Глухая Методика Надежды

      …грустили, брошенные и несчастные, в бедной своей избушке. И тогда он щедро спас воробья, запутавшегося в гнилой сети.       «Ах, ведь лучше воробей в руках, чем холодная пустота».       Он поверил, поверил, раскрыл клюв и запел.       Слушаешь?.. Слушаешь?.. Песнь о прощении — слушаешь? Мимолётную ложь — слушаешь?       Пару раз Джиму случалось бывать в Москве. Это было в середине лета, и, наверное, поэтому Россия совсем не показалась ему холоднее любой другой страны. Да что уж там, жарко было.       Теперь он приехал в конце декабря. Эванс никогда не считал себя человеком, подверженным каким-либо въедливым стереотипам, да и к тому же ему было известно, что из-за близости моря зима в Санкт-Петербурге не должна быть столь сурова. Однако первой мыслью, когда он вылез из машины, оказалось: «Что за собачий холод?»       Его пальто промокло от метущего сырого снега примерно за половину секунды. Этот же снег налип на ресницы и, кажется, забился за шиворот. Эванс поднял воротник, но помогло это несильно.       И понесло же этого проклятого Нильса зимой в Россию. Впрочем, неважно. Главное, что они снова увидятся.       Совершенно неожиданно для себя Джим испытывал лёгкое разочарование из-за того… из-за того, что им с Ветром не удалось встретить Рождество вместе, серьезно? Ну да, осталось только о совместной покупке недвижимости задуматься. Собаку там вместе завести, все дела. Но, тем не менее, это было так: он хотел отметить чертово Рождество с единственным на свете человеком, для которого его существование было значимо. Джим купил билеты, едва ему дали знать, в каком городе теперь «круг», но никакой надежды на общее празднование всё равно уже не было.       Зато были надежды на какое-нибудь более-менее продуктивное взаимодействие.       Встретились они в тот же день, поздно вечером, у моста недалеко от отеля, где остановился Эванс. Несмотря на время, по празднично украшенным улицам шлялись весёлые шумные компании. Снег наконец-то перестал: ночь была ясна. Город медленно вдыхал и удовлетворенно выдыхал многообразную, яркую и клокочущую жизнь.       И тот, кто для Джима по странному стечению обстоятельств оказался воплощением ускользающей и непредсказуемой притягательности этой жизни, стоял, облокотившись на парапет. Его силуэт был весь грифельно-чёрный, словно быстрый набросок тени на пейзажной картине.       Почувствовав взгляд, Ветер тут же повернулся.       И Джим издевательски ясно ощутил, что его язык превратился в вату. Дикая смесь робости, ноющей боли, восхищения и восторга от встречи закружилась перед ним быстрым хороводом, набросилась, как недавно это сделала метель, и он подошёл на ногах, которые едва гнулись. Даже несчастный «привет» никак не удавалось выдавить.       Ветер, скрестив руки на груди, даже улыбался — и эта ускользающая улыбка выглядела чуть виноватой. — Вафли принёс, зайка? — вполне беззлобно уточнил он. — Нет, — признался Джим. — На этот раз нет, прости. Немного замотался. — Ну и ладно, — он хрипло засмеялся и покачал головой. — А я тебе принёс. Шоколадку. Но, вот беда, не знаю, любишь ты или нет. Расскажешь?       Джим вместо этого молча положил руки на его плечи и обнял его. Жест вышел не таким поспешным и решительным, как обычно, больше вопросительным.       Ветер все ещё был напряжённым, но уже гораздо меньше, чем во все разы до этого. Даже ответил на объятие, чуть-чуть похлопав его по лопаткам: и прикосновение действительно было мягким и лёгким, как будто не эта рука бросила нож с такой силой, что тот застрял в каменной стене. Джим все ещё не мог ни слова выдавить. В его гудящей голове вихрем пронеслись какие-то неупорядоченные размышления, а после — бледно вспыхнуло воспоминание о странном поцелуе, ну или его мистическом подобии. — Пошли в отель? — тихо попросил Эванс, неуверенно отстранившись. — На тебя смотреть холодно.       Ветер махнул рукой. — Жар горячего сердца меня вполне согревает, — легкомысленно сообщил он, отбросив назад волосы. — Я не мёрзну, зайка. Но хорошо, пошли, как скажешь. «Серьёзно? — чуть обиженно подумал Джим. — И он правда решил сделать вид, как будто ничего и не произошло?»       Ну ладно. В конце концов, это и впрямь вышло случайно. Наверное, и Джиму не стоило внутренне ставить на этом целую драму с ними двумя в главных ролях. — Ты знаешь, почему вы так внезапно переехали? — вместо этого тихо и, как он надеялся, нетребовательно уточнил он, пока они неспешно шли рядом вдоль канала.       Ветер фыркнул и неопределённо повел плечом. Сыроватый снег играл сотнями бликов, фонари оранжево мерцали, огни переливались, и… и он снова походил на какого-то таинственного духа, которого нельзя даже коснуться. — Нам по таким вопросам не докладываются, солнышко. Но это всегда примерно так и происходит. Мы редко знаем заранее.       «Молодец, что озаботился связью, Джим, — мысленно со вздохом закончил за него Эванс, во всех красках ощущающий, как его ботинки не предназначены для зимних прогулок. — Да, это было очень предусмотрительно и благоразумно с твоей стороны».       На сей раз проблем с администрацией не возникло. Должно быть, потому что кое-кто, любящий поэпатажничать, сегодня выглядел просто на удивление… эм… нормально. Так что они вдвоём беспрепятственно поднялись на третий этаж и прошли по тускло освещённому коридору, где слегка стоптанная ковровая дорожка приглушала шаги. — Неожиданно сложно было заселиться, — пожаловался Джим, отпирая дверь совершенно дурацким неудобным ключом. — Всюду все занято и забронировано. — Ну так туристический центр в праздники, — резонно заметил Ветер, снисходительно наблюдающий за его взаимодействием с преглупо сделанным скрипучим замком. — Ничего удивительного. — А знаешь что? — хмыкнул Эванс, покосившись на своего спутника, прежде чем пропустить его вперед. — Отдавай-ка сюда мою шоколадку. — Так ты любишь все-таки? — его, кажется, что-то развеселило.       Пыльная лампа быстро моргнула. — Люблю, — пожав плечами, подтвердил Эванс.       Ветер тихо засмеялся и беззвучно скользнул в густую темноту дверного проёма. Джим, невесть зачем задержавшись на секунду, последовал за ним. Почему-то каждая новая встреча всё равно напоминала ему зыбкий сон.       Эванс поспешил щёлкнуть выключателем, машинально пробежавшись взглядом по комнате. Та выглядела странно: библиотечная зелёная лампа на письменном столе, пара помпезных стульев и дешёвая тумбочка. Полупрозрачные пожелтевшие занавески колыхались от сквозняка. Никаких сюрпризов и настораживающих необычностей здесь не было, кроме разве что стоящего посреди комнаты… аманодзяку. Тот сам по себе был одной сплошной неожиданностью, рвущей стальные цепи заурядного порядка вещей.       И Ветер ведь действительно, черт его побери, достал из кармана шоколадку. Сувенирную шоколадку в синей коробочке с видами города. И протянул с самым наглым и насмешливым видом. Джим невесть почему слегка смутился. — Спасибо? — неуверенно ответил Эванс. Он не так уж часто в своей жизни получал хоть какие-то подарки. — Угощайся, солнышко.       Ветер, в очередной раз вогнав Джима в недоумение, плюхнулся на пол и, стащив обувь, поджал ноги. Его внимательный цепкий взгляд пробежался по восприятию. — Тебе опять стало хуже? — почти утвердительно сказал он. — Тебя кто-то доставал? — Нет, — слабо улыбнулся Эванс. Он не придумал ничего умнее, чем снять пальто, тоже разуться и сесть рядом на ковёр, хотя он понятия не имел, чем Ветра не устроили стулья. — Напротив. Намного спокойнее. Намного, как будто вдруг, — он постарался закончить выразительно, — как будто ангел-хранитель появился.       Ветер расхохотался, глядя на него с обычной насмешливостью. — Зайка, ты ещё и католик, что ли? — Я программист. Но использовать метафоры мне это не мешает. По крайней мере не всегда, — он на мгновение прикрыл глаза и вздохнул. Сохранять здравомыслие оказалось куда сложнее, чем он ожидал. Он, чёрт побери, бесконечно тупо млел в его присутствии. — Ветер, я понимаю, что некоторые вещи ты не можешь рассказать мне. И я в последнюю очередь хочу подставлять тебя под удар. Но мне очень важна любая информация.       Он, в миг утратив игривость, посмотрел совсем мрачно. Повисла пауза: на улице прошумели поздние машины, бесцеремонно расталкивающие темноту. Ветер медленно кивнул. — Кстати, об этом, — и тон его сделался каким-то сухим, лишился насмешливости. Но недовольства в его лице не было. — Тот твой фокус. Ты серьёзно заплатил за то, что какая-то мадам надыбала тебе информацию обо? Ты в курсе, что это как минимум нарушение личного пространства и все такое? — Ну, знаешь, — неуклюже попытался пошутить Джим, которого обожгло новой волной стыда. — Ты не ведёшь соцсети, чтобы я мог прошерстить их, — он вздохнул и потёр виски. — Ладно-ладно. Это правда было не очень. Прости меня, пожалуйста. — Прощаю, но это было очень не очень, — он поджал губы и замолчал, потеребив собственные волосы. — Но я тоже поступил плохо с тобой. Той ночью.       Что ж, Джим честно опасался, что разозлится он гораздо сильнее и сопровождаться это будет как минимум очередным хлопаньем дверью. Или что… или что он решит, что человек, не прислушивавшийся к прямой его просьбе, даже требованию, вовсе не заслуживает его внимания. — Не то чтобы «плохо». Ты помогал. Но тебе тоже нужно было спросить, прежде чем решить за меня. Думаю, мы оба были не очень, — совсем тихо признался Эванс. — Но я полагаю, что и действовали мы с тобой из примерно похожих соображений. — О да, — хмыкнул Ветер. Он все ещё на него не смотрел. — Некоторые самоубийцы сильно брыкаются, когда их пытаются оттащить от края. И смертельно раненные, терпящие слишком мучительное страдание, в бреду скорее попросят добить, чем вылечить. Я понимаю, Джим. Понимаю. И ты бы не взял у меня жизнь, если бы я предложил ее тебе, верно? Но иначе ты бы просто умер. И у тебя уже не было бы шанса захотеть ее. Ты обо мне так же подумал? — Да, — подтвердил Джим, ощутив на губах противную сухость. — Я подумал, что ты… скорее предпочтешь захлебнуться, чем… возьмёшься за протянутую руку. И разве это было неправдой?       И на сей раз Ветер ничего не отвечал действительно долго. Да, он пялился на эти чертовы узоры на ковре, и рука его была крепко сжата, а в глазах что-то то вспыхивало, то гасло в смятении.       Джим не торопил: ему самому было бесконечно странно, и он ощущал себя как человек, шарящий в сплошном мраке. И наощупь ему надо было что-то важное отыскать. Наощупь, пусть даже ему разъяснили когда-то, как примерно выглядит комната, и риск треснуться обо что-то это немного снижало, но отнюдь не убирало. — Иногда тот, кто пытается спасти, утопает вместе со спасаемым, Джим, — наконец едва слышно пробормотал Ветер. Он подтянул к себе колени каким-то странно трогательным, детским движением, как будто намереваясь в них уткнуться, и снова замолчал на несколько неизмеримо долгих минут. Потом встряхнул головой и всё-таки посмотрел на Эванса. — Нет, все нормально. Давай… попробуем вместе, если ты всё ещё этого хочешь.       И Джим посмотрел на него в ответ. — Я хочу этого больше всего. Но ты не исчезнешь? — произнёс он, подумав, что, наверное, звучит немного жалко. — Нет, — короткая болезненная улыбка дрогнула на его губах. — Во всяком случае, я буду очень сильно стараться не исчезать, мой прекрасный рыцарь.       Когда Джим чуть неуклюже приблизился, его обняли уже почти без неловкости. Эвансу внезапно стало очень стыдно. — Мне ведь… — это стоило каких-то поистине адских усилий, хотя слова и прозвучали ровно. Как-то даже почти механически. — Мне ведь тоже твоя рука сейчас не менее сильно нужна. Но ты и так понимаешь. — Понимаю-понимаю, — тихо подтвердил Ветер. — Я не горазд за руки держаться, Джим. Тебе, прости уж, на самом-то деле к человеческому врачу надо, который мозги и души лечит. Но я тоже всё ещё очень хочу помочь тебе.       Джим осекся: словно сажа осела на губах. — Жить хочешь помочь? — слабо спросил он. Он не стал спорить с тем, что его отравляют к мозгоправу, хотя искренне сомневался, что это для него подходит. — Именно что. И не чтобы что-то важное закончить, а чтобы жить.       Ну конечно. Конечно.       Жить.       Только это ведь сперва простить себя надо, да?       Какого-то там бога в остатки сердца, вместо просто «нужно закончить»?       Джим своего бога убил примерно в тот момент, когда беззвучно выложил на стол флэшку с дописанной программой. Это было шестнадцатого апреля, пятнадцать сорок семь: цифры он помнил отлично. Джим ещё и выдвинул её вперёд, и она проскрежетала по гладкой поверхности стола — да, вот так он и перерезал глотку своему богу, этим движением.       И не напишешь же его себе нового из нулей и единиц.       И другое существо, даже самое прекрасное, просто несправедливо будет усадить на его пустующее место.       Но здесь, в этих объятиях, он мог почувствовать себя… прощённым. По-настоящему. Прощённым взглядом, таящим нежность, и этим лёгким прикосновением, и дыханием, и стуком сердца так близко. Если пока не самим собой, так хотя бы другим человеком.       И здесь же, в лёгком кольце холодных рук, Джим и впрямь был, чёрт побери, в безопасности.       Он с самого начала не знал, что это такое. У него не было родителей, во всяком случае Джим их не помнил, и он не мог знать, как ощущается «я никому не позволю обидеть тебя». Эти слова он говорил сестре, когда ему стало очевидно, что они требуются. Но сам — не знал. — Меня не оставляло такое впечатление, — едва слышно признался Эванс. Длинные чёрные волосы щекотали ему щеку. — Что ты какой-то мираж, который может ускользнуть от меня в любой момент. Ускользнуть и просто однажды не появиться снова. — Что я тебя брошу? — эхом уточнил он.       Фатальность снова оскалилась.

***

      Стоит признать, что в действительности, как Джим ни мучал Ветра, информации было не так уж много. Только про иных в принципе. Про «круг», про Нильса, про его супер специфические способности, про свои способности, — он совершенно буквально ничего не мог рассказать, независимо от своего желания сделать это. То есть, он прямо физически не мог, что его, кажется, отменно выбесило, но и от его психов ничего не поменялось. — Мы все так или иначе связаны с его волей, — мрачно констатировал Ветер, не смотрящий на Джима. — А некоторые… особенно крепко. Поэтому никто просто так не может уйти или сказать лишнего. И если у тебя… одним словом, если вдруг что-то важное и ценное узнаешь, мне рассказывать не стоит. Понимаешь теперь, почему я не хотел, чтобы ты с этим связывался, да? — Серьёзно, что ли, ещё и все эти чтения мыслей тоже реальны? — Эванс, быстро сообразив причины и следствия, едва не застонал. — Что ещё реально? Министерство магии? Вампиры? — Вампиры — более чем, — пожал плечами Ветер. Джим пообещал себе в следующий раз шутить поосторожнее. — Им всегда очень легко с поиском кадров, с такой-то романтизацией вокруг бренда, хотя по факту среди иных к ним относятся презрительно, — он фыркнул. — Ну и чтения мыслей вполне реальны, да.       Это усложняло задачу примерно в сто раз. Значит, этот их Нильс может узнать о Джиме. Понятно, почему Ветер сначала так злился. Наверняка прихлопнуть человека для всей их компании особенного труда не составляет. Да ладно еще, что прихлопнуть, хотя в контексте того, что Ветру-то потом с этим жить, и это допустить нельзя. Эванс знал, что как программист он более чем ценный ресурс, умеющий делать довольно невероятные по человеческим меркам штуки. Учитывая, что человеческие деньги их вполне себе интересовали, то различные махинации с банковскими системами безопасности было самым безобидным, для чего его можно было бы использовать.       Значит, чем меньше Ветер будет знать о том, что может Джим, тем лучше.       Отвратно. Снижает возможность подумать вместе или каким-то образом скоординировать действия. — Ладно, — в конце концов, зло выдохнул Джим. — Я вовсе не собираюсь спасать мир от этой угрозы. Я, видимо, и впрямь никак не смогу убить такого сильного иного, — хотя ему чертовски сильно хотелось это сделать, он вполне оценил, как это проблемно технически выполнить: пули между глаз тут явно не хватит. — Всё, что нам нужно, это вытащить тебя. И у любой задачи есть решение. Мы это сделаем.       Ветер ничего не ответил, хотя на мгновение выражение его лица сделалось мучительно горьким.       Нужно сосредоточиться вот на чем: на том, как работает связь. Магия подчинения эта чертова. Неужели от нее нельзя никак защититься? Ветер ничего не мог рассказать; Веста Норт буквально два слова выдала. Но в ней тоже должны быть изъяны: любую систему можно взломать. Ничего совершенного не создаётся ни природой, ни разумом.       Учитывая шикарнейшие расценки иных, Джиму в первую очередь оказалась нужна куча денег, и он снова вынуждено плотно засел за работу. Когда Эванс так глубоко погружался в поставленные задачи, мир для него исчезал, и он действительно не думал ни о сне, ни о еде. Отрывался от монитора он только тогда, когда Ветер приходил к нему, то есть поздно вечером.       И он был не против продолжать спать вместе в самом невинном смысле этих слов. И уставший Джим, чувствуя его присутствие, добросовестно отрубался и дрых свои не восемь, конечно, но по крайней шесть часов. Дыхание чуть перехватывало от волнения, когда кровать тихо скрипела под чужим весом, но это всякий раз было очень хорошо.       Через пару дней Эванса буквально заставили выйти на улицу, потому что «все, зайка, это невозможно, на тебе же лица нет». Джим щурился на снег, на солнце и на людей, которые, как всегда, после часов наедине с монитором казались слишком уж живыми и слишком многочисленными. — Подарки, всем подарки… разве Рождество не прошло уже? — пробормотал он, поднимая воротник. — Здесь больше празднуют Новый год, зайка, — усмехнулся Ветер. Даже когда они просто шли в толпе, он как будто старался закрыть Эванса собой, чтобы никто его ненароком не толкнул и не пихнул. Это тоже… немного смущало. — И, кстати, православное Рождество отмечают позже католического. Из-за разницы календарей. — Благодарю, приму к сведению, — до истории религии у Джима в университете как-то не дошло. Да и не то чтобы его это сильно интересовало, как и любые другие различия православия и католичества. — Обращайся, как только тебе понадобится очередная бесполезная гуманитарная информация, — он фыркнул и вдруг спросил. — Хочешь вместе отметить Новый год, как престарелая парочка?.. Я правда черт знает, какие тут традиции на этот счет, но это и неважно. — Вообще-то, я действительно хотел, — возмущённо пробормотал Джим. Он даже придумал, что подарит. — Так что если у тебя нет других планов…       Правда, ответить на это Ветер не успел — их обоих вдруг настиг удивлённый оклик: — Ричард? Ричард Керри?..       Джим, услышав одно из давно отброшенных имён, не вздрогнул только потому, что он всё-таки воспитал у себя привычку не допускать подобного.