Чанёль так и не вернулся. Эта мысль была утвердительной и все действительно были в этом уверены, но когда Чунмён, пришедший с утра, чисто случайно нашёл его в собачьей конуре на заднем дворе… Слов не было. Он тихо зашёл в дом, и Сехун сразу заметил его состояние. Вместе с Чонином они направились обратно.
Чанёль смотрел на них непонимающе. Сначала. А потом просто встал, игнорируя помощь Чонина, и ушёл в дом, даже ничего не сказав. И Сехун сделал вывод о том, что Чанёль и не уходил никуда. Все молча согласились.
Сейчас Бэкхен ещё спал, а Чонин курил, стоя на крыльце. Сехун сидел рядом с Чунмёном на кухне. И стояла тишина. Такая ужасная и липкая. И всю эту картину дополнял ливень за окном. Мрачно, в общем, и не очень эстетично, если считать, что Чунмён никогда в своей жизни не планировал находить людей, которые будут по каким-то причинам спать в собачьей конуре. В голове не укладывается, чёрт возьми.
Он прятался?
— Чунмён, о чём ты думаешь?
Ким взглянул на парня и сглотнул. Он всё ещё не мог привыкнуть к Сехуну. К некой заботе с его стороны. Потому что заботиться привык только он. Всегда. О бывшей жене. О детях. О Бэкхёне. О пациентах. Обо всём. И о Сехуне, но тут есть отдача. В полной мере. Он как никто другой заставляет Чунмёна забыться хоть немного. Чувства к Бэкхёну угасли, осталась только горсть пепла. Но Чунмён всё еще любит его. Будто родного человека. А Сехун… это другое. Это сложно объяснить. Кажется просто банальным увлечением, но всё совсем не так.
Чунмён облизывает губы.
— Почему он был там?
Сехун вздыхает.
— Чунмён, ты должен понимать, что Чанёль, возможно, имеет психологическую травму. И ему сложно.
— Он прятался?
Чонин как раз заходит в дом и слышит обрывок вопроса, тут же отвечая и тем самым проясняя ситуацию.
— Я спал в шкафу. Там я мог хотя бы поспать несколько часов. Потом поутихло. А Чанёль только вернулся. Ему нужно время.
— Ты чувствовал безопасность?
— Да. И шум был не так слышен. Всё притуплялось. Страх, злость и тревожность. Забытье на пару часов, чтобы потом снова жить на автомате. Это работает именно так.
Чунмён кивнул в знак понимания, а Чонин пошёл к лестнице.
— Ты к Бэкхёну?
— Чанёль в душе. Так что — да. Я на пять минут. Проверю его состояние.
— Я заварю чай.
— Хорошо.
Чонин пошёл к Бэкхёну, а Сехун с Чунмёном остались на своих местах.
— Получил ответ на свой вопрос?
— Угу.
Чунмён встаёт и идёт к чайнику, попутно доставая свежий чай, чтобы заварить. Он нажимает на кнопку и останавливается на секунду, чтобы перевести дух и привести мысли в порядок.
Но подумать ему нормально тоже не дают. Сехун обнимает со спины, и Чунмён вдруг улыбается. Даже в таком дерьмовом состоянии нестояния и спутанности мыслей — он может улыбаться. Нервный смешок. Сехун целует за ухом, и мурашки бегут по телу. Чунмён поворачивается в руках парня и обнимает за шею.
Ему так чертовски не хватает заботы и тепла. А Сехун… он заставляет чувствовать всё это.
Сехун даже успевает изогнуть бровь, прежде чем Чунмён становится максимально близок и их губы соприкасаются. Сехун не теряется, но совсем не ожидает такого от Кима. Поэтому легонько отстраняется. Совсем чуть-чуть. И шепчет прямо в губы:
— С чего такие порывы, солнышко?
Чунмён смеётся даже, толкая Сехуна в плечо.
— Солнышко? Серьезно?
— А что тебе не нравится?
— Ещё котиком назови. Ага.
— А если так?
Сехун поднимает Чунмёна в воздух и сажает на столешницу:
— Солнышко?
Чунмён сглатывает и уже не до смеха. Ну вот может же Сехун за одну секунду сделать так, чтобы Чунмён потерялся. Шандарахнуло по башке максимально сильно. Когда вот так вот запредельно близко. Запредельно рядом. Прижимаясь вплотную друг к другу, чувствуя тепло и… желание. Дикость. Взрослый мужчина. А его молодой парень доводит до сумасшествия.
— Ты меня даже не слушаешь, солнышко?
Сехун улыбается. Целует ещё раз, но быстро отстраняется. Дразня. А затем только Чунмён хочет притянуть к себе, только теперь надолго, и щёлкает чайник. Сехун отходит и за одну секунду Чунмён спускается со стола, потому что видит, как Чонин спускается вниз. Очень вовремя, господин чайник.
Чонин проходит к ним и садится рядом с взбудораженным Сехуном, который пытается дышать ровно и не смотреть пристально на Чунмёна. Не отрываясь. А Чунмёну ещё сложнее. Всё путается. Мысли, руки, ноги. Он не уверен, что вообще сможет нормально налить чай или что-либо сказать.
Сехун приходит на помощь.
— Чанёль вышел из душа?
— Да. Зашёл в комнату, переоделся и сказал, что куда-то едет. Я не в курсе. Но отпустить его одного…
— Он взрослый мальчик, Чонин.
— Которого поджидают на каждом углу желающие пустить пулю ему в лоб.
Сехун сглатывает, поглядывая на Чунмёна, нервно заваривающего этот чёртов чай.
Сил нет никаких.
— Как думаешь, когда Чанёлю начнёт становиться лучше?
— Честно?
Сехун кивает.
— Этого даже сам он не знает.
***
Чонин вышел из комнаты, пока Чанёль переодевался. Бэкхён уже встал и находился в ванной, даже не смотря в сторону Чанёля. В груди что-то начало ныть, когда Пак это понял.
Бэкхён его не принимает? Он его отталкивает? Не видит? Не хочет видеть? Но что тогда… Зачем тогда он вернулся? Это же было ради него… Всё ради него. Почему он так поступает?
Чанёль остановился и замер на одном месте, пытаясь прекратить бешеный поток мыслей в своей голове.
Бэкхён вышел из ванной. Чанёль повернулся в его сторону. Бэкхён по-прежнему не смотрел на него. Чанёль подошёл ближе, потому что хотел знать. Почему?
Бэкхён поднял на него голову только в тот момент, когда Чанёль оказался максимально близко к нему. Чанёль сел на кровать перед Бэкхёном, что сидел на мягкой поверхности, обхватив руками свои колени, и заставил смотреть в свои глаза. А Бэкхён ведь смотрел. Не отрываясь. И Чанёль не знал, что он видит в этом взгляде.
— Почему ты не смотришь на меня?
Бэкхён сглотнул и попытался отодвинуться, но Чанёль схватил за руку и придвинул ближе. Бён зажмурился.
— Открой глаза. Я хочу их видеть, Бэкхён.
Злость внутри возрастала в геометрической прогрессии, когда Бэкхён не согласился открывать глаза, жмурясь ещё сильнее. Даже отвернуться пытался. И Чанёль хотел сделать что-нибудь дикое. Хоть что-нибудь, чтобы Бэкхён посмотрел на него, но из уст вырвалось лишь:
— Я так к тебе стремился. Я выжил ради тебя, а ты даже не смотришь на меня?
Бэкхён резко хмурится, открывая глаза. И вдруг его отпускает. Он поднимает руку и кладёт Чанёлю на щёку. Пак ослабляет хватку на руке и трётся щекой об эту хрупкую ледяную ладонь. Оцепенение окончательно спадает. И Бэкхён обнимает Чанёля, что есть сил, притягивая к себе. Всё это происходит за какие-то ничтожные секунды.
— Чанёль, я боялся, что я тебе больше не нужен.
— Нет, Бэкхен. — Чанёль обнимает в ответ на автомате, снова коря себя за то, что внутри не ёкает. — Я лишь хочу, чтобы ты был в порядке. Но ты не в порядке. И ты знаешь об этом.
— Но разве ты в порядке, Чанёль?
Чанёль печально усмехается.
— Я всегда буду в порядке.
Бэкхён немного отодвигается и смотрит на мужчину. Совсем близко.
— Почему ты вчера…
— Чонин не смог сдержать обещание о том, что ты будешь здоров. Сейчас я чувствую злость. Ярость. И злобу, Бэкхён. Понимаешь? И я хочу, чтобы ты был терпеливым. Пока я терпелив. А моего терпения может надолго не хватить.
Бэкхён сглатывает.
— Но Чонин делал всё, чтобы я чувствовал себя лучше, он…
Чанёль даже не стал дослушивать, потому что не захотел. Просто перебил.
— Слушайся меня, ладно?
Бэкхён замирает на секунду, а потом кивает, понимая, что подписывает себе смертельный приговор.
— Ты должен понять, что если продолжишь так себя вести и истязать — долго не протянешь. И я тебе помогу это понять. Только, пожалуйста, слушайся.
Я не хочу причинять тебе боль.
Бэкхён слушал Чанёля, хватаясь онемевшими пальцами за его футболку на спине, и не дышал. Потому что Чанёль всё ещё не его, но он примет его любым. Каким бы он ни был. Злым, добрым, странным, даже если устрашающим… но примет. И сейчас он в полной мере понял это. И осознал.
Такова своеобразная «религия» у Бэкхёна. Под названием «Пак Чанёль».
Бэкхён долго рассматривал лицо Чанёля, пытаясь понять хоть что-то. Он знал, что просто не будет. Его больной воспалённый мозг, захламлённый отборным абсурдом, сквозь все эти спутанные мысли понимает, что Чанёль не будет прежним больше никогда. Сердце в месиво. Не разбито, но в месиво.
Больно.
Пак улавливает настроение и смотрит прямо в глаза, произнося:
— После урагана появится радуга, Бэкхён. Только…
— Слушаться?
Кукла. Послушная. Готовая на всё, ради своего безумного кукловода. Бэкхён готов даже уничтожить себя, если Чанёль попросит.
— Верно, Бэкхён. Верно.
Чанёль отпускает через пару минут, молча уходя и закрывая за собой дверь. А Бэкхен с тоской смотрит вслед, чтобы потом сесть на подоконник и посмотреть в окно. Ливень. Серое тёмное небо. Шквальный ветер. И внутри что-то болит. Бэкхён разрыдался ровно через минуту, потому что так надо. От переизбытка… всего.
Чанёль сказал, что выжил ради него. А Бэкхён должен выжить ради Чанёля.
Бён тоскливо смотрит на ураган за окном, не вытирая слёзы, потому что пусть текут. Пусть всё выльется. И будет пустота. С ней легче. Правда. Бэкхён просто смотрит в это чёртово окно. И быстро берёт себя в руки, потому что:
«после урагана появится радуга»
