hungry

Чанёль хмурится, когда понимает, что дома никого. Он осторожно ступает по ступенькам наверх, после того, как осматривает кухню, где не было никаких следов готовки и из холодильника ничего не было использовано. Раздражение поднимается изнутри с такой скоростью, что и шаг ускоряется. Бэкхён спит, свернувшись в комок на кровати. Пак хочет разбудить, но взгляд цепляется за тёмные пятнышки на полу, которые приводят его в ванную. С каждым шагом внутри что-то начинало реветь. Чанёль резко выдохнул, когда увидел разбитое стекло и осознал, что тёмные пятнышки — это кровь. Он подошёл к Бёну и нащупал пульс, чувствуя, как паника подкатывает к горлу. Живой. Чанёль прикрывает глаза и садится на кровати рядом. Взгляд всё ещё цепляется за осколки на полу в ванной. Первая мысль — они с Чонином поссорились? Бэкхён разбил стекло по этой причине? Или было что-то ещё? Паку хотелось орать от непонимания, но он мог лишь сидеть на краю кровати и думать о том, что только что настолько сильно испугался, что Бёна может не стать, что… — Чёрт. Мужчина понимает, что разговор будет не из лёгких. Он понимает, что больше не намерен терпеть подобное. Он понимает, что не может причинить Бэкхёну физическую боль. Наказывать — это одно. А проводить шоковую терапию — другое. Чанёль знает, что Бён закален и сильнее, чем он думает, но выбора просто больше нет. Пак звонит Кенсу и договаривается о встрече, когда выходит из комнаты Бёна. Теперь ему нужно знать — где Чонин. На которого он зол сейчас не меньше, чем на Бэкхена. Но в первую очередь, он должен разбудить юношу и осмотреть. Бэкхён просыпается нехотя. Вид у него бледный и болезненный. Чанёль стискивает зубы. — Бэкхён, — Парень сглатывает, когда видит его. — Что произошло? Бён облизывает сухие губы и вздыхает, резко утыкаясь лбом в плечо Чанёля. Мужчина никак не реагирует. — Я просто разбил стекло. И поранился немного. — Сам расскажешь всю правду или мне тебя заставить? Бэкхён отстраняется и прикрывает глаза на секунду. Он не знает, как Чанёль отреагирует, он не знает, стоит ли вообще рассказывать, он не знает, что из того, что случилось, можно вообще рассказать Чанёлю, который сверлит его таким взглядом, что страшно. Бэкхён видит, что Чанёль очень сильно сдерживает себя. Видит по сжатым кулакам, пронзительному взгляду и стиснутым зубам. — Чонин не имеет к этому отношения. — Всегда будешь его защищать? Бэкхён поджимает губы, но продолжает, осознавая, что не чувствует ни страха, ни боли, ни злости. Ничего. Ему кажется, что он сейчас совершенно пуст. Чанёль стискивает чужую ладонь, сам не зная почему. Делает, как велит сердце? Которое вырвали из груди. Неужели нашлось? Усмешка. — Я снова начал злиться. Чонин ничего такого не сделал. Он просто попросил отпустить его. — Бэкхён ждал реакции, но Чанёль молчал. Его лицо оставалось непроницаемым. — Я отпустил. Он спокойно ушёл по делам… — Бэкхён не мог сказать всю правду. Потому что на Чонина было возложено слишком много. В том числе и питание Бёна. — А я решил, что не буду сегодня есть вообще, ведь никого нет дома. А потом посмотрел на себя в зеркало, расстроился из-за того, как убого выгляжу, и разбил… поранился немного, но… случилась истерика, Чанёль. И я не смог противостоять своим мыслям. Дополз до кровати и уснул. Чанёль резко разворачивает к себе и поднимает руки Бэкхёна, пытаясь рассмотреть порезы. Ему казалось, что Бён его обманывает, что он лжёт, что он не просто поранился, а сделал это нарочно. Его съедали эти мысли, потому что он знал, что прав, но так хотел верить. Он хотел верить Бэкхёну. Так сильно хотел, но не мог. Раны выглядели воспалёнными и свежими, но кровь запеклась по краям. Порезы не были глубокими и всё выглядело так, будто Бён и правда просто порезался. Просто разбил стекло и порезался не специально. — Ты же мне лжёшь, да? Чанёль смотрит прямо в глаза, пытаясь найти там осознанность и серьёзность, но кроме пустоты ничего не видит. — Бэкхён. Бён по-прежнему не отвечает на вопрос, вместо этого притягивая за шею ближе. Чанёль не шевелится, позволяя делать то, что парень задумал. Поцелуй выходит таким болючим, что тошно становится. И страшно. Чанёль кладёт руку на щёку и отстраняется. — Бэкхён, я должен промыть твои раны. — Ты мне нужен. — Я знаю. Бэкхён смотрит так, будто прощается. Чанёль не может злиться, не может кричать, не может ничего, потому что всё внутри сковывает от страха. Страха потерять. Ему становится так страшно, что больно. Он этого так давно не чувствовал, что сейчас — признаться самому себе в том, что ему не всё равно — запредельно. Чанёль встаёт и идёт в ванную, обходя осколки и кровь. Он берёт аптечку, тазик с водой и направляется обратно, обещая себе, что уберёт всё позже. Бэкхён сидит на месте и просто послушно протягивает руки. Чанёль вытирает кровь, прочищает порезы и накладывает повязки. На всё уходит минут 10. Юношу укладывают головой на подушку и обещают прийти. Чанёль всего навсего убирает осколки, вытирает кровь и возвращается обратно. Он ложится рядом, всматриваясь в бёновское лицо. Бэкхён вдруг улыбается и говорит то, что Чанёль так боялся услышать. — Мне кажется, я умираю. Иногда мне кажется, что нет никакого смысла в том, что я просто существую здесь. В этой комнате. Моё расстройство поглотило меня полностью, Чанёль. У меня есть только ты. Теперь у меня есть только ты. И мысли, что временами так сильно действуют на меня, что я не в силах противостоять им. Чанёль сталкивается своим лбом со лбом Бэкхена. — Не смей. Не смей меня бросать. Я тебя из-под земли достану, понял? Только попробуй оставить меня одного. Бён тянется к губам, и Пак обнимает так, что кости трещат. Сердце разрывается от страха и чего-то настолько мощного, что невозможно дышать. Чанёль позволяет забраться на себя, руководить процессом, потому что это то, что нужно обоим. Чанёль придерживает за талию, чувствуя кости через кофту, но боится сделать больно, боится сжать так, что сломает. Потому что Бэкхён сейчас… как что-то совсем хрупкое. — Чанёль, я… — Пак смотрит в затуманенные глаза напротив. — Помоги мне. Пожалуйста. Помоги мне. Я не могу сам. Я не справляюсь. Не получается. Я не могу. Чанёль подминает под себя и тянется руками к лицу, стирая слёзы. — Мы справимся, маленький. Слышишь? Мы обязательно справимся с этим. Кивок. Бэкхён часто-часто кивает, пока Пак не впивается в его губы поцелуем. Потому что Бэкхен только его. Он должен быть только с ним. Желание забрать его всего себе без остатка затуманивает разум и здравый смысл. Бэкхён не сопротивляется. Он позволяет целовать себя, отвечая с таким же напором, он позволяет себе стянуть с Чанёля футболку. Он пропускает тот момент, когда сам остаётся без нижнего белья в одной лишь майке, потому что не хочет её снимать. Он попросту ненавидит своё тело и не хочет, чтобы Чанёль видел всё. Несмотря на то, что тот уже видел. Не сейчас. Бэкхён совершенно теряется в ощущениях, приходя в себя от неприятной боли. Чанёль старается бережно растягивать, проникая лишь одним пальцем. Он старается сделать всё осторожно, полностью глуша в себе эгоистичные желания. Потому что он не может сделать больно. Бэкхён издаёт первый стон через несколько минут, когда палец попадает по уплотнению. И становится невыносимо хорошо, когда Чанёль понимает это, стараясь убрать боль полностью. Второй палец делает всё ещё ощутимее. Чанёль видит эмоции в уголках глаз, видит приоткрытый рот и слышит стоны, которые Бэкхён совершенно не сдерживает. Немой вопрос в глазах Чанёля и такое же согласие Бёна, который тянется к губам и получает то, что ему нужно. Когда Чанёль заполняет Бэкхёна полностью — оба понимают, что это не просто секс. Это то, что соединит их так крепко, что не разорвать. Бэкхён принадлежит Чанёлю не только душой, но и телом. Теперь уже окончательно и бесповоротно. А ведь столько времени прошло. Столько всего случилось. И почему же они только сейчас смогли сделать этот шаг? Когда так много боли причинили, так много слов сказали и так много пережили. Чанёль несдержанно кусает шею, оставляя следы, но ему хочется. Ему хочется, чтобы Бэкхён был его. Только его. А Бэкхён несдержанно стонет, полностью погружаясь в ощущения. Ему хочется плакать не от боли, ему хочется плакать от чувств. Он глушит в себе порывы, пытаясь дотянутся до губ Чанёля, терзающих шею. — Чанёль, я люблю… Пак не даёт договорить, понимая, что Бэкхён хочет сказать. Он затыкает его поцелуем, прижимает ещё ближе к себе и доводит до точки. Бён протяжно скулит прямо в его губы, резко расслабляясь в чужих руках. И уже проваливаясь в сон, понимает, что это было похоже на сумасшествие. Которое устроили они оба. Но почему-то теперь было плевать на всё. Потому что теперь Бён чувствовал призрачную надежду на то, что они справятся. Горячие губы целуют в лоб. Бён чувствует, как на тело кладётся одеяло. Но Чанёль не уходит. Потому что Чанёль теперь никогда не уйдёт. — Прости, Бэкхён. У меня не остаётся выбора.

***

— Ты хочешь, чтобы я… что? Чанёль пусто смотрит ему в глаза. — У меня больше нет выбора. Кенсу устало кивает, понимая, что это его решение. Он нанял его за деньги, через Чондэ. Официально. Поэтому, когда Бэкхёна заводят в его пыточную, приковывая наручниками к стулу, и приводят в чувство — он не удивляется недоумению в чужих глазах. — Ты знаешь, для чего ты здесь? Бэкхён сглатывает, облизывая сухие губы. Он помнит, как они с Чанёлем занимались любовью, а потом он просто уснул. Когда он проснулся утром — Чанёль помог принять душ, налил чая и… Чай. Бэкхён понимает, что там попросту было снотворное. Он посмотрел на Кенсу и кивнул. — Предполагаю. — Знаешь, кто я? — Юморист. Кенсу вздёргивает бровь. Он в своём костюме. Как всегда. До подходит ближе. — Что ты ещё знаешь? — Твой босс Чондэ не хочет тебя пускать ко мне. У них с Чанёлем не очень хорошие отношения. Ещё про Чонина знаю. У вас с ним что-то есть. Но я не хочу лезть в это. Кенсу сглатывает и улыбается. Выходит больше похоже на оскал, но Бэкхёну настолько плевать сейчас на всё, что он просто пусто смотрит на эту улыбку, оставаясь спокойным. — И много ты знаешь? — Я не специально. Пока вы думаете, что дома я просто валяюсь овощем или сплю — я на самом деле всё прекрасно слышу. Но мне эти знания ни к чему. До вздыхает. — Знаешь, раз уж зашёл разговор о Чонине. — Что-то корябнуло внутри. — Не буду скрывать — мы вместе. Но он так сильно любит тебя, что мне иногда кажется, он готов за тебя убить кого угодно. — Кенсу смотрит на Бэкхёна внимательно и пронзительно. — Даже меня. — Он признался мне в любви. — Кенсу стискивает зубы. — И попросил отпустить. Бэкхён смотрит прямо в глаза До. — Я отпустил его, Кенсу. Потому что причиняю ему боль. — Да, причиняешь, Бэкхён. Ты прав. Но он не перестал тебя любить. И я не знаю, когда перестанет. Потому что он болен тобой. Болен настолько сильно, что даже когда находится со мной — думает о тебе. Я будто вижу твоё отражение в его глазах. Бэкхён чувствовал, что Кенсу злится. Он чувствовал его раздражение, отчаяние и боль, но понимал, что ему нечего сказать. Бён поджимает губы. Сейчас он всё ещё не может не думать о том, что произошло у них с Чанёлем. Ему хотелось вновь оказаться в объятьях мужчины, но если тот принял решение — отдать его Кенсу — значит, так нужно? Он не обижался, не злился, он понимал, почему так происходит. Он не винил никого, кроме себя. — Каково это — чувствовать, что человек, которого ты любишь — отдаёт тебя ко мне в руки? — Он не хочет причинять мне боли. — Но прямо сейчас он делает это моими руками. Бэкхён улыбается. Вместо того, чтобы злиться и соглашаться, он улыбается. И это выбивает из колеи Кенсу, который не ожидал подобной реакции. Вся злость сходит на нет. Потому что До понимает, что Бэкхён ни в чём не виноват. Он не виноват в том, что им болеют. — Кенсу, ты должен понять одно. Я люблю его. Люблю его больше своей жизни. Люблю любого. Я отдался ему полностью. Я подарил ему свою душу и тело. И я верю ему. Если так нужно — значит я это приму. До смотрит пристально. Будто пытается понять, что в его голове. — Ты болен, Бэкхён. — Как и ты, Кенсу. До отворачивается, не выдерживая этого безумия. Он вздыхает и вытирает пот со лба. Внезапно становится понятно, почему Чанёль отправил Бэкхёна сюда. Дело в том, что Бэкхён намного сильнее, чем он думает сам. Ему просто нужен толчок. Ему нужна шоковая терапия для того, чтобы он ожил. Кенсу поворачивается к парню обратно. — Давай поговорим. Устроим сеанс, раз в обычной жизни не получается. Бэкхён кивает, понимая, что скучал по их разговорам. Даже если сейчас не время и не место. Даже если Кенсу злится на него и ненавидит его. Даже если всё так дерьмово. Но когда они говорили — Бёну становилось легче. Даже если на чуть-чуть. — Расскажи про ваши отношения с Чанёлем. Вы продвинулись навстречу друг другу? Бэкхён легонько улыбается. — Да. — Между вами что-то было? Кивок. Кенсу хмыкает. — И что для тебя это значило? — Я соврал тебе тогда, когда сказал, что у меня никогда никого не было, Кенсу. — До хмурится. — У меня был человек, близость с которым мне была не сказать, что очень приятна, но я чувствовал себя нужным. Некоторое время. — И кто же это, если не секрет? — Чунмён. — Доктор Ким? — Кенсу усмехается. — Неожиданно. А я то думал, почему вы с ним так близки? Теперь мне всё ясно. Бэкхён вздыхает. — Он для тебя всё ещё что-то значит? — Нет. — Бэкхён отвечает совершенно искренне. — Он просто был нужен мне для того, чтобы я чувствовал себя нужным. Это не было любовью. С его стороны — это было лишь заботой и некой помощью. Даже сейчас — он всегда искренне хочет помочь мне. И ничего более. — С Чанёлем по-другому? — С Чанёлем всё, как в самой настоящей реальности. Никаких сказок, никаких иллюзий и розовых очков. У нас с ним с самого начала всё было странно. Не так, как у остальных. Никогда не было спокойно. Но он был рядом. И даже сейчас, когда я совершенно пуст и мне уже ничего не хочется в этой жизни — он продолжает вытаскивать меня из заточения моих мыслей. У меня появилась надежда. На то, что мы правда справимся. Кенсу вздыхает. Таким честным Бэкхён с ним ещё никогда не был. До подходит ближе. — Знаешь, из-за Чонина я влез во всё это. Из-за него стал юмористом. Стал сумасшедшим. — Бён смотрит на него с любопытством, продолжая слушать. — Наверное, ты прав. Я действительно болен. Но мне моя болезнь нравится. Кенсу усмехается и достаёт мобильник. Он долго вглядывается в экран, но не берёт трубку. А затем смотрит Бэкхёну прямо в глаза. — Чонин кажется узнал, что ты у меня на приёме. Бэкхён поджимает губы. — Хочешь сделать мне больно, Кенсу? — Да. Бэкхён втягивает воздух и резко выдыхает. — Тогда сделай как можно больнее. Усмешка. Кенсу подходит ближе и наклоняется так, что носы почти соприкасаются. И из его уст вырывается не голос, а шипение. Бён не сжимается, не пугается, он просто слушает. — Чанёль сказал, что тебе нужен толчок. Он сказал помочь. Но слушая тебя, анализируя… я понял, что тебе не нужна моя помощь. Тебе просто нужен Чанёль. Я сказал ему об этом. Знаешь, что он ответил? — Бён отрицательно качает головой. — Я могу говорить с тобой. Я могу кричать на тебя. Я могу орать. Но… — Кенсу улыбается. — Он сказал, что убьёт меня, если я хоть пальцем тебя трону. Что-то внутри рухнуло и из глаз потекли слёзы. Кенсу смотрел на эти слёзы на щеках Бэкхёна и понимал, что его помощь здесь абсолютно не поможет. Даже если бы Чанёль позволил причинить эту боль. — У меня не получилось тебя даже припугнуть. Ты был спокойным с самого начала и был готов к этой адской боли. — Бэкхён молча слушал. — Ты сильный, Бэкхён. Тебе не нужна помощь. Ты такой сильный, что сам же и не осознаешь этого. Живи, Бён. Кенсу выходит из помещения, оставляя Бэкхёна одного. Из его груди рвётся рёв. Он захлёбывается в своих же слезах, понимая, что только что в него поверили. В него поверили так, что он был готов поверить в себя сам. Но не мог. В нём не было жизни. Он был совершенно пуст. И что же с этим делать? Что же ему с этим всем делать? Дверь открывается так резко, что Бён не понимает, что происходит, потому что истерика начинает накрывать с головой. Но опускающийся перед ним Чанёль глушит. Он освобождает запястья Бёна из плена наручников и чувствует, как дрожащие руки юноши обнимают за шею. Мужчина вжимает тело Бэкхена в себя и терпит. Все эмоции, весь рёв, все всхлипы. Потому что… — Ты мне нужен, Чанёль. И больше ничего не имеет значения.