Глухая Методика Надежды

      Бумажку с номером он чуть позже чистосердечно выложил перед Джимом. Они типа работают вместе и всё такое. Ветер же сам возмущался, насколько «не очень» было разворачивать деятельность за его спиной, так что… начинаем с себя и все дела. Во всяком случае, пытаемся.       Эванс его выслушал, как и всегда, спокойно. Надо заметить, как для человека, так он вообще крайне стоически реагировал на любые новости. Насколько фантастичной ни была картина, как безысходно ни хрипели бы над ухом зловещие обстоятельства, Джим встречал их проницательным спокойным взглядом и неизменным: «Ладно». Его, видимо, ничто в этом мире не могло глубоко поразить. Им действительно оставалось только восхититься.       Вот и сейчас, выслушав всю кратко обрисованную историю, Джим только тихо вздохнул. — Ты мог прежде со мной посоветоваться, — заметил он. — Прежде чем решить рисковать и идти бить кому-то морды. — Эй-эй! — Ветер насмешливо вскинул руки в жесте, будто бы он сдаётся. — Будь ко мне снисходительнее, ладно? Я не так часто работал в паре. Я же все-таки тебе рассказал, правда? — Да, — согласился Эванс спустя небольшую паузу. — И я это ценю. Спасибо.       Ветер почувствовал себя немного неловко и поспешил отвести взгляд. Если он нагло требовал благодарности, это совершенно не означало, что он и впрямь был к ней готов. — Я предполагал, что нечто подобное должно быть, — тем временем продолжил говорить Эванс. — Ну надо быть идиотами, чтобы не пользоваться благами цивилизации. Жаль, что магическую систему безопасности никак нельзя взломать. Но, честно сказать, я не думаю, что лезть к вашей волшебной администрации очень хорошая идея… — Других у меня нет, — отрезал Ветер. — Если это кто-то достаточно сильный, то я, помимо доступа к этому волшебному интернету, смогу выторговать у него нормальные защитные чары. Ну то есть, могу попытаться заставить себя научить. Не переживай так, в самом деле. Я сто раз говорил, что не умру как человек, — правда, у таких высоких шишек может быть в кармане способ уничтожать иных. Да и попасть под арест — тоже перспектива крайне сомнительная. Но ведь это неизбежный риск? — Говоришь так, как будто и боли ты тоже не чувствуешь, — досадливо заметил Джим. Ветер не увидел, но почувствовал, как тот поджал губы. — Или тебе нельзя, например, влипнуть в какие-то другие неприятности. Тебе ведь тоже можно нанести вред.       Ветер во второй раз ощутил себя ужасно глупо и одновременно мучительно уязвимо. Очень любопытно, почему рядом с Джимом он превращался в такую размазню.       Да, он чувствовал.       Разумеется, он чувствовал боль.       Просто это были… такие мелочи. Такие мелочи, что он и не обращал внимания на это. В «кругу» все вечно молотили друг друга, и он не был исключением. То, что может быть больно, не имело особенного значения. Все равно все всегда проходило. Но это, наверное… тоже неправильно?..       Ветер мимолетно задумался об этом, принявшись рассматривать белые морозные узоры, вылезшие на окне (забавно, оно здесь и впрямь было стеклянное, а не пластиковое, как во всех нормальных домах). — Джим, — наконец негромко позвал Ветер. Он не решался смотреть на него, и слова упрямо вязли на языке. Ему потребовалось дикое усилие, чтобы заставить губы шевелиться, но он все-таки произнес (несколько тише, чем обычно): — Спасибо, что хочешь мне помочь, — он осекся и поспешно добавил: — Я просто… просто подумал, что, кажется, ни разу ещё не сказал тебе этого нормально.       Эванс посмотрел на него неподвижным взглядом. Он был без линз — редкий шанс лицезреть его бледно-зелёные, светлые глаза. В долгой паузе произошёл очередной быстрый беззвучный диалог: обмен не словами, а эмоциями. Ветер вновь почувствовал колкую, ломкую боль в области сердца, как если бы там что-то крошилось… возможно, готовясь ярко засиять. Наконец, Эванс улыбнулся, и это теплое, почти нежное выражение действительно странно выглядело с его сдержанной мимикой. — Ты можешь просто меня обнять вместо «спасибо», — сказал он. Он, в очередной раз явив чудеса такта, не стал говорить вслух что-то в духе: «Так ты, оказывается, все-таки умеешь по-нормальному?» — Ничего себе! — Ветер засмеялся, сам заметив, что это звучит слегка натянуто. — Когда это мой пай-мальчик научился флиртовать напропалую, а? — Я действительно быстро учусь. — Ну, воля твоя. Я ведь сделаю, мне-то чего?       И Ветер действительно послушно обнял его, чуть прижав к себе. Он — с весьма сомнительным успехом, но зато с редкостным упорством — делал вид, что это для него ничего не стоит, но в то же время до сих пор не мог полноценно привыкнуть к этому. Он боялся сжимать руки слишком сильно, опасаясь ненароком повредить, — люди ведь такие чертовски хрупкие!..       «И сколько же можно так по-идиотски благоговеть перед ним?» — насмешливо уточнил Ветер у самого себя, даже не попытавшись ответить. Внутренне он всегда ощущал людей немного иначе, чем могли сами люди. Вместе с их запахом, он смутно чувствовал их самих. От Джима, вместе с вечным лёгким ароматом кофе и отельного шампуня, всегда веяло холодком безжизненного металла, но, тем не менее, в его присутствии Ветра так и тянуло безвольно растечься.       Чужое сердце все ещё билось очень быстро, хотя Эванс казался невозмутимым. И все-таки в объятиях он был очень мягким и податливым, и под кожей быстро струилась горячая живая кровь… — Ты для меня хочешь какое-то защитное заклятие? — тихо спросил Джим. — Да, — вынужденно признался Ветер. — Но не бойся, я не… я не буду платить цену, если она окажется слишком высокой. — У меня есть какие-то варианты, кроме как довериться тебе в этом? — чуть недовольно уточнил Эванс. — Но просто знай, что мне это не нравится. — Очень уж ты привык быть спасающим рыцарем, — фыркнул Винс. Впрочем, беззлобно. — Я не фея драже , зайка, хорошо? — Да хорошо, хорошо…       Ветер испытал сильнейшее желание что-нибудь с этим сделать. Ему было по-глупому стыдно оставаться… причиной для беспокойства. Но — вот беда — соображать правильные слова он ещё не научился. Он хорошо умел только по-другому унимать беспокойство.       Он медленно провел пальцами вниз по чужому позвоночнику, нащупывая через одежду каждый позвонок. Джим чуть задержал дыхание. — Что ты делаешь? — пробормотал Эванс, однако, не отстранившись. Его тихий голос сделался чуть сдавленным. — Да, вот, глажу тебя, сладкий, — невозмутимо отозвался Ветер, хотя внутри у него все так же нелепо замирало в трепетном благоговении. Он сам почти цепенел, но тон очень легко сделался правильным: чуть вкрадчивым, обволакивающим. — А что такое? Не нравится? — Н-нравится, — он действительно заикнулся! — Просто ты как-то резко… переключаешься. Я не очень привык к таким вещам.       Ветер мимолетно усмехнулся и осторожно дотронулся губами чуть ниже уха. Совсем легко, опять больше задевая воздух над чужой кожей. Джим замер, и его сердце заколотилось ещё быстрее. — К таким вещам? — на грани шёпота насмешливо поинтересовался Ветер. — К таким, — слабо выдохнул Эванс. Его пальцы немного сжались, вместе с одеждой случайно стискивая прядь распущенных волос.       Тело, довольно близко прижатое в объятиях, отзывчиво реагировало трепетом на любые касания. И это ужасно завораживало. Словно перед Винсентом оказался чистый холст, ждущий самых прекрасных красок.       Это было так странно. Ветер, касаясь других людей и иных, сам уже давным-давно ничего не испытывал. Он делал вещи, которые научился делать хорошо, но ничего, кроме внутреннего презрения к себе и к происходящему, не возникало в ответ на это. Но сейчас… сейчас ему внезапно сильно захотелось дотрагиваться, дотрагиваться и пальцами, и губами, а ещё сильнее захотелось улавливать реакцию. И какая-то его часть, воспитанная в нищете буквальной и духовной, кричала: «Возьми как можно больше прямо сейчас! Возьми, пока есть возможность! Потом — не будет, потом — непременно отнимут!»       Да-да.       Хватай кусок побольше. Хватай все сразу и беги.       Но это ведь слишком… стыдно. Разве Джим не заслуживает, чтобы это был кто-то получше? — Есть желание ещё раз обсудить осознанное согласие? — почти весело предложил Ветер.       Эванс немного отстранился, чтобы в очередной раз взглянуть ему в глаза красноречивым долгим взглядом. Ветер успешно выдержал этот проницательный взгляд.       На сей раз Джим поцеловал его сам. Это было немного неуклюже, довольно робко и — снова — совершенно невинно. Холодные сухие губы коснулись ненадолго, ненавязчиво. Сердце рванулось из рёбер.       Ветер слабо погладил его по волосам, мимолетно скользнув к шее, и отстранился, когда Джим разорвал короткий поцелуй. Вся нарочитая решительность и не менее нарочитое бесстыдство благополучно растаяли, как сырой снег после долгой зимы. — Если бы ты хотел… — негромко заговорил Ветер.       Если бы он хотел, то Ветер бы сейчас сделал все. Он неплохо умел доставить удовольствие. И это даже не было бы пустой самоотверженной услужливостью. — Я хочу. Но не совсем так, — только и ответил Джим. Как-то слабо. Похоже, он действительно немного смущался. Как школьник, которого впервые пригласили на чай, ну! — Ты… понимаешь, о чем я, да?       Найти слова здесь было очень непросто, однако Ветер вполне его понял. Он хмыкнул, что отозвалось обжигающей горечью в горле, натянул обычную усмешку, и слегка дернул себя за волосы. Да, он и впрямь понимал.

***

      Элли Крайвер улыбнулась, как будто они были знакомы три сотни лет и две из них он исправно делал ей шикарные подарки на все праздники. Ветер даже счёл неловким не улыбнуться ей в ответ хотя бы более-менее адекватно, ну то есть так, чтобы это не походило на обычную злобную гримасу. — Хорошим девочкам нравятся плохие парни? — хмыкнул он, уткнувшись носом в стакан. По работе, в смысле, по адекватной, лакейской, работе, он вполне умел общаться с разными людьми. Ему же нужны были чаевые. — Или что это было за внезапное приглашение? Если что, мое сердце занято, сама знаешь.       Она засмеялась и покачала головой. Светлые волосы, празднично завитые в крупные кудряшки, чуть колыхнулись, и в них озорным блеском подмигнули маленькие серёжки. — Увольте! Я слишком стара для таких штук, вроде привлекательности плохих парней, — она махнула рукой. — Да и как я посмею покушаться? Рич на тебя так смотрит! На моей памяти доселе такого взгляда от него удостаивался только капучино с корицей.       Очень лестно, наверное. — В таком случае, раз мое несравненное очарование здесь не причём, то я просто теряюсь в догадках, — протянул Ветер.       Элли вздохнула и замолчала, увлёкшись взбитыми сливками. В какой-то момент она незаметно нарисовала печать, и слабо повеяло светлой магией: действительно лёгкой, напоминающей теплый сквозняк. Ветер вскинул брови. Видимо, обсуждать с ним были намерены что-то такое, что не полагается слышать лишним людям или не очень людям. — Ты ведь из «круга»? — наконец совершенно в лоб спросила Элли. — Да, — так же ответил он, искренне полюбопытствовав, откуда такая во всех отношениях хорошая девочка-ученица вообще знает про преступную организацию. Они ведь не раздают листовки на улицах. — А что такое? С трудоустройством после Гарварда туго и ты тоже решила сунуться? Не советую, прям минус сто из десяти. — Нет-нет! — тут же почти испуганно возразила колдунья. — У меня просто вопрос. И… и я не то чтобы официально что-то выясняю или разыскиваю… да куда там мне!.. Это мое личное дело, прямо совсем личное. Хочешь слово колдуньи?.. — Да верю-верю, зайка, — фыркнул Ветер. — Что надо-то? Я все равно, даже по совсем личному, многое сказать никак не смогу.       Она замолчала снова. Ветер терпеливо ждал, с равнодушным видом рассматривая висящее меню. В последнее время окружающие люди и иные стойко повадились его кормить, но не то чтобы он этим благородно не пользовался. — Ты случайно не знаешь ее? — наконец тихо и чуть смущённо уточнила Элли, развернув к нему дорогущий телефон в дорогущем чехле. — Я понимаю, что очень глупо, но все-таки… вдруг?       Оказывается, так долго набиралась решительности она для того, чтобы продемонстрировать фотографию. Снимок явно был тщательно обработан, но все равно расплывался пикселями.       Ветер, прищурившись, рассмотрел фото, от которого глаза чуть-чуть покалывало магией: на него явно работало что-то, наподобие отвода взгляда, но более мудрёное, затрагивающее, видимо, и мысли. Довольно крепкая рыжеволосая женщина в драных джинсах и высоких сапогах, усердно косящихся под ковбойские, приобнимала за плечи радостную девочку, в которой можно было не без труда узнать Элли (та, оказывается, в детстве тоже была рыжей). Женщина казалась добродушной и чуть лукавой. — Нет, — честно ответил он, после нескольких секунд тщетного ожидания внутреннего отклика. — Прости, принцесса, кажется, не знаю, — потом не удержался от вздоха: — Элли, не нужно так делать. Если твоя дама связана с «кругом», то такие расспросы могут привлечь к тебе внимание. Очень плохое внимание. Не все такие доброжелательные душки, как я. — Да знаю я, — она вздохнула. — Но руки опускаются уже. Это моя тетя, она была моей первой наставницей. Последнее, что было между нами: то, что она звала меня в «круг». И с тех пор будто бы отрубило! Даже воспоминания о ней подчистили. Ты знаешь, у колдуний тесная связь с наставницами… и я боюсь, что с ней могло случиться что-то плохое. Я чувствую, что что-то не так!       Она посмотрела на него в тщетном ожидании, как будто надеясь услышать опровержения своего дурного предчувствия. Ветру ничего не оставалось, кроме как притвориться болваном. Ну а что он мог сказать? Что «что-то плохое» случиться могло очень даже запросто? Тут если что и надо бы выдать, так, по справедливости, «забей, дело это совершенно гиблое?». Ну неловко как-то, хотя бы потому что они с Джимом как бы тоже члена «круга» спасают (хотя там Ветер не раз и не два выдал, что дело гиблое). Так или иначе, он только пробормотал: — Как звали-то? Если вдруг все-таки чего-нибудь услышу, тебе доложу. — Спасибо! — ее улыбкой можно было осветить если не весь Лас-Вегас, то его половину точно. Хотя на дне глаз оставалась мучительная, скребущая горечь. — Ее звали Николь Янг, — и все же она, будто немного через силу, добавила: — Я понимаю, что это едва ли возможно. Но просто… просто хотя бы что-то. Неизвестность очень выматывает. — Ладно, — он вздохнул и допил свой латте. — Но особенно на это не надейся. Я про такую никогда не слышал и никого похожего не видел, — впрочем, имена они в «круге» меняли чаще, чем покупали новую обувь. Гораздо чаще. — Все равно спасибо, — он ощутил, как полог над ними развеялся. Элли немного побледнела: то ли из-за разговора, то ли для неё даже такая растрата сил была ощутима. После паузы она с улыбкой, поблекшей совсем немного, пробормотала: — Рич очень изменился. Они с Джулией были вдвоём, когда она заболела, он сделался совершенно сам не свой. А я просто не знала, как могу его поддержать. С ним все в порядке… будет? — негромко уточнила она в конце.       Ну да. Наверное, не очень круто знать, что он связался со всякими магическими криминальными элементами. Ветер недовольно поджал губы: он и сам много думал об этом. О том, что самым правильным изначально было не тянуть во все это Джима, а просто… исчезнуть, в полном соответствии со своим псевдонимом. Это явно было бы правильнее и куда безопаснее для Джима. Но вот по отношению к нему — сущее свинство. Быть брошенным явно оставалось одним из главных его страхов.       И как вообще все до этого дошло?.. — Во всяком случае он хорошо знает, с кем связался, — в конце концов, ворчливо заметил Ветер. — Его выбор. Мне остается постараться его уважать, да?       Элли сделала большие глаза. — Знает? — выразительно переспросила она. — То есть, прямо… знает? — Прямо знает, — насмешливо подтвердил Ветер.       Она даже дёрнулась на стуле. — Но это же!.. — «Незаконно»? — выразительно закончил Ветер, чуть вздёрнув бровь.       Повисла неловкая пауза. Стало слышно, как за соседним столиком какая-то русская дама с кучей пакетов тихо ругается по телефону. — Ох, да, — тихо выдохнула Элли. — Прости. Но, в любом случае, человеку довольно опасно… — Знаю, — он в очередной раз ощутил, как противная беспомощность пошевелила костлявыми пальцами в его внутренностях. Да, человеку опасно быть втянутым во все это. Он внимательно всмотрелся в собеседницу и тихо попросил: — Не дай ему остаться одному, ладно? Если однажды со мной выйдет так, как с твоей наставницей.       Она кивнула, явно испытав неловкость. Они действительно оказались в неловком положении почти незнакомцев, случайно открывших друг другу слишком много сокровенного. — Я очень постараюсь, — пообещала Элли. — Его ведь… не найдёшь, если он не захочет, — она вздохнула, а потом внезапно сказала каким-то совсем другим, более медленным, взрослым тоном: — А тебе там совсем не место. В этом «круге». Ты добрый, Винсент. Я вижу. Да я с самого начала поняла это.       Да что ж такое!.. Второй раз за последнюю неделю!       Ветер не взялся спорить и любезно информировать о том, как часто весь такой добрый он ломает лица и не только их. Вместо этого он фыркнул (не очень демонстративно) и поспешно перевёл тему: — Элли, слушай, можешь подсказать, кто здесь главный у тёмных?       Она посмотрела на него чуть удивлённо. И только потом, видимо, сообразила, что они не проходят никаких магических регистраций на месте. — Да магичка одна, — ответила Элли. — Милена Долгорукова. А что такое?       Ветер призадумался. — Старая? — насмешливо спросил он. — Ещё бы! Говорят, третий век уже пошёл, — ого. Это было вполне прилично даже по меркам иных. — Понятно, — хмыкнул он. И лениво потянулся, поднимаясь: — Ну, спасибочки за кофе, принцесса. Было чертовски приятно поболтать. Зови, не стесняйся, если кому надо будет начистить морду.