hungry

Бэкхён пытался. Он правда старался, но кусок в горло не лез, пока Чанёля не было. Все приёмы пищи были только благодаря ему. Если бы не Чанёль — Бэкхён бы вообще ничего не ел. И где сейчас Чанёль? Он разве рядом? Разве Бэкхён сидит у него на коленях и послушно запихивает еду из ложки, которую Чанёль ему протягивает, как маленькому ребёнку? Разве Чанёль здесь сейчас? Нет. Прошло достаточно времени для того, чтобы Чунмён понял, что становится плохо. Чонин привозил его почти каждый день. Потому что тот выносил ему мозг. Систематически. А вообще — главной причиной того, что Чонин разрешал Чунмёну приезжать, являлся охранник, как его ласково прозвал сам Чонин «соседушка», О Сехун. Он уже неделю живёт на первом этаже. И Бэкхён даже разговаривать с ним не хочет. Но от этого не легче. Потому что этот соседушка просто рассказывает обо всём, что делает Бэкхён. Прям по секундам. За исключением того времени, когда Бён находится в своей комнате. Сехун заглядывает через каждые два часа. На секунду. Чтобы проверить обстановку. Бэкхён сначала просто закатил глаза, когда полторы недели назад Чонин привёл Сехуна в дом. А теперь ему хочется убить этого охранника и Чонина с ним заодно. Потому что это порой ужасно бесит. Когда за тобой постоянно наблюдают. Чонин сказал, что так надо. Что так будет безопасно. Но от кого его прячут и от чего уберегают — Бэкхён так и не понял. Щелчок входной двери. Сехун поворачивает голову в сторону входящего в дом Чунмёна. С дивана. А Бэкхен сидит и пьёт чай на кухне. — Доктор Ким. — Сехун улыбается. Легонько. — Как поживаете? — Не твоего ума дело. — Зачем же вы так со мной? — Сехун хватается за сердце. — Не хотите залатать мои душевные раны? — Иди к чёрту. Вот такое у них общение. Чунмён хмурится и идёт к Бэкхёну. Который лишь поджимает губы, и когда Мён садится на стул — тихонько произносит: — Мне кажется или он к тебе клинья подбивает? Ким приподнимает брови. Сначала удивлённо. А потом он просто вздыхает и ничего не отвечает. Потому что и сам всё прекрасно понимает. Не маленький уже. Даже дети вон есть. И жена. Правда, бывшая. Чунмён откидывает эти мысли. И поворачивается к Бёну, спрашивая: — Бэкхён, как себя чувствуешь? — Нормально. — Я вижу. Бэкхён слышит этот язвительный тон. — Ты похудел, Бэкхён. — Классно. Бэкхён отвечает безразлично, потому что ему и правда всё равно. — Ты умереть хочешь? Бэкхён смотрит пару секунд. А затем совершенно спокойно отвечает: — Нет. Зачем мне умирать, если я совсем не чувствую себя живым? Бён всю неделю практически всегда лежал. Не двигался. Ничего не делал. Просто думал. И не спал. Синяки под глазами, бледность и худоба. Внутри всё росла дыра. Она становилась всё больше и больше с каждым днём, но этого не объяснишь. Она кровоточит, стоит Бэкхёну вспомнить, как Чанёль смеётся. Или как Чанёль кормит его. Или как он его обнимает или… целует. Дыра не затягивается. И заполнить её нечем. Бэкхён уже просто не знает, что сделать, чтобы не было так плохо. Он не может остановить это. И никто не сможет. Только один человек способен на это. Пока Чанёля нет — нет смысла. Нет ничего. Только эта огромная дыра в груди. Болючая. Медленно убивающая. Бэкхён часто стал подходить к зеркалу. И чувствовал себя ужасно от того зрелища, что видел. Он ненавидел себя за то, что такой, но ничего не мог с этим сделать, потому что… не знал, как. Чанёль. Ему просто нужен Чанёль, который вернёт его к жизни. Который его спасёт. Как тогда спас. И вдохнёт в него жизнь. Без Чанёля ничего не получится. Чунмён замирает на месте. — Ты вообще ничего не ел? — Бэкхён молчит. — Бэкхён? — Ким сглатывает. — Когда ты в последний раз ел? Тишина. — Бэкхён, ты видел, на кого ты стал похож? Ты испаряешься не по дням, а по часам. Почему ты это делаешь? Бэкхён, почему? — Без Чанёля ничего не получится. Мне просто нужен Чанёль. — Бэкхён, почему ты так цепляешься за него? Когда ты перестанешь уже считать его единственным, кто сможет тебе помочь? Ты понимаешь, что ты себя убиваешь? Причём… намеренно? Ты уверен, что Чанёль тебя вообще сможет спасти? Бэкхён лишь встаёт и хочет уйти в комнату, потому что больше не может этого слышать, но Чунмён останавливает за руку. Краем глаза Бён видит, как Сехун за ними наблюдает. Поэтому тут же произносит: — Осторожно задавай вопросы. А то соседушка всё доложит Киму. Сехун лишь усмехается. Чунмён сглатывает и всё же отпускает руку Бэкхёна. — Бэкхён… — Чунмён, я хочу побыть один. Поболтай с Сехуном, если хочешь, а я пойду отдохну. Мён не останавливает. Отпускает, потому что знает, что его не слушали, не слушают и не будут слушать. Слышать так тем более. И от этого паршиво. Потому что Бэкхён снова падает в яму, сам того не понимая. И ничего не замечая. Бэкхён поднимается к себе и снова смотрит в зеркало. Футболка поднимается вверх. Рёбра такие… выпирающие? Бэкхён замечает, что действительно похудел. Но он же не специально. Просто так получилось. Просто Чанёля нет рядом. Зачем ему есть, если Чанёля нет? Бэкхён рассматривает острые ключицы и вдруг вспоминает, какой кайф ловил в те времена, когда стремительно худел. Даже когда блевал. Даже когда было невыносимо плохо. Даже когда было ужасно больно и хотелось просто отключиться. Он кайфовал. Искренне. Бэкхён вдруг улыбается. Как-то по-истерически. Ключицы-то действительно острее некуда. Взгляд цепляется за пальцы. Единственное, что всегда нравилось Бэкхёну — это его руки. Именно пальцы. Длинные, тонкие… эстетичные даже. Он мог смотреть на них долго. Потому что это единственная часть его тела, на которую он мог смотреть. Так странно снова всё это ощущать. Бэкхён смотрит на плоский живот. Не сказать, что он слишком худой, просто очень худой. Уже есть болезненность, но ещё можно смотреть без боли и слёз. Бэкхён знает, что когда Чанёль вернётся — он снова сможет нормально дышать, потому что, кажется, погряз. И только когда потерял Чанёля — понял, как сильно зависит от него. Без Чанёля Бэкхён просто беспомощный маленький мальчик, который всё пытается вылезти из ямы, но идёт дождь и он лишь может карабкаться, соскальзывать и падать обратно, так и не забираясь наверх. Бэкхён понимает, что плачет только когда немного выныривает из своих мыслей и чувствует влагу на щеках. — Что за чёрт? Бэкхён вытирает мокрые дорожки ладонями и хмурится. Как же жалко это выглядит, правда? Усмешка. Затем Бэкхён ведёт взглядом дальше, доходя до нижних конечностей. Ему никогда не нравились его ноги. Но сейчас они стали меньше. Ему даже нравится. Бэкхён невольно вспоминает, как Чанёль фотографировал его задницу. Для рекламы нижнего белья. Снова Чанёль. Все мысли возвращаются к Чанёлю. Потому что вся жизнь Бэкхёна теперь в его руках. Бэкхён вдруг замечает следы своей боли на бёдрах. И руках. Множество маленьких шрамиков, которые так просто и не заметишь. Бэкхён был глуп. Наверное. Он помнит те времена, когда это приносило облегчение. Чувство, будто ты очищаешься. Он понимает, что был глуп. Но тогда ему так не казалось. Совсем. Бэкхён вдруг понимает, что… Чонин же мог иметь ввиду Чанёля, когда говорил о том, что Бэкхен кого-то там не дождётся? Возможно, что… Бён вздыхает. А потом в голову приходит мысль. Абсурдная. Что если Сехун передаёт всё Чонину, а тот передаёт всё Чанёлю? Что если Чанёль на самом деле жив и таким образом пытается следить за тем, чтобы с ним всё было в порядке? Что если Чанёль обо всём знает и… Бэкхён вздыхает и решается на очень глупый поступок, добровольно копая себе яму глубже. — Если я причиню себе вред, ты вернёшься?