***
Майкрофт правда отпустил секретаря, и пока тот собирался, я зашел к нему в приемную. — Может, останетесь на чай, мистер Грей? — Спасибо, мистер Холмс, если вы из вежливости, то нет. Я тоже не был дома трое суток. — Я не из вежливости, но как угодно. — Могу я вас попросить напомнить вашему брату утром про лекарство? Тогда мне не придется приезжать сюда к семи. Капли надо принять натощак. И не запивать кофе. Уговорите его выпить утром травяной чай. — Про лекарство я не забуду, про чай тоже. Пошлите с утра записку доктору Уотсону, пожалуйста. Пусть приедет в клуб. — Хорошо, мистер Холмс, я отправлю записку в девять утра. Не волнуйтесь, я вызвал бы доктора и без разрешения мистера Холмса, будь на то крайняя необходимость. Но это не впервые, и мы справились сами по настоянию шефа. — Спасибо, мистер Грей. У двери я остановился. — Майкрофт удивляется, почему в клубе он спит всю ночь и не замерзает. — Видимо, его греет мысль о том, что утром не надо будет выходить на улицу, — ответил Грей с дежурной любезностью. — Наверняка, — улыбнулся я. — Спасибо, мистер Грей. Я вернулся в гостиную. К чаю уже накрыли, и Майкрофт в нетерпении отодвинул мне стул. — Садись, дорогой. Ну что? Получил указание не давать мне кофе и выпечку с кремом? — Получил. И про лекарство и чай. И попросил Уотсона на утро вызвать. — Чай… — поморщился Майкрофт, усаживаясь, — из каких-то трав, гадость такая… хочешь попробовать? Я захохотал, так забавно прозвучала фраза. Майкрофт тоже это понял и довольно улыбнулся. — Конечно, пусть Джон приедет, — кивнул он, — я всегда рад его видеть. Но чувствую я себя уже неплохо, честное слово. Вообще забыл, что болело, когда тебя увидел. — Ну-ну. Забыл он. А травяной чай ты зажмуришься и быстро выпьешь. — Да выпью, конечно, куда деваться от вас… Пока давай-ка обычный чай пить. Съешь пирожное? Смотри, с клубникой. Я послушно взял десерт, хотя от слова «клубника» меня почему-то слегка замутило. Надеюсь, что я продержусь до завтра и не выкину какой-нибудь фортель. Только этого брату не доставало. — А тебе из всего этого изобилия что-нибудь можно? Только честно. — Ну, Алан мне вчера не дал ничего, кроме булочек с корицей. Наверное, все пирожные тебе? Мне точно можно мед. Положи мне в чай вместо молока. — А тут есть булочки? — я налил Майкрофту чаю и положил в него мед. — О, есть. Ты мне поможешь? Я один не справлюсь. — Давай посмотрим, что там под крышкой? Может, что-то полезное, но вкусное? Под крышкой на блюде лежали штрудель с сыром и пирожки со шпинатом. — О! Не совсем чтобы к чаю, но это лучше, чем пирожные? — воодушевлению Майкрофта, казалось, не было предела. — А ведь это не я, я ничего не велел, Грей сам подумал о твоих вкусах. — Грей вообще незаменимый человек, — кивнул я. — Жаль только… — Грей абсолютно незаменимый человек, — перебил меня вдруг брат. — И он полностью на своем месте. Думаю, его все устраивает. Ты же не думаешь, что я заставляю его работать сутками? Он получает удовольствие от этого. Надеюсь, сегодня он пойдет «на охоту» и через неделю-другую обзаведется новой дамой сердца. — Он к тебе очень привязан, — заметил я все-таки. — Это потому, что я очень хороший босс. Шучу. Я понимаю, я тоже привязан к нему. Он искренне заботится обо мне, хотя это и не входит в его обязанности. Я ценю это, Шерлок. — Это потому что ты прекрасный человек, дорогой. Ладно, цени дальше. Надеюсь, я еще услышу, что и тут оказался правым. — Да я вроде и не спорю с тобой. Закончив с чаем, мы пересели на диван, то есть Майкрофт сел, а я прилег рядом, положив голову ему на колени. — Знаешь, Уотсон бывает с Мэри в Опере. Надо же. Я его с трудом туда завлекал. — Ну, должен же он возить Мэри куда-то, иначе как это будет выглядеть? Куда, кроме Оперы, собственно? Ко мне в гости, к Айрин… и все. В музеи и на прогулки в выходной Мэри ходит с мальчиком, малыш мне хвастался. А вот ты меня совсем перестал куда-то звать… Милый брат, он пытался отвлечь меня от печальных мыслей. — Да я сам почти нигде не бываю. Только по делам, — вздохнул я все-таки, — вроде бы лето, а как будто осень и все какое-то полинявшее вокруг. — Ну, вот ты завершил очередное дело, почему бы тебе не заставить ленивого брата выползти из дома? Вытащил бы меня… да хоть в ту же Оперу! И сам бы проветрился. Я обещаю не засыпать на спектакле. Нет, правда, а то я так давно нигде не был… — Хорошо, — не стал я особенно сопротивляться. — Заеду за тобой завтра вечером. Давно не видел тебя при полном параде. — Договорились! Брат довольно засмеялся, и, поймав мой слегка удивленный взгляд, пояснил: — Я сейчас подумал, что не будь я мной, кинулся бы проверять, как на мне сидит фрак. Но я надевал фрак на прошлой неделе на прием в Палате. Пришлось участвовать… так что я знаю, что фрак сидит неплохо. После театра вернемся ко мне? — Да, дорогой. Брату полезно отдохнуть, Уотсон получит приличный повод погостить у меня. Но, конечно, нельзя сказать, что я руководствовался только такими меркантильными соображениями. Я соскучился по Майкрофту. — Я так рад, когда ты приходишь, — мягко произнес он. — Да, кстати, не хочешь в сентябре поехать куда-нибудь втроем, отдохнуть на недельку? Как раньше? Джон, думаю, не откажется… а? — Если получится, почему бы нет?.. — Когда мы были детьми, мне нравилось представлять себе поездки в какие-то дальние страны, даже морские путешествия, как ни странно это звучит в моих устах. А теперь мне хочется в какой-нибудь мирный уголок, и чтобы рядом было теплое море и вы с Джоном поблизости. Поездки же за последние годы стали рутинной работой. А ты не хотел бы попутешествовать? Не по делам, просто так? Теоретически, как только ты закончишь с этой… историей, вы с Джоном тоже могли бы куда-то съездить? Может даже что-нибудь экзотическое? — Теплое море где-нибудь в Италии или в Испании. Чем не экзотичная страна? — О, да, особенно Испания. Бой быков… производит впечатление. Я там еле выдержал… — брат передернул плечами. — Но многим нравится. — И кого тебе было жалко — быка или тореро? — Быка, конечно. Жаль, что я тогда не мог взять тебя с собой. Но я думаю, с другим спутником тебе будет комфортнее в таких поездках. Я бы ворчал и вероятно не дал тебе досмотреть до конца. — Но ведь ты ешь быков в качестве отбивных. Где логика? — усмехнулся я. — Да я много кого ем, но разве обязательно мучить мою отбивную перед этим? К тому же, отбивную я не видел живьем, она всего лишь кусок мяса. Это все равно, что… Ну вот один иностранец угощал меня как-то собачатиной, я попробовал — это вкусно. Но съесть знакомую собаку я не смог бы никогда. — Но бык ведь может убить тореро — они на равных. — Не на равных. Быка приводят на корриду насильно, дорогой. Никто не спрашивает, хочет ли он сражаться с тореро. В начале быки совершенно не выказывают агрессии, кстати. Их дразнят, колют пиками, специально злят… им делают больно и заставляют убивать или умирать, чтобы удовлетворить самые низменные человеческие инстинкты — жажду крови. Я не люблю подобные вещи. На мой взгляд, это совершенно нечестная игра. Впрочем, я вообще не люблю игры со смертью. Начинался один из довольно странных наших разговоров. Споры по любому поводу вспыхивали у нас часто, с тех пор как я понял, что уже «большой мальчик». Но, если уж серьезно, то мы частенько не совпадали с братом во мнениях по незначительным житейским, а порой — и глобальным философским вопросам. Обычно в таких спорах брат сохранял добродушное спокойствие, а вот я частенько начинал горячиться. — Традиционно быков пускают бегать по улицам города до корриды. И там не обходится без человеческих жертв, — возразил я. — И что хорошего в человеческих жертвах? Заставить быка убивать — это еще более мерзко, чем убить его самим. Я понимаю, что для быка нет морали, но человек, берущий на себя право заставить живое существо убивать другое живое существо, на мой взгляд, обязан принимать на себя и моральный аспект ситуации. К тому же, в природе никто никого не убивает без необходимости, мой мальчик. Мы заставляем животное нарушать закон природы. — Но вообще-то в природе есть существо, которое убивает без необходимости. И в больших количествах. — В природе? Нету, дорогой. Только люди. — А мы не часть природы? — перевернувшись на спину и водрузив скрещенные ноги на подлокотник дивана, я лукаво посмотрел на Майкрофта. — Нет, мой мальчик, — серьезно ответил тот. — Мы потеряли это право, когда стали подчинять природу себе и использовать ее в своих целях. Сложно уважать лошадь, которая везет тебя по улицам, или корову, которая молча ждет, когда ее подоят… но уважать себя обязан любой. И как может уважающий себя человек радоваться при виде бессмысленных смертей, все равно чьих? Какой инстинкт заставляет убивать того, кто тебе не мешает, и кого ты не собираешься съесть? Назови мне этот инстинкт? В природе нет бессмысленной жестокости, мой мальчик. Жестокость — удел человека. — Бессмысленной? Возможно. Но жестокости в природе сколько угодно, — так, кажется, я начинал горячиться. — В сущности там действуют только две силы — размножение и пожирание. Иногда они даже соседствуют. И в этом смысле мы как раз часть природы. Майкрофт, люди достаточно редко убивают себе подобных без повода. Спроси любого убийцу, и он вполне внятно ответит, почему он убил, если, конечно, он не сумасшедший, но и тогда найдет причину. Мы можем оспаривать его аргументы и объявлять их безнравственными, но это уже другой вопрос. — Дорогой мой, само то, что могут быть не сумасшедшие убийцы, говорит о том, что человек — это болезнь природы. Лев убивает антилопу не потому, что хочет покуражиться, а потому, что хочет есть. Лев убивает соперника и может убить его детенышей, потому что хочет получить самку и наплодить собственное потомство. Но разве лев станет убивать для того, чтобы просто посмотреть, как кто-то умирает? Кажется, разговор задел и брата. Во всяком случае, он тоже стал… не горячиться, нет, конечно, но речь его звучала куда эмоциональнее, чем обычно. — С точки зрения человека, убийство львом соперника и тем более пожирание детенышей — разве это не жестокость? — подхватил я тон Майкрофта. — Ведь не все виды решают такие споры кроваво. Кто-то бьется за самку до первой крови, кто-то вообще ограничивается ритуальным запугиванием. А кроткие голуби, которых так любят подкармливать в парках, порой забивают соперников насмерть. И что такого, лежащего вне законов выживания, в убийствах человеком человека? Убийство из-за денег? Стремление занять ведущее место в стае. Убийство из-за ревности? Тем более понятно. Я уже не говорю про убийство ради защиты. А уж когда одна человеческая стая бьется с другой за охотничьи угодья! — Да, мой мальчик, я с этим не спорю. Но бык — не человек. И человек не имеет никакого морального права убивать его ради прихоти. Лев сражается со львом, горилла запугивает гориллу, голуби соперничают друг с другом, а не с воронами. Ворон может заклевать голубя ради еды, но не ради того, чтобы другие вороны его похвалили, не так ли? В убийстве человека человеком к сожалению можно найти смысл — основанный на разуме, пусть извращенном. Убийство человеком ради зрелища быка, который разумом не обладает, это мерзко. На мой взгляд. — А почему ты говоришь только о быках? — я подтянул ноги и сел. Спорить лежа головой на коленях брата было слишком уж неудобно. — Абориген в Австралии с тем же моральным правом завалит кенгуру. Ему просто никто не предложит говяжий бифштекс. Но есть ли у людей, которые живут в цивилизации, необходимость убивать диких животных? Какая в этом необходимость? — Никакой, если они не заблудились в лесу и не должны делать это ради еды, — примирительно заметил Майкрофт, осознавая очевидно, что мы перешли на слишком уж повышенные тона. — Разве я когда-нибудь говорил, что мне нравится охота? И я точно не отрицаю право австралийца съесть кенгуру, они ничем не отличаются от быков. — И это я слышу от гурмана? — фыркнул я, тоже слегка остывая. — Ты все-таки путаешь разные вещи, мой дорогой. Допустим, я лев. Допустим, я хочу есть. Я вчера ел антилопу, позавчера и неделю назад мои львицы тоже приносили мне антилопу. И вдруг сегодня они принесли мне, допустим, газель. Для меня это лакомство, но разве я должен отказаться от него? Быть гурманом — не такой уж грех, согласись? Мне нравится вкусная и разнообразная, хорошо приготовленная еда, но еда нужна мне, как любому — хоть льву, хоть антилопе… еда — нормальная потребность человеческого организма. — Майкрофт, дорогой, что ты в самом деле. При чем тут львицы? — опять «вскипел» я. — Ты просто принадлежишь к имущественному классу, и ради твоей прихоти в далекой Австралии убивают кенгуру, тратят деньги и ресурсы, чтобы доставить мясо в метрополию. Еще энное число любителей побаловать себя экзотической пищей, которая подчас нам не подходит и организмами плохо усваивается, рождает спрос на отстрел других диких животных, которые как раз для местных являются привычной и необходимой пищей. Но я не помню, чтобы мы спешили взамен убитых кенгуру угостить аборигенов говядиной. И когда ты говоришь, что человек — болезнь природы, ты уточняй, что это белый человек. — Шерлок, мы говорим о разных вещах, — теперь брат говорил мягко, словно уговаривая ребенка. — Конечно, я могу себе позволить заказать филе кенгуру или черепаховое мясо, акульи плавники или икру осетра. А большинство моих сограждан не может. Но это все — еда. Кенгуру не убивают лично по моей прихоти, в Австралии, и ты сам это сказал, кенгуру — обычная еда аборигенов. И уверяю, что чиновник моего уровня хоть в Австралии, хоть где, может заказать любую отбивную из любой части света, и ему так же точно ее доставят. Это что касается еды. А если ты, мой мальчик, протестуешь против социального устройства… Энгельса что ли начитался? И, кстати, твой намек мимо — мой организм взбунтовался в этот раз без всякого присутствия экзотики в меню, просто три дня назад начались боли и все. — Нас и без экзотики порой регулярно травят, — усмехнулся я. — Майки, ни Маркса, ни Энгельса я не читал, но в юности я читал одну книгу — думаю, ее читали все. Там про социальное устройство и социальную справедливость сказано коротко и ясно: «Трудящийся достоин пропитания». — Знаешь, мой мальчик, иногда я жалею, что ты увлекся Библией в то время, когда уже не считал нужным… э… в общем, фраза эта скорее уж относится к таким, как я, чем к рабочим в доках, если ты помнишь контекст. Смысл ее прямо противоположен тому, что господин Энгельс проповедует в некоторых своих трудах. Иисус, если я правильно помню, велит своим ученикам не думать о хлебе насущном и не брать в свою миссионерскую дорогу ни золота, ни серебра, ни сумы, ни обуви, ни посоха, ибо благодарная вновь обращенная паства их прокормит. Они, избранные апостолы, и есть те трудящиеся, что достойны пропитания. И поверь, дорогой, я тоже не даром ем свой хлеб. Ты же не станешь всерьез обсуждать вопрос, кто приносит стране больше пользы, я или рабочий в доках? Кстати, Энгельс своим рабочим всегда хорошо платил, насколько я знаю, но никогда не пытался раздать свое имущество нищим и уйти от мира. Так что он неглупый человек. Я бы даже сказал — очень толковый, да. Могу познакомить, если захочешь. Кажется, я действительно задел брата своими рассуждениями. А ведь вначале всего лишь хотел сказать, что тоже не прочь посмотреть корриду. Впрочем, наш обычный спор «ни о чем и обо всем» хорошо отвлекал меня от ненужных мыслей. Но расстраивать Майкрофта я вовсе не хотел. — Я никогда не подвергал сомнению, что ты делаешь важное дело, милый. Не обижайся, пожалуйста, — и я снова улегся. Рука брата тут же привычно легла на мои волосы. — Мой мальчик, я всего лишь хочу сказать, что и я, и ты, и Джон — мы все зарабатываем то, на что живем, и честно платим за то, что хотим получить. — Майкрофт посмотрел на мое жалобное лицо и махнул рукой: — Бог с ним. Давай поиграем в «ситуации»? Например, мы попали на необитаемый остров. Ты бы убил зверя или птицу, чтобы меня накормить? — Я бы убил то, что там водится. — А я? — Ты бы поймал рыбу. — О, точно, я же тюлень! Давай свою ситуацию, охотник. Меня пытались развеселить. Впрочем, игра, в которую мы частенько играли в детстве, ничем не хуже отвлеченных споров. — Я бы родился девочкой, а не мальчиком. Что бы ты стал делать? — А… какая разница? — недоуменно откликнулся Майкрофт. — Я же все равно оставался бы твоим братом. Делал бы то же самое — любил, заботился. Потом подружился бы с твоим супругом. — Получилась бы, наверное, странная девочка, — хмыкнул я. — Я бы тоже тебя любил, конечно. И сватал бы тебе своих подруг. — Вовсе не странная! Нашла бы себе супруга, объявила его сыщиком, а сама бы… Да, будь ты сестрой, я бы уже наверняка оказался женат на какой-то твоей подруге, это точно. Сестра бы из меня вообще веревки вила. Я и брату-то никогда не умел сопротивляться, — притворно сокрушенно произнес Майкрофт. — Так, моя очередь. Допустим, ты расследуешь какое-то убийство, и в ходе расследования понимаешь, что преступник вызывает симпатий куда больше, чем жертва. Ты будешь заканчивать дело и найдешь все-таки убийцу, бросишь расследование на полпути, или найдешь виноватого и отдашь властям? И как я поступлю в такой ситуации, если вдруг окажусь на твоем месте? — У меня бывали такие случаи. Приходилось скрывать улики. А у тебя возможностей для этого гораздо больше, так что думаю, что ты бы поступил так же. — Твоя очередь. — Значит, поступил бы так же. — Я посмотрел на Майкрофта снизу вверх. — Все-таки ты такой красивый у меня, дорогой. Что-то мне в голову лезут всякие мрачные ситуации. — Мужчины не бывают… тьфу, я это уже говорил. — Майкрофт наклонился и поцеловал меня в макушку. — Не надо мрачные, давай придумывай повеселее. Помнишь, в детстве ты меня спросил, что я буду делать, если попаду в клетку к медведю? — Ужас, — рассмеялся я. — Ладно. Вот тебе такая ситуация. В тебя влюбилась без памяти дама — более чем приличная. И сделала тебе предложение руки и сердца. — Ну да, настолько же реально, как попасть в клетку к медведю! Разве что она сумасшедшая. А таким нельзя вступать в брак. — Представь себе, что она совершенно нормальна. Ты не отклоняйся от условий игры. Она нормальна, она тебя любит и хочет за тебя замуж. — А ты помнишь, что я тебе ответил про медведя? Что постараюсь, и надеюсь, что смогу убедить его меня не есть. Может быть и тут… погоди, а как она могла в меня влюбиться? Мы, выходит, знакомы? Хм… думаю, надо сначала понять, не влюблен ли я в нее тоже. Если нет, увы, будет как с медведем. — Да, вы знакомы, конечно. И легче убедить в чем-то медведя, чем заставить женщину разлюбить кого-то. — Ну, отчего же. Я бы сказал ей, что люблю другую. На которой не могу жениться в силу личных причин. Но жениться на ком-то ином в такой ситуации тоже не могу. — Мда… И у тебя хватило бы совести разбить ей сердце? — упрекнул я. — Мне кажется, для того, чтобы сердце разбилось, — пожал плечами Майкрофт, — нужно нечто большее, чем вежливый отказ в ответном чувстве. Думаю, влюбленная женщина могла бы даже посочувствовать мужчине, который любит кого-то, но не может быть вместе с предметом своей любви. Почти друг по несчастью. А ты, мой мальчик, в такой ситуации что, женился бы? Не верю. — Если бы я был свободен и в принципе любил бы женщин, то женился бы. — Даже если бы не любил конкретно эту женщину? — изумленно уточнил брат. — Если она влюбилась в меня, значит, как минимум, мы общались, я ее успел узнать. С дурочкой я не стал бы поддерживать отношения, с недостойной внимания и уважения — тоже. Так что в этом смысле ничто не мешало бы браку. Я бы постарался стать жене другом, а это уже половина успеха. Майкрофт посмотрел на меня с некоторым сочувствием. — Дорогой, я же говорю, важно, что я буду чувствовать к ней. Если я смог полюбить ее тоже — одно. Если нет — совсем другое. И ты… если бы ты был на моем месте — я понял, ты постарался бы подружиться. А на своем? Вот влюбилась бы в тебя какая-то женщина. А ты не можешь на ней жениться по той простой причине, что ты не испытываешь желания просыпаться с ней в одной постели как минимум. Как бы хорошо по-человечески ты к ней ни относился. И что? — Дорогой, я совершенно определенно считаю, что хороший брак основывается на дружбе, уважении и привычке в лучшем понимании этого слова. А любовь — это или указатель на дороге, или конечная цель дороги. — Шерлок, не важно, почему ты не хочешь, будем говорить прямо, близости с женщиной. Потому что любишь мужчин, потому что любишь другую женщину, или потому что просто не любишь эту. Но ты НЕ ХОЧЕШЬ. Жениться в такой ситуации только ради того, чтобы не обидеть даму? Или чтобы просто не оставаться одному? Дружба, да, я согласен с тобой в этом, она должна лежать в основе любого брака. Но для брака ее мало, ну мало! Ну вспомни, у тебя были друзья в колледже, в университете. Разве можешь ты представить их на месте Джона? — Майкрофт, Майкрофт… погоди. Во-первых, у нас с тобой разное отношение к половому акту. Начнем с этого. — Разное, согласен. — Поэтому для меня не было бы проблемы спать с женщиной, которая меня любит. И я знал бы, что могу доставить удовольствие ей и научить ее, как доставить удовольствие мне. — Если бы ты вообще готов был спать с женщиной. Я правильно понимаю, что на своем месте ты не готов к этому в принципе? Тебя не волнуют женщины, и у тебя просто не возникает физиологических желаний в эту сторону? Ну, как бы я хорошо ни относился… как бы я ни любил Джона, например, я никак не могу представить нас с ним в таком… в такой ситуации. Так же у тебя с женщинами, нет? — Именно так. Но мне случалось до Уотсона спать с мужчинами, ты знаешь, и спать только лишь из желания. И не хуже, чем у Грея, обе стороны оставались довольны. — Я понимаю, дорогой. Я же не говорю, что это неправильно. Но у меня не так! Если я не испытываю влечения, о какой близости может идти речь? А для того, чтобы захотеть… очевидно, я должен любить эту женщину. У меня есть причины так думать о себе, скажем так. — Или ты внушил себе это. Ты из тех людей, дорогой, которых надо добиваться, пыл которых надо раздувать. Ты недотрога, милый брат. Беда в том, что ты запретил себе даже пробовать. — Возможно, ты прав. Но никто и не пытался добиваться, знаешь ли. Чья очередь, моя? — Твоя. — Допустим, ты бы оказался за столом с Ее Величеством. А на столе что-то, чего ты никак не можешь проглотить. И тебе кладут это на тарелку. А Берти говорит матери, что по его сведениям, ты это очень любишь! Твои действия. И мои. Я рассмеялся: — Нельзя обижать даму, тем более такую. Я бы съел, а ты бы мне помог. — А у тебя не возникло бы желания надавать потом по шее Берти? А если бы я оказался в такой ситуации без тебя? Думаешь, нет еды, которая мне… не нравится? — Принцу Уэльскому по шее? — у меня даже глаза расширились от изумления. — Если бы ты был без меня… ну, Ее Величество к тебе благосклонна. Думаю, ты смог бы отказаться. — Я не смог, — вздохнул Майкрофт. — Она бы поняла, что он сделал это специально. — Бедный мой. — Я погладил брата по руке. — Чем же тебя накормили? — Запеканкой из печени с брюквой в молоке. Ты же знаешь, как я не люблю печень… — Это было недавно? Поэтому у тебя разболелся желудок? — Нет, это было уже порядком… просто вспомнил сейчас. А разболелся без всякой причины, честное слово. Ничего такого я не ел, не пил. Сидели над отчетом долго, ругал агентов и вдруг схватило… Грей даже растерялся. Я поднялся, сел рядом с Майкрофтом и притянул его к себе. — Наверное, я не очень хороший брат, но я тебя люблю, мой милый. Поправляйся скорее, и мы поедем куда-нибудь втроем. Туда, где тепло. — Ты самый лучший брат. Майкрофт Холмс Я бы не особенно удивился, пожалуй, если бы Джон приехал сразу после театра, но очевидно Грей не стал посылать телеграмму, решив, должно быть, что я хочу побыть наедине с братом хоть какое-то время. Я понимал, что Шерлок куда больше рад был бы провести вечер с Джоном, однако Грей рассудил по-своему. Доктор приехал в клуб, надо отдать ему должное, прямо к завтраку. Брат, правда, еще спал. Я не стал его будить — мы проболтали до четырех утра. Но сам я, несмотря на то, замерзаю под утро или нет, просыпаюсь обычно в семь, так что в девять с небольшим я вышел моему дорогому гостю навстречу. — Что же вы, друг мой? — упрекнул Джон, внимательно глядя на меня. — Заболели, а за мной не посылаете. И я тоже хорош — неделю отсутствовал. Шерлок у вас? — У меня, он еще спит, мы поздно легли. Да все в порядке, друг мой, что там за болезнь? Смех один. Не хотел вас беспокоить. Хотите чаю? Кофе не предлагаю, с меня перед сном слово взяли, что кофе утром не будет. — Какой вам кофе? Идемте в кабинет, я вас осмотрю по полной программе. — Кабинет со спальней смежен, разбудим Шерлока. Можно тут, если уж так хотите, дверь заприте и все. Грей с утра в министерстве, приедет скорее всего только к ланчу. Как сходили в Оперу вчера? Как там Мэри? — Хорошо, давайте тут, — Джон поставил саквояж на стол и сразу же направился к двери, не давая отвлечь себя расспросами. Пока он защелкивал замок, доставал стетоскоп и грел его, я, покорившись неизбежному, успел снять халат и рубашку, всячески демонстрируя, что спина у меня в полном порядке. Джон выслушал меня, потом заставил лечь на диван, помял мне живот, простукал. Не знаю, что он там умудрялся услышать, по мне так звучало везде одинаково — как барабан. На всякий случай я пожаловался, что Грей решил меня уморить и заказывает у повара непонятно что. — И правильно делает, — Джон оказался таким же безжалостным. — Но ищите во всем плюсы: диетическую кухню вы еще не пробовали. Проведете исследование вопроса — возможно, даже найдете для себя не только полезные, но и вкусные блюда. А сердце ваше ведет себя хорошо. Он помог мне одеться, и мы наконец сели в кресла. — Так вот, про Оперу… — оказывается, Джон вполне расслышал мои попытки отвлечь его от предстоящего осмотра, — я мужественно проклевал носом третий акт «Нормы». Мэри назвала меня бесчувственным чурбаном — там все умирают, а я сплю. — Шерлок обещал сегодня тоже меня сводить в Оперу. Я дал слово не засыпать! — Как он? — спросил наконец Джон. — Когда только пришел, маялся и глаза опускал. Я пытался его отвлечь, рассказывал всякое. Немного поспорили, как всегда, но все мирно. Он постепенно успокоился и даже развеселился. — Ну, слава богу. Я украду его у вас днем? — Оставайтесь с ним тут. Я уйду домой, трое суток там не был. — После завтрака. А то знаю я вас, — Джон погрозил пальцем. — Вот и давайте завтракать. А потом сами его разбудите. Дорогой мой, а что бы вы делали, если бы попали в клетку к медведю? — вдруг вспомнил я нашу с Шерлоком игру. — Боюсь, совершенно неважно, что делал бы я, вопрос в том, что сделал бы медведь, — рассмеялся Джон. — Хорошо быть медведем… — вздохнул я. — А как вы смотрите на совместный отпуск где-то в начале сентября? Втроем на недельку? — Положительно, разумеется. И Мэри уже заскучала по своим. А почему хорошо быть медведем? — То и дело интересные люди в клетку попадают… Я так, не обращайте внимания. Джон, может, еще раз попробуем уговорить Шерлока переехать ко мне? — Попробовать-то можно, — махнул рукой доктор, и улыбка его погасла, — но вы же знаете, что он не переедет. — Знаю… Но ведь одному хуже. Вряд ли он держится дольше недели, когда остается один и без работы… Я, конечно, поищу ему дел… но летом затишье. — Осень на носу. У сумасшедших обострения, и число криминала тоже растет, — вяло откликнулся Джон. — До осени еще месяц. Я так волнуюсь за него, когда долго его не вижу… — я взглянул на Джона и тоже вздохнул. К чему я все это говорю ему? И так бедняге несладко. — Знаю, дорогой, вы тоже. Ладно, идите, будите. Я пошлю на Бейкер-стрит за его фраком, и пусть Шерлок заходит за мной вечером. Мне почему-то казалось, что Джон должен тут же обрадовано отправиться в спальню, но он только кивнул, думая о чем-то невеселом. — Я предупрежу внизу, чтобы Грей шел ко мне домой сразу. А после театра мы с братом вернемся сюда, так что если у вас нет других планов… Джон все еще не спешил вставать с кресла. — У нас по улице ходит новый точильщик, — заметил он. — Так что я еще пару дней ночую дома. — О… ну тогда в среду — приезжайте к ужину, ладно? — попросил я. — Если что — показательно заболею. — Только показательно, пожалуйста. — Обещаю. А мы уговорим Шерлока на два дня остаться у меня, чтобы болезнь выглядела еще более правдоподобной. Мне, кстати, правда вчера сразу полегчало, когда он пришел. Такое может быть? Грей считает, что боли у меня от волнений. Я действительно волновался и сердился одновременно, когда это началось. — Вполне возможно. А что случилось? — Да по работе, дорогой. Я переключаюсь с внешнего на внутреннее, а там поле непаханое… Господи, ну почему я забросил статистику ради оперативной работы? Агентурная сеть внутри Лондона, по крайней мере, несколько лет существовала только в бумагах. Куда ни ткни — везде какие-то дыры. И никому невозможно доверять, Мак да мы вдвоем с Греем, как слоны в Индии… — Я могу вам чем-нибудь помочь? — Пока нет, Джон, если что-то потребуется, я скажу. Вы постарайтесь пока… побольше бывать у Шерлока. — Майкрофт, тут меня не надо уговаривать. Но вы же понимаете, женат я недавно, и за нами наблюдают. Потом, думаю, будет проще. — Понимаю, конечно… но страшно за него. В Италии он продержался долго, но там было много дел… А тут, я вижу, он старается, держится несколько дней, потом все равно делает укол. Хоть скрывать от меня перестал… — Несколько дней с его стороны — это подвиг, Майкрофт, — мрачно ответил Джон. — Знаете, дорогой, а я все жду, вдруг чудо какое-то произойдет — и он остановится, — решился я на откровенность. — Мне вот недавно приснилось, что ко мне приходит кто-то, я лица не вижу, и спрашивает — а что отдашь, чтобы такое чудо произошло? Я хочу крикнуть, что все отдам… а голоса нету. Так и проснулся. — Все отдавать не надо, Майкрофт. Это Шерлока не только не спасет, а скорее вгонит в гроб. А чудо… Да, чудо бы нам не помешало. — Будем верить, что чудо случится. Я верю. Джон горько усмехнулся. Он уже ни во что не верил, и я не мог упрекать его за это. Но не мог и не постараться его убедить, как убеждал себя. — Знаете, у меня есть печальный опыт, Джон. Когда наша мама умирала… она долго была больна, и тогда я понял, что значит — чувствовать приближение конца. И потом, когда умирал отец… я к тому моменту давно не общался с ним. Но все равно, хотите верьте, хотите нет, но я почувствовал заранее. Тогда я не верил и сам себе, решил, что мне кажется. А сейчас — нет. Я чувствую, что чудо произойдет. Ему еще жить и жить. — Пусть чудо поторопится. — Джон провел ладонью по лицу.***
Я ушел домой сразу после завтрака и намеревался поработать до ланча. Но никак не мог сосредоточиться на цифрах, на чтение двадцати страниц потратил непростительно много времени и понял, что лучше просто ничего не делать. Встал, подошел к окну, посмотрел на окна клуба. В этот момент подъехал кэб и Грей прошел к дверям. Я усмехнулся и загадал — как быстро он выйдет обратно и направится ко мне домой. Поставил на полторы минуты. Если не больше, тогда мое желание сегодня исполнится. Грей вышел через минуту двадцать секунд и пересек дорогу. Я снова загадал — сколько времени ему потребуется, чтобы решить: открывать дверь своим ключом или стучать, зная, что прислуги дома нет, и я должен буду спускаться сам. Поставил на двадцать секунд, но не учел, что размышлять над проблемой он начал, очевидно, еще на той стороне улицы, так что, подойдя к двери, просто достал ключ и вставил его в скважину. Когда Грей вошел и поздоровался, я уже сидел за столом над бумагами. — Доброе утро, Алан. В министерстве все прошло успешно? — Доброе утро, сэр. Да, все в порядке. Бумаги привез. Надеюсь, вы позавтракали с доктором? Мне оставалось только отчитаться: — Позавтракал, кофе не пил, выпил вашу ромашку под пристальным взглядом спящего Шерлока. Доктор не нашел во мне ничего смертельного, велел не нервничать по пустякам, и не по пустякам тоже. Сказал, что вы были правы насчет диеты, — «доложил» я. — Давайте бумаги. Простите, что не предупредил и вам пришлось заходить в клуб. Я оставил там брата с доктором, им надо… поговорить. — Конечно, сэр. — Грей положил передо мной папку и раскрыл ее. — Надо только предупредить лакеев насчет ланча. Приказать доставить сюда? — Да, думаю, мы с вами поедим тут. Вы же не против составить мне компанию и вкусить отварное и пареное? — Вовсе не против, сэр. Тогда позвольте мне отлучиться, чтобы отдать распоряжения в клубе. — Заодно отправьте, пожалуйста, телеграмму на Бейкер-стрит, чтобы в «Диоген» к пяти сорока прислали фрак Шерлока. Он обещал сходить со мной сегодня в театр. Спасибо, Алан. — Может, мне стоит туда заехать и забрать фрак лично? — Не надо. Миссис Хадсон справится как-нибудь. Мне… — я запнулся, — не хочется сидеть в одиночестве. Ни один мускул на лице моего помощника не дрогнул от такой странной в моих устах фразы. — Вы не хотите предупредить брата насчет фрака, сэр? Ведь ему и так ехать за билетами, — уточнил он самым невозмутимым тоном. — Я предупредил доктора, он передаст. А билеты… думаю, Шерлок догадается послать лакея. Предупредите там на всякий случай, продублируйте насчет билетов тоже, на мое имя, и возвращайтесь, пожалуйста. — Хорошо. Я быстро, сэр, — Грей кивнул и вышел. Однако в окно я увидел, как он почти бегом пересек улицу и скрылся в дверях клуба. Невозмутимый верный Алан… Работать не хотелось, я прошел в гостиную и сел в кресло перед пустым камином. Придет Грей — попрошу затопить. Заболевать сильнее уж точно нельзя… Грей вернулся через четверть часа. — Вот и я, сэр. — Он посмотрел на меня, на камин. — Затопить? — Да, спасибо. Ваш шеф — большой лентяй, Алан. Мог бы сам развести огонь, да? Но предпочитает сидеть и ждать, когда все сделают за него… — Ничего, сэр. Лениться иногда полезно. — Он занялся камином. — Принести вам плед? Все-таки холодное нынче лето. — Просто не закрывайте огонь экраном, пусть горит. С пледом я сразу усну, я спал часа три… Нет-нет, ничего не болело, — поспешил я ответить на незаданный вопрос, — просто заболтались с братом. Да ничего, пройдет. Все проходит в конечном итоге… Садитесь, Алан, огонь уже разгорелся. Садитесь, работа подождет. — Может, вам действительно стоит вздремнуть пару часов, сэр? До ланча. А то ведь заснете в театре. Доктор Уотсон, кажется, обычно спит в Опере? — Грей сел в кресло напротив меня. — Я обещал не засыпать в театре, в этот раз по крайней мере. Кто знает… — Что, сэр? — спросил Грей, когда пауза затянулась. — Вы верите в чудеса, Алан? — В чудеса? Пожалуй, верю, сэр. Я кивнул: — А в предчувствия? Не в интуицию, она основывается на множестве факторов… а вот в ни на чем не основанное предчувствие? Грей ответил тут же: — Я скорее верю в судьбу, сэр. — Судьба — это другое, друг мой. Знаете, я последнее время то и дело ловлю себя на мысли: что если это последний раз, когда я иду с братом в Оперу? — постоянное напряжение последних дней меня допекло, мне очень хотелось поделиться тем, что меня мучило, и я продолжал, несмотря на то, что Грей на мои слова нахмурился, явно обдумывая, как бы возразить. — Что если это последний раз, когда он остается у меня ночевать… что если… Но иногда я ощущаю буквально до просветления, Алан, скоро, вот скоро случится что-то… какое-то чудо. И все изменится. Он поправится, будет работать… я даже представляю, как он спустя много лет станет ворчать на меня, что я в свои восемьдесят лет все еще не вышел в отставку, и вам покою не даю! Наверное, вид у меня был умоляющий, потому что Алан на мгновение растерял обычную невозмутимость, и голос его слегка дрогнул: — Это мне нравится куда больше, чем предыдущее «что если», сэр. Я кивнул и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. Повисла небольшая пауза. — Алан, пообещайте мне одну вещь? — Да, сэр? — тут же откликнулся Грей. — Обещайте мне, Алан, что ни при каких обстоятельствах вы никогда в жизни не притронетесь к этой пакости. И ни к какой иной. Что бы ни происходило. — Никогда, сэр. Я даже не курю, вы же знаете. — Знаю. Я беру с вас слово на будущее. Аминь. Кстати, а почему вы не курите? Я-то понятно: мне лень возиться с трубкой или сигарами, а папиросы мне не идут. Но я помню: когда вы пришли наниматься на службу, у вас в кармане лежал портсигар. Не удивлюсь, правда, если пустой на тот момент, — засмеялся я. — Но потом я не видел вас с папиросами никогда. — Вы же не курите, сэр. Так что я сразу бросил, когда вы предпочли меня иным претендентам. — Я бы не возразил тогда, если бы вы курили, Алан, не важно, что сам я не курю. Кстати, в те годы я нюхал табак, помните? — Разумеется. И хорошо, что бросили. Это портит форму носа. — О! Вот и Шерлок то же говорил, — вспомнил я с улыбкой. — А что, дамы не любят тех, у кого нос становится похож на картофелину от долгого употребления нюхательного табака? — Дамы смотрят на такие носы критически, — улыбнулся Грей. Он редко смеется, подумал я вдруг, он даже улыбается вот так, с облегчением, не очень часто. Обычно мой помощник старается выглядеть очень спокойным и беспристрастным, и, должен сказать, ему это удается. Но я видел, как только что он бежал через дорогу, словно мальчишка-посыльный, потому лишь, что я сказал, что не хочу оставаться в одиночестве. — Как, кстати, ваши успехи, Алан? Замену миссис Джейкин нашли? — Пока не нашел, сэр. Вы думаете, это можно сделать за один вечер? — Понятия не имею, если честно. Но обычно у вас на смену одной даме быстро приходит другая. А что нужно делать, если хочешь сблизиться с женщиной? Научите меня. Чисто теоретически. — Для начала — смотреть на них особенным образом. Когда мужчина при взгляде на женщину думает о том, как она привлекательна, это отражается в глазах. — Допустим, вы на нее смотрите. Она это замечает и понимает, что нравится вам. А дальше? — Общение, сэр, — снова улыбнулся Грей. — Разговоры. Женщины любят, когда их слушают. — А о чем они рассказывают? О модах? О равноправии? — О модах они говорят друг с другом. Что мы, по их мнению, вообще в этом понимаем? Но нельзя забывать, сэр, они хотят одобрения с нашей стороны их нарядам. — И все? — Когда женщина понимает, что мужчина не станет требовать от нее соблюдения условностей в разговоре, она может поддержать любую беседу — насколько, конечно, хватит ее образования. Но женщины, определенно, не любят говорить о финансах, о политике — если они не из тех, «новых». — Надеюсь, вы имеете дело с милыми и женственными. Хотя… я помню лет пять назад… жена помощника посла Испании, да? Кажется, ее звали Нинел. Она бывала на приемах с мужем. Очень… экстравагантная дама была. Я вздохнул с облегчением, когда его отозвали. О том, что это случилось не без моего содействия, я предпочел умолчать. Грей тогда был сильно увлечен красоткой. — Сэр, я, видимо, вижу женственность не только там, где ее видят остальные. Умная и начитанная женщина не обязательно является синим чулком. Кажется, Грей действительно слегка расслабился, почувствовав, что мое настроение улучшилось. — Конечно, не обязательно, — подхватил я его тон, — я всего лишь констатирую тот факт, что вы любите разнообразие. — Разнообразие — вещь хорошая в отсутствии постоянства. — Ну, друг мой, постоянство… Я уж никак не могу назвать вас непостоянным, — возразил я. — Но постоянной дамы у меня нет, — развел руками Грей. — И слава богу, — вырвалось у меня. — О… то есть, я хотел сказать — вы же будете все так же работать со мной, когда брат станет ругать меня восьмидесятилетнего? — Да куда же я от вас… то есть, конечно, сэр, — ответил Грей, немного стушевавшись. — Вот именно, куда же вы от меня, — весело повторил я за ним. — Я так привык во всем полагаться на вас, Алан, что мне очень сложно представить, что вы могли бы вдруг куда-то деться. Кстати, хотел спросить вас… что вы предпримете, если попадете в клетку к медведю? Грею понадобилось меньше двух секунд, чтобы сориентироваться и поддержать игру. — Вероятно, буду судорожно вспоминать молитвы, которым меня учили в детстве. — Зачем? Вряд ли медведь оценит, мой друг. Медведи не религиозны. Помощник пристально посмотрел на меня и приподнял бровь. — Надо молча положиться на судьбу, сэр? — осторожно вспомнил он начало разговора. — Нет, Алан. Так тоже нельзя. Никогда не подчиняйтесь обстоятельствам. Боритесь теми способами, которые доступны вам, но до конца. Делайте то, что вы умеете лучше всего, и будьте уверены, что вы справитесь с чем угодно. Только тогда вы победите. — Иногда каждый, вероятно, задает себе вопрос, на что он способен, — задумчиво произнес Грей, — что в принципе может человек, когда обстоятельства, казалось бы, непреодолимы, как дикий зверь… — Вы можете все. У вас огромный потенциал, Алан. Только никогда не опускайте рук, что бы ни случилось с вами… или со мной. — С вами ничего не случится, сэр. У меня тоже… интуиция. — Кстати, знаете, мой брат считает вас красавцем, — вдруг сказал я неожиданно для самого себя. — У него есть вкус, — кивнул Грей, мгновенно приняв свой обычный невозмутимый вид. — Вкус, да, — хмыкнул я. — Интуиция основывается на мелочах, на взглядах, запахах, вскользь брошенных кем-то и услышанных нами словах, на цифрах и фактах, больших и маленьких. Интуиция, Алан, должна говорить вам, что мне недолго осталось. Здоровье меня подводит, и сил остается все меньше. Другое дело — надежда на чудо. — Если вы ждете чуда, оно произойдет обязательно. — Я жду чуда, Алан. Ждите вместе со мной.***
Предупрежденный Джоном, Шерлок не поехал за фраком, но заказать билеты не забыл, причем мальчики съездили за ними сами, не обременяя приказом посыльного. Впрочем, придя в Диоген к четырем, я уже застал их снова в клубе. Отпустив наконец помощника, я присоединился к ним в ожидании сдобы с корицей. После чая и ликеров Джон отправился домой, а я велел Питеру подготовить экипаж, и вскоре мы с Шерлоком поехали в театр. — Кстати, дорогой, — предупредил я, — если ты увидишь Грея, не удивляйся. Я на всякий случай тоже заказал билеты, и в результате их оказалось четыре. Так что я велел Грею взять лишние и кого-нибудь пригласить. Если он найдет спутницу или спутника за пару часов, тоже приедет. — Правильно, — кивнул Шерлок, — пусть развлекается. Тем более ты усиленно отбиваешь от него дам, ему полагается компенсация. — Я отбиваю от него дам?! Да всего лишь пару раз! И, кстати, ты откуда знаешь?! — ахнул я. — Догадываюсь. Интересно, кого он пригласит? — усмехнулся брат. Я поджал губы и промолчал. Мы приехали в театр, уселись в нашей ложе и вооружились программками и биноклями. Давали, господи прости, «Оберона». Я понадеялся, что хотя бы смогу следить за действием. Хотя, судя по либретто, от Шекспира не осталось почти ничего. — Не вижу Грея, — я оглядел зал. — Может, не смог никого найти? Честно говоря, я думал, Алан… Грей ухватится за идею. Это в его характере — постараться проследить, чтобы все сложилось наилучшим образом. Но если он не нашел пары… в театр ведь не ходят по одному? — Почему же не ходят? Ходят. В партер. В ложе сидеть в одиночестве, конечно, не совсем уютно. — Шерлок немного подался вперед, взял бинокль и осмотрел ярус. — О! Да вот же они! Ближе к центру, от нас через четыре ложи. — И с кем он? — Я забрал у брата бинокль, посмотрел в него… и чуть не выронил. — Ой! — Ну, а что ему оставалось? — усмехнулся Шерлок. Действительно. К тому же, когда Джон возил жену в Оперу, они, конечно, не приглашали Айрин. Так что Грей решил восстановить справедливость. — Дама приподняла веер, — сообщил Шерлок, — это означает, что нас заметили. — Господи! — я посмотрел на Айрин и слегка поклонился. — Надеюсь, Грей не сказал ей, что я приболел. Мы должны будем в антракте встретиться с ними? Я, знаешь, редко хожу в театры. В книгах все так… странно описывается. — Конечно, встретимся. Что ты так волнуешься? — Я не волнуюсь. Просто это неожиданно. Грей — мой служащий, Шерлок. Могут подумать, что он пригласил Айрин специально… — Кто что подумает? Перестань. Айрин — вдова, а Грей — холостяк. — Ладно, не важно, — тут я мгновенно нашел повод сменить тему. — Смотри, в соседней ложе лорд Ричмон усиленно кивает нам. Шерлок обернулся в ту же сторону: — Интересно, что ему нужно? — Точно не от меня, иначе он пригласил бы в Адмиралтейство или приехал в клуб. Видимо, он хочет поговорить с тобой. Вы знакомы? — Не имел такой чести, — усмехнулся брат и поудобнее устроился в кресле, глядя на дирижера, который занимал свое место под аплодисменты зала. — Будешь меня толкать и будить, дорогой. Хотя увертюра вполне приличная. — Я тебя будить? Мы так не договаривались! У меня возмутительным образом отняли привилегию спать в театре. Впрочем, первый акт прошел вполне мирно, я даже частично понимал, что происходит на сцене. Правда смотрел я по большей части не туда, а на брата. Ну и что? Это ведь опера, ее можно просто слушать. В антракте я озадачился мыслью: мы должны идти в ложу к даме или Алан приведет даму сюда, поскольку все-таки я его патрон. Пока я думал, в дверь постучали. Явно не Алан, они с Айрин сидели на своих местах. Шерлок впустил в нашу ложу Ричмона. — Мистер Холмс! Прошу простить мое вторжение, господа. Мистер Холмс, представьте же меня вашему брату, пожалуйста, я давно об этом мечтаю. — Шерлок, лорд Ричмон, заместитель министра юстиции правительства Ее Величества, — вздохнул я. — Ричмон — мой брат, Шерлок. Прошу вас. — Крайне рад познакомиться с вами, мистер Холмс! — обратился Ричмон уже к моему брату. — Взаимно, милорд, — у Шерлока хватило сил на вежливую улыбку. — Очень давно хотел познакомиться, очень. Вчера видел тут вашего друга с супругой, но не рискнул сам представиться… Как вам спектакль? — Если честно, сэр, при всей моей любви к немецкой музыке, Вебер безнадежно устарел. Да и чтобы ставить «Оберона» как подобает, не всегда хватает приличных голосов. Хотя это далеко не худший вариант. Минут пять они обменивались совершенно непонятными мне фразами по поводу оперы вообще и этой в частности. Я же для себя сделал вывод, что Ричмон регулярно ходит в театр, раз он был тут и вчера, и больше никакой информации из разговора извлечь не смог. Грей тем временем поймал мой взгляд и слегка пожал плечами. Я помахал ему рукой. Он чуть подался к Айрин и что-то сказал, она засмеялась. Я перевел взгляд обратно на брата. — Вы же не откажетесь меня выслушать, мистер Холмс? Дело, конечно, не такое загадочное, но все же! — Дорогой сэр, мы ведь в Опере, здесь не принято говорить о делах. Если у вас ко мне есть вопросы как к сыщику, приезжайте на Бейкер-стрит часам к одиннадцати, и мы все обсудим. — Так и сделаю! Спасибо, мистер Холмс! Завтра в одиннадцать с четвертью буду у вас! Ричмон откланялся и вышел. — Не знал, что он такой меломан, — я проводил его взглядом. — Он хоть что-то вразумительное говорил про спектакль? — В пределах разумного, — усмехнулся Шерлок. — Для дилетанта вполне прилично. Начался второй акт, но не прошло и десяти минут, как нам принесли записку. — Боже мой, — воскликнул брат, — если это опять клиент, мне придется ходить в Оперу в гриме. — Он взял записку, прочел и лукаво посмотрел на меня: — Это от Айрин. Нас приглашают изменить Веберу и поехать всем вместе к ней. — Во время действия? — растерялся я. — Это же неприлично по меньшей мере! — Да ничего неприличного, дорогой. Мы же в ложе, а не в партере. — Ну, решай сам. — Поедем. Дама приглашает — вот отказываться неприлично. — Хорошо, как скажешь. Я снова кивнул Грею, и мы вышли из ложи. По пути я раздумывал, о чем завтра будут сплетничать в Адмиралтействе на мой счет. В фойе Грей подошел ко мне и сказал тихо: — Прошу прощения, сэр, она не посоветовалась со мной, когда отправляла записку. Я провожу вас и уеду. — Какая уж теперь разница? Поехали. Но Айрин Алана не отпустила, да я и не ожидал чего-то иного. Когда мы приехали, Сесил уже спал, оставленный под присмотр экономки. Подозрительно быстро накрыли поздний ужин. Так-так, диету побоку! И пусть Шерлок и Грей не смотрят на меня с таким упреком. После ужина эти двое отошли в сторону и уселись в два стоящих у камина кресла. Хитрецы. Нам с Айрин, кажется, доставался диван на двоих. Откровенно говоря, наша компания не укладывалась ни в какие рамки приличия — одинокая дама принимала разом троих холостяков. Но даму это ничуть не волновало, а уж нас — тем более. Горничная принесла на подносе сыр, графин с коньяком, бокалы… хм, четыре бокала. Айрин взглядом указала Шерлоку на коробку с сигарами, но тот, улыбнувшись, покачал головой, наливая Грею коньяк. Неприличия продолжились, когда Айрин наполнила оставшиеся два бокала и протянула мне один. Шерлок бросил в нашу сторону быстрый неодобрительный взгляд, но ничего не сказал. Это относилось, разумеется, к нарушению с моей стороны диеты, но я уже и так ее нарушил за ужином и чувствовал себя отлично. — Вас не шокирует, если я присоединюсь к мужскому клубу? — улыбнулась Айрин, усаживаясь на диван с бокалом. — Меня это восхитит, Айрин, — я отсалютовал даме своим, сел рядом и пригубил, старательно не думая о том неодобрении, которое Шерлок с Аланом не могли высказать вслух. — Ваше здоровье, сэр, — сказала она в шутку «басом». — Ничего, что я пригласила мистера Грея? — прибавила она шепотом. — Было бы странно не пригласить его в такой ситуации. Правильно, что вы его не отпустили, когда он захотел уехать. И не только потому, что он, очевидно, дает сейчас необходимые сведения моему брату. Но почему вы спрашиваете? — Просто. Когда он пригласил меня в театр, я была очень удивлена, — улыбнулась Айрин. — Но когда я узнала, что дают в Опере, тут же решила вас похитить. — Я крайне благодарен вам! Похоже, что и Шерлок тоже. А мистер Грей изначально отправился в Оперу вовсе не для того, чтобы ее слушать, как мы все понимаем. Хотя я не удивлюсь, если в какой-то момент он пригласит вас туда еще раз, уже без отягощающих обстоятельств. Я бы пригласил на его месте. — Так что же вам мешает меня пригласить? Если в театре я представил себе, о чем станут судачить в Адмиралтействе, то сейчас я некстати вспомнил о том изумлении, которое выразил Берти, когда увидел меня на балу с кузиной. Но джентльмен не должен пасовать перед трудностями. — Абсолютно ничего не мешает, кроме моего ужаса от мысли, что я понятия не имею, как это делается. Я никогда никого не приглашал в театр, ни разу! Вы окажете мне честь пойти со мной в театр, мадам? — С превеликим удовольствием, — ответила Айрин серьезно. Господи, дамы и так нечасто на меня смотрят, а уж тем более поверх бокала с коньяком. — Как вы отнесетесь к «Женитьбе Фигаро»? — Наверняка лучше, чем ко всему остальному. По крайней мере я уверен, что Моцарт не мог написать такого… что это было сегодня? Такого. К тому же мне известен сюжет, а, значит, я пойму гораздо больше. — Вот и чудесно, — искренне обрадовалась Айрин. — Любопытно, мне показалось, или мистер Грей чувствовал себя в театре немного не в своей тарелке? — Обычно он имеет дело только с замужними дамами, может быть, дело в этом? К тому же он, наверное, растерян — дама есть, а ухаживать за ней нельзя! — Вот уж не хотела бы я, чтобы мистер Грей за мной ухаживал. — Даже не сомневайтесь, Айрин, если бы он решил, что вы этого хотите, он бы ухаживал. Он настоящий джентльмен. И куда более искушенный, чем я, в общении с дамами, но не могу же я такое сказать вслух? — Боже упаси, он совершенно не в моем вкусе. — Крайне рад этому, — вырвалось у меня. Айрин засмеялась. — Думаю, тем не менее, что он очень умный и надежный человек. И что-то мне подсказывает, что его всегда лучше иметь в числе друзей, а не врагов, несмотря на то, что внешне он похож на какого-нибудь Антиноя. — Не знаю, есть ли у него друзья… не уверен. Но у него не может быть врагов среди моих друзей, вот в этом я уверен абсолютно. Но и суток не прошло, как мне сказали, что мой помощник — красавец, а теперь это повторяете вы. Это правда так бросается в глаза? — Красота не может не бросаться в глаза, — удивленно ответила Айрин. — Мистер Грей, несомненно, очень красив. Но мужчина, который сидит рядом с ним, по-своему тоже красив. И который сидит рядом со мной — тоже. — Вы очень добры, Айрин. Но рядом с вами все равно… не далее, как вчера вечером, мы с Шерлоком рассуждали о женской красоте, и сошлись на том, что вам равных нет. — Спасибо, конечно, но вряд ли мне нет равных. К тому же нельзя сравнивать красоту женскую и мужскую. Древние греки бы точно возмутились, услышав такое. — Вот и я считаю, что красивыми бывают только дамы да статуи, а мы, мужчины, можем быть только умными… или не очень! — Напротив, друг мой. Иначе бы греков когда-то не шокировала статуя обнаженной Афродиты, а бедняжке Фрине не пришлось бы раздеваться перед судьями. — Так ведь мифы придуманы мужчинами! — Не думаю, что это миф. Это как раз очень похоже на правду. Но разве мы далеко ушли от греков? Хотя в этом доме… просто возмутительное место — хозяйка пьет коньяк, а у рояля ножки не задрапированы, — рассмеялась Айрин. Я тоже засмеялся: — Мы крайне далеко ушли от греков, Айрин. Некоторым из нас, чтобы узнать, как вообще выглядит женщина, надо сперва жениться. Ну или судить по древнегреческой скульптуре, да. — Выходит, если и ушли, то в худшую сторону. Но вот что странно — идеал мужской красоты мало изменился с тех времен, а вот мы, бедные женщины, вынуждены были меняться каждое столетие, чтобы соответствовать ожиданиям. — Да? — искренне изумился я. — Хотите сказать, что под платьями формы дам уже не те, что у греческих статуй? Айрин тоже изумилась, но с оттенком недоверия, будто ей показалось, что я над ней подшучиваю. — Ну, дорогой мой, сравните хотя бы Венеру Милосскую и какую-нибудь Венеру Рубенса. Последняя шире раза в три. Я-то, пожалуй, больше похожа на готическую статую. Впрочем, я похудела после смерти мужа. Джон еще успел увековечить меня пышкой. — Да просто Рубенс имел соответствующие вкусы! Каждый грезит о своем, что уж тут… — Нет-нет, в истории худышек любили намного реже, чем пышек. Римляне, хотя и поили девиц уксусом, чтобы те выглядели бледными и тощими, но матрон предпочитали в теле. Определенно, у Айрин и Шерлока в числе общих черт была любовь к спорам. — Скажите, Айрин, а Мэри — красавица? — вдруг спросил я неожиданно для самого себя. — Нет, — спокойно ответила она. — Но разве от этого она менее привлекательная женщина? — Наоборот! Я рад, что мы с вами думаем одинаково! Мэри — олицетворение женственности. Еще год назад я сказал бы, что женщина, чтобы я счел ее прекрасной, должна быть именно такой, как ваша подруга. Правда, этот последний год научил меня ценить в женщинах и красоту иного рода. — Мэри — идеальная жена, — улыбнулась Айрин. — Кажется таковой, по крайней мере. Но большинство мужчин испортили бы ей жизнь. Даже если бы она их любила. — Мы вообще чаще всего недостойны женщин, что находятся рядом с нами и так украшают нашу жизнь. Я рад за Мэри, и слегка завидую ей. Айрин покачала головой: — Я не хотела бы украшать чью-то жизнь. Думаю, Мэри тоже. Украшения имеют свойство надоедать, их или меняют на новые, или оставляют пылиться. Нет, я понимаю, что это метафора, но она не слишком хороша. А вы знаете, при других обстоятельствах Мэри и Джон были бы идеальной парой. — Абсолютно идеальной, если бы любили друг друга. Что до украшения жизни… не обижайтесь, Айрин, но что плохого в том, что женщина становится для мужчины именно тем существом, что делает его жизнь прекрасной? Женщина — это любовь, Айрин, без любви жизнь… может быть сносной или нет, пустой или наполненной, но никогда — прекрасной. Она усмехнулась и пригубила коньяк. — Вы сказали «существо». Я все понимаю, Майкрофт. И не обижаюсь. Знаете, я была и «существом», и «украшением». Тем не менее, муж меня любил. Любила ли я мужа? Пожалуй, да. Была ли я счастлива в браке? Нет, пожалуй. Но не потому, что иногда я засматривалась на Люси, или на Джейн, или на Рут. Бедная девочка… Вовсе не поэтому. — Я был бы счастлив, если бы после моей смерти какая-то женщина могла бы сказать: «он любил меня, я любила его», — вздохнул я, решив не уточнять, что такого плохого в слове «существо» видит моя собеседница. — Это зависит только от вас, друг мой, — улыбнулась Айрин. — Пред вами ни одна женщина не устоит, вам только нужно начать обращать на них внимание. Если бы вы захотели, то числом побед обошли бы даже мистера Грея. — Очень надеюсь, что мистер Грей не разбивает сердца своих дам, когда меняет одну на другую. Но я бы не смог так, как он… коллекционировать победы я имею в виду. Думаю, если судьба подарит мне счастье влюбиться, то это будет один раз и на всю жизнь. — Надеюсь, это будет счастливая любовь. — Если повезет, стану брать пример с Шерлока, а не с мистера Грея, — кивнул я в сторону беседующих. — Давно мы не собирались все вместе, это моя вина. Что-то я заработался после поездки за границу. Может быть, возобновим наши чаепития по пятницам у меня на Пэлл-Мэлл? — Наконец-то! — рассмеялась Айрин. — Я уж думала, вы больше не пригласите к себе. Шерлок Холмс Не успели мы выйти из-за стола, как Майкрофт тут же спросил Грея, что хотел от нас лорд Ричмон. Я усмехнулся про себя представлению брата о том, насколько всеведущ его секретарь. Однако тот невозмутимо ответил: — Думаю, он обеспокоен жемчугом, сэр. — Так вы в курсе дела лорда Ричмона, мистер Грей? — спросил я. — Не просветите меня? Я жестом указал в сторону двух кресел в углу гостиной, рядом со столиком, на котором стояла пепельница. Так что Майкрофт оказался всецело во владении Айрин. Они уселись на диване и вскоре между ними завязалась оживленная беседа. — У меня сведения от подруги супруги лорда Ричмона, — Грей вынужден был открыть свои источники информации. — Могу ошибаться, но думаю, дело в том, что у леди Ричмон есть жемчужное ожерелье. Довольно длинная нить, каждая жемчужина оценивается примерно в девяносто фунтов. Ну и милорду показалось в какой-то момент, что ожерелье стало короче. Сначала он грешил на то, что супруга… располнела. Потом посчитал жемчужины. Потом посчитал еще раз. Леди клянется, что ничего не знает, и поскольку клянется она в этом и своей подруге, которая в курсе всех ее амурных дел, то, возможно, так и есть? Испросив разрешение у некурящих мужчин и дамы, я зажег папиросу. — Понятно. С ними кто-нибудь еще живет в доме? — Единоутробная младшая сестра леди. Не замужем, двадцать шесть лет. Прислуга — горничные, повар. Остальные приходящие. Секретарь лорда. Секретарь леди. Секретари… дружат. — Какая прелесть, — усмехнулся я. — Какой милый серпентарий. Прислуга отпадает, я думаю. Горничную вычислить легче всего. И горничная, даже если она круглая дура, взяла бы одну жемчужину — это для нее целое состояние. — Вы подозреваете секретарей? — удивился Грей. — Я пока никого не подозреваю. Но вот в чем дело — достаточно непросто аккуратно открепить застежку и несколько раз поживиться жемчугом. Вор рисковал, что в какой-то момент все жемчужины окажутся на полу. А, как я понимаю, ожерелье по-прежнему крепкое. — Леди его носит во всяком случае, и с ним все в порядке. Сама она говорит, что не замечала ничего, пока муж не указал ей. Но она, конечно, не надевает ожерелье часто. И это далеко не единственное ее украшение. Оба секретаря — мужчины, — зачем-то уточнил Грей. — Насчет того, что оба секретаря — мужчины, я уже понял, — вяло отмахнулся я. — Все-таки странно, что леди ничего не замечала. Интересно, сколько там пропало жемчужин? — После того, как муж пересчитал их, пропала одна. Но до того, исходя из ее бюста, могло пропасть не больше четырех, чтобы он заметил, а она нет, я так думаю. Если, конечно, она и правда не замечала. Вы спросите у горничных? Они же одевают хозяйку. — Итого мы имеем примерно четыреста пятьдесят фунтов, присвоенных частями. То, что вор забрал последнюю жемчужину уже после того, как о пропаже стало известно хозяину… о чем это говорит, мистер Грей? — Видимо, вору очень нужны деньги, — пожал тот плечами. — Потому что лорд действительно не делал тайны из своих подозрений, хотя именно о том, что сосчитал жемчужины, не говорил. Но мне не очень верится, что леди не заметила хотя бы последнюю пропажу. Пересчитать бусины должна была и она? — Это говорит о том, мистер Грей, что вор в отчаянии. И леди, разумеется, должна была заметить, что ожерелье стало короче. Она ведь его носит. Скажите, кто у них в семье — самое бесправное существо? Что ж, кажется, Грею было интересно, и он не обиделся на мои «наводящие вопросы». — Я вообще-то дружу с подругой леди, — еще раз уточнил он, — так что сужу через третьи руки. Думаю, наиболее лишена каких-либо прав сестра леди. Это сестра по матери от второго брака. И денег там не было. Леди выходила замуж почти без приданого, правда имя… но оно ей досталось от отца. А сестра даже именем не может похвастаться и живет в доме скорее из милости лорда Ричмона. — Она была бы самой бесправной, даже будучи родной сестрой, — уточнил я. — Нет ничего более печального для женщины, чем жить в семье замужней сестры или женатого брата. Любая горничная имеет больше возможностей, она хотя бы вольна уйти из дома. — Наверное, так и есть, мистер Холмс. Я не смотрел на вещи с этой точки зрения. То, что прав у нее меньше, чем у секретаря лорда, — это уж точно. С ним я как раз хорошо знаком, даже можно сказать — приятельствую. Но мне кажется, леди хорошо относится к своей сестре. Не так, конечно, как ваш брат к вам, но тем не менее. Прошу прощения. — Наверняка, если учесть, что не подняла скандал. Но при этом она ничем помочь сестре не может, деньгами-то распоряжается супруг. Вполне допускаю, что сестра леди попала во власть шантажиста, как думаете, мистер Грей? — Это возможно. Если вам потребуется… секретаря лорда зовут Найк, Пол Найк. Можете сослаться на меня, тогда он будет откровенен с вами. Скажите ему, что в последний раз они оставили свечу в спальне. Горничная, когда пришла, очень удивлялась, пришлось сказать ей, что я читал ночью. — Они спали у вас, пока вы ночевали в клубе? — я с любопытством посмотрел на Грея. — Нет, они приходят днем, когда у них бывает выходной. Не часто, но периодически. Надеюсь, им не повредит моя откровенность с вами? Я беззвучно рассмеялся: — Мистер Грей, вы все-таки удивительный человек. Жаль, что мы с вами никак не найдем общий язык. — Еще вся жизнь впереди, мистер Холмс. — Надеюсь. Как-то незаметно наша беседа приобрела более доверительный характер. — Шеф сегодня намекнул, что собирается держать меня на службе до восьмидесяти лет минимум, — сообщил Грей. — Я уверен, что вы будете рады этому обстоятельству. — Конечно. Кто же не был бы рад провести рядом с ним всю жизнь? Я взглянул на секретаря и кивнул: — И в этом я с вами полностью согласен. — Нехорошо получилось с театром. Он так ждал… вы ведь еще позовете его на какой-нибудь спектакль? — Позову, конечно, но выберу заранее. Не жалейте о Вебере — это была бы удручающая картина: два Холмса, храпящие рядом в ложе. Майкрофт и Айрин в этот момент рассмеялись чему-то, и моя мысль приобрела другое направление. — Вам не кажется, мистер Грей, что жизнь бывает чертовски несправедливой? — Ему хотелось пойти куда-то с вами… — не закончив фразу, он недоуменно посмотрел на меня. — Несправедливой, да… но мне было сказано сегодня, что никогда нельзя опускать рук, и тогда обязательно случится чудо. — Нет-нет, я о другом. И указал Грею глазами на пару, сидящую на диване. — Это… нереально, — покачал он головой. — К сожалению. — Меня учили не жалеть о невозможном. Но чудо… чудеса ведь бывают разные? Вы верите в чудеса, мистер Холмс? — Конечно, мистер Грей. — Я тоже. Значит, будем ждать чудес. Красивая женщина, правда? — спросил он тоном знатока. — Да, очень. Жаль, у меня нет близнеца, — заметил я не без горечи. — И с более традиционными предпочтениями. Мы никогда не обсуждали мою личную жизнь с Греем, уверен, что и Майкрофт, как бы он ни доверял красавчику-секретарю, не касался этой темы, и мне было любопытно, как тот отреагирует. Но ни тон, ни взгляд секретаря не изменился: — Никакие предпочтения не мешают видеть красоту. Например, ваш брат очень красив, и это объективно. Боюсь, я буквально уставился на Грея. — Вы не согласны? — приподнял он бровь. — Да я постоянно ему твержу об этом! И он всякий раз отнекивается. — Не верит в вашу объективность? Мне показалось, или в голосе Грея послышалась ирония? — Майкрофт просто страдает излишней скромностью в некоторых вопросах. — Он хорошо знает себе цену в других вещах. Видимо, дело в том, что этой сфере жизни он до последнего момента не придавал значения. — К большому сожалению. И никогда меня не слушался, когда речь заходила об этой сфере. — Может быть, теперь что-то изменится? — А что может измениться? Вы сами сказали — это нереально. — Нереальны перспективы, — уточнил Грей. — А сейчас — смотрите сами. Я исхожу из того, что в клубе по утрам… мистер Холмс всегда бреется сам, вы знаете. Так вот на бритье он стал тратить на полторы, даже почти на две минуты больше, чем раньше. А он всегда брился тщательно. Такая задержка — не следствие недомоганий, ведь все остальное он делает с прежней скоростью. Что ж, наша фамильная дедукция заразна — в этом я мог убедиться не раз.***
Мы посидели еще немного, но час был уже поздний, и мы пожелали Айрин доброй ночи. Грей уехал к себе, а мы с Майкрофтом — в «Диоген». — Устал? — спросил я уже в экипаже. — Да нет, все в порядке, — улыбнулся Майкрофт. — Но подозреваю, спать будем сегодня крепко. А ты как? Вы очень мило беседовали с Греем. — В самом деле — мило, — согласился я. — С ним приятно иметь дело, когда он не пытается укусить. — Не обижайся на него. Он не со зла. Он всегда пытается меня защищать. Это наивно, но, наверное, он по инерции защищает и от тебя. В клуб или на квартиру? — Ну, поехали на квартиру. Только бы завтра не проспать — жемчуг ждет. Мы с Греем почти распутали все дело, — похвастался я. — Вы с Греем? — удивился Майкрофт. — Ничего себе… и кто укорачивает ожерелье? Секретарь леди или приживалка? — Приживалка скорее всего. Вот оно, значит, как. Все всё знали заранее, кроме меня. — Собственно, я так и сказал Грею — самое бесправное существо в семье. Вопрос только, зачем ей деньги? — Мой мальчик, а что ты собираешься предпринять, когда раскроешь дело? — поинтересовался брат. — У меня подозрение, что у девушки есть возлюбленный, и он делает долги. Я почти уверен, что знаю, кто он. Это бывший секретарь одного из членов палаты. Он бывал в доме со своим шефом, но, в отличие от меня, лорд Мервил не считает нужным звать помощника с собой в кабинет или гостиную. И юноша проводил время где-то… с прислугой, видимо, ожидая, пока его шеф выкурит сигару с лордом Ричмоном. Короче говоря, сестра леди может или стараться ради него, или он каким-то образом ее шантажирует, например тем, что об их связи узнают. — Когда раскрою дело? — переспросил я. — Да там с самого начала нечего было делать, извини за каламбур, а уж после твоих слов! — Я про жемчуг не знал, — уверил Майкрофт. — Это сведения Грея, он мне не докладывает о таких мелочах. Но я же не об этом спросил. Тебе не жаль девицу? — Девицу жаль, — согласился я. — Но как мне прикажешь завтра поступить с лордом Ричмоном? — Ну, с Ричмоном ничего не поделаешь, отказывать ему нет причин. Но, наверное, можно обсудить происшествие с его женой, и если все окажется так, как мы думаем… тебе удастся прижать того негодяя? Жемчужины всегда можно выкупить, хотя бы последнюю, а, допустим, горничная скажет, что случайно порвала ожерелье и, когда собирала, нашла не все бусины, одна закатилась под туалетный столик. А насчет первых лорда можно уверить, что ему показалось. Горничную, конечно, уволят, но… ее можно выдать замуж. У меня как раз на примете есть жених для подобной девицы. Одному нашему агенту нужна жена для прикрытия. Ей заплатят, и он не станет ее обижать. Подумай? — Точнее — сделай, — подытожил я. — Зачем ты так? — упрекнул Майкрофт. — Я всего лишь предлагаю помощь, причем не девице, а тебе. Я знаю, что тебя подобные истории задевают. Если не считаешь нужным — я уж точно как-нибудь найду невесту своему человеку и в другом месте. — Извини, — я взял брата за руку. — Давай пока оставим эту историю. Мне надо переспать с мыслью, что придется не работать, а спасать девиц. — Практически, дорогой мой, ведь твоя работа, как и моя, состоит в сборе и анализе информации. Но, в отличии от меня, ты еще любишь проверять ее и действовать. По мне так век бы не шевелиться — набрать фактов и сплетен, и ладно бы… а ты всю жизнь именно что спасаешь людей. Я бы поленился… Кстати о лени, — вдруг сменил тему брат, — скажи, тебя не обижает, что я редко бываю на Бейкер-стрит? Ну, что ты ко мне приходишь, а я к тебе — почти никогда? Хочешь, у тебя переночуем? Я утром уеду, а тебе не надо будет ни свет ни заря подниматься и бежать, чтобы успеть к приходу Ричмона? После сделанного только что признания в собственной лени предложение брата меня тронуло. — Хочу, но не сегодня. Не будем ставить миссис Хадсон в неловкое положение. Она в некотором роде бесценная женщина, но я предупредил ее запиской, что ночую у тебя, а значит она дотянет с уборкой до последнего — у нее есть такая привычка. — Да ладно, до ночи? Надо же… Интересно, а когда у меня убирают? Я уже несколько лет точно не видел человека, который это делает. Все-таки я не совсем нормальный… я знаю, как выглядит человек, убирающий покои Ее Величества, какая у него семья и счет в банке, но понятия не имею, кто убирает у меня. Я даже не знаю, кто этим распоряжается, по-прежнему Берта или теперь Грей. Я только плечами пожал. Подозреваю, что и раньше Берта не нанимала прислугу без консультации с помощником хозяина. — Я предупрежу миссис Хадсон, что спальня Джона должна теперь постоянно содержаться в порядке. Ведь это у него кровать нормальной ширины. Миссис Хадсон все время хочется навести в нашей квартире порядок — вот пусть теперь занимается верхней спальней. — Похудеть мне, что ли… — сказал вдруг Майкрофт скорее своим мыслям, чем отвечая мне. — Наверху мы с тобой вполне уместимся… — вырвалось у меня. — Хорошо, солнышко, как скажешь. Заодно… в этом есть смысл: держать другую спальню всегда подготовленной для брата, который может навестить в любой момент. Это веская причина если не для миссис Хадсон, то уж для горничной точно. — Миссис Хадсон воскурит тебе фимиам. Особенно если разрешить ей навести порядок и в гостиной, — рассмеялся я. Мы подъехали к дому Майкрофта. — Порядок… это правильно, — кивнул он, покидая экипаж. Дома Майкрофт сразу прошел к себе, переоделся в халат и вышел в гостиную. К тому времени я тоже переоделся и стоял, взирая на камин, который сегодня явно разжигали. Бедняга Майкрофт, все-таки ему все еще нездоровилось днем. — Да, не учел, — заметил брат. — Надо было попросить Грея убрать это все… — Зачем? — хмыкнул я. — Лето холодное, и ты любишь огонь. Мы спать или посидим немного? — Если ты в состоянии, то давай посидим. Коньяк? Шерри? — Мне? Тебе уж точно никакого спиртного — ты уже за ужином нарушил диету, да еще коньяк пил потом. И я уж как-нибудь обойдусь, чтобы тебя не соблазнять. Я положил в камин пару поленьев и разжег огонь. — Ты был чем-то расстроен, или так сильно болело днем, что ты не работал? — все-таки не смог я не спросить. Но Майкрофт решил обойти этот вопрос стороной. — Ну вот, я нарушил диету, — начал он, садясь в кресло, — и ничего плохого не произошло. Я уже здоров. По-моему, сегодня как раз был хороший день, разве нет? — Милый, давай не будем играть твоим здоровьем, хорошо? — Я поставил перед камином экран и устроился, как давеча, на ковре. — И все же — почему ты сидел днем у камина? — Да просто не работалось, накатила легкая хандра, видимо. Грея вот напугал. Он предложил съездить за твоим фраком лично, а я ему сказал, что не хочу оставаться так долго один. Бедный мистер Грей слился лицом со своей фамилией и мчался в клуб, отдавать распоряжения, бегом. — Майкрофт положил руку на мои волосы. — Тебе удобно так? — Бедный мистер Грей. — Я потерся щекой о колено брата. — Мне удобно… — Ты меня еще позовешь в театр-то? — В драматический, — улыбнулся я, поймал руку брата и поцеловал. — Не веришь в мою силу воли, мой мальчик? — Театр должен приносить удовольствие, а не испытывать силу воли. — Развернувшись, я посмотрел на Майкрофта. — Все хорошо? — По-моему, да, — слегка удивился он. — Что может быть плохо — ты тут, огонь горит… кстати, дорогой, я начинаю на старости лет вести светскую жизнь. Айрин напомнила мне про обед у нее раз в неделю. И о чае по пятницам у меня. — Наконец-то ты начинаешь вести светскую жизнь. — Я вздохнул. — Завидую. Я бы сам бывал у нее почаще, но… иногда себя плохо веду. — Ты ведь будешь приходить раз в неделю на эти обеды, правда? Джон наверняка обрадуется! Да, мой мальчик? — Буду конечно. Если только не что-то срочное, получше лорда Ричмона. — Ну, это само собой. Никуда твои преступники от тебя не денутся! И Джона привлекай, не стесняйся. К расследованиям я имею в виду. А то мне скоро читать нечего будет! Я засмеялся. — Джон решил сочинить для меня романтическую историю любви. Якобы я втайне сохну по одной певичке. Она меня обвела вокруг пальца и между делом очаровала. — Вы хотите написать, что тебя кто-то обвел вокруг пальца? — удивился Майкрофт. — Нет, сама по себе любовная история — это даже неплохо… но… но… как же так? Сделайте хотя бы ничью! — Да полно. Посмотрим, что напишет Джон. Но единственная женщина, которая меня хоть как-то волнует, это Айрин. — Волнует… прости, мой мальчик, в каком смысле? — оторопел брат. — В платоническом. Что ты так всполошился? — Ничего я не всполошился, — проворчал Майкрофт. — Слушай, а вот если… совершенно безотносительно Айрин, я просто вспомнил вчерашнюю игру… вот если бы тебе нравились женщины, и мы бы с тобой влюбились в одну и ту же… что бы мы делали? — Бедная дама осталась бы одинокой. — Как хорошо… — Что мы не влюбимся в одну и ту же женщину? — перебил я брата. — Тьфу! Я хочу сказать, нам ведь вполне могли, даже должны были бы нравиться похожие женщины, да? Хотя, ты знаешь, я всегда считал, что шанс понравиться мне есть только у женщин вроде Мэри. — Ну, хорошо, что мы не влюбимся в одну и ту же женщину, но тем не менее нравится нам одна. Хотя тебе и Мэри нравится, разве нет? — Тебе Мэри тоже нравилась бы, но ты предвзят. Мэри… как бы сказать… на первый взгляд, она гораздо слабее Айрин, она зависима и ведома, но я не уверен, что первый взгляд правилен. Айрин выглядит куда более независимой и сильной личностью, но она чем-то похожа на тебя. Умная, сильная, яркая, но более… более… не могу слова подобрать… — Не подбирай, не надо, — усмехнулся я. — Но вообще ты прав — мы с Айрин в чем-то похожи. Мэри?.. Есть разные зависимые и ведомые. Есть такие, чья зависимость не тяготит. И наоборот. — Ну, это не зависит от человека. Только от отношения к нему, — брат поворошил мои волосы. — Вот я завишу от тебя очень сильно. Тебя это сильно тяготит? — Милый, но сам-то ты далеко не ведомый человек. Есть зависимость, порождаемая чувствами — я сам завишу от тебя и Джона. А есть зависимые натуры, которые любят перекладывать на другого все решения. — И ты думаешь, что Мэри такая? Ох нет, ты очень ошибаешься, если так считаешь. Мэри из тех людей, которые ни на кого ничего не перекладывают, но умеют любого убедить, что решение принял именно он. И я это говорю с симпатией к ней. Знаешь, это большой талант — поступать таким образом искренне, не из желания кем-то манипулировать, а из желания дать человеку почувствовать его значимость. Окажись она замужем по-настоящему, ее муж был бы очень счастливым человеком. Мэри, как ни смешно, похожа на Джона. — Нет, слава богу, — мотнул я головой. — Но что Мэри стоило бы выйти замуж по-настоящему — это верно. Только не за Джона, разумеется. — Похожа, похожа. Ты не видишь, потому что не хочешь видеть. Ну да не станем спорить. Может, все-таки коньяк… немного? Я, боюсь, не засну иначе. — Заснешь. Я тебя обниму, и ты заснешь. Будем ложиться? — Ну смотри, ты обещал! Наверное, да, дорогой? Прости, я бы еще посидел с тобой. Но за последние пятьдесят восемь часов я спал всего четыре. Боюсь, что если не лягу, то начну нести откровенный вздор. — Мы ляжем, и ты будешь нести вздор, пока не заснешь. Когда мы уже лежали в постели, я попросил: — Пожалуйста, не делай так. Нельзя настолько изнурять себя. — Я не специально, родной. Работа… ну и ты не так часто приходишь, жалко спать, когда можно побыть с тобой. — Майки, к черту такую работу, честное слово. Британия не падет, если ты будешь спать по восемь часов. Иди ко мне. — Я лег повыше. — Сегодня я подушка.