hungry

— Если честно, я вообще, блять, не понимаю, почему ты всё ещё здесь? Бэкхён смотрит на Пака с холодной агрессией, но тот непреклонен. Он просто здесь. И, конечно же, он не сдвинется с места, пока этот придурок с тарелкой в руках не съест хотя бы несколько ложек белой, комкообразной жижи, что называется кашей. Хотя на самом деле, она лишь отдалено напоминает что-то похожее на продукт питания. Но Бён тоже не будет уступать. Это только снаружи твердый взгляд и отстранённость, а внутри у него всё огнём горит. Желудок скручивает в неприятном спазме, ладони потеют, и сам он — весь на иголках. Хочется взять эту тарелку и расхерачить об пол. Но руки трясутся с такой силой, что это просто невозможно. Он ведь даже посмотреть на эту кашу так до сих пор и не смог. Достало. — Пак, блять, Чанёль. — Тишина. — Ты собираешься оставить меня в покое? — Я твой опекун. Как я могу оставить тебя? — Бэкхён стискивает зубы, когда слышит издёвку. — Поэтому давай, кушай. — Я не буду это есть. Чанёль предполагал такой ответ. Он уже несколько дней подряд это слушает. И ему начинает надоедать. Когда Бэкхёна поставили на весы позавчера, он закатил такую истерику, что Пак даже испугался на мгновенье. И подумал, что это тоже такое проявление страха. За свою жизнь. Но как же он ошибался. До сих пор перед глазами фрагмент, когда Бэкхён с безумным взглядом, смотрящим прямо в душу, брызгаясь слюной, выплюнул ему прямо в лицо:

«я жирная безвольная мразь. я никчёмный.»

Паку тогда безумно хотелось съездить этому идиоту по роже, но лицо уж больно красивое. Жалко. — Ты будешь есть. Чанёлю просто надоело. Нет, он не собирается его бить. Он не собирается его калечить. Это не входит в его планы, тем более Бэкхёна и так жизнь не очень любит. Хоть Чанёль и уверен, что как раз-таки наоборот. Бэкхён жизнь не любит. И от этого неприятно ноет в груди. Это непонимание. Потому что Чанёль никак не может понять, почему этот маленький комок негатива так относится к своему существованию. Разве жизнь — не самое ценное? Чанёль всю жизнь пытается жить нормально и снова получает удары в спину, снова падает, но он каждый раз встаёт и идет дальше, как бы сложно не было. А Бэкхён хочет сдохнуть. И это слишком лёгкий путь, разве нет? Чанёль поднимается с кресла, весь такой, блять, крутой, и Бэкхён сглатывает вязкую слюну, вставшую комом в горле. Он за несколько дней успел понять, каким Чанёль бывает. И вот от такого Чанёля ему не по себе. — Я не хочу. — А я и не спрашиваю — хочешь ты или нет. — Чанёль вырывает тарелку из трясущихся хрупких рук, присаживаясь рядом. Даже задевает бедро Бэкхёна, от чего тот вздрагивает как от удара, но виду не подаёт. — Я ставлю в известность. Бэкхён знает, что будет дальше. Он всё прекрасно знает. Сейчас его заставят съесть эту жижу, ему станет плохо, он дождётся, пока Чанёль выйдет и уйдёт куда-нибудь, а потом быстро встанет и пойдёт блевать. Он поблюёт, потеряет сознание прямо около толчка или даже на середине процесса, и Пак снова придёт на помощь. А потом ему будут читать морали и опять говорить о том, что ещё раз: и он ближе на шаг к смерти. Он всё это знает. И будет проще, если этого всего не будет. Просто оставили бы его в покое. Бэкхён прекрасно понимает, что у него панический страх. А Чанёль совершенно чётко видит эту панику в глазах напротив, но отступать не собирается. Даже если трудно. — Чанёль… — Впервые он сказал его имя таким тоном. Таким спокойным, но умоляющим, ломающимся голосом. — Я прошу. Не издевайся. Пожалуйста. — По-твоему, я издеваюсь, пытаясь вытащить тебя из дерьма? Бэкхён молчит. И понимает, что должен сейчас орать, кричать, ругаться матом, драться, как обычно бывает. Но сейчас ему просто плевать. На это ни сил, ни терпения, ничего. — По-твоему, я пытаюсь сделать хуже или что? Я не понимаю. Объясни, чего ты ждешь? — Чанёль смотрит, впиваясь своим тёмным взглядом в каждую клеточку. И Бэкхёна это бесит. Блять, почему это так действует? Всё внутри переворачивается. — Ты просто не понимаешь, что происходит, да? — Я пони… — Нет, Бэкхён. Не понимаешь. — Пальцы сжали простыню. Сейчас начнётся. Ну хотя бы процесс поглощения еды он оттянет. — Если бы понимал, не пытался бы себя убить. Ты понимаешь, что твой организм ещё может восстановиться, но только если ты сам себе поможешь? Всё зависит от тебя. — Конечно, Бён знал это, но мозг. Он болен. Там эти мысли. — Ты просто никак не хочешь понять, что в любой момент… — Чанёль не хочет говорить этого, но скажет. Как бы страшно это ни звучало. — В любой момент всё может погаснуть для тебя. Как лампочка. Ты просто умрёшь. Не знаю — где, может, в своей блевотине захлебнёшься, может, во сне, может, сердце просто перестанет биться… но ты умрёшь, если не прекратишь делать это с собой. Бэкхёну больно. Так сильно, знаете? Вот прямо невыносимо больно. Потому что все слова. От начала и до конца. Всё ведь правда. — Я всё это знаю. Но голова, Чанёль. — Пак смотрит на него, ожидая продолжения. Потому что им не всегда удавалось нормально поговорить. Спокойно и без криков. — Всё это в голове. Я много раз пытался понять, что так жить нельзя. И с самого начала считал, что всё пройдет, что я смогу избавиться от загонов и жить счастливо. Но это в голове. — Палец у виска. — Я просто не могу перестать думать. Иногда это невыносимо. — Пристальный взгляд с ноткой непонимания и удивления из-за откровенности. — Ты не поймёшь, да я и не прошу. Просто… может, уже поздно что-то менять? — Когда стереотипы стали так важны? Когда мнение людей стало играть решающую роль? Я не понимаю. И никогда, наверное, не пойму. — Бэкхён опускает голову. — И никогда не бывает поздно. Я тебя вытащу, Бён. Вытащу. И себя вытащу. И тебя. В этот момент зазвонил телефон, и Пак поспешил ответить. Бэкхён посмотрел на него, ловя себя на том, что разглядывает его лицо. Мужские взрослые черты. Ему почти 30, а Бэк совсем молод. Какого чёрта вообще они встретились? Судьба вставляет палки в колёса? Да бред. Они чужие друг другу. Совсем. Не считая одного — жизнь у них одинаковая. Дерьмовая. — Да, я смогу приехать. Когда? — Чанёль резко поворачивается к Бэкхёну и встречается с ним взглядом. — Сейчас? — Не отводит. У Бэка по позвоночнику холодок, а в груди мотор наружу вырывается. А у Пака глаза темные, прямо черные, и взгляд пронзительный. Дающий шанс. — Скоро буду. Он отключается. Встаёт. Долго смотрит Бэкхёну в глаза и просто уходит. Ничего не сказав. И Бэкхён это воспринимает, как спасение.

«Боже, помоги мне»