не совершивший, решил, что имеешь право судить его? — Ты просто пьян, вот и несёшь всякую чушь, — буркнул Реджинальд, хотя прекрасно понимал, что как бы там ни было, а Стефан любил Джозефа, всегда тянулся к нему, нуждался в нём. Тяжело вздохнув, принц нервно взъерошил собственные волосы. — Я пришел не для того, чтобы ругаться с тобой. Я хотел попросить тебя кое-о-чем. Это связано с моей женой и… — Нет! — рявкнул Стефан, ударив кулаком по подлокотнику кресла. Наклонился вперёд, дыша на сына перегаром. — Даже не проси. Эта сука получит по заслугам! Как тот ублюдок, которого ты называл другом. Они оба заплатят сполна. — Но они явно не заслужили того, что с ними делают сейчас, — юноша сжал кулаки, — по крайней мере Хелен. Она ведь лишь соучастница, а страдает так, будто вырезала половину королевской семьи. Реверид поднялся со своего места, пошатываясь. Но Реджинальд не испугался, продолжил: — Я знаю, что её насилуют стражники. По твоему приказу. Что её иногда морят голодом, жаждой, унижают и избивают. Она не заслужила подобного обращения к себе. Да и Филипп… Они бы не пошли на подобную глупость без веской на то причины! Наверняка… Принц не предал значения тому, что отец подошел слишком близко. Запоздало заметил мрачный взгляд, полный презрения и ненависти, а потом уже бутылку, что промелькнула тёмным смерчем и впечаталась в лицо. Реджинальд взвыл от боли. Правую часть лица жгло так, словно к ней прижали раскалённый прут. Рот наполнился кровью: то ли он умудрился прикусить щеку или язык, то ли лишился пары зубов. — Защищаешь их, — Стефан возвышался над отпрыском, смотрел сверху вниз. Глаза пугающе блестели, под ними залегли устрашающие тени, уголки губ были опущены. Голос звучал низко, вызывая мурашки. — Оправдываешь… А может, это твоих рук дело? Может ты им приказал убить Джозефа? Принц хмурился. Сплюнул кровавую слюну на пол. — Отвечай, сука! — отбросив в сторону бутылку, король схватил его за грудки, сильно встряхнул несколько раз. — Чего молчишь, сволочь неблагодарная? — Я ничего никому не приказывал! Я и подумать не мог, что они до такого дойдут. — Тогда почему ты их защищаешь? — Потому что они мне дороги. Филипп — мой друг, а Хелен — жена и мать моих детей. — О, детей! Ребёнка, и то не факт. — Что ты имеешь в виду? — Реджинальд сглотнул, напрягся. — А то и имею в виду, глупый мальчишка! Твоя обожаемая Хелен сразу же, как только ты взял её впервые на ложе, раздвинула ноги перед Джозефом. И не один раз. Думаешь, что Харланд от тебя? Нет, не от тебя, а от Джозефа. — Что?! Ты лжешь! Хелен ненавидела Джозефа. Она бы не стала этого делать… — Ты так уверен в человеке, которого никогда не знал, которого впервые увидел лишь на собственной свадьбе? Зря. — С чего ты взял этот бред? — Реджинальд попытался вырваться, но реверид слишком крепко удерживал его за грудки. — Может быть с того, что сам всё это видел и слышал? — продолжал врать король, желая сделать сыну побольнее, желая вызвать ненависть к тем, кого этот юный глупец защищает. — Эта шлюха не стеснялась предлагать себя Джозефу при мне! А вот от кого Эгберт, это, увы, мне неизвестно. Может и от тебя, раз глаза у него карие. — Нет, это не правда! Ты всё лжешь. Делаешь всё, чтобы очернить её. Откуда мне знать, что убийство совершили именно Хелен и Филипп? Может ты сам убил Джозефа, чтобы побыстрее прибрать к рукам власть? Слишком поздно Реджинальд понял, что перешел грань дозволенного. Слишком поздно осознал, что перед ним стоит не родитель, а жестокий правитель, привыкший безжалостно убивать неугодных. Отпустив рубашку принца, Стефан недобро усмехнулся. Кулаком ударил в лицо, разбивая нос и губы. Реджинальд захрипел от боли, попытался ответить, но был схвачен за волосы и со всей силы приложен виском о стол, так что в ушах зазвенело, а перед глазами потемнело. Стефан уже не контролировал себя, методично избивая сына. Бил кулаками по лицу, груди и рёбрам. Принц пытался отбиваться, прикрываться. Умудрился ударить реверида в ответ, но лишь кольцом оцарапал щеку. За что тут же оказался на лопатках. Король не постеснялся, пнул Реджинальда в живот. Сел сверху, продолжая наносить удары кулаками по лицу и груди отпрыска. На груди зловеще поблескивал гранатовый кулон: от камня вниз тянулась прозрачная капля стекла, в которой находилась тоненькая прядь черных волос — память о короле Джозефе. От ударов темнело в глазах. Дышать разбитым носом было невозможно. Реджинальд едва ли не давился собственной кровью. Он широко раскрыл глаза, когда руки Стефана сомкнулись на его шее, лишая воздуха. — О… отец! Мне больно… от… от… пусти… Прошу! Реверид не слушал его, продолжая усиливать хватку. Юноша хрипел под ним, сучил ногами. Руками бил по плечам и лицу отца, краснея, задыхаясь. Ему было страшно. — Слабак… — неожиданно сухо бросил Стефан, отняв руки, позволяя Реджинальду закашляться, сделать долгожданный вдох. Встал, выпрямился. — Нужно было, чтобы тебя и твою женушку растерзала толпа из Расса. Видимо из тебя все мозги вытрахали, когда толпой драли. Продолжая кашлять, Реджинальд прижал руку к пылающему горлу. Не замечал, что из глаз по щекам текут крупные слёзы. — Запомни раз и навсегда, что убийцы короля не имеют права на помилование или оправдание. Они обязаны понести наказание — смерть. И тот, кто их защищает, сам грозит присоединиться к ним. Хочешь умереть, Реджинальд? Тогда я тебе это устрою, но прежде ты подвергнешься таким же пыткам, как и твои дражайшая женушка и любовник. Принц заметно побледнел, боязливо косясь на отца. Понимал, что тот сейчас не шутит, и если пожелает, то действительно отправит на смерть. Джозеф пусть и не любил сына, но всё же медлил в вынесении приговора, принимая решение. А вот Стефан не такой, и ему ничего не стоит собственными руками избавиться от тех, кто ему не угоден, кто смеет разочаровывать. И сейчас Реджинальд был именно тем, кто смеет разочаровывать совсем обезумевшего от горя младшего короля. Теперь уже единственного короля. — Нет, не хочу, — со свистом ответил принц. Голова гудела, шла кругом. Его тошнило. Во рту помимо крови стремительно скапливалась слюна, которую приходилось сглатывать. — Сразу же после казни убийц Джозефа отправишься нести службу на восточную границу. Слишком сильно я тебя опекал. Пора это исправлять. А теперь вон. Не хочу тебя видеть. Реджинальд не стал протестовать, хоть и хотелось возмутиться, возразить. Опекал? Как же! С трудом поднявшись, прихрамывая, сгорбившись, он вышел. Ничего, стражники и слуги быстро им займутся, отведут к лекарям. Сжав кулаки, Стефан посмотрел на сбитые костяшки. Тяжело опустился в кресло, откинулся назад, прикрыв глаза. За окном продолжал идти сильный дождь. Со дня смерти Джозефа он не находил себе места. Да, пытался отвлечься, заняться делами, но всё валилось из рук. Он стал рассеянным, запоздало реагировал на всё. Слишком погрузился в собственное горе, мысли, воспоминания… Воспоминания о прошлом, о тех моментах, когда они были вместе, причиняли сильную боль, но вместе с тем и вызывали лёгкую улыбку на устах. В жизни Стефана было много трудностей, боли, горя, трагедий. Но и хорошее тоже было. Пусть и не так много, как хотелось, но оно было.***
Лето 930 года. Герцогство Конлей, замок Вудроу Было довольно хорошей идеей выбраться прогуляться по лесу, недалеко от замка Вудроу, вблизи охотничьего домика. Практически без сопровождения. По крайней мере погода с утра к этому располагала, но через несколько часов небо затянуло тучами, стали разбивать лагерь, а потом хлынул дождь. Обильный ливень обрушился на землю, шумной стеной перекрывал все посторонние звуки, даже заглушал ржание лошадей и крики стражи, что готовилась нести службу. Лорды и леди уже успели попрятаться в каретах и под навесами шатров, пережидая непогоду, а вот королю было только в радость постоять под одним из больших дубов, что широко раскинул свои густые кроны, и насладиться прохладой, свежестью и долгожданной возможностью отдохнуть от назойливой знати. Нет ни пёстрых нарядов, ни блеска дорогих украшений, ни резких ароматов духов и течки. Лишь приятная глазу серость, тусклый свет и аромат мокрой земли, трав и цветов. Но его идиллию нарушил камердинер, который явился вскоре с бутылкой красного вина. «Всё же нашел предлог, как оказаться ко мне поближе, наглец», — усмехнулся Джозеф, окидывая Стефана оценивающим взглядом, принял из его рук открытую бутылку. Мальчик успел сильно промокнуть под проливным дождём, пока шел от шатра до укромного места короля. Волосы были мокрыми, сосульками обрамляли красивое овальное лицо. Одежда липла к телу, еще сильнее очерчивая изгиб талии и манящих бёдер. — Ваше Величество, я решил, что вам может быть одиноко, — дерзко заявил Стефан, вставая рядом. — А может я и хочу одиночества, — парировал мужчина, потрепав мальчика по волосам. — Иногда я устаю от людей, и радуюсь любой возможности избавиться от них хотя бы ненадолго. — Могу понять. Я был искренне рад, когда мне поручили уборку библиотеки. Там безлюдно, никто не действует на нервы, не стоит над душой. Фиолетовые глаза сверкнули: — Кроме зачастившего туда короля. — Обвини меня в том, что я нарушил твой покой, — рассмеявшись, Джозеф обнял его за плечи, прижал к себе. — Мне всегда казалось, что роль камердинера при короле намного лучше, чем обычного слуги. Или я ошибаюсь? — Нет, вы правы, мой король, — едва заметно улыбнулся Стефан, дрожа от холода. — Быть с вами действительно намного лучше. — Что, уже успел замёрзнуть? — король оттянул рукав мокрой хлопковой рубашки бежевого цвета, что из-за влаги теперь просвечивала. — Такая тонкая одежда… Надо будет сказать Корентину, чтобы одевал слуг получше да потеплее. — Мне вовсе не холодно, Ваше Величество. — Ну-ну, ври дальше, — усмехнулся мужчина, накинув ему на плечи свой плащ. — Ладно, пошли в шатёр. Будем тебя отогревать. Не хотелось бы, чтобы ты заболел. Что же я тогда буду делать без своего камердинера? — Воспользуетесь услугами другого реверида, — просто, без ревности или издёвки ответил Стефан, констатируя очевидное. — Сомневаюсь, что они будут так же хороши, как ты. Всё же ты у меня такой один, мой мальчик. Сказанное приятно грело душу, пусть в голове и промелькнула мысль, что все мужчины любят раскидываться льстивыми словами, желая произвести впечатление и привязать к себе объект своей страсти. Кутаясь в накинутый на плечи королевский плащ, Стефан шел рядом с Джозефом, направляясь к шатру. Рука короля нежно потрепала по мокрым волосам. Свинцовые очи смотрели тепло, заставляя испытывать в груди сладостное томление, которое люди называют любовью. Апрель 966 года. Герцогство Норвуд, замок Фелан Усмехнувшись собственным воспоминаниям, Стефан раньше не придавал такого большого значения подобным мелочам. А сейчас с жадностью вытаскивал из закоулков памяти все те прекрасные моменты, которые были между ним и Джозефом. Бережно хранил их, надеясь, что память с годами его не подведёт и он всегда будет это помнить. Рука сжала гранатовый кулон, вернее его нижнюю часть, где теперь висело изящное прозрачное стекло с тонкой черной прядью. Напоминание. О том, кого больше нет. — Ваше Величество? — стука в дверь Стефан не услышал, но и на голос окликнувшего отреагировал равнодушно. Брендон мялся в дверях, заламывая руки. — Его Высочество принца Реджинальда доставили в лазарет. Он сильно избит и… — Займись им и не вздумай беспокоить по пустякам, — перебил король. О сыне не хотелось думать. — Конечно, как пожелаете, — в голову лекаря закрались сомнения, но он не смел их озвучивать или попрекать реверида. Понимал, что просто так Стефан не стал бы причинять вред сыну. Поклонившись, удалился, оставив короля наедине со своими воспоминаниями и выпивкой.***
Май 966 года. — Нужно что-то делать, — Элиан нервно кусала губы. Тревога не покидала её. Ей было страшно. Два месяца уже прошло, а страх за собственную судьбу только усиливался. Неизвестность пугала, а окружающие заставляли недовольно хмуриться. Всё рушилось, уходило прочь, словно песок сквозь пальцы. Пошли слухи, что очень скоро назовут дату казни убийц короля Джозефа. И при всём этом обязательно должен присутствовать весь двор, даже принц Реджинальд, которому уготована участь наблюдателя. Ему-то будет больнее всего, ведь он должен будет наблюдать за тем, как медленно будут убивать его жену и друга-любовника. Королева подозревала, что после этого её судьба решится быстро. И кто знает, может её просто отошлют прочь или же решат казнить. — Ваше Величество, вы очень бледна, — заметила леди Жанна, пристально вглядываясь в лицо своей госпоже. — Совсем стали плохо питаться. Может стоит позвать лекаря… Элиан лишь отрицательно покачала головой. Еда не лезла в горло. И она действительно побледнела, стала выглядеть какой-то болезненной. Особенно в последние полмесяца. — Я настаиваю на лекаре, — не унималась маркиза. — Меня тревожит ваше состояние. И кроме того, крайне напрягает тот факт, что вы перестали кровить… — Боже мой, Жанна, я уже не так молода, да еще и бесплодна, чтобы… — королева осеклась, задумчиво пожевала нижнюю губу. Кровавые дни у неё шли с перебоями еще с момента последнего выкидыша. Иногда они были очень обильными, что Элиан бледнела и чувствовала сильное недомогание. Иногда же их и вовсе не было, но не более, чем месяц. Женщина попыталась вспомнить, когда это всё было в последний раз. Вроде бы в конце февраля, и с тех пор ничего. А в марте умер Джозеф, так что Элиан и вовсе забыла о подобных мелочах. А то, что её тошнило, в теле чувствовалась усталость и не было настроения — решила списать на собственное горе. Догадка заставила королеву округлить глаза, вопросительно посмотреть на камеристку, что подозрительно щурилась. Всё еще не веря, Элиан положила ладонь на свой живот, едва заметно округлившийся, плотный, из-за которого в последнее время ей было тесно в привычных платьях. — Нужно найти лекаря, — пробормотала она, облизнув губы. — Кого-нибудь не из придворных. Того, кто меня особо не знает и… Жанна, вели подготовить карету. Мы поедем на прогулку в ближайшую деревню. И подбери мне самые простые и непримечательные вещи. Маркиза даже спрашивать ничего не стала. Лишь кивнула, направившись в гардеробную, где перерыла всё, но так и не нашла ничего. — Тогда возьми одежду у служанок, — топнула ногой Элиан, раздраженная несообразительностью женщины. — Только поторопись. Не хочу тратить ни минуты. Жанна вновь кивнула, и насколько позволяли ей её годы, сама лично отправилась к служанкам, дабы за деньги взять у них скромные одежды. Лишь бы они были впору королеве, иначе та вновь будет недовольна. Минуты ожидания были самыми мучительными для Элиан, и через более, чем полчаса, она всё же была облачена в простое платье из коричневого сукна, грубоватое, раздражающее нежную кожу королевы. В нём женщина выглядела совершенно бесформенной, зато оно было намного легче шелка, парчи и бархата. Драгоценности она так же сняла. Велела распустить роскошную прическу и заплести волосы в простую косу. Сразу же набросила на плечи плащ, надела на голову глубокий капюшон. Сопровождать её должны были лишь Жанна, несколько доверенных пажей и стражников. Уходя, она велела сообщать всем, — если её кто-то надумает искать, — что ей нужно покаяться во грехах, и лучше это сделать в деревенской церкви, где её никто не знает. На самом же деле эта ложь была придумана для Стефана, но тому было сейчас не до этого. Если он не был занят делами, то пил и предавался горю, время от времени спускаясь в темницу и наблюдая за тем, как по его приказу пытают убийц Джозефа. Внизу уже ждала скромная карета. И пусть придворная знать и слуги будут рассуждать о том, куда это в таком неприметном виде поехала королева, они так никогда и не узнают о её истинной причине отъезда.***
Жанна напряженно поджимала свои тонкие губы, которые уже давно успели слиться с желтоватым цветом кожи её лица. Молчала, не смея заговорить первой. За окном смеркалось, а они только что вернулись из деревни, что находилась к востоку от замка Фелан. Довольно быстро отыскали местную знахарку-повитуху, которая с подозрением и настороженностью отнеслась к внезапным гостям. Но так или иначе, а женщина приняла Элиан у себя, спросила о самочувствии, а затем быстро осмотрела. Старуха не церемонилась, щипала королеву за бёдра, а затем недовольно цокнула языком. Жанна не могла услышать, что та наговорила, но после осмотра Элиан была молчалива. Обратный путь они провели в тишине, и даже сейчас, оказавшись в собственных покоях, королева не спешила ничего рассказывать. Она смотрела в одну точку перед собой, наглаживая живот сквозь ткань одежды. — Нам нужно уехать, Жанна, — наконец всё же решилась нарушить царившее молчание Элиан. — Желательно в монастырь и подальше отсюда. Не хочу, чтобы кто-то догадался. Мой сын должен выжить. — Так это правда, Ваше Величество! — всплеснула руками Жанна, воровато оглядевшись, желая убедиться, что их никто не подслушивает. — Вы беременны? — Да, беременна, — совсем тихо подтвердила та. Эта новость вызывала в ней одновременно и радость, и горечь с тревогой. Радость от мысли, что она всё же не бесплодна. Что Господь наградил её за все страдания долгожданной беременностью. Что частичка Джозефа теперь живёт и растёт в ней. Горечь от мысли, что она может не доносить до срока, или же умереть в родах. Всё же Элиан было тридцать пять, а в этом возрасте способны к деторождению совсем немногие женщины. Её гложила тревога от осознания, что если кто-то узнает о её тайне, то немедленно доложит Стефану, и тогда уже тот не пощадит ни мать, ни ребёнка. Повитуха, что осматривала её, предупредила, что эта беременность будет тяжелой, а роды опасными. А еще предсказала, что родившийся мальчик станет великим и займёт положенное ему место. Теперь Элиан не сомневалась, что носит под сердцем сына. И не сомневалась, что подобно Иммакулэте Коре она произведёт на свет того, кто низвергнет богомерзкого реверида с престола, восстановив мир и порядок, именно такие, какие угодны Господу!***
В комнатах было пусто и тихо. Некоторые предметы покрылись тонким слоем пыли, потому что слуги не спешили наводить здесь порядок. Ковёр с пятном крови, которое так и не смогли оттереть, спешно заменили на другой, чистый и более светлый. Стефан сидел на полу, время от времени прикладываясь к бутылке и выводя на постели из тёмно-синего шелка незамысловатые узоры пальцем. Он вновь был пьян, но на этот раз хотя бы мог соображать и самостоятельно передвигаться. В глубине души понимал, что нужно остановиться, пора брать себя в руки, но не получалось. Что-то внутри сломалось, подкосилось. Словно вместе со смертью Джозефа умерла и частичка него самого. Полностью погрязший в своих воспоминаниях, он порой не замечал того, что происходит в реальности. Не замечал, что придворные и даже советники теперь грызутся между собой, решая, кто будет ими править. Сломленного утратой Джозефа Стефана они не видели во главе государства и теперь думали, кого посадить на престол: старшего принца Реджинальда, в котором всё еще сомневались, или же младшего принца Ричарда, который еще толком не разбирался в политике и управлении государством. Алан Второй выбыл из этой игры по просьбе его собственного отца, графа Ларса Гровера, что пару дней назад объявился в Фелане: побывал возле могилы бывшего мужа и едва ли не все мозги вынес Стефану требованием вернуть ему сына, который сбежал. Венценосный реверид на всё это лишь отмахнулся и велел бывшему сопернику возвращаться домой. Если понадобится, то Алан сам вернётся. А если нет — то Ларс был просто ужасным отцом, раз от него сбежал сын. Выронив бутылку из рук, Стефан заснул. Сильная рука легла на его плечо, слегка сжала, вынуждая проснуться. Тряхнув головой, реверид с неохотой разлепил отяжелевшие веки. С удивлением заметил, что спальня мужа исчезла, а сам он находился возле мраморной беседки замка Вудроу. С деревьев осыпается пожелтевшая и покрасневшая листва, ярким пламенем гудит над головой, шуршит под ногами. Осень? Но разве сейчас не весна, не май, когда всё вокруг уже зелено? — Ты разочаровываешь меня, мой мальчик, — знакомый до боли голос заставил сердце в груди сжаться, пропустить удар. Стефан резко обернулся к говорившему, с изумлением уставился на мужчину. — Джозеф? Старший король возвышался над ним на целую голову. Он выглядел иначе, не так, как в день смерти или за несколько месяцев до этого. Слишком молодо, словно тому снова было не больше тридцати. Тогда еще от серых глаз не тянулись лучики морщинок, а черные волосы, лишенные седины носились распущенными, не схваченными в пучок на затылке. Но одет он был в то же, в чем его и похоронили: одежды из синего бархата, расшитые серебром, украшенные адулярами, а поверх надета кольчуга, к которой крепился черный плащ. — Я думал, что ты сильнее, — мрачно говорил Джозеф. — Думал, что уходя, оставляю страну на достойного преемника. И что я вижу? Ничего хорошего, если быть честным… — Я умер? — осторожно поинтересовался реверид, медленно приблизившись к нему. — Нет, не умер. Хотя признаюсь, я бы не удивился, умри ты от алкогольного отравления или в луже собственной рвоты. Достойная смерть для Железного Короля, ничего не скажешь. Поддавшись порыву, Стефан прижался к нему всем телом. Крепко стиснул за плечи. — Я скучаю, Джозеф, — голос упал до шепота, лишь бы не выдавать предательскую дрожь, — мне не хватает тебя. — И мне тебя, мой мальчик, — со вздохом признался мужчина, поцеловав его в макушку, обняв в ответ. — Когда-нибудь мы снова будем вместе. Ну, а пока ты должен жить. У каждого своё время, и твоё время умирать пока еще не пришло. Не сейчас. Живи, радуйся тем моментам, что есть. Правь, как того хотел. Твоя жизнь будет еще долгой, мой хороший. — Долгой, но без тебя. — Почему же? Я всегда буду рядом. По крайней мере, частичка меня всегда будет с тобой. С этими словами Джозеф коснулся кулона на груди реверида, где в стеклянной капле была тонкая черная прядь. — Хватит слёз, Стефан, — он ухватил супруга за подбородок, вынудил поднять голову. — Пора Железному Королю становиться во главе страны. И нечего мне тут сырость разводить. Жизнь на этом не заканчивается. — Жестокий ты ублюдок, если честно, — горько усмехнулся Стефан. — Такой же, как и ты, — тепло улыбнувшись, Джозеф поцеловал его в губы. Отстранился. — Будь счастлив, мой мальчик. И не позволяй больше никому и ничему делать тебе больно. С тревогой реверид смотрел, как мужчина отступил. Повернулся к нему спиной, уходя по тропинке вглубь сада. — Нет, Джозеф! Подожди! — попытался было побежать за ним Стефан, но ноги отяжелели, с трудом слушались. — Не оставляй меня одного! Я хочу с тобой! Всё же кое-как удалось сдвинуться с места. Уже легче пошел бег, так что реверид вскоре ступил на ту самую тропинку, ведущую вглубь сада. В одно мгновение всё увяло, почернело, едва ли в прах не стало рассыпаться. Болезненный удар в плечо заставил упасть на землю, отвратительно смердящую гнилью. Поморщившись, Стефан с ужасом уставился на Джозефа. Вернее, то что смутно напоминало его. Мертвец со страшными ожогами на лице, прожженными дырами от погребального костра. От него смердело горящей плотью. — Глупец! — прорычал сквозь обнаженные зубы Джозеф, нависая сверху. — Почему ты всегда всё усложняешь? Твоё время еще не пришло, чтобы ты шел за мной. Убирайся! Ты должен жить, Стеф. Назло всем. И учти, если еще раз надумаешь последовать за мной — так уж и быть, я возьму тебя с собой, но прежде ты пожалеешь об этом. В этот момент обгоревшая рука стиснула горло, раскалённые кольца впились в кожу, заставляя реверида шипеть от боли. Лишенный губ рот широко раскрылся, стал стремительно приближаться к лицу младшего короля, норовя откусить кусочек… Проснувшись от собственного крика, Стефан панически огляделся. Убедившись, что находится в покоях покойного мужа, вздохнул с облегчением, провёл рукой по влажным от пота волосам. Уставшим взглядом скользнул по кровати, равнодушно посмотрел на бутылку с недопитым вином. — Приснится же всякая ересь, — передёрнув плечами, поднявшись, Стефан поморщился от головокружения. Списав всё приснившееся на пьяный бред, он, шатаясь, направился к выходу. В самом деле, достаточно слёз, достаточно топить себя и свою жизнь в выпивке. Со смертью дорогих и любимых людей мы не перестаём жить. Это лишь еще один жизненный этап, который мы должны преодолеть. В Зал Совета он входил с высоко поднятой головой. На уставшем лице всё еще виднелись следы недавнего горя и сильного злоупотребления алкоголем, но король Стефан держался величественно и надменно. Голову венчала золотая корона с сапфирами, изумрудами и рубинами. Но больше внимания привлекал его наряд. Добротный тёмно-пурпурный бархатный кафтан, расшитый золотой нитью в тон зауженным брюкам, что прекрасно сочетались с черными сапогами до середины голени и шелковой черной рубашкой. — Погоревали и хватит, — неожиданно твёрдым голосом заговорил король, занимая троноподобное кресло за столом из красного дерева, — пора возвращаться к более важным делам. Лорд Лайонел, будьте так любезны записать следующее: казнь леди Хелен Этельхард, урожденной Годард и сэра Филиппа Кифа назначена на двадцать девятое мая девятьсот шестьдесят шестого года.***
Этот неотвратимый день всё же настал. Знать толпилась везде, где только можно было: на балконах, в распахнутых окнах, недалеко от места проведения казни. Стражники были расставлены по всему периметру внутреннего дворика замка, отведённого под место казни. Когда-то здесь вершил суд над неугодными король Уильям Крофорд Третий. И если он казнил своих бывших сторонников и друзей старшего брата, то король Стефан Этельхард Первый казнил жену и друга собственного сына. Слуги выглядывали из-за колон, из-за спины знати и стражников, побросав все свои дела. Королевская семья практически всем составом с удобством расположилась на балконе, что ближе всех был к месту проведения казни. Стефан расположился в широком кресле с красной обивкой, лениво забрасывая себе в рот спелые зёрна граната. Слева от него сидела напряженная королева Элиан в парчовом тёмно-синем платье. Она постоянно с опаской косилась на реверида и нервно сглатывала. Её судьба пока еще не была решена, как и судьба её сына, принца Ричарда, что сидел рядом с женщиной, увлеченный приготовлениями к публичной казни. Справа в кресле сидел Реджинальд. Мрачный, не менее напряженный, чем Элиан, он сжимал подлокотники кресла. На всякий случай возле него толпились стражники, которые в любой момент могли скрутить юношу, если тот надумает что-то сделать. Где-то внизу стоял Тодд Киф, с бесстрастным лицом наблюдавшим за тем, как на помост выводят убийц короля Джозефа. Как бы сильно он не любил своего младшего сына, а вставать на его сторону не собирался. Понимал, что если Филипп виноват, то обязан понести наказание. И это же пытался доказать своему супругу Нейту, который не находил себе места и довольно часто рыдал, умоляя мужа поговорить с королём Стефаном. Смертников вели к эшафоту едва ли не тычками. Грязная, побитая, похудевшая и замученная Хелен заметно сутулилась. Одежда на ней была знатно изодрана, лишь слегка лоскуты юбки прикрывали спереди. Волосы свалялись от грязи, торчали во все стороны. Сложно было узнать в этом жалком создании прежнюю красивую герцогиню, принцессу. Филипп выглядел не лучше. Он настолько сильно похудел, что напоминал ходячий скелет со впалыми глазами и щеками. Правой руки не было по локоть, а сама культя начала заметно гнить, из-за чего сильно гноилась и смердела. Реджинальд сжал подлокотники, враждебно посмотрел на спокойного до нельзя отца, который прошелся по смертникам скучающим взглядом. — Они не заслужили такой участи, — тихо прошипел принц. — Согласен, — холодно кивнул Стефан, чем удивил сидящих рядом. — Их участь должна быть в разы хуже. Впрочем, это ведь всегда можно исправить. Он поднялся со своего места, с насмешкой взглянул на сына, который в этот самый момент не испытывал к нему ничего кроме ненависти. — Я долго думал над тем, как бы наказать убийц нашего славно короля Джозефа, — громким и уверенным голосом заговорил Стефан, положив руки на перила. — И мой сын, принц Реджинальд подкинул мне славную мысль. Он намеренно выдержал паузу. С удовольствием заметил, как зашептались лорды, стражники и слуги. Как вскинули головы напуганные Хелен и Филипп. Спиной чувствовал полный ненависти взгляд сына. — Все мы знаем и помним, что Джозеф, — да пусть душа его пребывает в покое, где бы он ни находился, — очень любил традиции предков. Когда-то существовал закон, по которому, если народ сомневался в виновности осуждаемых, то их отдавали на волю богов. Выживут — значит не виновны, а нет — виновны. Вот и мы поступим так же. Толпа одобрительно загудела, ведь все любили кровавые развлечения, как бы им не было жалко обвиняемых. — Пусть выпустят собак, — приказал Стефан. — Двое псов против двух преступников. Посмотрим, за кем стоит правда. — Отец, ты же понимаешь, что Хелен и Филипп обречены на смерть, — зашипел Реджинальд, поднявшись со своего места и дёрнув реверида за рукав. — А ты думаешь, что я их пощажу? — король передёрнул плечами, посмотрел на сына свысока. — Я не стану потакать твоим желаниям, Редж. Или тебе снова преподать урок? — Но это жестоко! Бесчеловечно! — возмутился принц, за что тут же отхватил сильную пощечину. Элиан вздрогнула, неосознанно прижала к себе сына, с ужасом наблюдая за этой сценой. А вот другие нашли происходящее интересным, и теперь тянули шеи, лишь бы увидеть всё получше. — Жестоко? — прорычал Стефан, схватив сына за волосы на затылке и болезненно дёрнув, вынуждая запрокинуть голову. — Бесчеловечно? Жестоко и бесчеловечно себя не уважать, Редж, прощая ублюдков, убийц, что готовы занести нож за твоей спиной. Или думаешь, что эти двое из-за тебя пошли на такое? Спустись с небес на землю, глупый мальчишка, эти двое тебя предали! С чего бы им так хорошо поладить и быть заодно? Не удивлюсь, если они и от тебя думали избавиться. И всё для того, чтобы Хелен стала богатой вдовой, а Филипп мог удовлетворять её дырки. — Это не так… — попытался было возразить Реджинальд, но тут же вновь получил по лицу. Поморщился, сжал кулаки. — Хочешь к ним? Я могу это устроить. Калекой у меня всю жизнь будешь ходить. От слов отца стало жутко. Как бы Реджинальд не пытался храбриться, противостоять ему, а всё же он был не таким смелым и сильным, чтобы идти до конца. Это Стефан всегда делал вид, что не боится смерти. Но дети не во всём бывают подобны родителям. Сев на своё место, принц отвёл взгляд. Стефан удобно расположился в кресле, закинув ногу на ногу. Поигрывая гранатовым кулоном, наблюдал за тем, как стражники быстро возводят импровизированный загон, а затем выпускают туда смертников. Цепи, тянущиеся от кандалов на ногах, крепят к вбитым в землю невысоким столбам, дабы те не имели возможности перепрыгнуть через ограждение и попытаться сбежать. Хелен испуганно озиралась по сторонам, а Филипп боязливо отступал, насколько позволяла цепь. Оба мычали, будучи не способными говорить. Вырванный язык — лучший метод обезопасить себя от нежелательной критики, злословия и пресловутых проклятий, в которые могут уверовать присутствующие глупцы. Особенно женщины, так падкие на всякого рода суеверия и прочий вздор. Два огромных волкодава, черных, как ночь, вошли в загон, истекая слюной. Намеренно выбрали самых голодных и свирепых, которых Стефан подумывал удавить из-за их неуправляемости. Но пока что им предстоит сыграть роль палачей. Волкодавов, как и смертников, приковали цепью к одному из вбитых в землю столбов. И звери, едва с них сняли намордники, тут же метнулись к своим жертвам, яростно лая. Где-то взвизгнули дамы, запищали совсем молоденькие слуги. Реджинальд отвёл глаза, стиснул зубы. Не хотел смотреть, как псы кидаются на его жену и любовника, как рвут на куски. — Не смотри, — тихо шепнула Элиан, по-матерински поглаживая Ричарда по голове, а тот всё равно смотрел. Во все глаза, впервые в жизни видя такую жестокую казнь. Стефан молчал, лишь ухмылялся, когда один из псов набросился на Филиппа, впился клыками ему в лицо, принявшись рвать. Когтями царапал незащищенную одеждой кожу. Второй зверь последовал примеру первого, попытался выпустить кишки юноше, пока тот хрипел, пытаясь выть от боли. Хелен отбежала на противоположную сторону загона. С мольбой посмотрела на балкон, где восседала королевская семья. По её бёдрам бежали остатки чужой спермы, как и алые ручейки. На юбке на уровне паха имелось багровое пятно. Неосведомлённые люди могли бы решить, что девушку либо затрахали до крови, либо у неё начались женские дни. И лишь немногим было известно, что перед выходом на казнь Хелен отрезали член, лишь бы никто не узнал в ней реверида. Собаки рвали Филиппа, скорее ради забавы, нежели из голода. Наконец-то смогли выпустить ему кишки, что вывалились из живота, пуская пар. Изгрызли лицо, из-за чего ошмётки плоти висели на тонких лоскутах мышц и кожи. Один глаз был съеден. Филипп не переставал выть и корчиться от боли, метаясь по земле, орошая её кровью. Тодд Киф отвёл взгляд. Как бы там ни было, а смотреть на мучения собственного сына было слишком невыносимо для него. Один из псов переключил своё внимание на Хелен. Рыча, отошел от Филиппа, стал приближаться к девушке, припадая на лапах к земле. А потом набросился. Хелен попыталась убежать, носилась по всему загону, насколько позволяла цепь на ноге. Но зверь её все же настиг. Зубами впился в руку, которой девушка попыталась прикрыться. Стал рвать, клыками вырывая куски плоти. Хелен взвыла. Свободной рукой стала колотить пса по морде, но тот только еще больше злился, шел в наступление. В конечном итоге он повалил её на землю, принялся терзать грудь и шею, откусывая сочные куски мяса. Девушка хрипела, давилась кровью. Филипп лишь слабо подёргивался, пока второй пёс медленно откусывал от него куски плоти и смаковал, довольно порыкивая. Если эти двое не умрут от болевого шока или кровопотери, то их сожгут заживо, предварительно лишив всех конечностей. Элиан почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Понимала, что нужно что-то немедленно решать, и решила всё же подать голос. — Стефан, — осторожно позвала она реверида. Но встретив его холодный взгляд, быстро поправилась. — Ваше Величество, вы пока не приняли решение относительно моей судьбы? — Нет, но варианты есть, — достаточно сухо отозвался Стефан, который на самом деле не думал о королеве. — Пока вы не приняли решение, я бы хотела попросить вас о милости. Не сочтите за грубость… — С чего ты резко перешла на «вы»? Я вроде бы не так страшен, и не так уважаем в твоих глазах для подобного. — Просто придерживаюсь приличий и этикета, Ваше Величество. — Ах, этикета. Ладно, что ты хотела? — Я хочу покинуть двор и отправиться в монастырь. Поселиться в уединении, дабы я могла замолить все свои грехи, а потом через некоторое время отправлюсь домой, к своей семье. Реверид задумчиво свёл брови. Услышанное настораживало, но с другой стороны не нужно было бы думать о том, куда девать неугодную королеву. — Хорошо, отправляйся в монастырь, если так хочешь, — разрешил Стефан, которому на самом деле было всё равно, куда поедет Элиан, и что с ней случится по дороге. — Благодарю, — выдохнула с облегчением женщина. — Боги признали этих людей виновными, — оскалился король. Собак уводили прочь, а изувеченные тела отцепили от цепей, поволокли на эшафот, дабы лишить конечностей и сжечь. Филипп был еще жив, но в его теле едва-едва теплилась жизнь, а вот Хелен уже умерла. Палачи, словно заправские мясники, орудовали топорами, отрубая ноги и руки смертникам. Сорвали с них остатки одежд, насадили нижними дырками на железные колья, вокруг которых уже выложили хворост, дрова и сено. Когда пламя костра вспыхнуло, лизнуло обрубки тел, Реджинальд не выдержал, поднялся со своего места, удалившись. Элиан кое-как досидела до конца, постоянно пытаясь заставить сына не смотреть на два пылающих костра, но Ричард смотрел во все глаза. Стефан потянулся за зёрнышком граната, закинул его в рот. Отчасти ему было даже жаль, что Хелен и Филипп так легко отделались. Впрочем, и этого пока достаточно. У него еще будет время проявить свою изощрённую фантазию к другим врагам, а пока нужно подготовить все бумаги, решить куда лучше отправить Реджинальда нести службу. Пусть остынет, выпустит пар. А потом когда-нибудь вернётся ко двору, и поймёт, что Стефан поступил правильно. Когда-нибудь, но не сейчас.