***
Кажется, они здорово напились. Джим не был ни ярым трезвенником, ни страстным любителем алкоголя. Ему не нравилось шампанское, вино или пиво — строго говоря, из всего поразительного многообразия напитков он предпочитал только какие-нибудь слабоалкогольные коктейли. Ну так, вечером, чтобы расслабиться, раз в две недели. Еще ему был более-менее симпатичен коньяк, но это — совсем изредка, по праздникам. До провалов в памяти и трудностей с ориентаций в пространстве еще ни разу не доходило, потому что это было глупо и даже опасно в его положении. Он всегда умел остановиться вовремя. До этого самого дня. Итак, это был юбилейный первый раз. Они пришли куда-то в приличное место, это точно. Ветер, по внешнему виду которого было не столь тяжело судить об источнике его заработка, еще уточнил, с язвительной резкой насмешкой, не стыдно ли Джиму будет заявиться туда с таким, как он. Эванс велел ему не болтать глупостей и даже сам закатил глаза на ехидненький вопрос о том, сколько влияния на формирование его личности оказала «Красотка» . — Не надо, пожалуйста, оскорблять ни себя, ни киноклассику, — мягко попросил Джим. — Да разве ж я оскорбляю? — Ветер, кажется, откровенно веселился. — «Красотка» одно из прочтений «Пигмалиона» Шоу. Ну, за вычетом социалистических идей да с усилием комедийного компонента, конечно же. А «Пигмалион» Шоу, он-то в свою очередь — циничная и мрачная, подстроенная под нужды времени, но все ж таки вариация мифа о Галатее! И чем ты недоволен, Джим? Я себя почти возвысил! — Аж до Галатеи?.. — скептически уточнил Джим. — Ну так. Эванс тогда посмотрел на него очень внимательно, растягивая паузу, а потом слегка покачал головой. Ему почему-то захотелось дотронуться до него ещё раз, но он заставил себя сдержаться. — Разве это не ужасный миф? — скупо спросил он. Он не был уверен, что правильно трактует мифы, и его это не тревожило. Его специальностью было трактовать нули и единицы в компьютерных кодах. — Пигмалион в Галатее любил лишь то, что сотворил ее он сам. Ветер глянул на него с циничным, мрачным выражением, однако же, ничего не сказав. Удивительно, но Джим и так знал, о чем тот подумал. «А не это ли любят в полутьме, что я ношу, как вуаль, в знак траура по собственной душе? Не те ли черты, что можно сотворить силой своей собственной фантазии?». Впрочем, Джим тоже ничего не сказал. Ему все ещё было ужасно стыдно перед Ветром. Они вдвоём выглядели очень странно. Но в ресторан их пустили. Если «Красотка» и была в чем-то права, так хотя бы в том, что деньги решают многие проблемы. Как минимум проблемы с недостатком уважения. А деньги у Джима были. Получив за завершенный крупный проект оплату от компании, на которую он работал под липовым именем, он не был стеснен в бюджете. Поэтому он, не волнуясь, попросил брать все, что только захочется. И удивились же, однако, и сам Джим, и симпатичная официантка в глуповатой форме, когда этот худющий субъект с вызывающей наглостью, ничуть не стесняясь, потыкал пальцем в добрую половину меню. Еще больше они удивились, наверное, только тогда, когда он еще и съел практически все. — Я волнуюсь за твой желудок, между прочим. — О, не бери на себя такой труд. Все в порядке, лапочка. И пил Ветер так же, как ел или курил: взахлеб, быстро, не морщась и не смакуя. Честное слово, Джиму еще не доводилось видеть людей, которые бы так забвенно бухали и при этом так медленно пьянели. Сам он тоже стал пить, просто потому что совесть и логика не позволили ему смотреть, как кто-то делает это в одиночку. В итоге Джим довольно быстро почувствовал, что пол идёт волнами, а Ветер все скалился и смотрел на него ничуть не окосевшим взглядом. Некоторые затруднения представлял фрагмент памяти, повествующий о том, как они добрались из ресторана в отель. Очевидно было только то, что Эванс великодушно плюнул на все меры предосторожности и снял дорогущий номер в каком-то помпезном здании в исторической части города, привычно выдав на ресепшене, что он «куда старше, чем кажется, мисс». Такого с ним и впрямь не случалось еще никогда. — О, да здесь есть приставка!.. — воодушевился Джим. — Ты, что, хочешь поиграть со мной в приставку? — Ветер уже откровенно хохотал. Он все ещё был просто возмутительно трезвым, во всяком случае казался таким. — После того, как мы из ресторана приехали в отель? — Да, Ветер, ты буквально читаешь мои мысли. Сейчас-сейчас, я настрою… Он не помнил совершенно ничего о том, во что они играли и как долго. Он путался в собственных пальцах, его отменно штормило. Более-менее разум прояснился в момент, когда Ветер, довольно громогласно восклицая: «И что за фигня, а?» — откинулся назад и надулся. Ага. Значит, даже в подобном состоянии у Джима хватило сноровки, чтобы побеждать. Ну, наверное, это повод для гордости. Не даром они вместе с Джулией отрывались, вдохновенно тарабаня по джойстикам. — Опыт не пропьешь, — рассеянно уронил он, наконец, сквозь гул в голове, задавая себе вопросы о причинно-следственных связях всего, что произошло за сутки. Его ну вот просто очень интересовала целостная картина своих сегодняшних действий. — Не расстраивайся, для первого раза это было очень неплохо. Ветер фыркнул, заново перетянув наскоро собранный кривой хвост, — такое отработанное, почти механическое движение, что, в противовес любому оптимизму, скрипуче-больно. — Похоже, эта дебильная присказка про то, что новичкам везет, очередная мифическая хрень, — с усмешкой прокомментировал он, не замечая или делая вид, что не замечает, рассеянного взгляда Джима. И потянулся за стаканом (откуда там вообще взялся чертов виски?). Джим едва не подавился, наблюдая чужой непринуждённый жест. Ветер не задел ничего. Это уже и впрямь подозрительно походило на магию. — В тебя ещё лезет эта отрава? — только и спросил он, имея в виду то, сколько они вдвоём выпили. — Как это? — А вот это как раз таки магия, Эванс, — крайне исчерпывающе последовало в ответ, заставляя фыркнуть уже самого Джима. После недолгой паузы, что отозвалась глухим раскатом трудно различимых эмоций, Ветер, лукаво прищурившись, неожиданно тихо добавил. — Спасибо тебе. И это незамысловатое слово почему-то ударило, как обернутый тряпицей молоток, привольно пуская дрожь под кожу. Стены, столь долго стоявшие неподвижно, прыгнули прямо на него, мигом сжавшись в тугое кольцо на шее. В конечном итоге Джим не сумел выдать ничего умнее, чем неконкретное: — А? — Ну не включай идиота, зая, — пробормотал Ветер, и Джим вдруг понял, что все-таки чертовски пьян здесь не он один. — Мне было хорошо, за это и благодарю. И не волнуйся, я видел счет, и я оставлю тебе свою часть. Мне просто было интересно, когда ты… да впрочем-то неважно, ты в любом случае остался рыцарем. И за это тоже спасибо. А сейчас мне пора. Он поднялся и даже начал шарить в поисках обуви. К своему счастью, Эванс успел поймать его руку за тонкое, ломкое запястье прежде, чем та ускользнула окончательно. Чужой тлеющий взгляд ухватился за его пальцы, а потом вгрызся в глаза. Джим ни к моменту мысленно отметил, что еще никогда ему не доводилось видеть у других людей именно такого цвета, — и еще никогда смутные искры не горели под неровной тенью ресниц столь ярко и яростно. Эванс чуть было не забыл, что вообще собирался сказать, задумавшись об этом с философской пьяной непоследовательностью. — Не надо, — наконец ровно произнес Джим. Ему казалось, что стоит только отпустить — мираж ускользнет, но если сжать слишком сильно — рассыпется. — Чего не надо, лапа?.. — Ничего не надо. Просто останься здесь со мной. И снова — какое-то не поддающееся декодировке выражение отразилось в чужих чертах. Джим буквально услышал в своих ушах это приглушенное, горькое, как мокрый пепел: «Не понимаешь». Неуверенность ударила набатом по тишине. Однако Ветер, поколебавшись, все же сел обратно, поджав под себя одну ногу и покосившись с некоторой настороженностью. Джим рискнул медленно убрать ладонь. Прикосновение, пусть даже совсем лёгкое, невыносимо её жгло. — Твоя рука совсем другая, — вдруг почти на самой грани слышимости произнёс Ветер. Это прозвучало болезненно, но практически тут же он добавил, уже без стеснения повысив голос до прежнего тона. — Так зачем я тебе тут? Колыбельную спеть? Эванс пожал плечами. — Можешь и спеть, конечно, если хочешь. Или… расскажи что-нибудь ещё. Ты столько всего знаешь. — Я хожу слушать лекции, — засмеялся он. Джим не понял, шутил он или нет. — Одеваюсь поприличнее и теряюсь среди студентов. Никто ведь не помнит всех по именам и в лицо. — И это правда прокатывает? — с сомнением уточнил Джим. Одетого прилично Ветра он видел… мало. Ну то есть нечасто. — Да, вполне. При определённой сноровке. Смешно, правда? — он рассеянно дёрнул себя за волосы, и вдруг слабо улыбнулся почти без демонстративности. Он смеялся над собой, но не шутил. — Ничего смешного, — ответил Джим, грудь которого пробрало холодным сквозняком. — Ты над собой издеваешься, Ветер. За что? — Это лекциями-то?.. Сурово-сурово, зайка, — он не смотрел на Джима. Кажется, ему было стыдно продолжать издеваться, но он не смог не продолжить. — Брось, они могут быть вполне даже ничего. — Не лекциями, — хрипло уронил Эванс. — Ты прекрасно понял меня, — этой фразой он если и укорял, то совсем беззлобно. Он ничего не ответил. Потом, кажется, они пили ещё. Какой-то ром, что ли. Или все тот же виски?.. Что-то точно пили — Джим помнил уже совсем урывками. Вроде, он показывал фото сестры, стоящее на заставке рабочего стола на его ноутбуке, — она там улыбалась и выглядела вполне счастливой и живой, как и положено семилетней девочке в свой день рождения. Тянула руки для объятий с глупым синим колпаком на голове. Он даже, кажется, начал объяснять, почему они с Джулией совсем, ну вот ни капельки не похожи между собой, но сбился и перескочил на другую тему. Общение, особенно в нетрезвом виде, никогда его сильной стороной не являлось. Потом они, оживленно пихаясь, смотрели какой-то дурацкий фильм. Это был ужастик, но они иной раз куда веселее комедии. Джим так яростно негодовал по поводу законов физики, химии и биологии, что, наверное, немногочисленные знакомые и не признали бы сдержанного и молчаливого, вечно сонного юношу. Винс, который Ветер, коротко и ёмко комментировал происходящее в духе: «Вот долбоеб», «Нет, ну он помрет сегодня наконец?». Все это было как в тумане. Нечетко. Будто сон, приснившийся на прошлой неделе. Определенно, очень хороший сон — даже слишком хороший, чтобы быть реальностью. В памяти отпечаталось то, как, когда Джим уже вот было совсем завалился спать, он вылупился на своего знакомого, успевшего стать чем-то до такой степени особенным за поразительно малый промежуток времени. Тот лег, будучи в явно куда более адекватном состоянии, чем сам Эванс, на полу, подтянув колени к груди. Сонный отравленный мозг зачем-то выдал информацию, что вот так, сворачиваясь, засыпают люди, привыкшие мерзнуть. И пару мгновений Джим просто смотрел, прежде чем глубокомысленно выдать: — Что ты?.. Ветер изобразил картинную задумчивость. Его глаза, кажется, бледно-бледно мерцали в комкастой, уже почти утренней, серо-синей темноте. — Представь, ради разнообразия пытаюсь поспать ночью. Во всяком случае остаток ночи. — Да я имею в виду… почему на полу? — Потому что — давай-ка посчитаем вместе — здесь одна кровать. Я не хочу, чтобы тебе пришлось быть со мной в одной постели. Отвернись и спи, мне на полу замечательно. Наверное, будь Джим чуть более способен к логическому мышлению в тот момент, он бы нашёл много деталей для анализа. Но, увы, Эванс впервые в своей жизни был по-настоящему пьян. Поэтому он, потупив минутку с сонным вымученным видом, лаконично попросил: — Не болтай глупости. Иди сюда. Тут места — на четверых. Ты же отлично знаешь, что я тебя… не трону. — Слишком хорошо знаю, — он, все еще оставаясь на полу, смотрел на него снизу вверх пару безмерно долгих мгновений. А потом вдруг, тихо выдохнув, подался вперёд, продолжая смотреть неотрывно. Таким образом между ними осталось не столь много пространства. Это отменно обезоруживало. — Джим, — хрипло и почти неслышно позвал Ветер. — Джим, что у тебя… в рюкзаке? Ему ничего не мешало дождаться, пока кое-кто, внезапно решивший отключить собственные мозги, уснёт. Сейчас он правда мог бы посмотреть. Мог бы даже спереть, пожалуй. Джим, наверное, и не очень расстроился бы. Но Ветер спрашивал: спрашивал, все ещё глядя снизу вверх и ни на секунду не отводя пронзительного взгляда. И Эванс был готов ответить. Честное слово, он был готов. Но Ветер вдруг резко сам же его перебил: — Нет, не надо. Не говори мне. Лучше скажи, откуда ты это взял. Джим улыбнулся вяло и безрадостно. — Я это стащил, Ветер. — У кого? — У того, кто это тоже стащил. У кое-кого опасного, — он осекся и вдруг попросил. — Не сиди… вот так, пожалуйста. Мне правда неловко.«Обними меня, страшно. Она идет».