hungry

Чанёль не спал всю ночь. Не мог. Банально не мог прекратить приступы паники. Когда он закрывал глаза — там было страшно. Перед ним вновь разворачивались картины тех дней, когда он был на задании. Лагерь подготовки был не лучше. Порой он не мог встать на ноги из-за того, что его наказывали за непослушание с такой силой, что терпеть было невозможно, но Чанёль терпел. Выдержка, терпение и выносливость. Это они хотели развить в нём. Противостояние боли. Адской. Они хотели адаптировать организм к тяжёлым условиям, сделать смертоносную машину и не оставить ничего внутри. Они позволяли выпускать свой гнев, злиться до трясучки и выносить эту ярость на всеобщее обозрение. Чтобы выжить — Чанёлю нужно было подчиниться. Но даже Исин не знал, что Чанёль выстоит. В те жалкие моменты, когда он мог отвлечься — он думал только о Бэкхёне. Он думал о нём постоянно. А потом, надумавшись вдоволь и набравшись этим самым сил — он снова шёл вперёд. Под пули. Чанёль уже даже не помнит — сколько раз его ранили. Уже тогда он ничего не чувствовал, но знал, что только мысли могут спасти. И в этих мыслях был только Бэкхён. Это давало ему хоть какую-то надежду на то, что он вернётся. Так и случилось. Только теперь в Чанёле бушует столько злости, ярости, что он не знает, как с этим справиться. Бэкхён лежит на кровати, свернувшись в клубочек. А Чанёль сидит на подоконнике. Его колени плотно прижаты к груди, а в голове эти звуки… громкие и страшные. Чанёль вздрагивает каждый раз, как ненормальный от этих воспоминаний в голове. Ему кажется, что он всё ещё там. Он хватается за голову и качается из стороны в сторону, пытаясь утихомирить всё это. Он затыкает уши, но не выходит ничего. И тогда Чанёль просто встаёт и выходит из комнаты, спускаясь вниз. На улице уже светло. А Чанёль так и не отдохнул. Но ему и не нужно. Он не чувствует себя уставшим, хоть и выглядит таковым. Ему кажется, что в нём всё убили. Даже обычные человеческие потребности ему не очень-то и нужны. Чанёль выпивает стакан воды, поднимается в ванную, приводит себя в порядок и останавливается около зеркала, смотря в отражение. Ему хотелось сейчас разбить это зеркало. Там он видел жестокого и ужасного… а человека ли? Чанёль ополоснул лицо водой ещё раз, обтёр его полотенцем и пошёл вниз. Но теперь он там не один. На кухне сидел Чонин. Чанёль взглянул на часы — 8 утра. — Привет. Чанёль кивает и проходит в помещение. — Чайник горячий. Выпей со мной кофе. — Думаешь, оно успокоит мои нервы? Чонин пожимает плечами. Чанёль подавляет приступ злости и всё-таки делает себе кофе. Затем заглядывает в холодильник. Чонин выгибает бровь, наблюдая за ним. Он на самом деле вообще не верит в то, что Чанёль здесь сейчас. Мужчина сглатывает, когда Чанёль поворачивается к нему и смотрит пристально. Будто хочет поговорить о… — У меня вопросы касательно Бэкхёна. — Я знал, что ты спросишь. Чанёль садится за стол. И отпивает немного горячего напитка. Затем ставит чашку и впивается взглядом в Чонина. — Ты позволил ему довести себя до такого состояния. А я ведь просил… — Чанёль, мне нужно было время. Ты даже представить себе не можешь, в какую ловушку собственных мыслей Бэкхён себя загнал. Мне пришлось завоёвывать его доверие. И для этого понадобилось время, понимаешь? Чанёль стиснул кулаки. На руках начали проступать вены от напряжения. — Ты выражаешь все свои эмоции в злости. Попробуй их направить в другое русло. — Не переводи тему, Чонин. — А что ты хочешь услышать от меня? Всё зависело от тебя. Целиком и полностью. Он думал, что если не будет есть, а будет только блевать, причинять себе вред и голодать, считай просто уничтожая в себе всё — он сможет вернуть тебя. — Чанёль стиснул зубы. — Всё вертелось вокруг тебя. Все его мысли. Он постоянно спрашивал о тебе. Он не верил в то, что тебя может не быть. — Чанёль сглатывает и прикрывает на секунду глаза, пытаясь подавить гнев, хоть это и не гнев вовсе, но Чанёль разучился по-другому. — Мне понадобилось время, чтобы изменить ход его мыслей. И это было чертовски сложно, Чанёль. Ты не можешь винить меня в том, что с ним стало. Мы прошли с ним вместе через многое за время, когда тебя не было рядом. — А кого мне винить? Чонин понял, что совершил сейчас ошибку. Он не должен был говорить про вину. Чёрт. Он тут же попытался реабилитироваться. — Если уж и говорить о том, кто виноват в общем во всём, что сейчас происходит, а не касательно Бэкхёна — то это я. За то, что втянул тебя во всё это когда-то. Но с Бэкхёном трудно. У него в голове чёрт пойми что. Здесь никто из нас не виноват. Чанёль промолчал. Хотелось сказать, что это похоже на оправдание. Но мысли вертелись вокруг одного интересного высказывания в адрес Бэкхёна со стороны Чонина.

«вместе. мы прошли с ним вместе через многое.»

Но он не успел сказать то, что хотел, потому что послышались робкие шаги и через пару секунд в поле зрения появился Бэкхён. Оба мужчины смотрели на него, но Бэкхён смотрел только на Чанёля. Чонин нахмурился и с какой-то досадой отвернулся, понимая, что не его внимания здесь сейчас ждут. Вот чёрт. А он ведь привык, что Бэкхён нуждался только в нём. А сейчас… Бэкхён был ужасно худым в этих шортах до колен и большой тёплой кофте Чанёля, которую он часто любил таскать. Голову помыл. Видимо, прямиком из душа. Силы появились с появлением Чанёля или как ещё объяснить то, что он сам сюда пришёл и смог вообще после вчерашних потрясений поднять себя на ноги? Парень подошёл к столу и не знал, куда себя деть. Чанёль рассматривал его. Откровенно рассматривал. И Бэкхён кусал свои губы, смотря на него во все глаза. Он не знал, как себя вести. Поэтому Чонин наплевал на все свои амбиции и снова посмотрел на парня. — Бэкхён. Что будешь есть сегодня? Бэкхён тут же отвлёкся и посмотрел на Чонина с полуулыбкой на устах. Глаз Чанёля задёргался. И Чонин быстро встал, боясь того, что Пак может причинить Бэкхёну боль. Даже если моральную. Иногда моральная боль в миллион раз ужаснее физической. Мужчина подошёл к холодильнику, на ходу взъерошивая влажные волосы Бэкхёна, и оглядел содержимое. — Могу приготовить кашу. Будешь? — А с чем? — Добавишь джема или варенья? — Варенье. — Клубничное? Кивок. Чонин улыбается Бэкхёну и лезет в холодильник, вытаскивая варенье. Каша тут же берётся с полочки в шкафу, а тем временем Бэкхён присаживается рядом с Чанёлем. Бён замечает кое-что странное. Чанёль молчит. Практически не говорит. И злится? Его руки трясутся. Почему? Бэкхён сделал что-то не так? — Ты же съешь всю кашу до конца, верно? Бэкхён вздрагивает от голоса Чанёля и сглатывает. — Я смогу съесть только половину, наверное. Кивок. И снова молчание. Бэкхён осознал, что начал бояться. Банально. Чанёль пугающий, когда смотрит вот так вот пристально, злится и молчит. Бэкхён так его ждал, что не знает, что говорить, что делать, что… Ему хочется обнять или взять за руку. И он уже собирается это сделать, но Чонин ставит тарелку у него перед носом, и Бэкхен отвлекается. — Варенье сам добавишь. Сколько захочешь. — Спасибо. Бэкхён легонько улыбается и берёт ложку в руки. Чанёль сидит рядом и наблюдает. И Бэкхён почему-то не может есть. Кусок в горло не лезет. И глаза почему-то начинают щипать от того, что рядом сидит не его Чанёль. Это не его Чанёль. Не его. Это другой Чанёль. Другой. Он другой. Другой Чанёль. Не его… не его… Паника накрывает с головой, и Бэкхён пытается подавить этот приступ. Он хватает ртом воздух и считает до десяти про себя. Чонин замечает его состояние и хочет подойти, но Чанёль опережает, делая то, что переворачивает все мысли в голове Бэкхёна, и паника отступает на последний план. Потому что Чанёль просто хватает его худое тело и перемещает к себе на колени. Прямо… как тогда… Бэкхён сглатывает и смотрит на Чанёля. А тот лишь забирает ложку из его дрожащих пальцев и зачерпывает немного каши. — Ты хотел, чтобы я вернулся? Кивок. — Тогда ешь. Бэкхён ждал. Ждал той самой фразы. Он сидел и смотрел на Чанёля сбоку, ожидая фразы, которая бы сдвинула его сейчас с мёртвой точки. Но вместо этого Чанёль сжал бедро до боли, будто возвращая Бэкхёна в реальность. Чонин подошёл ближе. — Стой на месте, Чонин. Бэкхён сжался от властного тона и сглотнул, понимая, что… — Ты должен съесть всё. И пока ты этого не сделаешь — из-за стола не выйдешь. — Но Чанёль… — Если хочешь, чтобы я больше не уходил — ты съешь. Бэкхён замотал головой из стороны в сторону и торопливо вытер слёзы со своих впалых щёк. Это был запрещённый приём. И Чанёль это знал. Паника снова начала подступать к горлу Бэкхёна, только теперь ей было плевать на то, что Чанёль рядом и держит в руках, потому что причиной этой паники является именно он. — Чанёль, ему может стать плохо. — Хватит, Чонин. Твоя опека видишь к чему привела? Ты видишь в каком он состоянии, чёрт возьми?! Бэкхён уже даже не мог соображать. Он смотрел на тарелку каши и понимал, что даже если съест всё — не сможет удержать в себе ни на минуту. Это так не работает. Его трясло до одури сильно, но Чанёль будто специально не замечал, со всей злостью сжимая его в своих руках, будто Бэкхен был просто вещью. А не человеком. — Чанёль, ты ничего не знаешь о его нынешнем состоянии. — А ты знаешь? — Знаю. Потому что всё это время был рядом. Что-то больно кольнуло в груди. И отразилось приступом гнева. Чанёль повысил тон до ужасных пределов. Бэкхёну хотелось закрыть уши. — Винишь меня в том, что я не находился рядом? — Нет, Чанёль. Я просто сказал, что был рядом с ним. Тебя я ни в чём не обвиняю. Я тебе уже говорил об этом. Чонин пытался говорить спокойно, потому что в руках Чанёля сейчас Бэкхен. Испуганный Бэкхён, которого трясёт так, что… Чонин не мог смотреть на всё это. Его сердце колотилось как бешеное, когда он видел мертвенную бледность, тряску хрупких ладоней и лихорадочный взгляд в тарелку. А Бэкхён сейчас ни о чём не думал. Он просто выхватил ложку из рук Чанёля и начал есть эту гребаную кашу, будто от этого зависело всё. Чонин замер на месте, наблюдая за ним. А Чанёль смягчил хватку на бедре и молча смотрел на то, как Бэкхён ест. И плачет. Когда последняя ложка была съедена, Бэкхён сорвался с места и пошел, как можно быстрее, к лестнице. Чонин знал, чем сейчас это всё закончится, поэтому хотел пойти за ним, но Чанёль не дал ему этого сделать. Он схватил его за руку и развернул к себе. — А теперь объясни мне кое-что. — Мне надо к нему. — Я сказал — стоять на месте, Чонин. Чонин прикрыл глаза на секунду и остановился. — Почему ты так себя ведёшь? — Как? — Ты его защищаешь. — Да. — От меня? — От тебя. — Почему? — Потому что ты сейчас опасен, Чанёль. И ты знаешь об этом. И я спокоен только до того момента, как ты причинишь ему боль. Чанёль заскрипел зубами и схватил Чонина за воротник рубашки, притягивая к себе. — Причинять ему боль или нет — моё решение. Но если он не захочет исправляться и избавляться от всей этой херни, что сидит у него в голове — нужны радикальные меры и встряска. — Чанёль, радикальные меры были в лагере. Но ты сейчас не там. Ты здесь, понимаешь? Ты дома, чёрт возьми! И ты не можешь вести себя, как последняя… Чонин заткнул себя и не продолжил, потому что хватка на воротнике стала только крепче. Ему срочно нужно к Бэкхёну. Прямо сейчас, потому что больше ему никто сейчас не поможет. — Кто? Давай. Договаривай. — Хватит, Чанёль. Сехун заходит на кухню, хотя до этого тоже всё слышал, и подходит ближе к ним. — Прекратите. Хватит. У нас проблем хватает, разве нет? Чонин, пользуясь заминкой, вырывается из захвата и быстрыми шагами уходит наверх. Чанёль сжимает кулаки и смотрит ему вслед. Ему хочется разнести здесь всё, поэтому он разворачивается, идёт к выходу и уходит, громко хлопая дверью. А Чонин в это время находит Бэкхёна в ванной около унитаза. Ничего не усвоилось. Бэкхён даже глаза не может открыть. Он безвольной куклой лежит на холодном кафеле, не в силах даже попросить поднять его. Чонин поднимает его с пола, заставляет прополоскать рот и относит в кровать. Бэкхён цепляется за него, как за спасательный круг, утыкаясь в грудь. А Чонин целует в макушку и как можно бережнее обнимает, пока Бэкхен медленно погружается в беспокойный сон. Чонин спускается на первый этаж через часа полтора и находит на диване Сехуна, который бездумно смотрит телевизор без звука. Он садится рядом и вздыхает, прикрывая глаза на секунду. — Чанёль ушёл и пока не возвращался. Кивок. И снова кратковременная тишина. — Ты серьёзно, Чонин? — Что? Чонин смотрит на Сехуна в недоумении, пытаясь понять причину вопроса. — Цитирую: «я спокоен только до того момента, как ты причинишь ему боль». Чонин сглатывает. И доходит. Постепенно. Он ведь гонит эти мысли от себя постоянно, боясь, что снова попадёт в ловушку чувств. А Сехун будто специально напоминает о том, что он уже попал, но находится на стадии прямого отрицания и будет находиться там дальше. Потому что иначе никак. Он будет защищать. Как можно дольше. Как сможет. Но не позволит своим чувствам вырваться наружу. Он их просто будет также гнать, и всё утихнет. Чонин знает, что всё выдержит. Потому что сильный. Потому что слабым быть нельзя. А то загрызут. И ничего не оставят. — Нет, Сехун. Нет… — Сехун хмыкает. — Не знаю. Я нихера не понимаю. И не хочу, если честно. — Ты дурак, ты же знаешь об этом? — Знаю. — Зачем он так вам нужен, я не понимаю. Он же по сути и втянул вас во всё это. Зачем он вообще только появился? Чем он вас так притягивает? — Сехун. — Чонин понимал, что Сехун может попросту не понять его. — Он тот человек, которого я защищаю. И буду защищать. И это всё, что ты должен знать. И что у тебя должно быть в голове. — Сехун вздохнул, но кивнул, давая сигнал, что понял. — У тебя тоже есть тот, кого ты хочешь защитить. Потом ты поймёшь меня в полной мере. Но тут немного иная ситуация. — Ты о Чунмёне? — А о ком же ещё? — Вообще-то, как он сказал — мы просто друг друга использовали. — А ты что думаешь по этому поводу? Чонин как мог сейчас отводил тему от них с Бэкхёном. Потому что не мог всерьёз думать об этом. Потому что если погрузится — будет сложно выплывать обратно. — Чёрт его знает. Чонин лишь хмыкает. И наступает тишина. А в это время Бэкхён лежит, свернувшись в клубочек, и смотрит в окно, думая только о том, что Чанёль действительно вернулся, но вернулся Чанёль… …который не его.