***
Весна медленно, но уверенно приходила в Торонто. Моника обожала это время, когда все вокруг начинало распускаться и расцветать, а птицы самозабвенно пели за окном. Выйдя за два часа до начала занятий, девушка еще долго гуляла около кампуса, пока знакомый голос не окликнул ее, изрядно испортив настроение. Они с Шоном до сих пор не особо контактировали после того спора в классе. Не то чтобы до этого они были закадычными друзьями, но неприятный осадок все же остался, и довольная улыбка Моники чуть сползла с лица. — Тоже наслаждаешься первыми солнечными деньками? — беззаботно спросил парень, дружелюбно улыбаясь. — Типа того, — коротко кивнула Моника, не понимая, с чего к ней такое внимание. — Я, в общем, хотел извиниться, если на том занятии повел себя как-то нетактично и перешел грань, потому что мнения в таких вопросах не должны превращаться в личное соперничество, — виновато протянул Шон, доставая из-за спины небольшой, но совершенно очаровательный букет цветов. — Не знал, как еще извиниться, поэтому, буду старомоден. Моника даже опешила, глупо захлопав глазами и нервно принимая букет цветов. Конечно, такое внимание льстило, но одновременно настораживало — с чего вдруг он принес целый букет? Можно было просто признать свою ошибку и извиниться. В любом случае, Фишер с благодарностью улыбнулась парню, чувствуя себя безумно глупо и неловко из-за такого подарка. — Не стоило так тратиться, студенческая жизнь и так непростая, — засмеялась Моника, убирая развевающиеся на ветру волосы. — Но большое спасибо за внимание. И я тоже прошу прощения, что так вцепилась за ту тему, провоцируя спор. — Расслабься, и давай забудем, — протянув руку, предложил Шон, на что девушка тут же протянула ему свою ладонь, принимая предложение. — Ты крутая, с тобой нужно дружить, а не ссориться. — Так значит, у тебя личные мотивы? Медленно идя ко входу в главный кампус, никто из них даже не чувствовал заинтересованного взгляда, направленного в их спины. — Я не расчетливый, — признался Шон, пожав плечами. — Ладно, увидимся тогда завтра у миссис Стивенс. Махнув вслед парню, Моника поплелась на «Рисунок», ожидая череду невероятных историй от Джейн, которой только дай повод поболтать. Занятия проходили быстро, и виной всему был тотальный интерес Моники, которая действительно не хотела, чтобы это обучение в Торонто когда-либо заканчивалось. Даже несмотря на приличное количество дополнительных занятий, Моника постепенно вливалась в ритм жизни, и не такими изнурительными казались лекции, а пребывание в библиотеке в перерывах между классами стало практически ритуалом. Монике в целом нравилась атмосфера, царящая в стенах университета, и несмотря на серьезность и уровень преподавания, студенты не выглядели «ботаниками», как изначально казалось девушке. То ли это канадский менталитет, то ли отношение к жизни, но большинство людей, попадающихся Монике, были дружелюбны, и это не могло не радовать. Очередной перерыв перед последним классом выдался самым продолжительным, и Моника, оставив Джейн в библиотеке, вышла за кофе. Все-таки, какими бы интересными не были занятия и какой бы увлекательной не была работа, усталость и банальный недосып давали о себе знать, заставляя потреблять кофе чрезвычайно много. В небольшой кофейне, состоящей из маленькой стойки и нескольких столиков, было немноголюдно. Очень удобно, если не хочешь брать совсем уж отвратительный кофе из автоматов, который чаще покупали из-за нехватки времени добежать до корпуса, в котором и находилась кофейня. Моника трижды прокляла все на свете и уже почти была готова развернуться, чтобы уйти, когда увидела сидящей за одним из столиков миссис Стивенс. И та увидела, что Моника увидела ее. «Бежать было бы глупо», — пронеслось в голове у девушки, так что, коротко кивнув в знак приветствия преподавательнице, она подошла к баристе, заказывая стакан капучино. — Ухажеры прохода не дают? Моника сначала даже не поняла, что эта реплика предназначалась ей, но обернувшись, она поймала заинтересованный, чуть насмешливый, взгляд Эмили, что с намеком указывала на цветы. Точно, она до сих пор таскала с собой букет, который не нашла где оставить на все время занятий! Неловко улыбнувшись, Моника растерянно посмотрела на цветы, а затем снова на женщину. — Типа того. Кругом одна ложь. На что только не пойдешь, чтобы заставить другого проявить к тебе интерес. И Эмили — не исключение. Какое-то время она молчала, задумчиво изучая не то букет, не то саму студентку, после чего коротко резюмировала: — Ну, в общем-то, это неудивительно. Моника едва не уронила свой стакан с кофе. «Эта женщина хотя бы представляет, что делает?», — раздраженно подумала она, сделав пару шагов к той, чтобы освободить место у стойки. Рыжеволосая девушка чуть выгнула бровь, искренне удивляясь подобным словам. Еще недавно Эмили не позволяла никаких лишних фраз — ни в свой адрес, ни от себя, а теперь, вот так просто, она говорит о том, что не удивительно, что у Моники полно кавалеров. — Это комплимент? — наглела Фишер, не обращая внимания на студентов вокруг. — Да нет, — и вот, чего следовало ожидать, на ее губах расплылась снисходительная улыбка. — Простая констатация факта. Моника даже усмехнулась этому заявлению. У этой женщины всегда все было просто, и даже не придраться к таким вещам. Даже если очень захочется. Будто бы ничего не стоит — подойти к ней и сказать: «Давай просто займемся любовью?». Это не будет значить ничего, и она, скорее всего, согласится. — Тогда понятно, — пожав плечами, словно этот разговор не имел какого-то значения, Моника еще раз кинула взгляд на недопитый кофе Эмили. — Ладно, наслаждайтесь своим латте, мне нужно идти в библиотеку, Джейн ждет меня. — Ступай, — коротко кивнула преподавательница. — И передай подруге, что я все еще жду ее работу.***
Работа шла на удивление хорошо, несмотря на усталость и дикую нагрузку, несмотря на хамов, которые иногда портили настроение Моники. На работе было комфортно, даже если учесть частое присутствие Оливера в ее смены — несколько раз в неделю они стабильно пересекались. Самое странное, что парень не оставлял своих попыток завоевать сердце девушки, и Фишер никак не могла понять, ее хвалят из-за того, что она небезразлична ему или же она действительно хороший и ценный сотрудник. Менеджер молчал и чаще всего шутил, что дольше двух месяцев мало кто выдерживал, точка у них весьма оживленная, и новичкам, особенно совмещающих с учебой, бывает очень тяжело. Но Моника справлялась, она действительно старалась забывать обо всех проблемах и учебе, когда приходила в кофейню, поскольку от ее работы и чаевых зависела ее зарплата. — Смена скоро заканчивается, я провожу тебя? — Оливер не так настойчив, как раньше, но не отставал. — У меня все еще получается добираться самостоятельно, — снисходительно улыбалась Моника, глядя на парня. Он, кажется, разочарован, но иного ожидать и не приходилось. Крутился рядом, варил кофе и не прекращал: — Я просто провожу тебя домой, честно, и буду держать руки при себе. — Даже руки при себе? — Моника смеялась и, сложив руки на груди, внимательно наблюдала за движениями Оливера. — Даже не верится, что такое возможно! — Да когда я тебя последний раз трогал? — Сегодня в обед, когда я нагнулась к витрине, чтобы достать сэндвич. — Это был несчастный случай! — в примирительном жесте поднял руки тот. — Серьезно, я не хотел. Моника скептически скорчилась, но спорить с ним было бесполезно. Может, оно и так, может, это было и случайно, но то, что Оливер не сдавал позиций — было очевидно. И, может, Фишер даже стала бы ему симпатизировать, если бы тот перестал флиртовать каждую свободную минуту. В итоге, сдавшись, Моника все же позволила проводить ее до общежития. Ей почему-то казалось, что парень не станет нагло пользоваться ситуацией, если не захочет усугубить их и так непростые отношения. Вечер выдался прохладным, так что девушка сильнее куталась в вязаный кардиган, пока Оливер рассказывал ей кучу вещей, половину из которых она считала совершенно идиотскими и не понимала, почему он вообще делится этим. Но, помимо глупостей, он почему-то задрал подбородок, делясь своими гениальными планами. Несмотря на то, что Оливер работал в обычной кофейне, Моника давно заметила за ним нотки тщеславия и гордыни, словно у него голубая кровь, а сам он из какой-нибудь влиятельной семьи. Но разве родившись во влиятельной семье возможно работать в кофейне? — Скоро я открою свое дело, — хвастливо заявил Оливер, глядя на торонтовскую башню и мечтая скорее выбраться из этого города. — Тогда у меня будет куча денег и, может, ты наконец посмотришь на меня иначе. — Мечтать не вредно, — по-доброму усмехнулась Моника, толкнув парня в бок. — Хоть с деньгами, хоть без, ты все равно остаешься самовлюбленным идиотом, я таких не люблю. И Оливер улыбнулся ей в ответ. И все это было похоже на то, словно два старых друга прогуливались по вечернему городу, обсуждая амбициозные планы и в шутку представляя их будущее, вот только единственное «но» состояло в том, что Оливер не шутил. Переведя внимание на девушку, он не мог не отметить про себя, как красива и желанна она была: как кожа ее отливала меняющимися оттенками из-за светящихся вывесок, как она хрупко выглядела, замерзнув на вечернем воздухе, как тянуло к ней ее сопротивление. Строптивость всегда заводит. — А каких любишь? — внезапно спросил Оливер с неподдельным интересом. — Не знаю. Образованных, собранных, интеллигентных… — Типа, дверь перед тобой чтобы открывали? — засмеялся парень, и Моника лишь отрицательно качнула головой. — Слушай, ну неужели тебе не понравилось тогда целоваться со мной? В чем проблема? — Ни в чем, просто ты не в моем вкусе, — вот так просто, что Оливер чуть нахмурил брови, словно не понимал, как такое возможно. — Это потому, что я не окончил универ и ты считаешь меня недостаточно образованным? — Ты не окончил универ? Я думала, это какой-то перерыв после учебы и… Сколько тебе лет? Моника несколько растерялась, глядя на то, как Оливер неловко поправлял прическу и усмехался, будто бы пытался спрятать за этим жестом смущение. Ему всегда нужно выглядеть на высоте, чтобы другие не прощупали его слабости. — Двадцать, а тебе? Резко остановившись на месте, девушка обернулась, пытаясь понять, шутит ли тот. — Двадцать? Ты что, прикалываешься? Как это вообще возможно? — Моника никак не могла успокоиться, глядя на Оливера, на его мужественные черты лица, легкую небритость, и она бы никогда в жизни не подумала, что ему всего двадцать лет. — Я думала, что тебе около двадцати четырех или типа того. — Вот так, в прошлом году меня отчислили из-за огромной нагрузки, которую я не тянул, так что я сам ставлю себя на ноги без этого образования, — Оливер усмехнулся. — Предки, конечно, не в восторге, но зато я стал зарабатывать раньше, чем они. В голове Фишер будто бы все перевернулось, и реальность стала восприниматься совершенно по-другому. Во-первых, парню, который выглядел намного старше, было всего двадцать, во-вторых, его выгнали из университета из-за неуспеваемости, и после всего этого он вел себя так, словно целый мир лежал у его ног! Удивительно, сколько амбиций было у обычного мальчишки, работающего в кофейне. Но Моника не стала заострять на этом внимание. Почти тут же они перевели тему, так что оставшаяся дорога до дома прошла в относительном спокойствии. И стоило им попрощаться, как Оливер, хитро улыбаясь, вдруг притянул девушку к себе, стараясь поцеловать. Руки тут же уткнулись в его плечи, и та всеми силами препятствовала этому. — Какого хрена, Оливер? — раздраженно засопела Моника, делая несколько шагов назад. — Я же сказала, что мое согласие на то, чтобы ты проводил меня, ничего не значит. — Да ладно тебе, я же не руку и сердце тебе предлагаю, что ты такая черствая? — по тону парня было понятно, что его не особо заботило недовольство девушки, а лишь, напротив, забавляло. — Иногда я просто не понимаю, почему людям нужно быть такими придурками и не понимать слово «нет» с первого раза, — развернувшись и понимая, что продолжать разговор бесполезно, Моника направилась ко входу в общежитие, пока Оливер кричал ей вслед. — Ты все равно будешь моей! И стоило Фишер подняться в комнату, как Кэролайн почти с порога налетела на нее. Они не пересекались несколько дней, и получалось как-то так, что когда Моника возвращалась с работы — соседки либо не было в комнате, либо она уже спала, так что у них совершенно не было времени поговорить. — Серьезно, я была готова оставить на столе записку! — возбужденно застонала Кэр, улыбаясь во все тридцать два зуба. — Откуда у нас эти цветы? Ты что, подцепила себе ухажера? — Еще одна, — пробурчала Моника, закатив глаза. — Нет, это извинение от друга. Мы поссорились на одном из занятий, и все вышло из-под контроля, так что он решил загладить таким образом вину. — Ну, а ты хоть отблагодарила его? Моника не злилась и даже рассмеялась, когда Кэролайн игриво дернула бровями, недвусмысленно намекая на нечто интимное. Обижаться на подростков, у которых нестабильные гормональные всплески — глупо, да и, к тому же, Моника сама понимала, что имеет определенно нездоровое влечение к преподавательнице. Мысли об Эмили накрыли мгновенно, словно не нужно было значительного повода, чтобы подумать о ней и тут же сойти с ума в своей голове от этих фантазий. И каждый раз это накрывало, как неожиданная лавина. — Нет… То есть, конечно, — запнулась Моника, мысленно выругавшись за свою несобранность. — Я просто поблагодарила его, черт возьми, Кэр! — Ну вот, — обидчиво надула губки та, вновь усаживаясь на кровати и складывая под себя ноги. — Парень, вероятно, влюблен в тебя, вон, цветы таскает, а ты… Дурила! — Поверь мне, хоть это и выглядит странно, я и сама в курсе, но влюблен он явно не в меня, — и впервые, за все время пребывания в университете, ей почему-то хотелось поделиться хотя бы с кем-то об Эмили. — Я думаю, ему нравится наша преподавательница… Голос Моники стал чуть тише и интимней, будто бы она рассказывала страшную тайну — а, может, так оно и было. По крайней мере, у нее не было никаких доказательств этому, и все ее доводы были лишь предположениями. Но, говоря об этом, ей почему-то было некомфортно, и внутренний страх колотился о стенки желудка, рождая липкую панику — а вдруг Кэролайн кому-нибудь расскажет? С таким же успехом она могла бы обсуждать это с Джейн или поделиться, например, с мамой, но Кэролайн, о которой она фактически ничего не знала, сидела напротив и внимательно слушала ее. — Он влюбился в преподшу? — еще сильнее заулыбалась Батлер, чуть подавшись телом вперед. — Я не могу быть уверена, но мне так кажется… — Ну, знаешь, с одной стороны, я не удивлена, — философски протянула Кэролайн и пожала плечами. — Это, по-моему, стандартный сценарий для студентов, я знаю кучу историй, как первокурсники поголовно сходили с ума, так что… А что за преподша? Я ее знаю? Моника глубоко вздохнула, пытаясь привести себя в норму. Не то чтобы ее тело сумасшедше реагировало на каждое упоминание миссис Стивенс, но внутри явно происходило что-то нездоровое: она буквально ощущала, как ее органы мелко дрожат, как ладони стремительно становятся влажными, а взгляд, казалось, выдает все. Это было неправильно. Дико, недопустимо. Зная, что вряд ли ей что-то светит, Моника должна была просто прекратить, но снежный ком несся с огромной скоростью, а тормозить было все сложнее. — Нет, не думаю, — качнула головой Фишер. — Ее зовут Эмили Стивенс, она преподает городской дизайн и сейчас заменяет у нас современный дизайн. — Ты шутишь?! — почти завизжав, Кэролайн подпрыгнула на месте, замечая, как вытягивается от удивления лицо соседки. — Да каждый второй старшекурсник знает о ней! Моника почему-то расплылась в улыбке, чувствуя какое-то подобие гордости. Она не понимала, с чем связана такая популярность Эмили, но это определенно радовало ее, до тех пор, пока у Кэролайн на лице не растянулась саркастичная улыбка. — Это все началось, когда я была на курсе первом или втором, я не помню, но по университету гуляло куча слухов о том, что она спит с главой кафедры, — теперь настала очередь Батлер понизить голос, чтобы девчонки из соседних комнат вдруг не услышали их. — Не думаю, что их кто-то реально видел, по крайней мере, я — нет, но шума эта история наделала много. И хотя все предпочитали делать вид, что ничего не происходит и никто ничего не знает, студенты часто шушукались за ее спиной. — Может, все это — всего лишь слухи… — едва сглотнув, Моника почти не могла пошевелиться, не веря в слова соседки и в то, что это может быть правдой. — Может, она просто отказала какому-нибудь студенту и тот пустил про нее слухи? — Может быть, — беспечно пожала плечами Кэролайн. — Но я общалась с одной девчонкой, которая ходила на ее классы, и она говорила о том, что очень многие были влюблены в Стивенс, но она никогда не позволяла себе ни с кем сближаться. Всегда пресекала все на корню, поэтому многие начали сомневаться в правдивости этих слухов, но кто знает… Было ощущение, что Монике залепили смачную пощечину, но вместо горящей щеки — жгло внутри. Она совершенно не представляла, чтобы у Эмили мог быть роман с одним из преподавателей, и теперь, имея к ней какие-то чувства, это казалось дикостью. Какой у нее вообще мог быть реальный шанс? И если бы от чувств можно было отказаться в одно мгновение, Моника непременно воспользовалась бы этим, но реальность куда страшнее. Она долго не могла заснуть, не прекращая думать о том, что рассказала ей Кэролайн, и где-то в груди нещадно ныло, а дышать стало совсем тяжело. Девушка и сама не понимает, почему, лежа с закрытыми глазами и пытаясь взять себя в руки, слезы скапливаются в уголках глаз. От обиды разрывается все внутри. Конечно же, Эмили ничем не обязана ей, но что, если она просто сводит с ума Монику, и девчонка ничего не может с этим поделать…***
День Эмили не задался с самого утра, когда она предприняла очередную слабую попытку наладить семейную жизнь, начав хотя бы с совместного завтрака. Но Майкл, как обычно отмахнувшись и сославшись на кучу работы в офисе и раннее совещание, выбежал из дома, быстро целуя жену в щеку и обещая перекусить уже по пути. Эмили не была удивлена подобному поведению, но в голове все же никак не укладывалось, как брак может состоять из попыток одного наладить отношения с другим. А, может, Майкл и вовсе не считал, что что-то в их жизни идет совершенно наперекосяк? Погода тоже соответствовала настроению, и если с утра город заволокло серыми тучами, то к обеду начался ливень, так что студенты тут же старались скрыться в кампусах. Преподавательница уже успела провести две лекции, и возвращаясь после короткого перерыва в аудиторию, она, внезапно для самой себя, вспомнила об их последней встрече с Моникой в кофейне. Девушка стояла с небольшим букетом цветов и, казалось, была очень счастлива. Эмили и сама не понимала, какие эмоции должна была испытывать — скорее всего безразличие, — но мозг хитро стал подкидывать ей потенциальное развитие событий, которыми она ничуть не улучшала свое состояние. Не так важно, был ли у Моники парень, ухаживали ли за ней другие студенты, была ли она в центре внимания или нет, но однозначное любопытство женщины на этот счет — было печальным звоночком. Понимая, что она совершенно не должна быть заморочена на этот счет, Эмили вошла в свою привычную четыреста вторую аудиторию, и ее внимание тут же привлек небольшой клочок бумаги, лежащий на столе. «Похоже, это мы уже проходили», — мелькнуло в голове, и женщина, оглянувшись, тут же прикрыла дверь, пока студенты не появились в аудитории, лишая ее уединения. Стивенс и сама не понимала, отчего чувствовала столько волнения — подумаешь, очередные студенческие забавы. Однако мысль о том, что эти записки может оставлять Моника, отзывались приятным теплом в теле, хотя здравый разум кричал, что подобное нужно обрубать на корню. Чтобы не соблазняться. «Вы сводите меня с ума» Выведено ровными печатными буквами, что для всей драматичности не хватало написать такое пером. Злость и отголоски возбуждения накрыли Эмили, и она, небрежно пробегая взглядом еще раз по тексту, раздраженно разорвала бумажку на несколько частей, выкидывая в урну. Лучше бы сжечь, чтобы никто случайно не увидел эти постыдные записки, от которых внезапно становилось плохо. Грудная клетка горит, и сердце колотится так быстро, и все тело реагирует… Предательски взбудораженная, Стивенс едва сдерживала свой гнев, когда Моника зашла в аудиторию одна из первых и приветливо кивнула ей головой, роняя это сладкое: «Здравствуйте». Так официально, но так многозначно, что сводило зубы, хотелось схватить студентку за плечи и встряхнуть ее, умоляя перестать. Учащиеся заполнили аудиторию за считанные минуты, вот только их «Здравствуйте» — совершенно обычное и безвкусное. От него сердце ни теплеет, ни холодеет — оно такое же безразличное, как и фразы, привычно брошенные в адрес Эмили. На лекции Стивенс старалась не раздражать саму себя, поэтому почти не смотрела в сторону Моники, продолжая изображать из себя хладнокровного преподавателя. Она говорила о многом, но коротко и по делу, заставляя записывать только самое необходимое. И все, кроме Моники, смотрели на нее с интересом, с неподдельным восхищением, так, что сомневаться в своей значимости не приходилось. Но Эмили не роняла замечания, когда видела, как Фишер копалась в телефоне, вместо того, чтобы записывать лекцию, она не уделяла этому никакого внимания ровно до того, как телефон Моники противно не запиликал на столе. — Извините, — тут же вскинула лицо та, мгновенно убирая телефон вниз и видно начиная набирать. Женщина не остановила лекцию и на этом, увлеченно разбирая новые направления в современном дизайне. Аудитория будто бы оживала с ней, так что студенты с удовольствием подключались к дискуссии о новых представителях различных направлений. Иногда казалось, будто это не лекция вовсе, а обсуждение уже накопленных знаний друг друга, и так, делясь со всеми остальными, студенты лишь приумножали свой кругозор без нудной зубрежки. Стивенс даже игнорировала еще несколько сигналов мобильного Моники, слыша ее раздраженное бормотание с заднего ряда, но когда ее телефон запищал, кажется, раз в пятый, женщина внезапно подняла руку, одним жестом заставляя аудиторию замолчать. — Мисс Фишер, кажется, вы очень хотите привлечь внимание, так что, пожалуйста, Вам слово, — холодно процедила женщина, не зная, что больше ее разозлило, то ли записка, то ли бесконечно пищащий телефон. Джейн несильно пнула подругу под столом, словно говоря: «Какая же ты идиотка, Моника». «Какая же ты идиотка, Моника», — злилась про себя Фишер, только теперь зажимая кнопку выключения телефона. Она давно могла бы перестать переписываться с этим идиотом, но Оливер был слишком настойчив и писал полнейшую чушь, на которую девушка просто не могла не реагировать. — Извините… Я не очень… — Не слышали вопрос? — уточнила Эмили, и ее алые губы расплылись в улыбке. — Мы разбираем современных каллиграфов, их влияние в современном мире и арт-пространствах. Вам есть что сказать? Стыд тут же окутал щеки Моники, и та готова была провалиться под землю, лишь бы не видеть, как смотрит на нее миссис Стивенс: с холодным взглядом, полным осуждения, с иронично приподнятой бровью. Плевать было на остальных студентов, которые вылупились на нее, подобно зевакам, плевать на Джейн, которая, сидя рядом, шептала что-то по теме, пытаясь помочь. Поджав губы и чувствуя себя полнейшей идиоткой, Моника отрицательно качнула головой. — К сожалению, я ничего не могу сказать по этой теме. — И это неудивительно, — тут же отозвалась Эмили, не теряя зрительного контакта, от которого так хотела избавиться девушка. — Видимо, в телефоне Вы находите нечто более увлекательное. Если Вам не нравится предмет, Вы в праве не приходить на него, эта информация касается всех. Вы больше не в школе, так что будьте готовы к контрольным точкам и итоговому экзамену, приносите или присылайте все задания вовремя, а ваше посещение меня совершенно не волнует. Эмили обвела взглядом всю аудиторию, вновь остановившись на Монике, и медленно, почти издевательски, подытожила: — Так что, мисс Фишер, если Вам неугодны наши дискуссии, вы можете быть свободны от занятий. — Нет, я… Извините, этого не повторится, — пробормотала Моника с совершенно красным лицом, потупив его в тетрадь и едва сдерживая эмоции, поскольку сердце колотилось слишком громко, а руки тряслись от стресса. — Мистер Тодд, продолжайте, пожалуйста, — кинув многозначительный взгляд на Шона, Эмили краем глаза могла видеть, как посмотрела на нее Моника в этот момент.